Срочно требуется нянь

Пара кликов — и скромное объявление, состоящее всего из нескольких сухих фраз, опубликовано на сайте. Теперь остаётся только ждать. Дерек Хейл трёт покрасневшие от бессонной ночи глаза, тяжело поднимается на ноги — ему мучительно хочется спать, но нельзя, нельзя, потому что прямо сейчас его огромную, любовно обустроенную кухню громит маленький ураган по имени Кора, и если Дерек не поторопится, то он рискует распрощаться с дорогущей техникой. Коре Хейл, уже сейчас научившейся хмуриться в точности как Дерек и даже пытающейся скопировать его интонации, вот-вот стукнет шесть лет. Этим фактом она гордится ничуть не меньше, чем первым выпавшим молочным зубом или любимой куклой Рози. Иногда Дереку кажется, что куклу его маленькая сестра любит куда больше, чем его самого; но эти глупые, слишком детские для двадцатисемилетнего мужчины мысли быстро покидают его голову. Он заходит на кухню с опаской, готовый увидеть перевёрнутый холодильник и застрявшую где-нибудь в духовке Кору. Но младшая Хейл сидит на гладкой столешнице, болтая ногами, и поедает клубнику; выуживает из небольшой миски крупные алые ягоды, пачкает пальцы соком, облизывает сахарные губы, неторопливо, с явным удовольствием жуёт. Сперва Дерек Хейл с облегчением думает, что в кои-то веки Кора решила устроить ему отдых и не бедокурить. И только потом его взгляд медленно опускается на очередную ягоду, которую она вот-вот отправит в рот. Дерек — не строгий старший брат, отбирающий у ребёнка игрушки и лишающий сладостей. Дело не в том, что Кора без спроса залезла в холодильник и наелась клубники. Дело в том, что у Коры аллергия на клубнику. — Твою мать! — Дерек срывается с места, выхватывает у неё миску (по счастью, она успела съесть совсем немного), хватает сестру на руки, бросается с ней, уже краснеющей и то и дело шмыгающей носом, в спальню, судорожно шарит по столу, постели, ища телефон, обнаруживает его, в конце концов, в кармане брюк и набирает непослушными, подрагивающими пальцами знакомый номер. Кора, вцепившаяся в его шею перепачканными в клубничном соке пальцами, начинает медленно, но неумолимо хныкать; её личико краснеет, в глазах застывают слёзы, она хрипло кашляет, и Дерек рвано ругается. Питер опять не берёт трубку. Питер, чёрт бы его побрал, никогда не берёт трубку! Дерек мчится в прихожую, наскоро обувается, накидывает на Кору лёгкую весеннюю курточку, прижимает её, испуганную, начинающую уже задыхаться, к себе, шепчет торопливо и сорвано: — Чёрт, чёрт, чёрт… Потерпи, потерпи! Он долго не может запереть квартиру, не попадает ключом в замочную скважину, теряет драгоценные мгновения. Кора надсадно кашляет над ухом, всхлипывает, размазывая по лицу слёзы, краснеет, краснеет, у Дерека сердце колотится судорожно, он вместе с ней почти бежит к машине — и гонит до ближайшей больницы так, что, наверное, ему стоит поблагодарить богов: на пути не попадается ни одной патрульной машины. Мелисса МакКол обеспокоенно охает, подхватывая на руки задыхающуюся девочку, кивает Дереку и поспешно удаляется. Хейл медленно опускается на стул в коридоре и со вздохом облегчения откидывается затылком на стену. Успел. Успел. Успел. Что было бы, опоздай он на пять, десять минут? Об этом не хочется думать. Откуда только она взялась, эта чёртова клубника, где Кора её выкопала?! Вспоминается вчерашний визит бывшей девушки. Он расстался с Дженнифер некрасиво, поспешно, без объяснений, но она, ему казалось, всё поняла и приняла, она же умная, она же, чёрт возьми, не могла так! Когда она заглянула вчера, под предлогом того, что хотела бы сохранить с ним дружеские отношения, Дерек обрадовался. Его не смутило даже то, что Кора подчёркнуто игнорировала его бывшую подружку весь вечер, не позволяя к себе прикоснуться и не отвечая на вопросы. Подумать только! — С-сука, Дженнифер, какая же ты сука, — хрипло шепчет он, сжимая холодный бок смартфона, и закрывает глаза. Ему нужно успокоиться. Ему нужно сделать вдох, выдохнуть, усмирить ярость, поднимающуюся в груди. Что, если бы его не оказалось дома? Семейный бизнес — Дерек делит его со своим дядей, Питером Хейлом — требует от него постоянного присутствия, он не может таскать ребёнка на деловые встречи, не может оставаться дома. Объявление уже не кажется такой глупой затеей — в конце концов, вдруг кто-то откликнется?.. Ничего необычного. Сдержанный заголовок: «Срочно требуется нянь». Пара строк о Коре — о том, что она замечательная, но не в меру любопытная и активная девочка, и потому нужен кто-то, кто перенаправит её энергию в правильное русло. Оплата договорная. Подробности — при личной встрече. Ничего лишнего, скупо и ёмко, но, Боже, как ему нужен этот чёртов нянь! Непременно нянь — Кора Хейл по какой-то причине терпеть не может нянь-женщин. Они вызывают у неё неприязнь и стойкое желание насолить, а на шалости Кора та ещё выдумщица. Кора… чёрт. Он вскакивает на ноги, когда в коридоре появляется Мелисса, приближается к ней, усталой, хватает за тонкую руку, хрипло спрашивая: — Как она? — Всё хорошо, Дерек, — мягко отвечает Мелисса, ободряюще ему улыбаясь. — Она полежит у нас до завтра, чтобы мы были точно уверены в её состоянии, а утром заберёшь. И, Дерек… — она едва уловимо мрачнеет. — Тебе пора найти няню. — Я знаю, знаю, — Хейл устало вздыхает и ерошит короткий ёжик чёрных волос. Чем ему помогает это знание? — Я уже везде искал, даже объявление в Интернете опубликовал, но Кора решительно против того, чтобы за ней приглядывала девушка, а парни-няни, сама понимаешь… Он кривит губы в насмешливом оскале. Мелисса понимающе кивает, чуть отстраняясь, заправляет за ухо выбившуюся из причёски прядь — и вдруг задумывается. Дерек вскидывает бровь. Он знает: добродушная медсестра, так часто выручающая Кору и всё ещё упорно не соглашающаяся на предложение Питера поужинать вместе, обязательно что-то придумает, найдёт способ помочь. Её тёплые карие глаза поблёскивают, когда она вновь поднимает голову и произносит: — Ты же знаком с шерифом Стилински? — При всём уважении, Мелисса, не думаю, что у шерифа Стилински есть время возиться с ребёнком, — осторожно отзывается Хейл — и ужасается, представляя, что Кора может вытянуть из кобуры Джона пистолет. Нет-нет-нет, никаких шерифов. — Дослушай, — тон миссис МакКол становится недовольным, и Дерек, как десять лет назад, когда он был совсем мальчишкой, понуро кивает: он так и не научился быть сдержаннее в вопросах семьи, маска равнодушия не работает, если речь идёт о Коре. Мелисса довольно улыбается, поглаживает его по плечу. — У шерифа есть сын, Стайлз. Он любит детей и неплохо с ними ладит, так что, думаю, с удовольствием возьмётся за работу няни. — Что за дурацкое имя. Ты уверена? — спрашивает Дерек, намеренно опуская конец предложения. Мелисса фыркает — забота Хейла о младшей сестрёнке подчас переходит все границы. И коротко кивает. Дерек сомневается полминуты. Бросает взгляд на наручные часы, понимая, что безбожно опаздывает на встречу, и торопливо вкладывает в тонкие пальцы медсестры визитку с отрывистым: — Тогда передай ему. Пожалуйста. Последнее слово выходит натужно, но Мелисса только улыбается — она знает, как тяжело Дереку, привыкшему полагаться на себя, о чём-то просить. — И вот ещё, Дерек! — зовёт она, когда Хейл собирается уходить. Дерек оборачивается, вскидывает бровь, Мелисса улыбается как-то смущённо и застенчиво. — Он очень своеобразный мальчик. Дерек неопределённо пожимает плечами. Когда он садится в машину, разговор с миссис МакКол уже вылетает из его головы. Поэтому можно представить, как оказывается удивлён Дерек Хейл, когда, возвращаясь с работы домой, сталкивается у двери своей квартиры с долговязым парнем. У Стайлза Стилински длинные, худые руки и ноги, он всё ещё по-подростковому угловатый, нескладный, какой-то по-особенному неловкий. Он, видимо, ждёт тут давно, потому что вздрагивает, когда Дерек прикасается к его плечу, разворачивается — и неуклюже падает прямо на пол, утягивая Хейла за собой. Дерек чувствует, как начинает звереть. Мальчишка под ним замирает, моргает осоловело, хлопает ресницами, а глаза у него — Дереку точно под дых дают со всей силы! — огромные, медовые, тёплые, в них смущение напополам с испугом, он кусает полные чувственные губы, и Дереку кажется, что он в жизнь не сумеет сосчитать родинки, усыпающие лицо и шею Стилински. А потом Стайлз открывает рот и к чертям разрушает очарование момента. — О чёрт, чёрт, ч-чувак, извини, я не хотел, ты просто так неожиданно подобрался, совсем неслышно, я-я не заметил, извини, — тараторит он сбивчиво и торопливо, будто боясь, что его заткнут, и Дерек, Дерек в дорогом пиджаке, безнадёжно испачканном теперь грязью пола, чувствует себя чертовски близким к этому. Он поднимается на ноги, медлит, глядя на неловкого мальчишку, но всё же протягивает руку. Поднимает его рывком, так, что на долю секунды этот проклятый неуклюжий мальчишка, от которого едва уловимо пахнет чем-то сладким, вишнёвым, что ли, прижимается к нему всем телом, и отворачивается, занимая себя попыткой открыть дверь. — А я от Мелиссы, — неловко сообщает мальчишка, переступая с ноги на ногу. Ему явно некомфортно находиться в тишине; Дерека, больше всего мечтающего о спокойствии, его непреодолимая тяга к болтовне начинает раздражать. — Я понял, — коротко кивает он и открывает дверь, пропуская Стайлза вперёд. Тот издаёт какой-то невнятный полузадушенный звук, оказываясь в просторной прихожей, наскоро скидывает с ног потёртые синие кеды, оборачивается к стягивающему пиджак Хейлу, почему-то отводит взгляд. Прочищает горло, а потом неловко спрашивает: — А где Кора? Дерек коротко пожимает плечами. — Кору я заберу утром. Вернее, ты. Сейчас мы с тобой обговорим детали, потому что завтра этот ребёнок не даст мне и слова вставить. Он устало трёт переносицу и коротко кивает в сторону кухни. Стайлз идёт за ним осторожно, явно стесняясь своей неуклюжести и опасаясь снова что-то задеть. Опускает тощую задницу на стул, благодарно ловит брошенную ему бутылку сока. Дерек задумчиво скребёт щетинистый подбородок, рассматривая его, и что-то мучительное, неправильное, волнительное поднимается в нём. Он давит, давит это в зародыше, отворачивается, не зная, куда деть руки, откашливается и произносит: — Итак. Кора. — Миссис МакКол предупредила меня насчёт аллергии, — бойко рапортует Стайлз, и Хейл морщится — Коре мальчишка определённо понравится. Оба не умеют говорить тихо. В висках разливается тупая пульсирующая боль. Он трёт переносицу, тяжело вздыхая, справляется с постыдной слабостью. — Верно. Аллергия. Но это ещё не всё. Кора очень активный ребёнок, она… — он замолкает, подбирая определение, но Стайлза, кажется, это не волнует. Он качает головой, отмахивается, и взгляд Дерека прикипает к тощему, совершенно точно ни капельки не соблазнительному запястью. Сумасшествие. — Не стоит объяснять, у меня в детстве был СДВГ, — беззаботно говорит Стилински, и Хейл с трудом удерживает на языке язвительное: «А что, сейчас его нет?» — Тем лучше. В любом случае, твоя задача — сделать так, чтобы Кора не разнесла мне квартиру, не пострадала сама и не заскучала, потому что первое и второе закономерно выливается из третьего, — медленно и разборчиво, как маленькому ребёнку, объясняет Дерек. Стайлз замечает. Вскидывается, обиженно поджимает губы. Какой у него рот — вовсе не красивый, большой, неуклюжий, какой-то лягушачий, что ли! Дерек, Дерек, молодой бизнесмен, ценитель кукольной модельной красоты, не находит в нём ни грамма привлекательности. Но его живот опаляет огнём, когда он думает о том, что Стайлз Стилински, должно быть, совсем не умеет целоваться. Это похоже на приступ сумасшествия — думать о подобном. Дерек мотает головой и зло сжимает губы в одну линию. Стайлз дёргается, видимо, приняв его ярость на свой счёт, обливается соком, и Дереку хочется истерично рассмеяться, потому что капли бегут по худой шее, по ключицам вразлёт, мочат дурацкую, безвкусную клетчатую рубашку, и это… Ничего. Всё нормально. — Видимо, мне придётся вложить целое состояние в стиральный порошок и пластыри с вами двумя, — едко замечает Дерек и вздрагивает, не ожидая блеска и сияния в чужих глазах. Стайлз Стилински молчит долго, кажется, целую вечность, а потом — по-прежнему счастливый, словно ему предложили миллион — спрашивает: — Это значит, я принят? — Принят, — отвечает Дерек, и ему кажется, что уголки его губ вот-вот дрогнут в улыбке. А потому он говорит совсем не то, что хочет — получается резкое и раздражённое: — А теперь можешь быть свободен. Лицо Стайлза искажается гримасой обиды. Он поднимается подчёркнуто аккуратно, худой, как палка, и высокий, с совершенно идиотской стрижкой и вышедшей из моды рубашкой, испачканной соком. Дерек не предлагает остаться. Не предлагает салфетку. На миг он чувствует себя редкостным мудаком, но быстро отгоняет от себя это ощущение, бросая уходящему мальчишке в спину: — Твоя смена — с восьми часов утра до семи часов вечера. 8 долларов в час. Стайлз не оборачивается, только кивает отрывисто, и, когда он уходит, на Дерека почему-то находит непривычное, глупое состояние апатии. Кора, которой пришлось провести целую ночь в больнице, без игрушек и — «Только пл…представь, Дер-Дер!» — без любимой Рози, тараторит без умолку, пока Дерек ведёт её по длинному коридору больницы к выходу. Сейчас он передаст сестру Стайлзу, и тот, взгромоздившись в свой жуткий, явно на порядок старше его самого, джип, повезёт Кору домой. Не слишком-то безопасное путешествие для ребёнка — но у Дерека нет выбора, а Стайлз клятвенно пообещал, что «его Детка» не сдохнет на середине пути, и, что ж, если он облажается, у Хейла будет повод выставить его вон. Проблема в том, что Дерек не найдёт никого другого на роль няни — объявление в интернете осталось без ответа, как и все предыдущие, так что Стайлз — буквально его единственная надежда. Думать об этом неприятно, раздражает. — А какой он, какой, Дер-Дер? — Кора, воодушевлённая новостью о том, что ей нашёлся нянь, дёргает Дерека за запястье, и тот сжимает зубы. Дурацкая кличка. Но отвечать старается мягко, чтобы не обидеть сестру: — Придурок он. — Ты плохой! — авторитетно заявляет Кора, надувая губы, и встряхивает такими же, как у Дерека, тёмными волосами. — Тётя Мелисса говорит, что нельзя так говорить! Дерек хмыкает в ответ на детскую тавтологию и не отвечает. Надувшаяся Кора шагает рядом, и в ней явственно борются две крайности: Кора-малышка хочет рвануть со всех ног к неизвестному Стайлзу, чтобы наконец увидеть его, но Кора-взрослая не может позволить себе таких ребячеств — и вот она, шагает степенно рядом со старшим братом, крепко держа его за руку, но в серьёзных глазах — жажда бега. Что ж, они добираются до монстра-джипа раньше, чем у Коры сдают нервы. Стайлз, в очередной клетчатой рубашке, не менее дурацкой, чем вчерашняя, выскакивает из машины и опускается на корточки прямо перед Корой. Важно, как взрослой, протягивает ей ладонь, и когда польщённая девочка отвечает на рукопожатие, солнечно улыбается. У него ямочки на щеках от этой улыбки появляются, и Дерек вдруг обнаруживает новую родинку, не замеченную вчера. Ему приходится разозлённо мотнуть головой и упереться взглядом в собственную малышку Камаро, пока Кора восторженно что-то пищит прямо на ухо Стайлзу. Это успех — ещё ни одна няня не вызывала у неё такого восторга. — Вижу, ты ей понравился, — сухо замечает Дерек и бросает выпрямившемуся с пристроившейся на согнутой руке Корой Стайлзу ключи от квартиры. Тот ловит на автомате свободной рукой, и Дерек усмехается. Что ж, по крайней мере, с реакцией у этого парня всё нормально. — Вези её домой. А я на работу. Он не знает, зачем говорит это тому, кому, в сущности, плевать, куда отправляется Дерек, на рыбалку или в бордель. Но Стайлз улыбается ему так же солнечно, как Коре (та ревниво косится на старшего брата), и излишне эмоционально восклицает: — Оу. Удачи! Я сделаю что-нибудь вкусное! Дерек возвращается домой до чёртиков усталым. Сегодня едва не сорвалась важная сделка — еле удалось спасти бездарно загубленные секретаршей, не обременённой мозгами, документы. Дерек рвал и метал, грозясь уволить белобрысую дуру к чертям; Питер, который — совершенно очевидно — трахал эту тупую модельку, сперва воспротивился, но после получаса выяснения отношений сдался и пообещал, что сам отыщет толковую замену. Дереку хочется верить, что в этот раз Питер не будет мешать рабочие отношения с постелью, но, в конце концов, когда он переступает порог своей квартиры, он уже не может думать о бизнесе. Пахнет вкусно; он ещё не знает, чем именно, но само наличие этого уютного, приятного запаха заставляет его вспомнить о матери. Хейл болезненно морщится — и едва успевает подхватить на руки ураганом вылетевшую к нему Кору. У девочки хитро сверкают глаза, она что-то задумала, но Дерек слишком устал, чтобы играть в её игры; он вскользь целует сестру в макушку, задумчиво угукая в ответ на воодушевлённый рассказ о том, как они со Стайлзом провели время, и спрашивает, щурясь: — Ты в ванной была? Бегающий взгляд и недовольно искривлённые губы дают понять — не была. Дерек осуждающе качает головой, спуская сестру на пол, и, добавляя в голос строгих ноток, говорит: — Немедленно иди мыться. Кора стреляет в него обиженным взглядом, но не спорит — она знает, что брат любит её, но не в его характере быть ласковым, она знает и уже привыкла. Так что девочка понуро плетётся за полотенцем, а Дерек проходит на кухню. Стайлз — какой-то невероятно домашний, и от этой мысли Дереку хочется удавиться — вздрагивает всем телом, разворачивается к нему лицом, улыбается чуть неловко, смущённо. Трёт затылок. На нём — глупый цветастый фартук, кое-где уже испачканный. — Поешь? — спрашивает он негромко и хрипловато, и Дерек на секунду замирает. Почему-то ему в голову не приходит представлять Дженнифер, Брейден или кого угодно из своих бывших пассий здесь, на кухне; модельки с обложки эффектно смотрятся только на этой обложке. Стайлз, явно смущённый его взглядом, опускает глаза и, точно оправдываясь, объясняет: — Я часто готовлю отцу, он же непременно будет есть всякую гадость в своём участке, вот и подумал, что ты придёшь уставший и голодный, и… Он явно тушуется. Дерек опускается на стул и благосклонно кивает. Стайлз торопливо приподнимает крышку, демонстрируя Хейлу картофельную запеканку с грибами. Запах от тонкой сырной корочки стоит такой, что слюнки текут. Но… — Стайлз, — мягко говорит Дерек, прикрывая на секунду глаза, — я не ем грибы. Улыбка, играющая в светлых глазах мальчишки, затухает, и Дерек чувствует что-то вроде вины; ну, ему же ничего не стоило попробовать, вдруг это и впрямь вкусно, вдруг… — Чёрт, я… прости, — Стайлз замирает, скованный, замкнутый, теряет весь свой блеск, весь свой внутренний огонь. На его щеках разгораются алые пятна, он смотрит на Дерека грустно, почти умоляюще. — Просто Кора сказала, что ты был бы рад, и я… — Кора — это маленький дьявол, — качает головой Дерек. Стайлз понуро опускается на стул совсем рядом с ним, и, повинуясь неожиданному порыву скрасить его разочарование, Хейл протягивает руку. Касается коротко подстриженных волос. Вопреки всем его ожиданиям — мягкие, шелковистые, точно у девушки. Стайлз вздрагивает испуганно, но расслабляется, напряжение его костлявых плеч отступает… Он — наверное, неосознанно — приоткрывает рот, и это — приглашение, Дерек почти готов его принять, Дерек очарован чем-то, чему нет названия, он ищет искорки в янтарных глазах, он склоняется всё ближе и ближе к чужому смущённому лицу… — Дер-Дер! — восторженно вопит вымытая Кора, и Дерек отдёргивает руку, точно ошпарившись. Девочка смотрит на картофельную запеканку (очевидно, её диверсия уже раскрыта), на Стайлза, сидящего совсем рядом с Дереком, и понуро опускает глаза. Хейл сейчас так необъяснимо зол на неё. Он рычит, сверкая глазами: — Кора Хейл. Марш в свою комнату. Никакого сладкого. В глазах у Коры блестят слёзы обиды и злости, она вскидывается, прижимая к груди верную куклу, выбегает из кухни, и не приходится сомневаться — ближайшие два дня она будет игнорировать Дерека. Плевать. Он сам не понимает, что должно было произойти, но странное и мучительное чувство разочарования царапает его изнутри. — Она же ребёнок, — тихо замечает Стайлз, поднимаясь на ноги, и смотрит на Дерека с осуждением. — Она ещё маленькая. — Ни черта она не маленькая, — зло огрызается Хейл, но Стайлз поднимает руку — точь-в-точь как Талия, когда хотела усмирить заигравшихся детей. И у Дерека болезненно сжимается горло. — Всё. Всё. Успокойся. Раз ты не ешь грибы… Я ещё готовил лазанью, будешь? Дерек медлит всего пару секунд. И кивает. В конце концов, вечер выходит куда лучше, чем он мог предположить. И когда он прислоняется к дверному косяку, ожидая, пока Стайлз зашнурует кеды, в голову Хейлу внезапно приходит странная мысль. — Слушай, — говорит он, щурясь, — а что вы с Корой делали целый день? Ему всё ещё не верится, что можно развлекать ребёнка, не разгромив при этом квартиру. Стайлз выпрямляется, улыбается широко, так, что снова появляются ямочки на его щеках, и отзывается: — О, ну, мы пересматривали коллекцию Marvel. Дерек, который уже знает, что потребует от него Кора на день рождения, мученически вздыхает. Как-то совершенно незаметно Стайлз вливается. Становится частью их маленькой семьи. Он приходит за полчаса до того, как Дерек отправляется на работу, и, хотя это ещё не его время, варит кофе, готовит нехитрый завтрак. Хейл не знает, зачем он это делает, но благодарен; он никогда ничего не успевает вовремя по утрам, завтрак — непозволительная роскошь для того, кто не помнит наверняка, где вчера бросил свой галстук, а у Стайлза какая-то совершенно невероятная способность отыскивать вещи. Даже Питеру, который заглядывает к маленькой племяннице как минимум раз в неделю, Стайлз приходится по душе; они ехидно и беззлобно переругиваются, и Дерек, привыкший к тому, что Стилински — улыбчивый мальчишка с россыпью родинок на лице, оказывается совсем не готов к тому, что этот парень умеет так прицельно плеваться ядом. О, Питер в восторге — Питер настолько доволен, что даже намекает Дереку: было бы неплохо, если бы по окончании работы няней Стайлз подумал о карьере в сфере бизнеса. Где-нибудь… ну, скажем, в «Хейл Корпорейтед». Дерек с каждым днём проваливается в него всё сильнее и сильнее, и это дерьмово. О любви не идёт и речи, он не такой идиот, чтобы влюбиться в мальчишку, которого едва знает; но Стайлз, костлявый, слишком отклоняющийся от принятых мерок красоты, кажется ему таким сексуальным, что Дерек теряет голову. Кора смотрит на них внимательно, блестя глазами, замышляет что-то — ну, разумеется. Как-то, когда они втроём сидят на кухне и пьют сваренный Стайлзом какао, Кора громко заявляет: — Стайлз, я знаю, что нужно сделать, чтобы ты остался здесь навсегда! Стилински давится какао, заходится кашлем, неловко стирает полосу шоколада над верхней губой. Выходит у него совершенно неуклюже, но так… мило. Боже правый. Осторожно, явно боясь разозлить Дерека, Стайлз интересуется: — И что же? Вдохновлённая Кора хлопает в ладоши и, тыкая пальцем в брата, восклицает: — Дер-Дер на тебе женится! Теперь какао давится уже Дерек. Стайлз старательно кашляет, очевидно, маскируя под этим смех, и даже злобный взгляд Хейла не уменьшает его веселья; отсмеявшись вволю, Стилински отставляет кружку и с улыбкой обращается к Коре: — Люди женятся только по любви, малышка. — Тогда пусть Дер-Дер тебя полюбит! — а сама на Дерека смотрит волком, точно он ей игрушку, которую она хочет, не купил. Хейл вскидывает бровь, не понимая, Кора показывает ему язык. Уворачивается от подзатыльника и улыбается. Светло, весело, она так редко это делает, что Дерек замирает, ловя момент, а Стайлз замирает вместе с ним. — Дер-Дер, — начинает Стайлз, у которого подрагивают уголки губ, точно он готов снова расхохотаться, — не может полюбить по заказу. — Может, может, может! — Кора топает ногами и опрокидывает на себя какао. Остаток вечера они проводят, отмывая её и стирая вещи. Стайлз то и дело краснеет, стоит Дереку на него посмотреть, а Дерек вздрагивает, когда случайно касается Стилински, но оба ничего не говорят о случившемся. Дерек думает о том, что ему, в конце концов, просто нужен хороший трах, а Стайлз… что думает Стайлз, вряд ли известно даже ему самому. Дерек понимает, что его терпение на нуле, когда Стайлз приходит к нему во сне. Там, во сне, Стайлз куда откровенней и решительней настоящего; он избавляется от одежды, опускается в оказавшееся позади кресло, широко расставляет ноги. Дрочит себе неторопливо, с ленцой, смотрит прямо в глаза. Одними губами произносит, ехидно скалясь: возьми. Ну же. Или трусишь? Дерек просыпается в развороченной постели, в мокром и липком белье. Это начинает его напрягать. Нет, разумеется, у него бывали такие увлечения; он прикипел взглядом к крутым бёдрам Дженнифер, стоило им познакомиться, он захотел переспать с Брейден, едва её увидел. Но Стайлз, Стайлз! В нём нет ничего, что могло бы зацепить взгляд эстета. Он нескладный, худющий, будто его не кормят, неуклюжий. И — да — гиперактивный. На пару с Корой он способен разнести квартиру Дерека. Нет, Бейкон Хиллс! Нет, целую Калифорнию! В Стайлзе нет ни-че-го. Он обычный. У него обычный рост, обычные волосы, обычное телосложение. Только имя дурацкое — и глаза эти чёртовы, медовые, сияющие, и родинки эти бесконечные, сосчитать бы их губами, пальцами… Дерек Хейл сходит с ума. Он пытается держаться подальше, но попытка держаться подальше от того, кто приходит каждый день по будням, чтобы присмотреть за Корой, — это смешно. Он пытается общаться отстранённо и холодно, но Стайлз, проклятый Стайлз, так горько кривит губы, столько непосредственной детской обиды в его лице, что у Дерека просто не хватает сволочизма, чтобы так себя с ним вести. От этого можно с ума сойти — нет, определённо всё дело просто в том, что у него давно никого не было, он обязательно кого-то найдёт, кого-то… Случай — будто судьба того и ждала — подворачивается совсем скоро. Подозрительно довольный Питер забирает Кору к себе на пару дней, и у Дерека есть возможность отдохнуть как следует. «Это отличное место», — доверительно говорит ему Питер. «Загляни… ну, скажем, сегодня в восемь», — говорит ему Питер. «Там точно найдётся кое-кто стоящий», — говорит Питер. И Дерек поддаётся. Он собирается воспользоваться шансом избавиться от мыслей о Стайлзе по максимуму; он подбирает одежду, в итоге так ни на чём и не остановившись, а после — едет в рекомендованный тем же вездесущим Питером клуб. Ему всего-то и надо, что найти мальчишку для одноразового траха. А потом его отпустит. Непременно отпустит. Спустя полчаса и два стакана виски Дерек всё ещё сидит в одиночестве. Ему все не нравятся — этот слишком высокий, этот слишком низкий, этот выглядит откровенно продажно, а этот — серая мышь. Не отдавая себе в этом отчёта, он примеряет на всех мальчишек образ Стайлза. И не находит его ни в ком. Он уже готов сдаться, но тут случайно утыкается взглядом в узкую гибкую спину. Никаких клетчатых рубашек. Простая белая футболка, низко сидящие джинсы, подчёркивающие — о, да! — аппетитную задницу, короткие каштановые волосы. Дерек не видит лица, но, в конце концов, какая ему разница? Кивнув на прощание бармену, он поднимается с места. Опускает горячую — должно быть, жжёт через ткань джинсов — ладонь на узкое бедро мальчишки, выдыхает на ухо: — Привет. Не хочешь сбросить напряжение? И… нет. Нет. Нет-нет-нет. Этого не может быть. Так не бывает. Так, чёрт побери, не бывает! Мало ли людей, у которых родинка на шее? В одном и том же месте — какое глупое совпадение, ирония судьбы, не больше. Это, разумеется, не Стайлз, это не может быть Стайлз. — Дерек? — изумлённо спрашивает его личный кошмар, поворачиваясь к нему, а потом его большой лягушачий рот кривится в неуловимой усмешке, и Стайлз — Стайлз! — хрипло, неловко отвечает: — Хочу. Дерек против собственной воли отступает на шаг. Какая-то неясная решимость в чужом взгляде сменяется ощутимым — можно пощупать — разочарованием. В глубине ярких, ещё секунду назад сверкавших глаз застывает что-то тёмное. Мутное. Блёклое. Стилински неопределённо мотает головой, усмехаясь, пожимает плечами: — Оу. Прости. Забудь. Это не его стиль, это не Стайлз. Стайлз не говорит рваными, рублеными фразами, не смотрит так, будто Дерек Хейл только что разбил ему сердце. Стайлз так не умеет. Стайлз — солнечный, чистый, он выше этих дурацких клубов, выше… Дерек не отдаёт себе отчёта. Дерек накрывает пальцами тонкое запястье, подтягивает мальчишку к себе и — наконец-то — целует. Его прошивает волной от этого действия. Сладко, Боже… Губы у Стайлза тоже — вишнёвые, за спиной — пустой бокал, и Дерек, прижимая к себе неловко пошатнувшегося мальчишку, вдруг понимает: Господи, да он пьян! Всего лишь пьян. Необъяснимое чувство потери накрывает с головой. — Стайлз, — он сжимает двумя пальцами подбородок поплывшего парня, тот поднимает на него растерянный, изумлённый взгляд, как-то неловко, неумело сообщает: — Это… вау. И Дерек откуда-то знает — это его первый поцелуй. От этого в животе сворачивается мучительный тяжёлый ком, и он хрипло выдыхает, вжимаясь жадными, требующими прикосновений губами в худую шею: — С-стайлз. Мальчишку в его руках трясёт, точно он под наркотой, и, кажется, Стилински сам шага сделать не сможет. За ними наблюдает весь клуб, Дерек ёжится, бросает бармену смятую купюру, не глядя на номинал. Успокаивающе хрипло шепчет: — Сейчас, сейчас… домой. Кажется, он тоже пьян безбожно. Да и плевать. У него стоит так, что больно, просто потому, что секундой ранее Стайлз, не устояв на ногах, повис на нём и прижался пахом к его животу; в его ушах ещё звенит испуганно-восторженное «Ох», и ему приходится крепко сжимать пальцы Стайлза, потому что тот норовит притронуться, сжать, пощупать, но не на людях, Боже, терпения, не на людях. Дерек не помнит, как они добираются до его квартиры. Кажется, вызывают такси; тут идти-то десять минут, но это превращается в вечность, когда рядом — худой, нескладный, неловкий Стайлз, Стайлз, который шумно дышит ему в ухо, Стайлз, который готов и согласен на всё. О, Боже. Они вваливаются в прихожую, целуясь до припухших губ и суматошно, торопливо раздевая друг друга. Дерек тянет к чёрту белую футболку, Стайлз отвечает тем же — и срывает добрую половину пуговиц на его рубашке. Не жалко. Не жалко. Дерек сейчас готов сам эту рубашку разорвать в клочья, лишь бы дорваться, скорее, ближе, телом к телу прижаться, втиснуть его, горячего, худого, в стену, впиться пальцами в узкие бёдра, вслушаться в восторженный всхлип-стон… и замереть изумлённо, ошарашенно, когда Стилински всхлипывает и, вздрогнув всем телом, спускает в штаны. Это, оказывается, так упоительно, так сладко — когда тебя настолько сильно хотят. Дерек в этом теряется, тонет, забывается, он пятится, тянет Стайлза, смущённого, Боже, он прекрасен с алыми пятнами на щеках, в спальню, нависает над ним, так гармонично, так удивительно кстати смотрящимся в его, Дерека, постели, целует, целует, целует, вырывая вздохи и стоны с чувственных губ… А потом — собирает губами родинки на шее. По их узким тропкам-созвездиям соскальзывает на ключицы, на плоскую грудь, обхватывает губами розовый сосок. И Стайлз почти кричит от этой новой, неизведанной ласки, его торопливые пальцы впиваются Дереку в затылок, сжимают пряди, а потом он словно пугается, убирает руку, но Хейл качает головой, ловит тонкое запястье, прижимаясь поцелуем к линии вен. С губ Стайлза слетает рыдающий стон, и в ладонь Дерека, стянувшего с него штаны, ложится твёрдый, горячий член. — Дерек… — Стайлз смотрит на него безумными, обдолбанными, огромными глазами, облизывает искусанные губы, и трусливая мысль сбежать, пока не поздно, отступает под натиском его откровенного, искреннего его желания. Дерек чуть сжимает пальцы на головке, и Стайлз болезненно, по-детски хнычет, дёргая бёдрами, тянет, давясь вдохом: — Дерек, пожалуйста… У Дерека нет смазки. Дерек, чёрт возьми, не был готов к тому, что Стайлз окажется в его постели, и может только сцапать с тумбочки забытый Корой дурацкий детский крем — в не менее дурацкой розовой баночке. Он не знает, подойдёт ли это, и его прошибает на истеричный смешок, но крем уже ложится на пальцы, а у Хейла стоит так, что промедли он ещё минуту — и возьмёт Стайлза без подготовки. Ему совсем не хочется, чтобы Стайлзу было больно, он гладит узкое бедро, скользя кончиком пальца у тесного входа, шепчет в губы тихо, успокаивающе: — Ну же, ну же, Стайлз, малыш, расслабься. Стайлз поддаётся медленно, неохотно, понемногу; раскрывается с трудом, кажется, осознавая, что происходит, только когда в нём двигаются три пальца. Он морщится от дискомфорта непривычного проникновения — и Дерек меняет угол. Стайлз вскрикивает, как от удара, спавшее было возбуждение возвращается, Дерек благодарно прижимается поцелуем к его плечу, нашёптывает какие-то невозможные, бессмысленные глупости, как маленькому, гладит везде, где может только… У него нет сил. — Да…вай, — у Стайлза сумасшедший, расфокусированный взгляд, он разодрал губы в кровь, и Дерек слизывает языком алую каплю. Его неискушённого, такого искреннего в своих эмоциях любовника сотрясает дрожь нетерпения, Стилински елозит задницей по простыням, выпрашивая, вымаливая большее, и Дерек не может ему отказать — Дерек входит в него одним слитным, резким движением, выбивает воздух из лёгких, Стайлз скулит, цепляется пальцами за его плечи, царапает, жмурится, кажется, он готов расплакаться, кажется… Когда Дерек начинает двигаться, Стайлз ещё дрожит. Когда Дерек находит нужный угол, дрожи не остаётся — остаётся воплощение удовольствия, Стилински стонет, льнёт к нему, подставляясь под хаотичные, судорожные ласки, ловит с одинаковым восторгом поцелуи и укусы, а Дерек сходит с ума, покрывая метками гибкое тело, распростёртое под ним. Их не хватает надолго — измученные, опустошённые эмоциями, они держатся ещё пару минут, и глухого всхлипа Стайлза, заляпавшего их животы, хватает для того, чтобы Дерека скрутило в мучительно ярком оргазме. Он приходит в себя долго-долго, кажется, целую вечность; тело непослушное, тяжёлое, громоздкое, а Стайлз — вот он, под ним, тёплый, и Дерек с ужасом (и надеждой) понимает: не отпустило. Не отпустило — всё равно хочется, хоть вой. Стайлз смотрит на него внимательно, ждёт чего-то, а Дерек не знает, что ему сказать. Дерек теряется. Дерек осторожно касается пальцами его щеки, выдыхает хрипло (и тут же замолкает, устыдившись своей откровенности): — Я так долго этого хотел. Но его смущение окупается сторицей — Стайлз улыбается так, что Дереку кажется, будто в его постели настоящее ослепительное солнце; у него на щеках — ямочки, а шея испещрена метками, и Стайлз тихо отвечает, счастливо жмурясь: — Ты такой идиот, Дерек Хейл. Дерек вынужден с ним согласиться. Он ещё не знает, что будет дальше. Боже, он даже не уверен, что сейчас сумеет выговорить это дурацкое «Будешь моим?» — язык заплетается. Но это и неважно, верно? Где-то на другом конце Бейкон Хиллс, в огромном, тёмном лофте, маленькая Кора Хейл донимает загадочно усмехающегося Питера одним и тем же вопросом: — А Дер-Дер правда женится на Стайлзе, правда-правда?