Второй алисой стал талантливый певец, Что распевал арии на всю страну чудес. Попав в доверчивый народ, Создал он волшебный мир фальшивых звонких нот. Но пулей одноглазого он был лишён всего, Через его сердце стали розы прорастать И кто его любил тот вскоре начал умирать...
***
Раньше их было семь: Дайку, Верде, Эдмунхт, Голла, Сатхул, Орульо и... Зелус. Этот человек не был никому знаком, кроме Верде и Сатхула... Они дружили с самых малых лет, вместе играли в церкви, шлялись по ночным улицам родного города... Но время немолимо шло, Верде становился сильнее и расчетливей, Сатхул — наблюдательнее и любвиобильнее, а Зел? Как он изменился? Он все так же ходил по ночным улицам города, настольгируя о былых временах... Его все так же прогоняли отовсюду. Но все таки единственное, чем он смог овладеть — это гипноз... Этим он и промышлял на улицах. Фокусы и жульничество стали частью его жизни. Каждый день, покупая газету и смотря на самодовольную моську Верде, он завидовал его жизни... Ох, как же ему было завидно! Именно так Восьмой нашел его...***
Привычные стены родной больницы озарились ярким светом заката. Тело неимоверно болело, конечно, что же еще можно было ожидать от озлобленных людей? Правильно. Ничего хорошего. Тупые волки! Боже, как они могут?! Хотя... Какая к черту разница? Народ всегда был и, наверное, будет таким... К нему зашел "Знакомый", которого он видел впервые в жизни. От этого приятно пахло молоком и медом... Запах детства... Тот человек попросил об услуге, естествено за круглую сумму. Она была довольно странная — загипнотизировать человека и настроить его на то, чтобы он вынес дверь из морга, а после поубивал всех к чертям. Просьба странная, но есть деньги, а на судьбу чужака ему плевать. В назначеный день он совершил своё злодеяние. Даже странно, что обычные слова и действия могут сотворить подобное... Придя за наградой, вместо того, чтобы получить деньги... Пулей одноглазого он был лишён всего... Кто его любил, тот вскоре начал умирать... Зел поддался смерти, а вот его гипноз работает и по сей день... Услышав крики Дайку, Сахул и Голла побежали в палату. Ник несся к любимой с одной только мыслью: "Пусть она будет жива". Он начинал понимать, что его желанию не дано было сбыться, ведь как только он вошел в лазарет... Ник был в замешательстве: как можно было так безчеловечно убить человека, который заботился о тебе? Эта мысль быстро перетекала в другую: он должен убить его за Моко! И он уже был готов прибегнуть к задуманному, но неожиданно его остановила Голла. Оттащив его в лобароторию, ближайшую комнату от лазарета, он уже хотел убежать для свершения задуманного. Только вот каннибал была куда сильнее его. И как бы он не кричал с просьбой отпустить его, она все не пускала... Пришлось его даже ударить о стену чтобы он успокоился, от чего он упал на пол с дикой болью в спине. — Не ты один скорбишь по смерти Дайку, но Крейс будет нам еще нужен, — строгий и холодный голос, как и всегда. Не похоже было, что она скорбит, да и вообще вызывало сомнения, что она способна чувствовать. Подняться он не мог, а значит оставалось только бездействовать, но следующая фраза его неимоверно порадовала: "Можешь его убить, когда Восьмой умрет". В лазарет через несколько секунд пришел Пауль, наверное единственный, кто не желал его смерти в этом доме... Глаза психолога были полны слёз отчаяния, но на лице была улыбка, безумный оскал. Боже, как же он жалел о содеянном... Но все равно продолжал сжимать цепь от наручников вокруг ее горла. Наверное, он и продолжил, словно в трансе, смотреть на труп, пока к нему не прикоснулся... Пауль... Его холодные, мягкие пальцы проскользили по жестким, засаленным волосам Крейса. Он медленно поднял глаза на бывшего пациента. Глаза покраснели от слез, хоть и в его глазах читалась ярость, но сама интуиция Пауля говорила об обратном. Он опустил руку к его лицу, что бы стереть слезные дорожки. Но руку перехватили, неожиданно он дёрнул Пауля на себя. Парень не удержался и свалился на психолога. Это больше походило на начало плотских утех, до недавнего времени... Крейс перевернул парня на спину и уже хотел его ударить, но помешали наручники. Пауль понял что его дела плохи, когда, казалось бы, слабый и беспомощный психолог наркологического диспансера не дернул руку настолько сильно, что цепи порвались, словно нити. Но сам парень, даже находясь на краю жизни и смерти, не стал ничего предпринимать. Пауль до сих пор помнил... Ту грязную, дурно пахнущую подворотню у мусорки, где валялся Эдмунхт, только принявший дозу. В голову дало так, что через несколько минут уже начинал блевать кровью от передоза. Тогда его и нашел Крейс, без всякой брезгливости и нравоучений он поднял умирающего Пауля, которого, казалось, уже не спасти, отвел в клинику, где его спасли... Хоть первое время он давался только Крейсу, но все равно он не отвернулся от него. И... Однажды, когда нужно было его обследовать Крейс сидел рядом, но потом ушел. Пауль тогда не выходил из своей палаты несколько дней, без еды и воды - не привыкать... Он ждал его как Хатико. Как же он радовался его приходу! Боже мой! Он был готов кинутся ему на шею, но вместо этого лишь отвернулся к стенке. Все тело ломило, требуя дозы. Он вжался в стену, ожидая наихудшего. Крейс сел рядом повернул изнеможеное тело к себе. Он подложил под его голову пару подушек, чтобы он смог хоть что-то поесть. Первая ложка супа принялась не легко, она колила и обжигало горло... А сейчас Крейс хочет его убить... Что ж... Если он хочет... То Пауль готов... Отправиться в иной мир, ради него... Он не сможет убить своего психолога... А психолог его... Только Майкл шопотом попросил помочь ему, как Эдмунхт немного вылез из-под него и крепко прижал его к себе. Не давая возможности пошевелится, руки были закрыты не долго: он освободил их и начал наносить удары по спине, Пауль уже был готов кричать от боли, но не сдавался, повторяя про себя "Еще немного... " и наверное это продолжалось бы очень долго, но... — Мистер Крейс, вы обещали! — истошный крик, сопроводился запахом крови. "Если вы выживите, мистер Эдмунхт, то я обещаю оберегать вас..." —пронесся голос в голове психолога и это явно заставило его пробудиться. Он обмяк в руках Пауля, полностью беззащитен, слаб, как и всегда. Таким, плачущим от безысходности и отчаяния, у него на плече он и нравился Эдмунхту. Кроме всего прочего он и сам не прочь порыдать, но Крейсу, убившему первый раз в жизни, это было самым лучшим лекарством. Наверняка его бы осуждали и даже попытались убить, но... Голла смотрела на него как на пушечное мясо, Сатхул как на предмет дальнейшей пытки, Верде — гемор, в прочем как и Орульо. Их осталось пятеро, но это не надолго. У Восьмого ещё есть свои козыри.