***
Все началось в пятницу тринадцатого, того злосчастного марта. Чертов март. Чертова пятница. Чертова течка. В тот день До КенСу чувствовал, что произойдет что-то, что в корень изменит его, итак, не самую сладкую жизнь. Парнишка глотал таблетки, горстями, которые, в силу игры гормонов и возраста, не хотели восприниматься как подавители, отчего должного эффекта, за ними, так и не последовало. Бедный До, изнеможенный до предела, не может даже дотянуться до мобильника и предупредить учителя или старосту, о том, что последующие пару дней его в школе не будет; они тянутся лишь к ширинке, которую омега безо всяких проблем расстегивает, а затем и вовсе стягивает штаны, что, кстати, дается с трудом из-за излишнего веса. Недовольно скуля и пыхтя, До, все же, стягивает злосчастный элемент одежды и помогает своему телу в столь тяжелый момент. Омега закрывает глаза и перед глазами всплывает долговязый, громкий, но поистине мужское божество по имени — Пак Чанёль. Да, он нередко подтрунивает над младшим, но до чего же тот к нему привык. И ведь что-то тянет к нему…тянет с такой силой, что противостоять он не в силах. А у Чанёля день вообще не задался — живой кошелек на учебу не явился, Бён Бэкхён отшил и это заставило Пака не только сбежать с оставшихся уроков и прогулять, но и напиться в доску, к вечеру истратив все деньги, которые были накоплены в старом портмоне (а если точнее, то остатки того, что До так любезно отдал ему.) И, конечно, в голову долговязого не пришло ничего лучше, как пьяно чертыхнуться на весь бар и решить, что старый коше…ээ, друг До КенСу, конечно же, поможет ему в беде. Так Пак и столкнулся на своем «идеальном» пути с такими проблемами как фонарные столбы, дороги, стены и сногсшибательный запах течной омеги под дверью друга. Что им двигало в тот момент — дикий недотрах или, все же, деньги, альфа не понял, но когда зашел в квартиру, то пропал. Утонул в сладком запахе, в мелодичных стонах, которые, кажется, даже лепечут его именем, но это показалось, все же, игрой возбуждения и сильного опьянения. Не верилось совершенно, что этот голосок, этот запах — они принадлежат его пухлому и невзрачному другу. Пак, которого ведет скорее инстинкт, входит в комнату и видит, как КенСу, со своими пышными формами, лежит на боку и стонет, сжимая член в руках. В другой ситуации, Пака вывернуло бы, но возбуждение слишком сильно. До же, который не услышал чужих шагов, тяжело дышит ртом и не чувствует сначала запаха альфы, но стоит втянуть носом спертый воздух, как дыхание перехватывает…***
«Возможно, когда-нибудь в будущем, я и пойму всю суть, сказанных им, слов… Ведь, он был так счастлив умереть на коленях у своей первой любви. Прости…»***
Его рука ослабела, упав на земь, как плеть, а глаза стали совсем пустыми, он просто лежал, словно безжизненная фарфоровая кукла.***
— Ха, — Кенсу вскочил на кровати и осел на край, в попытке хоть немного отдышаться, от такого дерьмового сна, — Ка-ай! — позвал он, прекрасно зная, что тот сейчас спокойно спит в соседней комнате. — Бля, какого… — омега вытер слезы тыльной стороной ладони, а затем встал и медленными неуверенными шажками поплелся на кухню, используя все стенки в доме, в качестве опоры. Открыв холодильник, он вытащил оттуда литровую бутыль воды и опустошил ее чуть-ли не до дна. — Приснится же такое, — он облокотился о стол, ища поддержки. Свет До решил не включать, дабы не травмировать себя и не трахать свои глаза яркими лучами. — Время пять утра, чего подскочил? — Ким врубил весь возможный свет в квартире на максимальную мощь, щуря глаза от яркости…мазохистов в массы. — Да так, кошмар приснился. Не бери в голову, сейчас вернусь. — отвернувшись, Кенсу зажмурился и слил оставшееся в бутылке в раковину. — Мм, окей, вали быстрее, скоро универ, а черные круги под глазами — не есть хорошо, — Чонин устало протер глаза и уже хотел выключить свет, как вдруг вспомнил одну важную деталь, которую нельзя упускать при дружбе с психом-омегой, по имени До Кёнсу, — так, погоди… Тебе? Кошмар? Не смеши мои тапочки, мне кажется, ты ими порой даже наслаждаешься, давай, выкладывай, что случилось? — Ким подошел к омеге и, схватив за руку, развернул к себе лицом, — Погоди, у тебя чего глаза такие красные, плакал что-ли? — Нет, просто бессонница напала, — он криво ухмыльнулся, — жарковато в доме. — Да? Мне что-то не особо в это верится, или ты думаешь я совсем тупой? — Ким скрестил руки у груди. — Конечно я так не думаю, — вздохнул тот, — ладно, прости, сейчас приду. — Прежде чем сказать, всегда думай над тем, что именно и кому именно ты это говоришь, разве не этому мы тебя учили? — он слегка улыбнулся и потрепал омегу по волосам, взлохмачивая и без того непослушное гнездо, расположившееся у него на голове. — Да-да, помню, я спать, — омега попытался вырваться из железной хватки. — Не так быстро, милочка, — его лицо стало серьезным, — расскажешь, что снилось? — Не думаю, что тебе это понравится… — До попытался отнекнуться, и повторить попытку с быстрым побегом, но увы — неудача. Хоть он и изучал боевые искусства, альфа — есть альфа. — Опять он? — Я же говорил, что тебе не понравится… — Ха-ах, — он устало протер глаза свободной рукой. — Тебе нужно хотя-бы просто попытаться его забыть, Су, так будет легче. — Для кого так будет легче?! — вспылил До. Постоянные разговоры и перешептывания, по типу: жалко мальчика, ему так не повезло, только все наладилось, как тут вдруг вот такое случается; давали о себе знать, — А?! Для него?! Да он же даже не просыпается! Или для меня?! Я же просто не хочу его отпускать! Я не могу его отпустить… Я не хочу знать, что последние два года были потрачены впустую! Слезы уже не было смысла сдерживать, плевать на то, как опухнут глаза. Все сдерживаемое, просто вырвалось наружу. Ведь когда это случилось, на хрупкие плечи легла небывалая ответственность… Нельзя показывать свою слабость перед чужими людьми. Этому его учили на протяжении долгих четырех лет, и этот урок он познал на своем собственном горьком опыте. — Да, мне не было так хреново даже тогда, когда пять лет назад мне изменил тот ублюдок, не было так больно, когда лучший друг столкнул меня с этой треклятой лестницы, от которой у меня теперь страх перед ними! Да даже если честно, мне не было так горестно от смерти собственного ребенка! Его перебил резкий звук хлопка, за которым последовала гробовая тишина. Щека омеги покраснела и он схватился за нее, грустно глядя на Чонина из-под полуопущенной челки. — Угомонись. — Спокойным тоном сказал тот, отпуская руку парня, — ты хоть понимаешь, что сморозил? Ты только что растоптал наш четырехлетний труд, так, как будто он вообще ничего для тебя не значил. Я тоже по нему скучаю, мы вместе росли, вместе переживали все тяготы, вместе влюбились, понимаешь? — оказывается, иногда и на вид бесчувственный альфа может плакать, — С самого детства, он был мне словно родным братом, продолжением меня самого, думаешь я никогда не думал о том, чтобы отправиться за ним, если он все же не сможет это пережить? Ты правда думаешь, что мне побоку на него? Ты правда думаешь, что у меня вообще нет сердца?! Если да, то прости, мне кажется нам будет лучше разъехаться… — На этих словах он просто развернулся и, выключив свет, побрел в свою комнату. — Прости… — До съехал вниз, крупно вздрагивая всем телом, — мне так жаль… — омега подобрал ноги к себе, и обхватив их руками, продолжал покачиваться и иногда шептать прерывистое: — Прости, прости, прости…