On-line одну жизнь назад

Рокс прикурила сигарету и с наслаждением затянулась. Выдохнула дым. Заправила за ухо темную прядь волос и обернулась ко мне. Широко улыбнулась. Я улыбнулся в ответ. Да, это моя Рокс. Наконец-то вновь такая, какой я ее всегда любил. В уголках ее глаз уже появились первые морщины. Почти незаметные, но они были. Легкий отпечаток пережитых невзгод и надвигающейся зрелости-старости. В детстве Рокс хотела быть вечно молодой и красивой после того, как мы посмотрели диснеевский мультик про Белоснежку. Я, конечно, вдохновился Прекрасным Принцем, конем, мечом и всеми остальными признаками клевого парня. А вот Рокс заценила Злую Королеву. Сказала, что вырастет и станет такой же, разве что не будет травить случайных принцесс по соседству. Мы выросли и разочаровались в себе, в мире и в жизни. Я не стал Прекрасным Принцем, а Рокс не стала вечно молодой и красивой Королевой. Мы были людьми, и, наверное, это угнетало нас обоих в разные моменты нашего существования. Но теперь это было уже не важно. По крайней мере, в ту секунду. Потому что я смотрел на Рокс, и мне казалось, что прошла целая тысяча лет с тех пор, как мы говорили в последний раз. Это и вправду было очень давно. В конце концов, моему сыну сегодня исполняется четыре, мать его, года. Именно так, детки, я и встретил свою старость. Было бы смешно, если бы не было так грустно. Рокс больше не была Уизли, я ее за это ненавидел. И в то же время был за нее дико счастлив. Пожалуй, когда-нибудь я даже мог бы начать воспринимать ее дружка всерьез, но это будет уже совсем другая история. А пока что мы просто сидели рядом на садовых качелях, дымили сигаретами и, перешучиваясь о насущных делах, наблюдали за тем, как Оливер играет в салочки с другой малышней. Хотите верьте, хотите — нет, но я никогда не предполагал, что детские дни рождения — это такой отстой. Приходит куча мамаш с мелкими орущими карапузами, и ты, блин, не знаешь, куда себя деть и хочешь просто провалиться сквозь землю. И в то же время так гордишься, ведь твой собственный ребенок вырос еще на целый год. Короче, эту смесь страха, радости и полного охуевания от происходящего довольно трудно передать словами. Отцовство вообще сложно объяснить. Та еще хренотня. Спросите, чего это вдруг я начал смущаться? Ну, как вам сказать. Это не то же самое, что клеить девчонок в школе или на работе или выделываться перед боссом ради повышения. Теперь я реально чувствовал себя, как собачонка на выставке, и мне это чертовски не нравилось. Все эти женщины в дорогих платьях, с жемчугом в ушах и обручальными кольцами на пальцах смотрели друг на друга и соревновались между собой, кто круче живет, у кого богаче муж, больше дом и красивей ребенок. И уж я точно знал — моя жена не лидировала в их компании, а кто в этом был виноват? Ваш покорный слуга, разумеется. Стоит ли говорить, что когда накануне праздника мне позвонила Рокс и сказала, что приедет, я был пиздец, как рад. Я был так рад, что немедленно сел в машину, сгонял до ближайшего магазина и затарился бутылкой джина и блоком сигарет. Я не знал, какие она теперь курит и взял те, которые она покупала, когда училась в школе. Я и чувствовать себя тогда стал как школьник, который готовится к первой в жизни большой тусовке в своем доме. Сью бросила мне один из своих скептических взглядов, когда я вернулся домой с этим добром. Я ничего ей не сказал, чтобы не натыкаться на новую ссору. Она тоже. Рокс и Стоун соблаговолили вернуться из своего уединения в Алжире еще пару недель назад, но ко мне она приехала только теперь. Сверкнула обручальным кольцом на пальце и гордо вскинула голову, мол, только попробуй подшутить, говнюк. Я не шутил, хотя, конечно, мог бы. Ну, знаете, от простого «Тили-тили-тесто» и «Что, не могла никого получше найти?» можно докатиться до каких-нибудь вполне себе обидных вещей. Я с трудом поборол желание спросить, сколько бабла им подарили на свадьбу и почему она меня не пригласила. Справили бы туземное торжество с одним из этих африканских племён: забили бы козла, или кого там принято забивать на свадьбы. Короче, весело бы провели время. Но Сью запретила мне «вести себя, как придурок», и я послушался. Это, в общем, не так уж и сложно, правда это буду уже не я, а кто-то другой. А впрочем, какая разница? Роксана Стоун, моя единственная родная сестра, пересекла порог моего дома, и на мгновенье я почувствовал себя самым счастливым человеком во всем этом гребаном мире. Ей было двадцать четыре года. Она все еще вплетала ленты в волосы, носила фенечки на смуглых запястьях. Выглядела, как шестнадцатилетняя девчонка из индейской общины. Она широко улыбалась и крепко обнимала меня. Сминала ладонями ткань моей хлопковой рубашки, не отпускала меня несколько секунд. Я тоже скучал, Рокс. Ты себе не представляешь, как. Подружки Сью весь день на нее косились. Завидовали, я знал, что завидовали. Завидовали ее еще не увядшей от родов и бессонных ночей красоте, свободе и смелости жить так, как она хочет жить. Они завидовали ее беззаботной натуре, завидовали ее стойкости и пренебрежительности к социальному статусу, которым все в нашем окружении так дорожили. Они завидовали даже ее фирменным ленточкам в волосах. Роксана тоже все это знала. И потому, будучи до скрежета зубов приветливой, смотрела на всех, как на дерьмо. Уж это она умела. Она интересовалась буквально всем, что обсуждали эти курицы, и при этом так откровенно плевалась сарказмом, что я думал, Сью просто меня убьет нахрен после праздника. Мне то, конечно, было весело, но вот ей — не очень. Я ее понимал. И не судил. Наверное, мне стоит признаться. Я не люблю свою жену. Нет, люблю, конечно, но это чувство уже давно стало каким-то обыденным и привычным. Нечто само собой разумеющееся. Я принимал ее недостатки, научился мириться с ее недалеким образом мыслей, умел ценить ее доброту и любовь к Оливеру, перестал гнаться за чем-то большим, как было раньше. Наверное, именно такой и должна быть любовь. Хрен его знает, откуда в книгах и фильмах берутся все эти фейерверки, бьющиеся сердца, горящие глаза и тому подобная чушь. Мне со Сьюзен это было незнакомо. Возможно, с Холланд, но Холланд была каким-то далеким полусумасшедшим сном, и вспоминал я о ней очень редко, если вспоминал вообще. Пожалуй, даже Рокс сейчас знала о ней больше, чем я, а это что-то, да значило. Однажды, незадолго до этой встречи с Рокс я проснулся утром, посмотрел на сопящую рядом Сью и понял, что моя жизнь невероятно охуительна. Что у меня есть все, о чем только можно мечтать, что я очень клево устроился. И что мне чертовски скучно. Рокс бы посмеялась. Да она и смеялась теперь, выдыхая сигаретный дым и отпуская саркастичные шуточки по поводу моего отцовства. Я все сносил, был слишком рад ее видеть. К тому же, через несколько месяцев она сообщила, что залетела, и я смог по полной отыграться. — Слышала что-нибудь про ребят? — спросил я, вытянув сигарету у нее из пачки. Рокс пожала плечами, протянув мне зажигалку: — Не-а. Думаю, друзей в Лондоне у меня больше нет, — она криво улыбнулась. После двух лет уединения в африканской пустоши оно было не удивительно. Но я все равно попытался разбавить ее пессимистичное настроение. Ведь так должны поступать братья? — Ммм… А Хант? — В Италии. Работает. Харди тоже куда-то съебался, Белла не вылезает из Авроата, Софи и Грейс волонтёрят в Канаде, Уолкер, кажись, сдох. — Правда? — Блять, нет, конечно, — она ухмыльнулась, — Но он профессиональный игрок в квиддич с отсутствием инстинкта самосохранения. Так что, скоро сдохнет. Пожалуй, не буду ему мешать. — Шутишь над смертью. Похвально. Рокс дернула уголок губ в улыбке, но ничего не ответила. Наверное, шутить над смертью — это большее, на что она теперь была способна. Я затянулся: — И что будешь делать? — Работать у папы, наверное. Если возьмет. — А если нет? — Работать где-то еще. У Томаса контракт с Министерством на три года. Так что, уезжать больше уже нельзя. — Ну, можешь поговорить с Алом или Роуз. Они вроде… — Не буду я с ними разговаривать, — Роксана со злостью ткнула сигаретой в пепельницу. Бусинки на ее браслете с треском ударились друг о дружку. Я ухмыльнулся: — Как знаешь. Пренебрежение Рокс к нашим многочисленным кузенам можно было, в общем, легко объяснить. Большинство из них были похожи на меня и Сью, а именно этого Рокс терпеть не могла. Она прощала мне подобную жизнь, потому что понимала, что у меня не особо был выход, и что я не особо кайфовал. А еще, потому что любила меня до усрачки, как ни крути. Но она не могла примириться с остальными. Не могла примириться с Роуз — успешным работником транспортного отдела в Министерстве Магии, и с Алом, который получил значительную Стипендию имени С. Снейпа от Гильдии Зельеваров и теперь работал над собственным лекарством от ликантропии. Не могла примириться с Виктуар, что красовалась на обложках модных журналов и даже с Джейсом, который плюнул на всё и пошел преподавать уроки полётов в Хогвартсе. Хотя, Джеймсу она, наверное, просто завидовала. Вероятно, Рокс даже помыслить не могла, чтобы попросить у кого-то из них помощи в устройстве собственной жизни. Наверное, с большей охотой она пошла бы побираться по улицам. Ну или просить отца, чтобы он взял ее на работу, как в старые добрые. Я хотел сказать ей что-то еще, но в этот момент Сью сунула мне в руки телефон и велела снимать на камеру, как Оливер будет задувать свечки на именинном торте. Рокс с трудом поборола желание заржать, но сдержалась и только покивала, растягивая губы в широченной кривоватой улыбке: — Вперед, папаша. Дальше все пошло по четко отработанному Сьюзен плану. Оливер задувает свечки, все хлопают и кричат «С днем рождения!», мамашки режут торт, дети пачкают одежду сливочным кремом и тыквенным соком, Сью светится от счастья, я, в общем, тоже. Но при этом чуток хочу больше никогда такого не повторять. А еще мы с Рокс втихаря бухаем припасенный мною накануне джин и смеемся над нашей судьбой. Потом наступает вечер, гости расходятся, Рокс с неожиданным энтузиазмом предлагает Сью помочь с уборкой, я иду укладывать Оливера спать. Он забирается в кроватку, маленький, смугловатый и рыжий, сонно трет глаза и вперивает в меня внимательный взгляд: — А Локс еще приедет? Трогательно не выговаривает букву «р». Я не знаю, что ему ответить, потому что не знаю, когда мы с Рокс увидимся в следующий раз. Знаю только, что я привязан к дому и семье, а она пытается никогда нигде не задерживаться. Знаю, что ей с трудом удалось оправиться от потрясений юности, а я уже стал скучать от размеренности и стабильности. Знаю, что я должен сказать своему ребенку: — Конечно, приятель. А теперь давай-ка ложись. Пора спать. Потом я спускаюсь в кухню. Рокс и Сью цедят вино из тонконогих фужеров. На щеках Сью легкий румянец, она рассеянно трогает свои короткие кудряшки и бросает короткие завистливые взгляды на длинные волосы моей сестры. Рокс выглядит удивительно трезвой, но я то знаю, какое у нее будет похмелье с утра, и в тайне злорадствую. Мы прощаемся, Рокс выходит за порог, обнимает меня напоследок. Крепко. Снова стискивает ткань моей рубашки, жарко выдыхает мне в шею. Мы расцепляемся, ничего не говорим друг другу. Я закрываю дверь, выключаю везде свет, поднимаюсь обратно наверх. Принимаю душ, ложусь рядом со своей женой на широкий пружинистый матрац, накрываюсь одеялом, закрываю глаза. — Хороший был день, — сонно шепчет Сью. Я бормочу что-то согласно-утвердительное. Нашариваю ее руку под одеялом и переплетаю с ней пальцы. Рокс выходит за порог моего дома и прикуривает сигарету. Ее день только начинается. * * * Под вечер поднялся легкий ветер. Пламя зажигалки капризно трепетало, приходилось закрывать его рукой. Я прикурила и крепко затянулась, а потом вдруг закашлялась. В голове тут же встал образ мамы — ярой противницы вредных привычек. Отец относился к этому проще, но мама вечно считала своим долгом почитать мне пару нотаций о здоровом образе жизни. Йога, и все такое. В пятьдесят лет чем только не займешься, чтобы не ощущать возраст. Да нет, я, конечно, Анджелину не осуждаю и очень люблю. Но она меня так бесит, что сил уже нет. Я сунула в уши наушники и включила смешанный порядок треков на телефоне. Пролистала несколько песен, которые были не по душе, пока, наконец, не нашла нужную, еще пару раз затянулась, выбросила окурок и зашагала по опустевшей улице к автобусной обстановке. Томас еще при выпуске из Хогвартса сдал экзамен на трансгрессию, но я так и не освоила эту хрень. Машины у нас с ним не было, да и было бы настоящим безумием садиться за руль после нашего алкогольного детского дня рождения. Так что, оставалось только прогуляться, проехаться на автобусе, потом сесть на метро, потом еще прогуляться, и вот я уже дома. Или можно было вызывать такси, но после возвращения из Алжира я не успела до конца разобраться со всеми чудесами маггловских технологий, а еще у меня не было при себе достаточно наличных денег. Сука, надо же было Фреду поселиться за городом. Хотя, так ведь хотела Сью, значит выбора у него не было. Это даже печально, наверное. Автобус был полупустой. Дороги тоже. И даже в вагонах метро можно было найти сидячие места. Какое идеальное время я выбрала для пути домой. После африканской природной тишины грохот метро, звуки города, обилие людей вокруг казались жутко непривычными, неправильными. Было сложно снова интегрироваться в цивилизацию. Да и не так, чтобы очень хотелось. Но, выбора, к сожалению, уже нет. Двери вагона раздвигаются, я делаю шаг внутрь, осматриваясь в поиске лучшего места. Тускло-золотые волосы и черная кожаная куртка ударяют под дых. Кара Хэтфилд поднимает голову от смартфона, почувствовав на себе мой взгляд. Меня накрывает сочное, приторное, сшибающее с ног чувство дежавю. Мы смотрим друг на друга пару мгновений, а потом Кара прищуривается и улыбается. Улыбается по-настоящему, так, что самой хочется улыбнуться в ответ. Место возле нее свободно, дальнейших сомнений не возникает: я сажусь рядом, а потом вдруг мы обнимаем друг друга так крепко, словно были лучшими подругами целую вечность, словно сильно-сильно друг по другу скучали и мечтали об этой встрече. Через пару секунд мы расцепились. Хэтфилд выдохнула: — Боже, Уизли. Что ты здесь делаешь? Я думала, ты сдохла в Африке на пару со Стоуном. — Как видишь, нет. Мы вернулись недавно. Кара поймала взглядом отблеск обручального кольца у меня на пальце и вскинула брови в саркастичном удивлении, а потом прицокнула языком, но произнесла крайне довольно: — Засранцы. Я рассмеялась. Я не знала, что ей сказать, о чем спросить. Я не ожидала, что буду настолько рада ее видеть, ведь мы не общались с самого выпуска. Я даже не вспоминала о Каре, но теперь вдруг увидела ее и почувствовала острый приступ ностальгии по школе. В голове смешались воспоминания о тусовках на берегу Черного озера и наших с Фредом новогодних вечеринках, о туалетной воде Хантера Памбла и сигаретах Магнуса Хольмберга, о короткой стрижке Линды Фаерман и пышных кудрях Софи Джонс, об алых губах Ариэль Готье и строгих галстуках Эштона Харди. Я вдруг вспомнила о наших девичниках в спальне башни Когтевран и о масштабных пьянках в гостиной Гриффиндор. Я вспомнила о дыме сигарет в женских туалетах и о громкой мужской ругани во внутреннем дворе школы во время перемен. Я вспомнила о бесконечных книжных стеллажах в библиотеке, завтраках в Большом зале и стопках конспектов в прикроватной тумбочке. Я вспомнила все это, едва только посмотрела на Кару Хэтфилд, о которой не вспоминала ни секунды за эти несколько лет. — Куда ты едешь? — сорвалось у меня с губ. Кара передернула плечами: — На работу. — По ночам? Шлюхой что ли работаешь? Ну, я не удержалась, извините. Кара прыснула, прикрыв рот ладошкой: — Хотелось бы, было бы больше денег. Но я оттираю алкоголь со столов в «Белой Виверне» и торчу кучу галлеонов всем своим коллегам. Я моргнула. Бар «Белая Виверна» в Лютном переулке был значительной частью наших с Фредом мечтаний о взрослой жизни, когда мы были мелкими. В подростковом возрасте Фред частенько там зависал с друзьями, но вот я так и не дошла до него за все свои двадцать с лишним лет. Что же, лучше поздно, чем никогда, правда? Мерзкий совестливый голос внутри попытался напомнить о том, что я уже и так много выпила у Фреда, что дома меня ждет Томас, что завтра у меня назначено собедесование в Министерстве, которое он не без труда устроил для меня, что пора, наконец, стать взрослым серьезным человеком и перестать творить херню. — Я хочу с тобой. — Поехали, — Хэтфилд ухмыльнулась, как будто бы знала, о чем я сейчас думаю. Я поколебалась пару мгновений, а потом достала телефон и написала Томасу, чтобы он тоже приезжал. Он тут же перезвонил, но я не взяла трубку, пропустила следующий его вызов тоже и снова сунула телефон в карман. Он, конечно, разозлится на меня, но это будет еще не скоро. Через пару часов или завтра. Главное, что не сейчас. Мы с Карой вышли на ее станции и бодрым шагом направились к «Золотому котлу», чтобы оттуда пройти на Косой Переулок. По пути мы обсуждали прошедшее время, рассказывали, как у кого дела и кто чем занимался. Хэтфилд особо не распространялась о себе, но с интересом слушала мои корявые повествования об Алжире, практике Томаса и собственном волонтерстве, посмеялась, когда я рассказала, в какого законченного папашу превратился мой старший брат и дернула губы в грустной улыбке при скользком упоминании Линды и Магнуса. Я знала, что она не очень много общалась с ними, но мы все равно часто оказывались на общих компанейских вечеринках, и, наверное, она питала к ним какую-то приязнь и по-своему жалела об их смерти. Сейчас уже было не так больно. Но залить алкоголем эту ностальгическую смесь уж точно не помешало бы. «Белая Виверна» представляла из себя зазеркальную пародию на «Золотой котел». Зал был меньше и темнее, столики стояли намного ближе друг к другу, повсюду клубился сигаретный дым, пахло алкоголем и потом. Людей было много. Все сосредоточенно следили за квиддичным матчем по висящему на стене телевизору и громко ругались, когда какая-то из команд пропускала или наоборот, забивала особо эффектный гол. Все были пьяные и веселые. Девчонки сидели на коленях у парней, разгоряченные и красивые в полумраке все до одной. Захотелось вдруг потрахаться в туалетной кабинке, как в американских фильмах. И чтобы дверь была не заперта, а адреналин бы переполнял сердце. Кажется, я так до конца и не перебесилась в подростковом возрасте. Кара подыскала мне место в углу барной стойки, сунула в руки бутылку вишневого пива и на какое-то время отошла, занявшись своими обязанностями. Я достала мобильник. От Томаса было три пропущенных, но ни одного сообщения. Либо он послал меня к черту и поехал сюда, либо послал к черту и остался дома. В любом случае, он точно знал, что я вернусь только под утро. На его месте я бы уже со мной развелась. Хотя, будь я на его месте, я бы даже предложения себе не делала. Я была слишком привязана к Стоуну. Слишком зависима от его присутствия в моей жизни. Слишком боялась, что в один день он вдруг поймет, какая я на самом деле и ужаснется. Я бы ужаснулась. Но я себя не понимала, к счастью. И все еще не любила копаться в своих мыслях. Так легче. Продезинфицировать алкоголем и прижечь сигаретным окурком то, о чем нельзя говорить, то, что больно вспоминать, чтобы боль не воспалялась и не гноилась где-то там в глубине, медленно отравляя внутренности — вот каков был мой способ борьбы с дерьмом этого мира. Томасу такое положение дел не очень нравилось, но он не лез мне в душу, не отговаривал от глупых поступков и не злился. И я так невыносимо сильно любила его за это, что чем дольше мы были вместе, тем сильнее становился мой страх разрыва. — Лицо попроще, Уизли. Пей, — Кара поставила передо мной бокал. В нос ударил до боли знакомый запах Огдена. Я поморщилась. Хэтфилд усмехнулась. За первым бокалом последовал второй. За вторым — третий. Кара тоже пила и тоже морщилась. Наверное, тоже прижигала внутри что-то свое больное и сокровенное. Мы были так далеки и одновременно так близки друг другу в этот момент, что оставалось только посмеяться над тем, какой же сукой может быть судьба, но какие все же иногда охуенные подарки она нам преподносит. Вокруг орали квиддичные болельщики, радуясь выигрышу или проигрышу, уже хер разберешь. Меня толкали и обнимали какие-то незнакомые люди, я старалась не потерять из виду Кару, но она и сама крутилась и вертелась среди чужих рук и голосов. Все размывалось и перемешивалось в голове. громкий смех, чья-то тяжелая рука на плече, телефон вибрирует в кармане, кто-то настойчиво пытается дозвониться, Кара разливает текилу трем жутко похожим друг на друга парням, или это у меня троится в глазах, я не понимаю, все вокруг зыбко и неустойчиво, погодите, надо найти точку опоры, свет экрана, сложно разобрать, что написано, кто-то прислал сообщения, кажется я что-то выложила в инстаграм, точно, вот и наша с Карой фотография, черт, почему я не помню, как это делала, какая Хэтфилд, черт подери, красивая, надо перезвонить Томасу, он же, наверное, ждет, или это он там около входа? , нет, обозналась, господи, как не хватает Линды, как больно снова, черт, черт, черт!.. НЕТ, ХВАТИТ! — Да, Уизли, пить ты не умеешь. Я прислонилась головой к плечу Кары. Вокруг уже светало, горизонт разливался грейпфрутовым пламенем. Хэтфилд протянула мне стакан воды. Ледяной. Как хорошо, Мерлинова срань. — Я два года не пила. Это успех, — оправдание вышло еще более жалким, чем я думала. Кара усмехнулась и закурила. Мы сидели на ступеньках возле входа в «Белую Виверну». Большинство посетителей уже разошлось, и Лютный Переулок окутывала пористая тишина, нарушаемая редкими криками запоздалых гуляк. Мне безумно хотелось спать, но надо было собраться и как-то дотащить свое пьяное тело до дома. А еще надо было принять душ и поспать хотя бы пару часов перед завтрашним собеседованием… Я не хотела на собеседование. И в Министерство тоже не хотела. — Эй, Хэтфилд. — Чего? — Можно я тоже буду у вас работать? Кара не ответила. Продолжала курить. Я отстранилась и внимательно на нее взглянула. Кара пережила свою порцию дерьма так же, как и я. Не знаю, чем она занималась все это время и как с этим справлялась, что делала, в ком искала утешение. Но я заметила, как она постарела и каким серьезным и взрослым стало ее красивое лицо. Кара бросила на меня короткий взгляд: — Это место — дыра, Рокс. — Но ты же здесь. — И я тоже дыра. А ты — еще нет. Так что, подбери сопли и не смей больше сюда соваться. Иначе я тебе врежу. Последнюю фразу она произнесла почти что со злостью. Резко поднялась, схватила меня за руку и дернула вверх, помогая встать. Я качнулась немного вбок, но устояла. Хэтфилд больше не улыбалась и не шутила. — Была рада тебя видеть, — сухо произнесла она, а затем, не прощаясь, развернулась и скрылась внутри бара, громко захлопнув за собой дверь. Я постояла там еще пару секунд, вдыхая прохладный утренний воздух. Голова тяжело гудела, мысли путались. Я заправила за уши волосы, застегнула куртку и медленно двинулась по пустынным улицам обратно к «Золотому котлу», где взяла крепкий кофе с собой, надеясь, что это поможет протрезветь хотя бы немного. Потом я вышла на маггловскую сторону и минуты две пялилась в навигатор, пытаясь сообразить, по какому пути добираться домой. Утро было свежее и прозрачное. Никакого мглистого тумана или моросящего противного дождя. Рай. Я добралась до нашей съемной квартиры часам к пяти утра. Томас спал, и даже спящий, выглядел сердито и скептично. Больше всего на свете мне хотелось бы рухнуть рядом с ним на раскладной диван и провалиться в спасительное небытие. Но я заставила себя принять душ, почистить зубы и переодеться, и только потом легла рядом, обняв Стоуна за пояс. Его рука машинально легла мне на талию, но он не проснулся. Я выдохнула и закрыла глаза. На заблокированном экране телефона через пару часов начали высвечиваться уведомления о лайках и комментариях под нашей с Карой фотографией в Инстаграме. Первой, которую я выложила за два с лишним года. hollypadre: охуеть, вы обе живы?!!!! arieleesgauthie понравилось ваше фото mr.hunterp: о, я скучал по этому! bella.ortizzz: ОМГ, СВЕРШИЛОСЬ! ТЫ ЗДЕСЬ! tristanspcr понравилось ваше фото melissamaxwells понравилось ваше фото rosss.grace: как жалко, что я не в Лондоне!😭 mad.sofie: +++ bad.drama.queen.walker: 🔥🔥🔥 ms.carahetfield понравилось ваше фото сообщение от ms.carahetfield: Не проеби все. Знаю, ты этого хочешь, но, поверь, ты способна на большее. Спасибо за вечер. Больше мы не виделись лично. Но я старалась, правда старалась последовать ее совету.