Зависимость

Душно. В этих четырех стенах так душно, что хочется забиться в самый темный угол комнаты. Мерзкий кислый аромат пораженных грибком стен, словно дым от дури бил в ноздри до головокружения. Рваные от гипсовых стен шмотки обоев придавали комнате зловещий антураж, что здесь давно не было владельцев. Нет, место не заброшено, по крайней мере не сейчас. В комнате все же были кое-какие старые вещи; деревянный дубовый стол, со скошенной ножкой во внутрь, на котором небрежно валялась грязная посуда на одну персону; узкий шкаф с глухой дверью, который выглядел старше чем стол имея по всей поверхности царапины, ножевые обрезы в символику, застывшие жиры и пыль от времени; ржавая, скрипучая раковина с неубедительным смесителем на прочность и работоспособность; чугунные батареи отопления с ободранной эмалевой краской серого цвета; а также подобие кровати, которой стали поддон и дырявый, покрытый весь пятнами матрац. Идеальное место для него. Того, кто был унижен своими братьями и не нашел поддержки ни от кого из них. Именно в этой комнате он будет переживать этот цикличный круговорот боли и позора раз за разом, пытка за пыткой, не давая и минуты на отдых. Это станет его платой за то, каким садистом я стал для общества. Жара спирала ровное дыхание, от чего я слышу лишь раздражающее пыхтение жертвы. Сердце бешено колотится где-то в середине груди. Монотонный бит в висках глушит шумы, которые я перестаю слышать каждый, раз находясь в этой комнате с ним. Это жалкое зрелище. Мои губы растягиваются под хлопковой маской в улыбку безумного психопата, который верит в свою идеологию. Я тоже верю. Верю, что уже достаточно хорошо сломал своего родного брата. — Встань! — громко отдал приказ своей жертве, что сейчас лежал и трясся как брошенный котенок на скошенной на пол половине матраца. Не издав ни одного стона, но все также громко пыхтя, парень поменял положение со спины на бок и одной рукой приподнял свой корпус над матрацем, со всей силой впиваясь пальцами в него. Взгляд упирался в ноги, которые, видимо, сводило сильной судорогой. Некогда стильная прическа выглядит не так эффектно: волосы засалены, растрепаны, а на затылке и вовсе обросли на пару сантиметров. На лице уже не было той искрящей улыбки, которую он дарил всем прохожим, в том числе и родной семье. Губы потеряли свой оттенок и покрылись трещинами, рядом с которыми россыпью красовались следы от укусов и еще не заживший ушиб. Впрочем, что там губы, когда все тело кричало следами от жестокой борьбы, в которой владелец потерпел поражение. — Ты просто жалок и ничтожен. Смотри куда привела твоя невнимательность. — я подошел к своей обожаемой жертве и протянул левую руку к оттекшей в синеву щеке. Двумя пальцами провел от начала скул вниз до подбородка, надавив указательным, чтобы обратить его внимание на себя. — Теперь мы оба на самом дне наших моральных ценностей. — Брат, ты ведь сам нас к этому привел. — наконец я услышал его дрожащий голос, а его губы слегка дрогнули, видимо пытаясь искривить пародию на улыбку. — Да. Я пальцем стягиваю со своего лица белую маску, обнажая свое дерзкое выражение лица. Он знает, что я сейчас сделаю. Знает как никто другой. Прикрыв глаза, брат тянется лицом вперед к моему и в одно мгновение я ощущаю его холодные губы на своей щеке. Было ли дело в жаре или мы действительно стали отбросами современного общества, но в одном я был уверен — Карамацу — мой старший брат, полностью сломлен мною. В его глазах, мыслях буду только Я. Он никого не примет, кроме меня. Я пленил его тело и разум, сделав своей марионеткой.