Услышь мой шёпот.

Люди рождаются, умирают, а если еще что-то происходит в промежутке, значит, повезло. Принято считать, что жизнь начинается с моментов памяти. Вот как только ты начинаешь помнить свою жизнь, значит ты живешь. Кто-то запоминает себя с трех лет, а кто-то с первой охоты или детской игры. А кто-то ведь с трудом помнит даже первый урок от родителей. Хотя Ясу готова была бы поспорить с этим утверждением. Ведь если мы не помним, это же не значит, что мы не жили. По ее мнению мы сами выбираем, когда начать жить: с рождения ли, с зачатия, с первого сорванного на поле колоска, со смертью первого живого существа в наших руках или же с первого свидания под луной. А ведь кто-то проживает жизнь, так и не поживши. Она ни раз и не два видела таких. И уже более восьмидесяти лет ненавидит подобных слюнтяев, неспособных решиться жить, хотя от рождения им дано все. И вовсе не о богатстве она думает и говорит. Здоровое тело, семья, свобода. А ведь есть те, кто обделен всем этим. Ясу не была уроженкой этой деревни. Она родилась в Сейке, столице клана Огня, в семье потомственных лекарей. Где в возрасте пятнадцати лет стала военным знахарем. Клан Огня всегда вел военную политику, все для армии. А в те времена обострилась ситуация с империей Кай. Постоянные военные стычки, большие потери, как среди мирного населения, так и среди военных. Поэтому талантливые знахари были на вес золота. И всех, несмотря на пол и возраст, отправляли на границу. Тогда девушка еще не знала, что, покидая Сейку в первый раз, она уходит навсегда и больше никогда не увидится с родителями, не прогуляется по вечно живым улочкам столицы, не побывает на фестивале огня, не поговорит с торговцами, не поделится секретами со своей сестрой. Все это так и останется за закрывшимися мощными вратами с гравировкой алого дракона на них. А впереди ее ждал ад. Никак иначе она и не могла назвать то место. Одно дело слышать рассказы в таверне, от пьяниц и сплетниц, и совершенно другое оказаться прямо там, на поле боя, где малейшее промедление будет стоить жизни, и не только твоей. И это Ясу считала самым ужасным в своей работе. Возможно, она убила куда больше людей, чем любой из воинов клана Огня. Когда ее выпустили впервые на поле боя, она, в отличие от пары сверстниц, не впала в отчаяние и истерику от вида трупов и крови, а шла вслед за солдатами, выискивая зорким взглядом раненых, чтоб либо перевязать и отправить в лагерь, либо, если рана незначительная, обработать ее и, дав стимулирующего наркотика, отправить дальше в бой. И лишь через час, полностью испачкана в крови и грязи, ее рука дрогнула. Перед ней лежал солдат, парень лет девятнадцати, по его щекам текли слезы от боли, а руки нервно сжимались в кулаки. Ниже бедра его правая нога отсутствовала. Отрубили, одним точным ударом меча, слишком ровный был порез. Он не сможет дойти до лагеря, не сможет даже доползти, а ей нельзя покидать поле боя, пока не закончится бой. Об этом им говорили еще во время краткого обучения. Как и о том, что делать в подобных случаях. Как сейчас она помнила властный голос капитана: «Те, кто не могут быть полезными нашей стране — должны быть убиты. Ни к чему переводить на них лекарства и средства. Но и позволить им достаться врагу мы не имеем права, поэтому вы должны будете сами их устранить.» И столь же четко она помнила, как смотрел на нее тот паренек. Сколько радости и надежды было в его глазах. Помнит, как дрожали ее руки, когда она склонилась над ним. И как по-детски удивленно он моргнул смотря на нож, которым она молниеносным движением проткнула левую часть груди, точно в сердце. Одним ударом. Возможно, он даже не понял, что умер. Не раз не два этот молодой паренек снился ей во снах. С молчаливым осуждением во взгляде стоял он перед ней и, как будто, ждал чего-то от нее. Скорее всего, он хотел забрать ее с собой. За ее грех. А она лишь каждый раз улыбалась ему и просила сквозь слезы: «Подожди еще немножко». Ясу уже тогда знала, что пойдет за ним, когда придет ее час. Что готова принять от него и несколько сотен других свое наказание. Каким бы оно не было. Та война многое ей дала, еще большему научила и ровно столько же отняла. Она перестала верить людям. Как можно поверить окружающим, если ты сам себе не веришь? Как, скажите ей?! Как? Как, когда сама безжалостно забираешь жизнь тех, кто доверился? Она стала циничной. Ненавидела людей из-за их лживых натур. Сама она, в противовес себе же, стала говорить лишь правду. Не важно кто, стоит перед ней: сержант, капитан или и вовсе генерал. Она перестала делить людей по полу, положению, богатству, потому что все они сдохнут. И ничто не сможет изменить этого. Поэтому и говорила прямо, открыто. Хотя научится этому было сложно, но не страшно. Не после непрекращающегося круговорота смерти на поле боя. В людях она больше не видела ничего, кроме задания. При взгляде на раненных, первой мыслью было «Будет ли этот человек полезен в армии?». За ее спиной говорили «бессердечная», а она с усмешкой уточняла «Сердце очень приятное на ощупь.» Однако, оставаясь одна Ясу горько поджимала губы и заклинала тот маленький комок в груди, что качал кровь в ее теле: «Терпи». И как ей тогда хотелось и правда стать такой, какой ее считают. Бездушной. Она три года пробыла на границе, за это время она обзавелась высокой должностью, зарплатой за службу и огромным кладбищем за плечами. Ехидна — бессмертная и нестареющая женщина с телом змеи, которая заманивала и убивала мужчин. Именно в честь этого существа ей дали имя на поле боя. Ее боялись и враги, и союзники. В особенности, после того, как используя ее яд, было отправлено более трехсот солдат Кая. На четвертом году, в возрасте двадцати одного года она подалась в отставку. Сколько скандала тогда было, даже к чертову генералу Кану вызывали. Только и она тогда уже была не мелкой девчонкой-новобранцем. Уже через месяц она вместе с небольшим отрядом покинула северное укрепление и отправилась вглубь земель клана Огня. На полпути к столице Ясу отделилась от отряда направляясь в объезд, ближе к землям клана Земли. Она не собиралась возвращаться в Сейку. Струсила впервые в своей жизни. Ясу просто не смогла бы посмотреть в глаза своим мудрым родителям взглядом убийцы, не смогла бы растрепать красивую прическу своей сестры руками, что легко отнимали жизни невинных. Ей не было стыдно за то, кем она стала. И все равно на молву окружающих. Но ей было страшно стать отвергнутой своей семьей. Пусть лучше она останется для них глупой девчонкой-мечтательницей, а они для нее - вечно-заботливой семьей. Ясу провела в пути около четырех дней, объезжая на своей пегой кобылке обедневшие деревни, иссушенные поля, редкие серые леса. Хотя нынешние земли клана Огня никак, кроме серых и бездушных не назовешь. Такие же, как и она сама, измученные войной, пропитанные болью, скованные солеными слезами и наполненные алой кровью своего народа. Она слишком устала от всего этого. Ей было двадцать один, но чувствовала Ясу себя на все сорок. И с каждой ночью она вновь и вновь улыбалась ожидающему ее пареньку. Девушка приняла его, как своего друга, брата, мужа. И считала дни, надеясь, что очень скоро присоединится к нему. Она устала той самой усталостью, от которой нельзя избавиться, подремав под деревом. Но упрямый характер и чертова гордость не позволяли опустить руки или чего еще сделать. На пятый день пути, когда запасы провизии начали приближаться к концу, знахарка все же решила свернуть в ближайшую деревню, которых не оказалось рядом. Развернув карту и кое-как определив свое приблизительное местоположение, девушка лишь раздраженно поджала губы, ведь последнюю деревню она проехала два дня назад, а новая будет через дня три, и то, если ехать быстро, а остановки минимизировать. Но и возвращаться не хотелось. Поэтому Ясу решила поступить глупо и рискованно. И не разу за всю жизнь не пожалела об этом. Через сутки после этого решения она сбилась с пути и неожиданно выехала к деревне, что была запрятана в глубине леса. Люди в ней были, как будто дикими, суетными. Смотрели на нее настороженно, и хоть они старались держать безразличные лица, но она отчетливо видела в их глазах страх и некую обреченность. Ясу ехала, не останавливая кобылку, осторожно осматриваясь по сторонам, следя за людьми и выискивая фермеров. Не спеша, ей дорогу перегородил довольно высокий молодой человек лет тридцати, ровная рыжая козлиная бородка и кучерявые волосы до плеч ярко выделяли его среди окружающих. Он приветливо ей улыбнулся, а она, остановив перед ним лошадь, спешилась. — Приветствую в нашей небольшой деревушке. Мое имя Пуонг, я старейшина. — Все так же улыбаясь, представился мужчина, чуть склонив голову. — Ясу, странствующая знахарка. — Кратко представилась она, незаметно косясь по сторонам на жителей. Пуонг оказался довольно предприимчивым человеком. Услышав, кем она является, мужчина почти сразу же предложил остаться ей в деревне, что вызвало недовольный ропот у окружающих. Деревушка оказалась довольно консервативной, и ее жители явно не желали видеть в своих владениях чужачку. Как будто бы она хотела оставаться в такой дыре. Поэтому, пересилив себя и не послав его к чертям, она вежливо отказалась и уточнила, где бы могла закупиться продуктами для продолжительного пути. Ее проводили к главному земледельцу, который за довольно большую плату отдал небольшой мешок с едой. А Пуонг, что сопровождал ее, предложил остаться в деревне на ночь, так как уже темнело, а на дороге нынче много разбойников. К счастью, в деревне как раз было пару заброшенных домов. Она не решилась отказываться, хотя местные жители и вызывали опасения, как и попытки старейшины оставить лекаря в деревне. Домик, который выделили Ясу, находился у окраины деревни и к ее удивлению был довольно чист. А когда девушка разожгла огонь, то оказался, несмотря на довольно маленькую площадь, очень уютным. Выпроводив Пуонга, что уже около пары часов распевался соловьем о их замечательной деревне, она расседлала лошадь и затащила вещи в дом. Ее не трогали, лишь наблюдали за домом. Она не возмущалась. Понимала. Но кинжал под подушку положила. И не зря. Уже поздней ночью, Ясу проснулась от шороха и яркого ощущения чужого присутствия. Притворившись спящей, она перевернулась лицом к двери и из-под полуопущенных ресниц заметила пугливо замершего человека. Высокий, широкоплечий, хоть и очень худой мужчина, хотя скорее все же юноша. Судя по его реакции, человек он был пугливым и по своей сути напомнил девушке лесную птаху, которой любопытно, но подлететь ближе страшно. «Вор» — про себя хмыкнула Ясу, как бы случайно, во сне просовывая руку под подушку и сжимая покрепче кинжал. А парень не спешил приближаться к ней. Он замер в нерешительности и еще какое-то время неподвижно стоял на месте. И лишь через минут десять, и как у него тело не затекло, он нерешительно приблизился к знахарке. Это напрягло, воры обычно предпочитают схватить вещи с ценностями и делать ноги, а этот даже не посмотрел в их сторону. Хотя в помещении было довольно темно, может, он не заметил? Но она не смогла не остаться спокойной и расчетливой чтоб продолжить наблюдение, когда этот странный юноша склонился к ней, будто бы желая получше разглядеть. Забыв о кинжале, резким движением она вскочила с кровати и повалила дернувшуюся от нее парня, что желал явно сбежать, на пол. Оседлав его и сжав руками горло, при этом вызвав у парня хрип, она склонилась к его лицу, что было скрыто странной маской в пол лица. Она слегка ослабила хватку на мужской шее, но не отпустила, намекая, чтоб тот не дергался. — Ну и кто тут у нас? — прищурив глаза, холодно спросила она, воспринимая это словно очередное задание. В ответ ей была тишина, хотя интонацию она делала ту самую, от которой новобранцы покрывались холодным потом и в головах прокручивали все свои совершенные косяки. И паренька этот голос пробрал, она это чувствовала по дрогнувшему кадыку, легкой дрожи в теле и громкому поверхностному дыханию, что срывалось с потрескавшихся губ. — Отвечай. — Вновь чуть сжав бледную шею, нахмурилась Ясу. — Й-йонг. — У паренька был хрипловатый, но мелодичный голос. Таким только песни петь, да святых уговаривать на грехи. — И что же тебе понадобилось от меня, Йонг? — Чуть отстранившись, Ясу выпрямилась, но руки не убрала. Когда через пару секунд, вновь не последовало ответа, она заговорщическим и томным шепотом ему поведала — Давай не будем играть в молчанку, я ведь могу и по-плохому. Поверь, тебе не понравится. — И-интерес. — Отвернув от нее спрятанное за маской покрасневшее лицо, парень сжался. — К-к нам редко приходят чужие и-и… — И ты захотел увидеть? — Приподняв бровь, знахарка хмыкнула. Учитывая, насколько неудобно расположение этой деревушки, эта вариация событий вполне возможна. — Д-да. — Парень кивнул и сглотнул. — Н-не говорите никому, прошу. Ну, то что… — О том, что поймала тебя? — дождавшись его очередного кивка, Ясу убрала руки и скрестила их на груди, с насмешкой наблюдая за Йонгом. — С чего бы мне этого не делать? — Они будут ругаться. — Весь сжавшись, парень потер свою шею рукой. — Прошу вас. — Хорошо. — Усмехнувшись Ясу слегка приподняла свой подбородок, смотря на парня сверху вниз, все еще сидя на нем. — Но взамен, ты сделаешь для меня кое-что. — А? — Он непонимающе приподнялся на локтях. — Я же сделаю для тебя одолжение, значит и ты должен будешь сделать для меня ответное действие. Разве нет? — Д-да, наверное. — Задумчиво проговорил парень, потерев подбородок. — Тогда, ты сделаешь… — Ясу задумчиво окинула юношу взглядом, про себя перебирая возможные варианты. Ей особо от него ничего и не надо. Это так, чтоб парень запомнил урок. Но вот, что бы попросить? — Точно, сними маску. Юноша под ней напрягся и приоткрыл рот, а руки его сжались в кулаки. Он резко отвернул лицо и закусил губу. — Должна же я знать в лицо того, кто посмел пробраться к молодой, неженатой девушке в дом, поздней ночью. — Нахмурившись, пояснила свое желание Ясу. — Нельзя. — Йонг, вновь покраснев, мотнул головой и упав на пол положил руки на маску. — Если старейшина узнает, то будут проблемы. — Какое ему дело до твоего лица? — Не понимая связи и логики, Ясу хмыкнула, не придавая особое значение его предупреждению. Как показала судьба, очень зря. Но тогда она даже не предполагала о тех проблемах, что сулила ей встреча с этим парнем в странной маске. Поэтому она легко убрала руки с его шеи и встав, отошла обратно к кровати. — Ладно, не хочешь, как хочешь. Можешь идти, но будешь должен. Она расправила свою временную кровать, желая наконец-то поспать. Йонг же, постояв несколько минут на месте, низко поклонился и глянув с беспокойством в окно, тихо выскользнул из дома. На подобное знахарка лишь фыркнула и легла наконец-то на кровать, забываясь крепким сном. Чтоб очнуться от того, что ее прижали к земле и сильно связывают крепкой веревкой. Помнится, тогда окружающие неплохо пополнили свой словарный запас витиеватыми выражениями и словосочетаниями. Связывающимися оказались мужчин из деревни и, что самое неприятное, старейшина был тут и по сути покровительствовал им в их начинании. Сколько бы Ясу не бросала на него гневных взглядов, он не обращал на нее внимания, будто и не ее связывали его люди. И лишь когда ее связали и ровно посадили перед Пуонгом, он обратил на нее свое внимание. А после запел соловьем, обвиняя в раскрытии какого-то непостижимого, но архиважного секрета деревни, который никому кроме местных знать нельзя. И, как вишенка на пироге, ее с этими знаниями никуда не отпустят. У нее два выхода: либо умереть, что в принципе Ясу не устраивало, не так она хотела помереть, обвиненная непонятно в чем, кучкой не иначе, как фанатиков. Либо стать частью деревни, местной врачевательницей, при этом не покидая деревню и делая все, чтобы помочь ей. А после будто бы благородные дали ей три дня на подумать. — А какой хоть секрет-то? — Желая поиздеваться, задала Ясу вопрос в спину уходящего из ее временного пристанища мужчину. Старейшина остановился, кинул на нее не одобряющий взгляд и снисходительно улыбнулся. — Не стоит устраивать театр. Нам известно, что ты прекрасно просвещена в него. И больше ничего не объясняя, ушел, оставив связанную сидеть на земле с двумя охранниками, один из которых встал у двери дома, а второй - у единственного окна. Оба охранника довольно молоды, руки их покрыты мозолями, а плечи широки и мускулисты. Явный признак пахарей, явно не первых поколений. Три дня она сидела в том доме со связанными руками, даже встать самостоятельно для нее была та еще задачка. За эти дни ее не кормили, лишь давали воды. Разговорить стражников тоже не получалось, зато отхватить ударов за свой длинный язык успела и не раз. И теперь, сидя на своей кровати с разбитой губой и наблюдая за закатными лучами солнца, что падали на дом ее временной тюрьмы, Ясу все же решила задуматься над предложением этого Пуонга. По сути, как таковой выбор ей не предоставили, хоть и сделали вид, что таковой имеется. Знахарка не боялась смерти, но и, несмотря на желание присоединиться к своему вечному спутнику, она не искала встречи с костлявой. Будь иначе, она бы с удовольствием посмотрела на лицо этого самоуверенного Пуонга при ее отказе. А сейчас, ей остается лишь усмирить свою гордыню и побыть куклой в руках неопытного кукловода, чтоб позже у нее была возможность бежать. А в то, что она сможет сбежать, Ясу не сомневалась. Прокрасться незамеченным в казармы после отбоя, вот это еще то испытание, где приходится задействовать все свои умения, от банального умения прятаться, до умения лазить по потолкам. Поэтому, когда старейшина все же пришел, она строила из себя саму покорность и скромность. Так бы она хотела сказать, но характер и несколько лет на границе сделали из нее ту, кем она была. Поэтому, как только она обрадовала старейшину своим согласием, как тут же огорошила рядом требованием, некоторые из которых для этой деревни были сложно выполнимы. И удовлетворенно про себя улыбнулась, видя растерянность и негодование на лице Пуонга. Когда же тот попытался ее осадить, она сделала страшные глаза и стала в подробностях рассказывать к каким последствиям может привести неправильное лечение без так необходимых ей материалов и условий. И не нужно ему знать, что половина из приведенных примеров являются либо смертельными, либо довольно экзотическими заболеваниями, которые в Коуке никак появиться не могли. Но старейшина об этом даже не подозревал, ошеломленный свалившимися на него медицинскими терминами и довольно подробных описаний последствий. Поэтому уже меньше чем через полчаса с начала их разговора с Ясу падают веревки, а двое бывших охранников переквалифицируются в посыльных, что должны найти и привезти все необходимое. Не проходит и минуты, после отсылки двух парней, как в него влетает молоденький паренек лет пятнадцати. Старейшина называет его Маширо и говорит, что он будет ее помощником. Ясу смотрит на это скептически. С первого взгляда ясно, что парень слишком суетлив, труслив и наивен. И если последнее качество можно легко вытравить из этого тела, то вот с остальными будет слишком много мороки и проблем. И лекарь сомневалась, что староста этого не понимал. А значит вывод напрашивался сам собой. Этот парень в первую очередь приставлен к ней, чтоб следить. Умно, но в тоже время слишком глупо. Либо Пуонг не понимает, что парень слишком глуп для этого. Либо Ясу недооценивает этого Маширу. И что-то девушке тогда подсказывало, что первый вариант неверен. А значит из нее самой хотят сделать дуру. Зря. Ясу подобного прощать не намерена. — Я не буду это обучать. — Еще раз окинув взглядом этого паренька, припечатала Ясу, сложив руки на груди. — Почему? — Непонимающе нахмурился Пуонг, подходя к ней ближе. — Ты хочешь, чтоб я обучала парня принимать роды у мамаш? Ты не знаешь, что для девушек рождение ребенка и так большой стресс? Не говоря о порой чересчур ревнивых мужьях, которые с удовольствием придушат его в темной подворотне. — Смотря безразличным взглядом на явно побледневшего от перспектив паренька, Ясу спокойно находила весомые аргументы для своих слов, до тех пор пока у нее в голове не мелькнула одна до безобразия простая мысль, которую она сразу же и озвучила. — Не говоря уже о том, что я вообще не намерена в ближайшие лет десять брать на себя такой балласт, как ученик. — А как же передача знаний и… — А я не намерена умирать ближайших лет тридцать. — Перебив старейшину, Ясу хмыкнула и неспешно направилась к своей кровати, к кинжалу, что лежал под подушкой. — Так что избавь меня от общества этого недоразумения, а заодно и своего. Я остаюсь и становлюсь знахаркой твоей деревни, взамен твой народ меня не трогает и не мешается под ногами. Так уж и быть, как буду выходить за пределы деревни за травами, можешь выдавать мне сопровождение. Заодно будут помогать таскать травы… — А не слишком ли многого на себя берешь? — Явно недовольным ее категоричным тоном, Пуонг одной рукой отослал мальчишку, при этом сам потерял все свое обаяние, показывая истинное лицо. — Ты сам вложил мне в руки жизни своих людей. И спасать их придется именно мне, поэтому нет, не много и даже очень мало. Так что будь благодарен. Если что-то не устраивает, можешь попытаться меня убить. — Девушка незаметно, делая вид, что застилает кровать, достала кинжал и сунула его в широкий рукав. Но к удивлению Ясу, мужчина не начал развивать спор дальше. Лишь долго смотрел на ее спину. Она это отчетливо ощущала и поэтому, когда полностью расправила кровать, выпрямилась и повернулась к нему лицом. — Можешь делать, что вздумается, пока это не вредит моим людям. Но покидать пределы деревни без сопровождения тебе запрещено. — На его слова Ясу кивнула, про себя усмехнувшись, что она может никого не ставить в известность, ведь сопровождающих у нее будет предостаточно, так как она сомневалась, что с нее снимут слежку. Наоборот, ее усилят. Так и было, куда бы она не пошла в деревне за ней всегда следили, общались с неохотой и еще большим нежеланием сопровождали ее в походы за травами. А когда по деревни разошелся слух о том, сколько по времени занимает этот самый сбор, то и вовсе сопровождение Ясу стало своеобразным наказанием в деревне. Сама девушка особо не выделялась, насколько это возможно с ее характером, о котором лишь ленивый ее не упрекнул, и старалась вести себя спокойно. Что тоже выходило так себе, по крайней мере пару слишком активных наблюдателей уже получили по фиолетовому крашению за излишнее любопытство. Ясу не стеснялась своего тела, однако позволять на него пялиться каким-то незнакомым мужланам не намерена. Во всей этой недружелюбно настроенной деревне, для знахарки стал отдушиной синеволосый юноша, что в первую ночь пробрался к ней в гости. Йонг оказался довольно невинным и даже можно сказать наивным пареньком. Он был изгоем, почему не говорил, а она, удерживая свое любопытство, не спрашивала. Не ее это дело. Парень неустанно пытался ей помочь, порой принося разные травы и обязательно цветы. Ромашки. Невинно белые лепестки и яркая сердцевина-солнышко особо грели искалеченное войной сердце Ясу. Они были приятны для девушки и необычны. С тех пор, как она поступила в армию, представительницу слабого пола в ней видели исключительно на медосмотрах и во время банных дней. А уж когда она раскрыла весь свой характер, то и вовсе старались обходить девятой дорогой. Так что подобные жесты от молодого и довольно скромного парня ей льстили. А еще ей нравились их долгие беседы и очень открытые разговоры. Когда она начинала делать монотонную работу, Йонг немного понаблюдав, как она позже поняла — запоминая, неизменно присоединялся к ней, помогая. И именно в эти мгновения начинались их долгие разговоры. О мире, которого синеволосый никогда не видел, о ней самой, о ее семье, о жизни и о людях. Йонг был наивен во многих вопросах и порой Ясу он казался младенцем, искренним, открытым. Наполненный той самой чистотой, которую она раньше нигде не встречала. Однако ее напрягало довольно негативное отношение к Йонгу всеми, без исключения, деревенскими. И еще больше, попытки старосты и еще пары его подпевал отгородить Ясу от ее нового, возможно в будущем, друга. Но пару недель мигреней, столько же неожиданно приспичивающих побегов в туалет и пару проломленных об слишком тупые головы деревянных тарелок хватило, чтоб ее оставили в покое. Однако причину такого отношения, а также нежелание их общения, как один, никто не озвучивал. И это бесило. А Пуонг со своей свитой поняв, что на девушку влиять не получается, переключились на Йонга. Эту простую истину она поняла, когда парень начал ее избегать и, надо сказать, очень активно. Даже раздражающе. Но она не стала за ним бегать, нет. Она просто продолжила заниматься своими делами, благо их всегда было много. А этот, когда набегается и, дай всевышние боги-драконы, понаберет мозгов, сам придет. А в том, что он придет, она не сомневалась. И Ясу была права, только вот себя она переоценила. Она тосковала. И по полевым ромашкам, и по их разговорам, и по искренним эмоциям на скрытом маской лице. Это было странно, ирреально. Даже по своей семье, которую она не видела много лет, девушка так не скучала, как по парню, которого хоть и мельком, но все же могла заметить в деревне. Это пугало. Как и то, что последние два месяца, забросила продумывать детали своего побега. Как будто девушка хотела остаться здесь, как будто ее все устраивало. От осознания этого просто факта Ясу разозлилась на саму себя. У нее не было желания запирать себя в этой деревне, быть пленницей. Поэтому все свое свободное, и не только, время она стала посвящать планам о побеге. Только он заимел одно значительное изменение. Она планировала побег на двоих. Через сорок два дня он все же появился на пороге ее дома, неуверенно переминаясь с ноги на ногу. Она сама подошла к нему. И от души ударила под дых. К сожалению для Ясу, он устоял, лишь слегка нагнулся обхватывая руками пострадавшее место. Но меньше, чем через минуту Йонг выпрямился, чтоб склониться в поклоне и попросить прощения. И что-то в его голосе насторожило Ясу, заставило остановится от заранее подготовленной для Йонга отповеди, содержащий все ее мысли по поводу его ума и вообще отсутствия оного. А потому махнув рукой, знахарка молча ушла в глубь своей обители. И лишь на мгновение ее обдало холодом. А вдруг уйдет? Но эта испуганная пташка-мысль упорхнула, заслышав шорох одежд. Остался, не решаясь подойти, за спиною Ясу. Молчал, и она молчала. Тишина, проникшая в дом знахарки, была почти осязаемой. — Почему? — И она первой нарушила ее. Не выдержав ли его безмолвного нахождения подле нее спустя столь долгое время или просто из желания разрушить эту гнетущую ее душу тишину? Йонг сразу понимает. Но с ответом не спешит, мнется, переступает с ноги на ногу. А после, вдруг что-то решив для себя, порывисто подходит и крепко обнимает удивленную такими действиями Ясу. Он прижимает ближе к своей груди, утыкаясь своим носом в ее волосы, и она не слышит, но чувствует, как тяжело бьется его сердце. — Из-за меня тебя не выпускают. — Шепчет тихо, неуверенно, но вызывая робкими словами, пока только легкое раздражение, что назойливой мухой свербит в затылке Ясу. — Это они тебе наплели? — Уточняет она, спокойным и даже немного холодным голосом. Из-за чего руки Йонга вздрагивают на ее талии и без сил падают вдоль его тела. — Меня оставили здесь из-за какого-то архи-секретно-важной тайны, которую никто не должен знать, хотя я склоняюсь к тому, что тайны как таковой нет. Пуонг просто нашел повод задержать меня в деревне. Поэтому выкинь из головы все, что они успели тебе там напл… — Секрет есть. — Все так же тихо синеволосый прерывает ее и, осторожно взяв Ясу за плечи, дрожащими руками поворачивает к себе лицом. Он видит, как девушка хмурится и смотрит на него из-под пушистых ресниц. — И какой же? — Вскинув подбородок выше она с вызовом смотрит на него. — Объясни мне, будь другом, а то сижу тут уже почти полгода как, а из-за чего не знаю. Он молчит. Не шевелится. Кажется, даже не дышит. Решается. Напротив него стоит она. Смотрит. Ждет. Бессильно сжимает от раздражения кулаки. Вокруг них сам мир замирает. Затихает шелест листвы. Умолкают разговоры за стенами дома. И птицы будто перестают петь. Будто весь мир ожидает его ответа. Или это их восприятие сужается только до одного дома. Йонг делает одно резкое движение. Но Ясу его не видела, отчего-то испугавшись быстрого взмаха руки своего друга и зажмурив глаза. А открыв непонимающе оглядывается и ей кажется, что она сходит с ума в столь раннем возрасте. Ничего не поменялось, Йонг стоит так же как и стоял, с бессильно опущенными руками. Только выжидательно смотрит на нее, и она непонимающе смотрит в ответ. И только спустя долгую томительную минуту она понимает, что кое-что все же изменилось. Он смотрел в ее глаза. И это была не догадка, и не ощущения. Она их видела. Видела его прямой острый нос, красные татуировки под глазами и сами глаза. Черные, по-кошачьи вытянутые зрачки и желтые, словно сердцевина тех ромашек, что он ей дарил, радужки глаз. Не человеческие… Драконьи… Значит легенды не врут? Воины-драконов существуют? В клане огня с пеленок прививали любовь и уважение к легенде, к основателю империи Коуке — богу-дракону Хирью и к его пяти последователям, верным товарищам. Воинам драконов (Воинами-драконами — Прим. Беты). И один из потомков этой легенды стоял перед ней. В первый момент Ясу порадовалась этому. Так как сбежав, они смогут сразу же обратиться к любому военному. И лишь мгновением позже поняла, что этого делать нельзя. Не потому, что им откажут в помощи. Вот тут точно беспокоиться не стоит. А потому, что в глазах верхушки, как военной, так и политической Йонг будет в первую очередь оружием из легенд. Учитывая нынешнюю обстановку, его отправят на передовую. Он не выдержит. Сломается, как многие другие до него. Она не могла сказать, что хорошо его знает, что они лучшие друзья и прочий бред, о котором так любят говорить окружающие. Но Ясу понимает, что такие светлые люди, как Йонг, не выдержат давление кровавых объятий войны. Осознание этого вызвало мурашки, что разбежались по ее спине. И спровоцировало странную реакцию у парня стоявшего напротив нее. Он вдруг весь подобрался и выпрямился, вскинул голову, смотря на нее, каким-то лихорадочно-больным взглядом. Она не знала, сколько сил требовалось Йонгу, чтобы вот так прямо стоять перед ней. И хоть, несмотря на все его усилия, ему не удалось выглядеть гордо и не сильно заинтересованным в происходящем, но он все же стоял перед ней. Обнажил проклятье. Смотрел на нее без преград. Открыто. И единственное, что беспокоило его в этот момент — возможность, что Ясу уйдет, сбежит от проклятых глаз, как и многие до нее. Она не была похожа на жителей его родной деревни, он ни раз и не два убеждался в этом. И несмотря на все старания старейшины ее не смогут здесь удержать. Юная знахарка напоминала ему птицу Удод. Подобно этой птахе, при невозможности спастись, она затаилась, усыпляя бдительность окружающих. Но стоит появиться малейшему шансу, как она тут же воспользуется им и сбежит отсюда, не важно — рано или поздно. И Йонг прекрасно это осознавал. Поэтому и поступил так. Эгоистично. Не желая отпускать. Надеясь, что узнав его тайну она возможно сможет остаться в деревне ради него. Человек, в чьих жилах текла драконья кровь, надеялся, что их встречи и разговоры все же стали драгоценными не только ему. И прекрасно осознавал, насколько мала эта вероятность. А еще он не хотел отдавать ее другим. Это чувство вызвало удивление в душе Йонга, когда он случайно подслушал разговор Пуонга. Старейшина тоже имеет на девушку свои планы. Пуонг страшился, что девчонка сбежит, поэтому стремился привязать ее к деревне как можно более крепко. А что может быть крепче семейных уз? И хоть у Йонга никогда не было семьи, он помнил, как в детстве отчаянно вглядывался в небо и молил драконов, чтоб они даровали ему маму и папу, которые бы любили его, а он бы был им самым послушным сыном. И хоть боги-драконы не подарили ему родителей, но они позволили ему встретиться с Ясу. Они подарили ему их длинные вечера, наполненные уютом и умиротворением вечера. Ее немного скупую улыбку и прищуренные от радости глаза, когда он дарил ей цветы. И в самом начале их знакомства он никак не мог забыть то волнительное тепло ее тонкого, но крепкого тела. А полгода их знакомства были самыми светлыми в его не такой уж и длинной жизни. И это хотели забрать. Другой мужчина. От одной мысли, что к ней будет прикасаться кто-то другой, что она сама будет со своей неизменной усмешкой проводить вечера не с ним, что кому-то другому Ясу подарит свое трепетное тело, внутри дракона поднималась мрачная буря, побуждая что-то низменное, темное в его душе. Йонг этого не позволит. Он ушел, не дослушав разговор, стараясь быть никем незамеченным. Глаза в этом очень помогали. Хоть какая-то польза, мелькнула у него раздраженная мысль в голове. Под наплывом эмоций он сам не осознал, как оказался в доме знахарки. И глядя в недовольно сощуренные глаза, отчетливо понял, что не готов к разговору. Хотя, кажется ее это не смущало. Как не смущают и сейчас его глаза. Он не будет врать, что впервые смотрел на знахарку без маски. Нет. Не раз и не два, притаясь в листве, он снимал маску и ловил взглядом ее малейшие движения, когда она уходила из деревни собирать травы. Да и ночью он любил забраться на старый клен и сторожить ее сон оттуда. И если уж быть откровенно честным, он любил ловить взглядом и запоминать изгибы ее тела, когда она мылась в озере. Засматриваясь на нее, он множество раз был близок к разоблачению. Но лишь чудом его созерцания так и остались тайной. — И это весь секрет? — Ехидный голос Ясу вывел его из приятных для него воспоминаний, возвращая к жестокой реальности. Смотря открыто в его глаза без всяких преград, она фыркнула, складывая губы в привычной усмешке. Он растерялся от подобного пренебрежения. Не этого он ожидал, далеко не этого, поэтому смог лишь кивнуть, непонимающе хлопать глазами. — Скажи, почему обладая такой силой ты живешь в подобном месте? — Подойдя к нему ближе, Ясу с интересом стала разглядывать его лицо, не забывая, естественно, о глазах. Интересно, как они действуют? Как он видит мир? Как далеко? Может ли видеть сквозь преграды? А не болит ли у него голова от такой нагрузки? — О чем ты? — Он делает боязливо шаг назад. Не понимая или же не желая понимать ее слов. — О том, почему ты не сбежал до сих пор. — Девушку это не смущает. Ей важно знать причину, чтоб принять окончательное решение. Бежать ли одной или все же… — Ведь то, как к тебе относятся окружающие… — Нельзя. — Носитель глаз дракона отрицательно замотал головой и совершенно неожиданно замер. Глаза его замерли, смотря куда-то за спину Ясу, а зрачок по-змеиному сузился. Знахарка с беспокойством замерла, наблюдая, как дракон закусывает нижнюю губу и задумчиво хмурит тонкие, еле заметные брови. — Почему нельзя? — По истечению пяти минут, не выдержав молчания, она спросила. Подходя к нему чуть ближе, она слегка прикоснулась к его щеке рукой, стараясь привлечь внимание. От прикосновения Йонг дернул слегка головой и удивленно посмотрел на нее. Его пальцы осторожно легли поверх ее, пытаясь неуловимо удержать тепло, что даровало чужая рука.  — Я хотел… — Тихонько произнес он свою сокровенную тайну. — Множество раз, смотря в глубину леса, я думал, представлял, а какого будет убежать, оказаться там, подальше от этого места? Но, что-то всегда удерживало меня. Я чувствую, что если уйду, то просто потеряю смысл… Чуть отстранившись от нее, он покачал головой, не заканчивая предложение, и слабо улыбнулся. Только вот неясной для Ясу тоски в изгибе его губ было слишком много для одного человека.  — Какой смысл?  — Я и сам не знаю. Только вот знаю, что потеряю что-то важное, покинув это место. Я-я должен ждать. — Последнее слово Йонгу далось с трудом, и произнесено оно было шепотом. Но со следующим словами, его голос обретал твердость и убежденность в своей правоте. — Не знаю, кого или чего, но должен. Это что-то важное. Часть меня, которую нельзя отрезать и выкинуть. Я уже давно понял, что не смогу покинуть это место. Это и есть пресловутая связь воинов-драконов с Хирью? Воля Богов-драконов, что смешалась с кровью и теперь текут по венам этого парня. Но почему он ждет основателя Коуки, если тот мертв? Не значит ли это, что когда-нибудь красный дракон вернется? Иначе как же еще объяснить это неясное ожидание?  — Значит хочешь все-таки уйти? — Нахмурив лазурные брови, Йонг внимательно посмотрел знахарке в глаза. Ясу же приложила множество усилий чтобы не выдать своего удивления. То, что он заговорил о побеге, в особенности после его же слов, очень плохо. Для Ясу. Учитывая их общение, а также отношение к нему жителей деревни, ясно как день, что Йонг будет делать все, чтобы удержать девушку здесь. А ей этого не нужно. Нельзя показывать ему насколько он прав, но и полностью отрицать не получится. Осознание, что ей придется лгать этому доверчивому пареньку неприятно царапнуло что-то внутри Ясу. Но она сразу же отмела все лишние мысли. Ей всего лишь показалось.  — Я не собираюсь оставаться здесь на всю жизнь. — Она сама же вздрагивает от своего ответа. Она не планировала этого говорить. Совсем другие слова. Совсем иной смысл. Она собиралась отмахнуться, что может быть, когда-нибудь, но не бросать, как будто бы, вызов. Что с ней не так? Демоны ее подери…  — Понимаю. — Девушка вздрагивает от непривычно-холодящего тона голоса этого человека. Сам же Йонг без промедлений одевает маску и идет к выходу. Но прежде чем Ясу занервничала, он оборачивается у самого выхода, но она готова поклясться, что не смотрит на нее. — Я не скажу никому. После, не дожидаясь от нее и слова, скрывается в вечернем сумраке. Оставляет ее одну стоять посреди пустого дома с непонятными эмоциями. Никогда ранее ей не приходилось испытывать таких чувств, поэтому Ясу ощущала себя неуютно. Не любила она неопределенность. Дальнейшие дни потекли своей чередой. Убивая рутиной, какую-либо волю и идеи. В первые дни после того разговора Ясу ожидала многого и провела их будучи на взводе. Но никто так и не пришел. Йонг сдержал слово. Но и сам вновь стал ее избегать. Точнее не подходил близко, так как его жалящий взгляд, направленный на нее она чувствовала буквально всегда. Даже когда оставалась одна в своем доме. Паранойя, убеждала себя Ясу. Но ничего не могла с этим поделать. Спустя неделю чужое незримое наблюдение стало таким же привычным, как и ее работа деревенской лекарки. Надоедливой, но неотъемлемой. Спустя месяц Ясу уже была готова. Все, что могло пригодиться в пути, лежало в седельных сумках, снотворное для ее двух неофициальных охранников подготовлено и уже подлито в бочку с водой. Нужная информация об остальных деревенских так же изучена. Самая последняя сова на деревне — местный кожевник, ложится через четыре часа после захода солнца, поэтому идеальное время для побега это ровно полночь, когда луна ярко освещает лес. Лошадь - хоть и опасно, но другого выхода нет, к счастью это была довольно спокойная животинка и много шума от нее не будет. Еще когда Ясу только заперли в деревне, ее пегую кобылку отвели в деревенское стойло к другим животным, что находилось с другой стороны деревни. Девушка бы и оставила ее, но сумки тяжелые, да и стоит ей выехать на дорогу, как она сможет не волноваться о погоне. Хотя главное, чтоб ее не перехватили в сарае, который местные с гордостью называют стойлом. Проведя последний осмотр и уже собираясь идти, Ясу услышала странное шебуршание возле дома. Не глядя отшвырнув сумки к стене, она выпрямилась и скользнула к кровати, делая вид, что готовит ее ко сну. Кто-то заметил уснувших стражников? Или просто любопытствующий? Не стучась, в ее дом проник Пак — деревенский лесоруб. Не сильно высок, но широкоплеч. Довольно вежлив и единственный с кем у Ясу были более менее терпеливые отношения, так как он чаще других вызывался ее сопровождающем при сборе трав. Хотя она бы предпочла ходить с Йонгом, в особенности учитывая его чудо-глазки. Нахмурившись, знахарка мотнула головой. Не время. — Здравствуй, Ясу. — Он приветственно улыбнулся, остановившись в паре шагов от нее. — Что тебе здесь нужно? Опять какой-то умник не с того конца топор схватил? — В отличие от Пака Ясу не была настроена на любезности. Ее раздражала даже малейшая вероятность сорванного побега. И именно из-за этого Лесоруба шанс того, что ей придется остаться еще на неопределенное время в этой деревне, был очень велик. — Нет. Совсем нет. — Пак тихонько засмеялся, явно припомнив, как обучал своего племянника своему мастерству. — Просто решил зайти. Признаюсь, ожидал более тёплый приём. — Возможно, он был бы чуть более тёплым, если бы вы научились стучаться и приходить днем, а не глубокой ночью, когда все приличные люди видят девятый сон. — Выпрямившись, знахарка уже в открытую посмотрела на лесоруба. — Меня не интересуют разговоры не по делу, в особенности тогда, когда я готовлюсь ко сну. Уж не знаю, как у вас — лесорубов, но у меня времени на сон и себя всегда мало, благодаря всяким криворуким неумехам. Так что если у тебя не сломана рука или нога, а они не сломаны, будь добр покинь мой дом.  — Как всегда груба. — Пак покачал головой, все так же удерживая улыбку на губах, но Ясу отчетливо видела, как при ее словах дернулся глаз у мужчины. А значит он зашел сюда не просто «поговорить». Осталось узнать зачем… — Так ведь можешь и вовсе в старых девах остаться.  — А я замуж не спешу. Я сама себе и муж, и зять, и свекр, и деверь. — Сощурившись, она сама сделала шаг вперед к нему, с сожалением отмечая, что нож остался в сумке.  — А надо бы. При всем моем уважении, в твоем возрасте и без пары уже и неприлично-то ходить. Да и ты не будешь вечно молодо…  — Уж не себя ли ты имеешь ввиду? — Сложив руки на груди Ясу приподняла бровь.  — Отчего бы и нет? Я полон сил, имею уважение в деревне, смогу стать тебе верным мужем и защитником.  — Защитник? Не смеши меня. Любитель прикладываться к кружке сам же для своей семьи и становится опасностью. Верен? Таки сможешь забыть Нян Ын, с которой любишь проводить редкие вечера в полях? Что-то я сомневаюсь, что вы там цветочки собирали. — С каждым словом глаза Пака расширялись, видимо он был удивлен ее познаниями, а вот улыбка Ясу постепенно превращалась в насмешливый оскал. Не только за ней наблюдали деревенские, просто в отличие от нее, они не знали, на что нужно обращать внимание. А она знала.  — Мы с Нян Ын старые друзья. — Явно растерявшись от такой отповеди Пак, сделал шаг назад, беспомощно хватая ртом воздух. — Мы… Она у меня помощи просила, чтоб гонять оленей, что на поле к нам захаживать стали…  — Да-да, и стонали на все поле тоже олени. Не говоря уже о том, что охотники жалуются, что оленей, да и вообще крупной дичи, давно в лесу не осталось.  — Это не та…  — Да-да, конечно. Ты оказывается еще и знатный лгун. Кстати, а случаем про рысь ты не солгал? Все-таки с трудом верится, чтобы тот кто боится простого динодона*, мог убить такую большую кошку.  — Да откуда тебе это известно?! — Все-таки не выдержав, Пак резко приблизился, в то время, как все это время с трудом удерживаемая им маска дружелюбия слетела к чертям, обнажая еле сдерживаемый гнев. Как обычно. Ничего нового. Суть любого человека в его двуличии. И чтобы там не говорили мамаши, дети тоже двулики, улыбаются желая получить что-то, а получив, скалятся подобно диким зверям.  — Голову по назначению использую, а не для того, чтобы в собственное тело всякое дерьмо залив… — Закончить ей не позволил удар под дых, что стал неожиданностью для знахарки. Ясу явно переоценила терпение Пака. Бывает, только вот и она не из фарфора сделана. Но она даже не успевает выпрямится, как лесоруб резко ударяет девушку по лицу. Наверняка кожу содрал, думает она раздраженно, прежде чем, согнув руку, блокировать его следующий удар, направленный в живот. Она смогла и, выпрямляясь, ударила уже сама. Попала в руку, хотя целилась в грудину. Увидев, как покраснело лицо занесшего кулак для нового удара Пака, усмехнулась. Повернулась, чтобы удар ушёл в молоко и совершенно неожиданно Ясу пропустила подсечку, завалившись на кровать. Секунда промедления, чтоб прийти в себя после падения, стоило ей свободы. Пак, грубо перевернув ее, навалился своим весом сверху, грубо прижав ее к кровати. Одна его рука жестко заломила руку знахарки за спину. А вторая совершенно неожиданно проникла в вырез косоде, грубо ощупывая грудь. Теперь уже Ясу неверяще раскрывала рот. Если, когда она и представляла, что будет изнасилована, а то какие намерения у этой падали, что спустил руку к поясу ее штанов, было ясно, как день, то на поле боя, если попадется в плен. Но не теперь. Не на территории клана Огня, за которую она убивала. Не в руках взбесившегося лесоруба. Не так, демоны его подери. Но сколько бы она не брыкала, не пыталась перевернуться, не выворачивала руку до хруста собственных костей, выбраться из рук этого человека не могла. Горло сдавил спазм, не позволяя вымолвить и звука, чтоб позвать на помощь. Да и кого звать? Кто поможет? Своих надсмотрщиков она сама усыпила. Остальные жители спят, да и вряд ли захотят помочь ей. Скорее уже помогут проклятому Паку. Она впервые чувствовала себя так беспомощно. Впервые не знала, что делать и как помочь. Полный хаос в эмоциях, которые подгоняло забытое чувство страха. Боли она не чувствовала, возможно эмоции ее и перекрывали. Все внутри нее, как и она сама рвались из жестких рук, от шершавых прикосновений. Но когда она почувствовала, как хлопковая ткань скользнула по бедру, обнажая кожу, внутри нее все заледенело. Эмоции, что бушевали секунду назад, будто ушли куда-то вглубь нее, оставляя странное опустошение. Тело же будто окаменело, перестало хоть как-то реагировать на раздражители и грубые прикосновения. И это отупляющее состояние отрезало Ясу от окружающего мира. Была лишь она одна, беспомощная, заваленная каким-то крестьянином. И зачем тогда все это было? Ради чего? Зачем она вообще сунулась в этот лес? Почему не сбежала раньше? К чему были все эти любезности? Надо было сразу, как пошла впервые за травами, прирезать охранника и уходить подальше. Но нет. Не хотелось крови проливать. Пацифисткой стала. Вот к чему все это привело!  — Ясу! — Непривычно громкий голос и пощечина, не смогли вывести Ясу из эмоционального оцепенения. Но привлекли ее внимание к синеволосому юноше, что сейчас крепко держал знахарку за плечи. Ее глаза расширились, когда она увидела Йонга, даже подумала, что у нее уже глюки от шока. Парень стоял перед ней без маски, крепко стискивая до боли ее плечи руками и с беспокойством вглядывался в ее глаза. А она ничего не понимала. Что она здесь делала? Где Пак? Ей все это приснилось? Ее взгляд скользнул по знакомой обстановке ее дома и остановился на крупном теле, что лежало рядом с ее кроватью. Мертв, отметило опустошенное сознание. Эмоции все так же не были доступны, как и любое другое действие мозга. А ведь когда-то она держала в руках этот склизский орган человека. То еще зрелище. Хотя на ощупь очень приятное. Интересно, а Пака мозг такой же или нет? Вот бы проверить…  — Ясу! — Ее вновь дернули за плечи. Йонг все не мог успокоиться. Интересно, а что здесь делал он? Зачем пришел? И это он убил Пака? Глазами? Местные, вроде бы что-то об этом говорили. Интересно, а как это происходит? А ее он убьет? Синий дракон, будто прочтя ее мысли, дернулся от ее взгляда, а после молниеносно прижал к себе одной рукой, а второй посильнее запахнул косоде, ведя ее к выходу из ее домика. Она дернулась в его руках, что-то бормоча о том, что должна убраться из деревни, на что услышала тихий, недовольный рык. Рукой он вновь запахнул косоде и придержал его, кажется пояс был где-то утерян в ее доме. Он вел ее куда-то в глубь леса. Шаг его был быстр, из-за чего она вот-вот готова была упасть. Сначала он старался придерживать ее, но после вновь что-то недовольно рыкнув, схватил на руки и, кажется, побежал. А она лишь безвольно привалилась к его груди, смотря прямо, но не видя ничего. Йонг принес ее в какой-то старый дом. Вполне обычный, если не учитывать его нахождение в лесу, а не в деревне. Он довольно бережно положил ее на кровать и отошел за водой. Вернувшись, он осторожно, просунув руку ей под шею, приподнял голову и приложил к губам миску с водой. С каждым глотком Ясу ощущала, как эмоции вновь возвращаются к ней, только вот на место беспомощности и страха пришла злоба и решимость. К демонам, все это ожидание и попытки сбежать без кровопролития, любого убьет, кто встанет на ее пути. Положив ладонь на чужое запястье, что удерживала миску, Ясу отстранила ее от себя.  — Ясу? — Йонг хмуро оглядел ее лицо, осторожно ставя посуду на пол близь кровати.  — Пусти. — Передернув плечами, она сама села на кровати и отстранилась от руки, что до этого осторожно придерживала ее спину. Не время сидеть здесь, надо скорее уходить, пока никто не спохватился или заметил тело. Поэтому она рывком поднялась на ноги, отчего дракон, все еще сидевший подле нее, подорвался следом.  — Куда ты собралась? — Голос парня был непривычно строг, он положил руку ей на плечо будто стараясь удержать.  — А то неясно. Подальше отсюда. — Она ударила его по руке, стараясь отстраниться. Ей не была нужна поддержка. Ей нужно было уйти отсюда, подальше от этой прогнившей деревеньки с протухшими от собственных домыслов людьми. Ей нужен был свежий воздух, а не топный запах прелой листвы. Ей нужно было уйти.  — И куда ты направишься? — Несмотря на удар, хватку он не ослабил, а лишь усилил, для верности хватаясь и второй рукой за ее плечо, тем самым полностью поворачивая к себе.  — Да куда угодно! Хоть в Чишин, хоть в Аву, да хоть в Сейку! — Не сдержалась. Эмоции непривычно сильные, рвущие изнутри, требующие свободу, а не получая ее, направляются в голос. Заставляя говорить громче, до хрипоты и крика. Будто стремясь сорвать его. Эмоции, что клубились в недрах ее сердца, сдерживаемые и закованные в стальные цепи разума, с тех самых пор, как она впервые покинула столицу клана Огня, чувствовали близь свободы. Поэтому они с каждым ударом сердца бились в цепях, все сильнее и сильнее. Нашептывали, молили причинить боль окружающим, подобно той, которую испытывала она на протяжении всего этого периода. И она поддается им, пытаясь вырваться из его хватки, бьет не жалея сил. — Зачем тебе туда?! Тебя никто не ждёт! — А Йонг будто и не замечает ее ударов, лишь сжимает свои пальцы, будто когти степного сокола на своей добыче, ее плечи. Но он тоже не спокоен. Она это видит по лихорадочно сверкающим глазам, по судорожно сжатым губам. И откуда у нетренированного паренька, такая сила в руках? — А даже если и ждут? То что?! Ты же боишься! Боишься же? Хотя о чем это я! Ты же даже себе в этом не признаешься! Слишком гордая. Бессердечная! — Да, бессердечная! Всегда такой была и буду! Ну и что с того?! Что с того, что я никому не нужна?! Что с того, что меня никто не ждёт?! — Она кричит до боли в горле, скалится, словно раненый зверь, скрывая за агрессией боль от его слов. Опять. Опять ее называют бессердечной. — Боюсь ли я? Да, боюсь! До чёртовой дрожи в коленях боюсь возвращаться в родной край! Видеть отчуждение и страх в родных глазах! Видеть тот же взгляд, с которым все здесь смотрят на тебя! А ты, чертов эгоист, хочешь, чтобы я осталась здесь?! Стала очередной цепной собачкой этого сукиного сына, которого вы все так вежливо и с уважением называете «Старейшиной»?! Нет?! Тогда зачем?! Зачем?! Ответь мне! — За тем, что ты нужна мне! — Встряхивая ее за плечи, желая хоть как-то донести до этой девушки, что перевернула весь его мир, хотя бы крупицу тех чувств, что она сама в нем разожгла. Да, Йонг давно не скрывал от себя, что эгоист, но что еще ему делать, если без этой девчонки жизнь он свою не видит. Если он не хочет вновь оставаться один. Он же не такой сильный, как она. В парне до сих пор клокотала ярость от того, что он увидел в домике знахарки. С каким удовольствием он отобрал жизнь того, кто посмел тронуть ее. И с каким наслаждением он спустил на него свою силу. Ради нее. Ради себя. Она нужна ему, поэтому он кричит в ответ, насильно прижимая свой лоб к ее, заглядывая в ореховые глаза, выискивая хотя бы тень того, что испытывает он. — Мне! А не этому старику! Я! Я хочу, чтобы ты осталась! Ни ради деревни, ни ради жителей! Ради меня! Просто останься. Останься… ради меня… Девушка замирает в его руках, непонимающе вглядываясь в его глаза, ища хоть намек на шутку, издевку в конце концов, но не находит. И от этого начинает хохотать. Громко, безудержно, с нотками подступающего безумия. — А не много ли ты на себя берёшь? — Все еще истерично смеясь, спрашивает она. Отстраняется и упирается руками в его грудь, сверкая широко распахнутыми глазами. Черный зрачок расширился, скрывая за собой почти весь древесный цвет глаз, а растрепанные волосы лишь добавляли безумия в ее образ. Она сильно дергается, сбрасывая его руки. Отходит на несколько шагов от него, гордо вскидывая голову. Отчаянно цепляясь за свою, когда-то созданную маску «бездушно». — С чего вдруг я должна буду оставаться ради тебя? Ты мне никто! Я сама по себе! Всегда была и всегда буду. Мне никто не нужен! Сама со всем справлюсь. Йонг смотрит на Ясу с тоскою и собачьей преданностью. Но в его глазах она замечает и неведомое ей сожаление. И в тоже время стальную решительность, так не свойственную этому наивному и мягкому человеку. Под этим взглядом она теряется, уже не так уверенна в правдивости своих слов. В ее сердце закрадываются сомнения. И она, как наяву, слышит треск маски. Ее вечной брони, что защищала ее душу. А Йонг, будто не замечая, как действует на девушку, делает шаг ей навстречу. — Н-не подходи ко мне! Не сейчас… — Крик ее получается слишком истеричным, жалким, кажется, она даже срывает голос. Ясу отступает назад, боясь его прикосновений, боясь того, что последует за ними. А он всё равно приближается, как буря. Медленно и неотвратимо. Он осторожно прикасается к ее рукам своими и заключает их в кокон своих ладоней. И лишь сейчас она замечает, насколько они большие. Но тут же отгоняет глупые мысли, пытаясь вырвать свои руки из теплого плена. Но бесполезно, слишком крепко держит. А она, подгоняемая злостью и отчаянием поддается вперед и вонзает зубы в незащищенную кожу. Рот сразу же наполняется кровью. Он лишь смотрит. Терпит. Молчит. Слушает её крики. А после рывком прижимает к себе, не обращая внимание на струящуюся кровь из раны. Заключая ее в кокон из собственных рук, прижимает крепко к груди, туда, где неистово бьется драконье сердце. — Ты самое дорогое, что когда-либо было в моей жизни, и я не хочу тебя отпускать и отдавать кому бы то ни было. — Он шепчет, тихо и слишком интимно. Напрягает руки, будто боясь, что сбежит прямо сейчас. А она не знает, что делать. Чутко пытается уловить каждое слово и чувствует, как гнев постепенно успокаивается в ее душе, оставляя после себя усталость. — Я не знаю, что будет со мной, если уйдешь и оставишь. Да, я эгоист, но по-другому не могу. Прошу тебя, просто будь со мной, клянусь я сделаю все, чтобы защитить тебя. Все, что бы ты могла улыбаться. Только останься. Ясу молчит, да и не знает она, что сказать. Хах, впервые, кто-то смог сделать ее в словесных баталиях. Она должна смеяться, но отчего-то слезы текут по ее щекам. Как давно она плакала? Сейчас даже и не вспомнить. Да и не нужно это сейчас. Она сама не замечает, как закрывает глаза, вслушиваясь в громкий стук чужого сердца. Такой сильный. А она ведь думала, что синий дракон тряпка и размазня. А оно вот как оказалось.  — Это подло. — Хрипло ворчит она, чувствуя, как его руки напрягаются, как и весь он. — Хуже всякого старейшины с его выкрутасами. Сказать такое, чтобы удержать… .  — Но ты же останешься? — Он спрашивает тихо, но от этого не менее требовательно, будто и не спрашивает, а констатирует факт. Ее бы это может и разозлило, но сейчас ей все равно.  — Ладно, попробую. — Она обмякает в его руках, а он, растерянно захлопав глазами, начинает паниковать. Но ей уже все равно. Этот не бросит. Не дракон, а преданный пес. Хотя драконы вроде тоже верные до одури. Хотя кто знает. На следующий день она проспала до вечера, а проснувшись, стала отбиваться от не желающего выпускать из собственнических объятий парня. Более менее выбравшись и приведя себя в порядок, параллельно узнав, что находится она в доме дракона, она столкнулась с новой проблемой, все в том же лице. Йонг теперь был не намерен отпускать ее куда-либо одну и явно намеревался превратиться в ее вторую тень. Это нервировало, но и послать его куда подальше она не могла, так как банально не знала куда идти. В деревне же был переполох и при подходе на нее чуть ли не с ножом бросились. Хотя все-таки бросилась Нян Ын, но ее перехватил собственный отец, не дав дамочке себе же и навредить. Старейшина был хмур и зол, но Ясу была злее и не скрываясь отчитала старейшину за его же озабоченных людей, не умеющих даже разговаривать. А когда старейшина упомянул о нежных чувствах ныне покойного, Ясу громко рассмеялась, заглушая скрежет зубов, раздавшийся со стороны дракоши. А после уточнила, кто в деревне не знает к кому и какие чувства питал Пак. И это было только начало. Подстегиваемая гневом, который старательно удерживала в себе, говорила она долго и со вкусом. Прошлась своими саркастическими комментариями по всем, выпотрошив из закромов памяти все, что успела заметить и узнать. Даже по детям прошлась, чтоб на будущее трижды подумали с кем связываться. Ее пытались осадить, но она легко отбивалась от любых придирок, а особо буйных остужал одним своим присутствием Йонг, что стоял за ее спиной. И демоны ее подери, как же было приятно ощущать это странное чувство защищенности. Она ушла гордо, ненавидимая деревенскими похлеще, чем Сейрю. Но эти ощущения были более привычными, чем напускная любезность или деланное дружелюбие. Но это было только началом. Ведь дракон вознамерился привязать к себе Ясу всеми возможными способами. И начал с переезда. В тот же вечер, после грандиозной выволочки деревенских, когда они зашли в ее дом, к счастью, из которого уже убрали труп, Йонг взял ее сумки и пошел на выход. От подобного поведения Ясу немного ошалела и пошла выяснять отношения, но не успела она и рта открыть, как была развернута твердою рукою обратно в сторону ее дома с наставлением собрать оставшиеся, нужные ей вещи. А сам дракон исчез в неизвестном направлении. Учитывая, что знахарка так и не запомнила путь к его дому, то да, направление было неизвестным. А ей ничего не оставалось, кроме как смириться. Да и не хотела она оставаться в этом помещении. С тех пор она переехала к дракону. Вместе с кроватью, чисто из вредности. Хотя недовольно поджимающий губы дракон был очень мил. А если еще и его маску спрятать, то и вовсе картинка. Жизнь с парнем была веселой, наполненной разными смешными казусами и совместном запугивании больных. Даже Йонга она научила получать некое удовольствие от дерганья окружающих. По крайней мере он всегда был не прочь нагнать жути на особо наглых. А через год случилось неожиданное, по крайней мере для нее, а вот судя по слишком довольной мордахе одного синеволосого обормота, становится ясно, кого надо бить за подмененный чай из Майорана*. Ибо она ему не раз говорила, что иметь детей ближайшие десять лет не намерена. Но кто будет слушать ее, всего лишь какую-то знахарку. Мужчины. Говорить о том, как долго она его ловила и насколько серьезный разговор у них был, будет лишним. Но даже с фингалом в пол-лица, выглядеть менее счастливым он не прекращал, раздражая своим хорошим настроением. А Ясу наоборот старательно портила его окружающим, ходя грозной тучей и изредка гоняя сырым полотенцем крутящегося рядом Йонга. Ясу не осталась в долгу перед слишком многого на себя берущим синим драконом, от души погоняла она его во время своей беременности, иногда специально капризничая не по делу. Зато теперь трижды подумает, прежде чем идти против нее. Беременность ее протекала довольно гладко, хоть и была первой, незапланированной. А как она сама изнервничалась, каждое утро, лишь открывая глаза, она почти сразу же прислушивалась к ребенку и себе. Сколько раз в день она осматривала себя и отсчитывала собственный пульс. Всего и не перечислить. Йонг хоть и бегал сверкая улыбкой ярче солнца, тоже волновался и заимел раздражающую знахарку привычку гладить ее живот перед сном и спать, не убирая руки с него. А сколько неверия было в драконьих глазах, когда он почувствовал, как пинается ребенок? Ясу тогда немного испугалась, когда он сначала перестал шевелиться и даже, кажется дышать, а после заплакал, смотря в ее глаза. В то же время жестко встал вопрос с тем, кто собственно будет принимать роды. Учитывая репутацию их семейки средь деревенских, это была та еще проблема. Поэтому скрепя сердцем Ясу стала разъяснять на пальцах краснеющему при каждом слове Йонгу, что, когда, как и в каких позах делается. При этом периодически приходилось поливать чересчур стеснительного дракона холодной водой, чтоб не терял сознания. Схватки пришлись на конец весны и в отличие от самой беременности, были неожиданно тяжелыми. Одиннадцать часов они с Йонгом мучились, и кому из них было больнее и тяжелее, тот еще вопрос. Но они справились, и в рассветных сумерках в их доме раздался первый детский плач. Девочка, очень маленькая и хрупкая. Ясу даже пришлось прикрикнуть на новоявленного отца, чтобы он поскорее укутал ребенка, а не зачарованно застывал над ним. То что происходило в последующие дни с Йонгом, Ясу могла описать одним простым словом — «помешательство». Причем полное и бесповоротное. А сколько крика было из-за имени. Изначально, еще до родов, Ясу предложила, что если родится девочка, то назвать ее Ра, что обозначало идущая вперед, а если мальчик, то Сук — великий, и дракон согласился. Только вот стоило девочке появиться на свет, как Йонг не иначе, как Ли (свет) к ней не обращался. И не важно, сколько бы Ясу на него ни ругалась, ни гоняла, он продолжал ее так звать. В конечном итоге она просто махнула на очередной выкрутас своего мужчины рукой. Дни потекли своим чередом, сменяя друг друга, как листва меняет свой окрас в зависимости от времени года. Йонг продолжал сходить с ума из-за Ли, взяв на себя почти все обязанности по присмотру за ребенком, вызывая у молодой мамы приступы раздражения и ревности, причем кого к кому она ревновала сказать не могла. А когда стало ясно, что девочка в будущем станет вылитой копией Ясу, то любви в глазах молодого отца стало еще больше, хотя и не было понятно, куда уж больше? И Ясу уже заранее сочувствовала будущему зятю, ибо смотря на то, как новоявленный папаша сюсюкается с Ли, становится понятно, что абы кого он к ней не подпустит. Учитывая контингент их окружающий, начинаешь волноваться, а не останется ли старой девой? Хотя если ее дочь захочет покинуть деревню, Ясу найдет способ, чтобы ей помочь. Сама Ли была довольно тихим и любопытным ребенком. Каждый день она с восторгом изучала окружающий ее мир, а первое слово было «посему?» и именно оно стало самым любимым, вызывая восторг Йонга и тихий стон Ясу, так как обычно эти два ребенка шли с ее вопросами именно к ней. А еще маленькая проказница любила эксплуатировать собственного отца, используя его вместо лошадки. И знахарка думала - прибьет собственного спутника жизни за то, что он так сразу же выполнял отданную тихим голоском команду «На ручки». Сколько же нервов ушло у нее на то, чтоб объяснить нерадивому дракоше, что девочка должна сама ходить на своих двоих, и нет, она не маленькая, и ничего страшного с ней не случится, если она упадет, и нельзя вестись на слезы, да, она специально плачет, чтоб управлять тобой, да, ей хватает мозгов, чтоб манипулировать тобой. Но сколько бы Ясу не ворчала, но про себя пыжилась от гордости за маленькую манипуяторшу, так как понимала, что такая далеко пойдет. Деревенские же начали привыкать к столь колоритной семейке монстров в своей деревне. Даже от синего дракона не шарахались, как обычно. А им было все равно в своем уютном мирке. Каждый из них пытался насладится столь непривычным, а для кого и забытым, чувством уюта и семьи. В двадцать пять лет, задумчиво сидя за столом над чашкой чая с ромашкой в их доме, Ясу думала, где она могла ошибиться в воспитании собственного мужа? Никак иначе повтор событий трехгодичной давности она объяснить не могла. Недоглядела. Слишком расслабилась, понадеявшись, что одного ребенка им будет достаточно. Но нет. Красных дней у нее не было уже третий месяц и даже маленькая надежда на ошибку была жестко раздавлена тошнотой, первым признаком токсикоза. Маленькая Ли, знающая подобное состояние своей мамы, тихонько сидела на кровати в гнезде из одеял и, прижав к груди сделанную ее отцом куклу, наблюдала за надвигающейся бурей. То, что она будет, девочка не сомневалась и с нетерпением ждала этого момента. Дочь знахарки очень любила наблюдать за разборками своих родителей, так как с детской непосредственностью понимала, что хоть мама и кричит на папу, но все равно его очень-очень сильно любит. А еще папа очень смешно бегает от мамы, часто спотыкаясь на ровном месте и собирая все углы в доме. Во второй раз все было, как и в первый, только к одному восторженному дракону добавилась вторая восторженная мордашка Ли, и теперь уже они оба доводили Ясу до зубного скрежета своей чрезмерной заботой и попытками потрогать ее живот. Последнее особенно сильно раздражало женщину. А этим двоим хоть бы хны, только визжат притворно и разбегаются под ее грозным взглядом, чтоб через полчаса вновь облепить ее со всех сторон. В этот раз рожать Ясу было легче, только вот она беспокоилась за Йонга — еще до начала схваток он весь побледнел и, казалось, только на силе воли удерживает себя в сознании. На ее вопросы он лишь бледно улыбался, немного лихорадочно сверкая драконьими глазами и говорил, что все нормально. Однако когда ребенок родился, Йонг полностью опустошенный долго не давал ей в руки ребенка, вглядываясь в черты его лица и отчего-то горько поджимая губы. Все прояснилось, когда Ясу, усталая и измотанная, все же поднялась и, окликнув его, протянула требовательно руки к свертку. Мальчик, с еле заметным пушком голубых волос и нечеловеческими глазами дракона. Это не было неожиданностью для Ясу, она предполагала, что один из ее детей может унаследовать дар дракона, но ее удивляло и беспокоило поведение Йонга, что бессильно упал возле ее кровати и, закрыв руками глаза, безмолвно застыл. Позже она узнала, что мужчина боялся этого. Ведь драконы долго не живут, а значит его сын не сможет прожить долгую жизнь и ему может не повезти так же, как ему, встретив любимую женщину. Она этого не знала. Не знала, что срок жизни драконов так короток. И тот ужас, что объял знахарку от понимания, что этот маленький ребенок скорее всего не доживет и до тридцати, заставил и ее уйти в себя, лихорадочно ища способы решения проблемы. Пока она не поняла, что ее Йонг тоже под этим проклятьем. Что ему от силы осталось пару лет. И что именно их собственный сын будет забирать жизнь у него. Это было страшно. Но не успела она полностью прочувствовать весь этот страх, как Йонг, вздрогнув всем телом, вскочил на ноги и уставился невидящим взглядом куда-то в пространство. Руки его сжились в кулаки. Она обеспокоенно позвала его, отчего он вздрогнул и, посмотрев на нее, крепко обнял и поцеловал в затылок.  — Все в порядке. Я скоро. А после крикнув, чтоб Ли присмотрела за Ясу, рванул из дома в неизвестном направлении. Это вызвало беспокойство в душе знахарки, поэтому, подозвав нервничающую Ли к себе, осторожно передала ей брата, а сама стиснув зубы стала собираться. Что-то было не так, и это напрягало и злило. Залив в себя обезболивающих и кровоостанавливающих настоев, Ясу подошла к детям и осторожно присев на кровать рядом с ними, взяла младенца на руки, осматривая. При этом внимательно прислушивалась к тому, что происходит снаружи. То, что Йонг убежал в такой момент, явно не сулит ничего хорошего. И этот его жест. Да, Йонг довольно сентиментален, но все же. Услышав шорох за домом, она рванула к столу и схватив нож, обернулась ко входу лицом. Там был Каташи, мелкий паренек, преданная собачка нынешнего старейшины.  — Чего тебе? — голос ее был злым и настороженным, она встала перед своими детьми, хмуро смотря на незваного гостя, что с опаской косился на нож в ее руках.  — Старейшина приказал. Надо бежать, разбойники пришли в деревню. — Проговорил парень скороговоркой.  — Где Йонг? — Кивнув своей дочери, чтоб она быстро собрала все необходимое, Ясу взяла сына на руки. Мальчик, будто чувствуя волнение своей матери, обеспокоено завозился и захныкал.  — Он и остальные мужчины уведут разбойников в другую сторону, а после они присоединяться к нам. — Уверенно сказал мальчик и под предупреждающим взглядом Ясу подбежал к маленькой Ли и взял у нее сумку. Ясу все это не нравилось, но она понимала, что оставаться здесь слишком опасно, не для нее, для детей. А ими она рисковать была не намерена. Загрузив седельные сумки на своей верной, но уже постаревшей кобылке, Ясу усадила на нее Ли, которой в руки отдала брата. Сама же знахарка, схватив нож и палку, с которой обычно ходила в болотистую часть леса, сделала самодельное копье. Кивнув Каташи, она последовала за ним, в одной руке держа копье, а во второй под уздцы вела лошадь. Закусив губу, Ясу так ни разу и не обернулась на дом, который столько всего ей подарил. Не время для сентиментальностей. Такой дом она сможет воссоздать везде, главное ведь не помещение, а люди, что живут в нем. А Йонг вернется, все-таки деревенские слишком пекутся о здоровье синего дракона. Насколько глупа она была тогда, что поверила, отпустила, не пошла за ним. Ведь он так и не вернулся. А она ждала его, каждый день, вновь и вновь выходя на рассвете и подолгу всматриваясь в горизонт. Но его не было. И лишь спустя пятнадцать лет она узнала, что ее Йонга использовали, как наживку. Заранее обрекли на смерть в муках. Тогда она без сожалений отравила тех, кто вынес ему этот приговор. Только от мести, смотря в глаза умирающего Пуонга, она чувствовала лишь пустоту. И отчего-то виделся ей темный склеп с сидящем на полу человеком, ее любимым. Все-таки любимый, сколько времени ей понадобилось чтобы признаться хотя бы себе этом, а ведь она так ни разу и не сказала ему об этом. Просто принимала всю его любовь, как должно, ничего не давая взамен. Даже простых слов. А ведь он скорее всего их ждал. Он ведь был таким наивным. Наивным дураком. Ему бы в жены такую же, как он, — мягкую и любящую, а не такую саркастичную стерву, как она. Ли и Су (долгожитель), как она назвала мальчика, росли быстро, во всем помогая ей и выводя из себя своими выходками окружающих. Ли была дикой по характеру, непокорной, вечно ищущей приключений, неусидчивой, из-за чего учеба давалась ей с трудом. Но чтобы Ли смогла постоять за себя, Ясу стала обучать ее ближнему бою. Су же наоборот был слишком вдумчивым и поразительно твердым характером. Несмотря на отношения жителей деревни, он не расстраивался, но, не получая должного общения, он полностью посвятил себя книгам и знаниям. Изредка вырываясь из пыльных книг и присоединяясь к их тренировкам. Однако, это были не все его проблемы: как бы Ясу не старалась привить ему гордость за его глаза, паренек все равно прятал их, используя повязки сделанные из ткани. В конечном итоге знахарка сдалась, решив не усложнять жизнь ребенку и сама заказала у лесорубов маску для сына. Как бы она не удивлялась, но Су обрадовался подарку. И постоянно стал носить ее. А время все так же продолжало идти своей чередой. Совершенно неожиданной для Ясу стала помолвка, а после и свадьба Ли с местным охотником, что на всю браваду и колкости ее дочери отвечал смехом и шутками. Наблюдая за ними она не могла не признать, что парой они стали колоритной и довольно веселой. Знахарка надеялась, что Йонг бы так же одобрил выбор дочери, как и она. Свадьба не была пышной, да и гости нервничали, так как Ли отказывалась проводить свадьбу без любимого брата, а к Сейрю в деревне отношение не изменилось. После свадьбы дом Ясу опустел. Су тоже, вслед за сестрой, решил не оставаться в доме матери и используя свои знания, что он нахватался из книг и своих наблюдений, сам построил себе дом в отдалении от деревни. И хоть Ясу и просила его остаться, но упрямство он явно перенял у нее. Поэтому она с тяжелым сердцем отпустила его. Но каждый день ходила к нему в гости, стараясь хотя бы так облегчить его одиночество. У Ли из-за семьи получалось реже его навещать, но она старалась, несмотря на то, что Су пытался наоборот свести разговоры и встречи с сестрой к минимуму. «Я не хочу становиться причиной раздора в ее семье» — объяснил он свою позицию матери, что заметила его отстраненность по отношению к той, за которой он в детстве ходил хвостиком. В конечном итоге встречи ее детей и вовсе сошли на нет, когда Ли родила сына. Сильного и крепкого мальчугана с темными волосами, по имени Йонг. Так назвала его Ли, как только узнала, что у нее сын. Для Ясу это было больно. Но она никак этого не показала, лишь поворчала для вида и поскорее покинула счастливую дочь, прижимающую к груди новорожденного малыша, ее внука. Су так не разу и не появился на пороге дома сестры, не пришел поздравить. А маленький Йонг так и не узнал, что у него есть дядя. Но спустя пару месяцев дракон признался Ясу, что наблюдал за своим племянником издалека. И задал ей тогда вопрос «Неужели все дети такие хрупкие?» А еще через пару лет Ли родила второго ребенка, тоже мальчика, но с драконьими глазами. И хоть отец ребенка смог перебороть в себе неприязнь, на семью их косились с сочувствием и неким пренебрежением. Но Ясу это не волновало, ведь ее собственный сын тускнел на глазах, будто и правда отдавал свою жизнь младшему племяннику. И Ясу не взирая ни на что, всю себя посветила поиску лекарства. Искала, словно одержимая, лекарство для ее Су. Но чтобы она не делала, время безжалостно утекало сквозь пальцы. Год. Именно столько потребовалось, чтоб вся сила дракона перешла к новому поколению. А ее сын, ослепший и обессиленный, лежащий на ее кровати, улыбался потрескавшимися губами и молил Ясу не говорить сестре, из-за чего он умер. А лучше и вовсе не говорить. Она никому не сказала, что Су умер. Сама вырыла для своего сына могилу, сама отнесла и положила его тело в холодную землю, сама же и закопала. Не единой слезе не позволила она сорваться со своих глаз. Лишь клялась своему мертвому сыну, что найдет лекарство, что не умрет, пока не сможет помочь тем, кто носит в себе силу драконов. С тех пор она полностью ушла в свои исследования, благо, нужные сведения она имела. Снимала со своего сына во время его недуга. Лишь изредка она отвлекалась на лечение деревенских и в эти моменты узнавала, как поживают ее внуки и дочь. Внуки росли сильными, но в тех же условиях, что и ее дети. Йонг душа компании, Мён, носитель драконий силы, - изгой, прячущий свои глаза. На пятилетие Мёна Ясу пришла к ним на праздник, чем всех удивила, ведь до этого она не проявляла какую-либо заинтересованность во внуках. Она не обижалась, а от попытки Ли усадить ее за стол выпить отмахнулась. Но увидев ребенка Ясу оробела, слишком много знакомых черт было в ребенке перед ней. Слишком сильно он напоминал ей ее собственного мужа, хотя он и был еще нескладным ребенком. Но поборов глупое наваждение, она протянула Мёну маску ее сына. Ли, до сих пор не знавшая о смерти брата, потрясенно замерла, а из ее глаз потекли слезы. Но Ясу было все равно, ей было обидно на такое пренебрежение со стороны Ли к собственному брату. Она лишь внимательно оглядывала ребенка, что неуверенно прижимал к груди ее подарок. Уже уходя, она пренебрежительно кинула, чтоб Ли обучила ребенка драться. Потому что Ясу уже за сорок и ее собственное тело уже дает сбои. А после она вновь погрузилась в работу, соединяя травяные сборы. Пару раз она даже покидала деревню в поисках новых знаний и недостающих ингредиентов. Благо, никто ей не препятствовал. И, кажется, она нашла нужный сбор, но он все равно казался ей неидеальным. А время все не переставало напоминать о себе. Ясу пережила всех своих детей. Ли умерла от укуса змеи. Подруга, с которой она ходила в лес за ягодами, не успела вовремя принести ее дочь к знахарке или хотя бы замедлить яд. Знахарка молчала на ее похоронах, куда пришла чуть ли не вся деревня. Не плакала она, когда Ли закапывали в землю. Отказалась говорить ей прощальные слова. А зачем? Мертвым нет дела до живых. А после похорон к ней вновь вернулось ее забытое прозвище «Бессердечная». Она посмеялась. Так как теперь она и правда стала такой. У нее была цель, а все что было важно, покоится в земле. Следующий наследник крови драконов родился, вот насмешка судьбы, у Йонга. Сын, крепкий и большой малыш. Принимая довольно тяжелые роды, Ясу, увидев глаза младенца, лишь криво усмехнулась. А выходя из дома ревущей женщины, что приписала нового Сейрю к монстру, знахарка увидела Мёна. Не говоря ему не слова, схватив юношу в маске за руку, повела к себе в дом. Там посадив его на стул, долго объясняла его положение и то, что он должен сделать, чтобы хотя бы продлить свою жизнь. Он удивленно выслушал ее, а после спросил откуда она знает, да и зачем вообще старается помочь, чем вызвал ее каркающий смех и слова «Я врачевательница этой деревни, мое дело малое, заставлять людей подольше жить, чтоб померев, они не спешили обратно». Может грубо, но она не хотела нянчится со своим внуком, он уже не ребенок, а она просто боялась привязываться, тем более не уверенная полностью сколько парень продержится. Благодаря лекарствам или сам Мён оказался таким сильным, но он смог протянуть два года. И вновь Ясу пришлось собственноручно откапывать могилу, но уже для внука. Деревенские даже не заметили смерти Мёна. Конечно, ведь теперь их ненависть и страх перешли на нового обладателя проклятых глаз. Бесконечный круговорот людской ненависти во всей своей красе. Только этому ребенку было тяжелее, ведь у него не было поддержки хотя бы собственной семьи. Йонг будто и вовсе забыл о том, что его собственный брат был драконом, стремясь удержать свою семью вместе. Не ту ему жену подобрали, ох не ту. После смерти Мёна, Ясу начала замечать, что ее правый глаз все хуже и хуже видит. Это было неприятно, но не удивительно, учитывая, что ей уже почти пять десятков. Скорее самое время удивляться, что она дожила до столь почетного возраста. Но ей было все равно, она должна была сдержать клятву, данную на могиле сына, остальное не имеет значение. Не имело, пока Ясу случайно не узнала, что мать Ао, нового синего дракона, не выгнала семилетнего ребенка из дома и тот теперь ютится в давно заброшенном домике ее Су. Знахарке тогда очень захотелось убить эту женщину, но она сдержалась. И вместо этого пошла к новому Сейрю, в дом, который не посещала уже около двадцати лет. Дом, а точнее его развалины встретили Ясу полным запустением и сжавшимся, в уцелевшем углу, ребенке, что дрожал всем телом. Она позвала его по имени, и мальчонка, вздрогнув, вскинул голову, смотря на нее озлобленным взглядом, наполненный вызовом и обреченностью, но явно готовый дать отпор. Она, смерив его грозным взглядом, приказала идти за ней. А поняв, что тот даже не шевельнулся, прикрикнула, чтоб поторапливался. Сама знахарка направилась к себе домой. Довольно сощурила она подслеповатый глаз, услышав торопливые шаги позади себя. Придя в ее дом, она засмеялась, услышав как закашлялся от довольно яркого запаха растений и ее отваров парнишка. Посадив его за свой стол, она заварила ромашковый чай и дала пацану выпить, довольно улыбаясь, наблюдая за Ао. Недоверчивый, осторожный, этакий неприрученный зверек. Это было хорошо. Те, кто меньше всем доверяют, может и одиноки, зато боли испытывают меньше. Ясу сможет минимизировать одиночество дракона и научит его выживать. Ао, короткое, но звучное и очень сильное имя. Как и его обладатель. Новый Сейрю. Только уже в три года, мальчишка проявлял удивительную самостоятельность. Он пробыл у нее до пяти лет, за которые она показала ему основные стойки и обучила минимуму, который он должен знать, чтобы выжить. И она рассказала ему все о проклятье дракона и о коротком сроке жизни, и о том, что он умрет, когда родится новый Сейрю. Он посмеялся, громко, хрипло, с отголосками безумия в детском голосе и сказал: «Не дождешься, я выживу, всему этому миру назло». Она посмеялась, а он сказал, что будет пить те лекарства, что Ясу давала предыдущим Сейрю. Она пыталась отказать, но после махнула рукой, а почему бы и нет? В пять, Ао стал уже жить в отстроенном деревенскими, не без пинка одной небезызвестной знахарки, доме, что когда-то принадлежал Су. У них были странные отношения, она его отчитывала и называла мышью, за его привычку шаркать при ходьбе, но всегда обрабатывала все его раны и ушибы. А он огрызался и звал старой коргой, но каждый день проверял жива ли она, принося пойманную дичь и молча нарубая дров, если замечал их отсутствие. Еще реже спрашивал у нее совета, и тогда Ясу без своей привычной насмешки могла долго беседовать с ним, обсуждая проблему со всех сторон. Совершенно неожиданно Ясу узнала, что Ао является ее последним родственником в этой деревне, так как ни дочерью, ни сыном, та женщина, что родила Сейрю, так обзавестись не смогла. «И поделом ей» с удовольствием отметила Ясу, безжалостно ставя вердикт, что женщина бесплодна. Способ Ао оказался действенным, он и вправду, на зло миру, смог пережить и рубеж в двадцать лет и даже тридцатилетие. Она была рада и продолжала искать способы улучшить свое лекарство. А он всегда говорил, стал он чувствовать себя лучше или нет. Они не были близки. Не было между ними дружбы или треклятого доверия. Был просто Ао, была просто Ясу. Всего лишь двое одиночек. У каждого из них были свои секреты, свои тайны и желания, которые каждый из них держал в себе. Только вот о влюбленности Ао, Ясу узнала уже когда было поздно. Дракон сорвался. Она сама видела последствие и отпаивала девушку сильными успокоительными отварами. И констатировала, что девушка беременна. Учитывая тенденцию ее семьи, скорее всего ребенок станет очередным Сейрю. Но попытки предупредить или даже просто попытки заговорить о той девчушке с Ао, тот пресекал на корню и чаще всего раздраженно вылетал из ее дома. И как она злилась на пустоголовую девицу, что даже имя ребенку не дала. Слабачка, что предпочла более легкий путь. Такие Ясу раздражали и вызывали презрение. И то, что ее изнасиловали, значение не имело. Имело значение, что эта Юки оставила младенца, собственного сына, на растерзание этому миру, без единой защиты и надежды на нормальную семью. Она лишь вздохнула и не стала препятствовать, когда старейшина решил спихнуть новорожденного на Ао. Все равно, ей придется вновь быть нянькой очередному внуку. Восемьдесят не тот возраст, чтоб нянчится с младенцами, только и у нее выбора нет. Она приятно ошиблась в Ао, тот хоть и не понимал, что да как, но от сына отказываться был не намерен. Только зачем-то попросил не говорить никому о том, что он его сын, даже самому мальчику. А кто она такая, чтобы спорить? Но судьба самого мальчишки была иной. Ао отказался давать ему имя и ребенка просто стали звать Сейрю, безлико и отчего-то для Ясу тоскливо. Не такого она хотела для своего хоть и дальнего, но все же внука, но кто она такая, чтоб идти против воли отца ребенка. Мальчишка был очень скромен и пуглив. И до ужасного наивен, чем-то напоминая ей ее возлюбленного. Для нее было неожиданностью то, какие забытые чувства она испытывала по отношению к Сейрю. Грусть и нежность. Такого ребенка хотелось защищать, только вот она уже давно научилась удерживать себя от глупых порывов. Ао прав, мальчик должен стать сильным, иначе его убьют. Ясу прекрасно знала, чем занимается Ао, не раз и не два ей приходилось заштопывать его раны. Шрамов на теле мужчины было слишком много, чтобы считать. Но он не сдавался и продолжал, каждый раз шел к своим противникам. Но Сейрю был иным, и боги-драконы, будто сжалившись над ребенком, послали ему помощника. Точнее помощницу. Лан - дочка охотника и девушки, что как и когда-то Ясу пришла издалека в их деревню. Хотя та эта осталась добровольно и даже сама упрашивала старейшину разрешить ей остаться. Довольно смышленая для своего возраста, девчонка. С вечным шилом в одном месте и ярко-фиолетовыми волосами. Слишком яркими и броскими. Такой же яркий цвет встречала только у своих внуков. Это вызывало настороженность и заставляло приглядываться к девчонке более тщательно. Большую настороженность вызывало то, что Ясу, до того, как узнала, что Лан хочет дружить с Сейрю, вовсе не обращала внимание на цвет ее волос, как будто так и должно быть и это нормально. Но нормой не являлось. Как и взгляд девчонки во время ее речи о том, что она хочет показать Ао и Сейрю, что они такие же обычные люди, как и все. О том, что хочет показать Сейрю, что такое детство. Не такой взгляд должен быть у ребенка. Не о таких вещах он должен задумываться. В ее глазах не должна была отражаться мудрость прожитых лет. А то, что произошло после, когда Ао прижал девчонку к стене, лишь подтвердили ее опасения. То, что руку старого воина схватит странная рукоподобная тень, не ожидал никто, как и рыка, что раздался в ее доме. Рыка не животного. Дракона. Смотря тогда вслед уходящей девчонке, Ясу отчего-то отчетливо понимала, что-то, чего ждал ее возлюбленный приближается. Скоро король Хирью вновь соберет драконов. По ее совету Ао не стал мешать Лан попытаться наладить дружбу с Сейрю. Даже сам взялся за ее тренировки. Хоть и ворчал, что она слишком слабая и устает быстро. Но Ясу лишь отмахивалась от него, напоминая, каким был он в их возрасте. Однако, сам же и попросил об довольно странном одолжении. А спустя пару месяцев она вновь узнала о смерти внука. Ао смог прожить дольше остальных драконов, больше и после рождения Сейрю. Почти пять лет. Трех недель не дотянул. Она заставила жителей похоронить Ао, так как понимала, что уже давно не в том возрасте, когда может позволить себе таскать на своем горбу мужиков под два метра роста. С телом ей помогла Лан. Ясу специально позвала ее. И не зря. То, каким взглядом смотрела на нее девчонка, говорило о многом. Девчонка вновь удивила и убедила в решении согласиться на последнюю просьбу уже мертвого дракона. Сильная, усталая от жизни, взгляд человека, что уже прожил не одно десятилетие, с устоявшимися взглядами, решениями. И находящаяся на грани. Как ее учитель, Ясу обязана была помочь, и она помогла, параллельно ставя перед фактом ее ученичества. Увы, девчонка до дома не дошла, сорвалась раньше, но навредить себе не успела, хотя симптомы были странными, но не смертельными. Похороны получились все такими же. Не единой слезы. Не единого слова. Сейрю не было на них. Он был у Лан, присматривал за своим последним якорем в этом мире. Деревенских два мужика особо не задержались, сразу же ушли, как только закопали труп. И она не задерживалась, у нее слишком много забот. А дальше был Сейрю с убийством целого отряда воинов и новый переезд. За ним привычные будни, разбавленные выкрутасами несносной девчонки и ручной белки Сейрю. Она знатно посмеялась, узнав, как назвал это рыжее чудо мальчик. Ао бы оценил. Но самым запоминающим все же было пробуждение силы дракона, сокрытой в Лан. Страшная сила, которая так полностью и не проявилась. Фиолетовый воин дракона. Тот, кто способен услышать больше, чем кто-либо. И непрекращающиеся ведения девочки, о которых она не любит говорить. Но больше всего Ясу беспокоил ее старый знакомый, тот самый первый ею убитый солдат, что, вновь нависнув над ней, стал звать за собой. Слишком отчетливо она это понимала. Как и понимала, что не имеет права соглашаться. Не сейчас. Она должна присмотреть за этими удивительными детьми, должна помочь Сейрю продлить его жизнь. И воин отступал, позволяя ей проснуться, чтобы прийти на следующую ночь и вновь позвать за собой. Пусть зовет, она откажет ему снова. И снова, пока не убедится, что ее обормоты смогут прожить хорошую, а главное долгую жизнь. И сейчас смотря на то, как девчонка приходит в себя спустя всего каких-то полчаса от ведений, она надеялась, что это хороший знак. И, кажется, Амида недавно заговаривал о каком-то испытании для Лан, как охотнице. Ясу думает, что девчонка сможет справится с одиночной охотой. «Я дам свое согласие» *Динодон — вид змей семейства ужеобразных. * Употребление чая из Майорана растения позволит предотвратить случайную беременность. Для приготовления напитка необходимо 1 чайную ложку майорана залить стаканом кипятка