Ты сможешь

Шерлок, поражённо застыв, смотрел на Мэри, взгляд которой остекленел и стал совсем незрячим… Джон, словно не веря, продолжал укачивать мертвое тело жены на руках, раз за разом повторяя ее имя. Бесполезно. Безнадежно. Безжалостно бередя сердце Шерлока каждым звуком. — Ты же обещал… — лицо Уотсона посерело и помертвело, а глаза… Шерлок не смог выдержать взгляд, полный разочарования и отчаяния, и моргнул, подавляя желание крепко зажмуриться и спрятать лицо в ладонях. Обещал. Клялся… Молчал даже стоящий рядом Майкрофт, и, не будь Шерлок так подавлен горем, овладевшим Джоном, он бы удивился тому, что брат в эту минуту сделался необыкновенно тактичным. Старший Холмс молчал… Но, детектив лопатками чувствовал, как тот жалеет его, своего ставшего столь уязвимым брата. Джон страдал и проклинал друга, не понимая, что этим причиняет боль и Шерлоку, а вот Майкрофт это знал. И Холмс-младший почти слышал его мысленное с укором: «Я предупреждал»; и еще с болезненной нежностью, которую старший Холмс никогда никому не показал бы: «Шерлок, мне так жаль…» Джон не позволил приблизиться. Оскалившись, он выкрикнул, что не желает видеть Холмса на похоронах. Уотсон перестал отвечать на звонки… Шерлок, до боли сжимая виски, запретил себе приближаться, подходить, звонить… Холмс и сам почти поверил в то, что Джон прав: он нарушил клятву, не уберёг, позволил умереть. Но вот Мэри знала, что рано или поздно это случится. И оставила послание, печально улыбаясь — просила не покидать, приглядывать. Она хотела, чтобы её муж нашёл в себе силы жить дальше. Мудрая, жестокая Мэри... Даже после смерти она снова заставляла Шерлока Холмса клясться. День, другой, третий... Шерлок нарезал круги в трех кварталах от дома Уотсонов, впервые в жизни чувствуя нерешительность, а также знакомый липкий страх, подобный тому, когда он не мог подобрать шифр к сейфу мисс Адлер, а в затылок Джона по-американски уперлось дуло пистолета; или когда Холмс вытаскивал своего блогера из-под горящего завала, увенчанного чучелом Гая Фокса. Когда он метался, позабыв о еде и сне… Впрочем, какой сон? Стоило лишь смежить веки, как перед глазами возникал Уотсон с перекошенным от ненависти лицом. Прости, Джон… Вот что слышалось Шерлоку в гуле шумящей в ушах крови, в стуке собственных каблуков по стылому асфальту, в порывистых завываниях ветра. Прости… Я не хотел этого. Это был её выбор, и на сей раз Мэри удалось меня переиграть. Испуганные глаза Молли, её дрожащий подбородок и то, как Хупер прижимала к себе Розамунду, не оставляли сомнений в том, что он пришел напрасно. Девушка чуть не плакала от жалости… Совсем не нужно быть гением, чтобы понять очевидное — жалела она в первую очередь его, гениального и великого, понимая, как непросто будет склеить то, что разбилось той проклятой пулей. И помощи здесь ждать неоткуда. Было время, когда Джон цепенел от ненависти к той, что стреляла в его друга. Но ему помогли пережить это, и Уотсон простил. Отпустил прошлое. Шерлок помог. Но кто поможет самому Шерлоку? «Спаси Джона Уотсона, а потом отправляйся в ад, Шерлок» — нашептывал ветер голосом Мэри Морстен… Кто бы еще подсказал, как его спасти? — Я социопат, помнишь?! — крикнул поникший плечами Холмс в серую рябь Темзы. Он простоял на мосту несколько часов. — Как? Мэри? «Ты знаешь, Шерлок. Ты всегда знал,— плеском волны отозвалась она. — Загляни в своё сердце, забудь про разум. Доверься интуиции. Ты сможешь!»