Ты сможешь

Не смотри на меня так… Ты глядишь тяжело, закусив губу, привычно скрестив руки на груди. Ты ничего не знаешь о том аде, который твоя жена пророчит мне. Теперь я уверен в этом — Мэри знала. Роза мира была в курсе, на какие муки я буду обречён, если ей выпадет уйти. Джон… — Убирайся! — Прошу… — Не проси! — твои глаза, которые прежде согревали лучше весеннего солнца, теперь напоминают две острые льдинки. Джоооон… — Она не хотела, чтобы было так, — я лгу — она хотела именно этого. Зачем просила о помощи? Возможно, чтобы я разбился в кровь, не в силах не исполнить её последнюю просьбу, хотя бы потому, что сам нуждаюсь в тебе, Джон. Чтобы убился в бессильных попытках вернуть твоё расположение, дружбу, доверие. О чем-то ином я не мечтаю, запретив себе даже мысленно произносить слово "любовь". Но это ничего не меняет. Я люблю тебя… по-прежнему. — Не смей даже говорить о ней! — вижу, как сжимаются твои челюсти и кулаки, до хруста. Ты ненавидишь меня. Она знала, что будет так. Ты не готов слушать, не желаешь говорить со мной… Ты любил нас обоих, но она, кажется, победила. Своими играми Мэри навсегда заморозила твоё сердце. Ты изменился до неузнаваемости всего за несколько дней: на лице прибавилось морщин, в волосах — седины. Возможно, у меня тоже. Джооооон, посмотри мне в глаза. Прочти в них мольбу. — Джон… — тихо, почти на выдохе. — Уходи, иначе, клянусь богом, я убью тебя. — Синева твоих глаз темнеет, теперь они черны. — Я люблю тебя. — Неуместное и отчаянное. Закрываю глаза и смиренно ожидаю удара в лицо, беспощадного, ломающего нос или челюсть. Но проходит секунда, две, три… И ничего не происходит. Открываю глаза и вижу, что ты плачешь, спрятав лицо в ладонях. Джон?! — Уходи, Шерлок, — сдавленно и горько, — я недостоин того, чтобы меня любили… О чём ты? — Я лгал Мэри, любил её, но изменял, встречаясь с обычной, но милой женщиной, для которой я был кем-то особенным. Вы двое… Умные и сильные, гении и суперлюди. Я хотел снова почувствовать себя значимым, самым лучшим, я устал гнаться за вами… — Джон… ты и был таким для нас обоих, — я гляжу на вздрагивающие плечи и не понимаю. Или понимаю? — Мы оба готовы были умереть за тебя и друг за друга. Мы были семьёй… Я осторожно обнимаю тебя за плечи. Ты не реагируешь, ещё глубже уйдя в себя. Слёзы, горькие и солёные, кажется, растопили лёд. Я молчу и глажу тебя по голове, неловко, неумело. Знала ли Мэри, что ты ходил налево? Скорее всего нет, ей и в голову не пришло бы, что ты, такой безупречный и стойкий, можешь изменить ей с кем-то, кроме несносного друга с сомнительной моралью. Знала ли она, что я люблю тебя больше, чем просто друга? Это, пожалуй, да, но Морстен была уверена, что моё личное всегда останется личным. Не останется. Она хотела, чтобы я тебя спас… Я спасу, пусть даже для этого мне и придётся обнажить свою душу.