***
На розы можно смотреть по-разному: как на атрибут глянцевой роскоши, романтический жест или элемент декора, занимающий пустоту на журнальном столике. Иногда розы — просто каприз с претензией на эстетику. Наверное, каждой девушке хоть раз да хотелось побыть той самой особенной, достойной роскошного бархатного букета «без повода». Однако вряд ли кто-то бы позавидовал розам Рози Адамс. Начиная своё цветение на подоконнике, обернутые охапками розы, одиночки на длинных стеблях и изысканные бутоны в плетеных корзинках, спускались ниже, группами ютились по тумбочкам и толпились по углам, слагаясь в пунцовые клумбы. Ненавистная Понтием Пилатом вонь стояла на всё отделение, а оранжерейный поток всё не иссякал. Каждый почему-то считал своим долгом отметиться у больничной койки Адамс именно с розами, и так уже второе поколение увядших букетов подряд. Первым после отъезда Мориарти навестить девушку явился мистер Адамс. Букетов при нём не было. Выловив в коридоре медсестру, он выслушал официальную причину госпитализации — попала под автобус — и степенно удалился. Больше мистер Адамс не появлялся, впрочем, оставив заместо отцовского беспокойства внушительный чек. Сразу после него прилетел «птенчик». Эван с одним рюкзаком книжек ночевал у палаты, пока Роуз не очнулась, а после и началась эта цветочная вакханалия: однокурсники, коллеги по работе в кофейне, соседи, школьные приятели и даже какие-то неведомые доселе поклонники, под безразличным взглядом Адамс сыпавшие обещаниями непременно заглянуть ещё. К немалой озадаченности Моран, они заглядывали… С новыми розовыми вениками. Мориарти не выходил на связь. Поэтому весь Лондон, за исключением окружения Адамс, жил своей размеренной жизнью. Присматривать за палатой девушки через скрытые камеры стало для Моран чем-то привычным — как утренняя проверка почты. Сначала из необходимости, теперь с неподдельным интересом она вела подсчет чужим цветам, ухажерам и бдительно следила за тем, что и кому говорит Адамс. По мнению Моран, ей нужно было с кем-то поговорить о случившемся, исповедаться. Вопросы про аварию с участием коварного автобуса, избирательно тронувшего только ребра, сыпались на неё, как конфетти на Новый Год. Но Роуз отмалчивалась. Она упрямо отмалчивалась уже третью неделю, так что Моран даже засомневалась насчет того, не пострадал ли мозг девушки от гипоксии. С другой стороны, если идти по логической цепочке вверх, то следовало признать, что в первую очередь пострадал мозг Джима: идея с автобусом принадлежала ему. Это идеи Мориарти навязали Роуз тот же ребус, что и Шерлоку, и поссорили её с отцом, дабы окончательно загнать жертву в моральный капкан. А потом Адамс вдруг появилась на пороге соседнего номера отеля, и преступный гений дал по тормозам. Мориарти — параноик. Лишь заподозрив тень на своей маскировке, он обычно любил исчезнуть из эпицентра своих же интриг и уже с высоты какой-нибудь безопасной трибуны наблюдать за падением «этих суетливых людишек». Однако на этот раз всё зашло слишком далеко. Когда Моран через прицел увидела сцену в номере… Когда загнанный в угол Джеймс подал знак… Она выстрелила. Двойное стекло притормозило пулю, но, поскольку речь шла о бледной девице, Моран понимала, что шансов у неё мало. И Джим это понимал. Так она узнала, что этот псих ещё и универсальный донор с подходящим Роуз резус-фактором. Пожалуй, это единственное, что наёмница знала о своём боссе наверняка. Раньше Моран жила иллюзиями, думала, что смогла изучить Мориарти — жестокого преступника, никогда не ставшего бы рисковать разоблачением ради… Секса? Сиюминутного влечения? Драйва? Наблюдая за Роуз, Моран не видела в ней ничего особенного. А потому ещё внимательнее изучала девушку, силясь за всеми этими невинными розочками разглядеть причину помешательства самого опасного криминального гения века. Из оборудования Моран всего-то требовались крошечный портативный экран и пуговка наушника. Попивая чай в фойе госпиталя, откуда сигнал был лучше всего, наемница смотрела изображение с камер, как какой-нибудь сериал в больничных декорациях. Только что палата Адамс была шумной и переполненной молодыми людьми примерно её возраста, но заведующая отделением, пожилая женщина, порядком утомленная регулярным аншлагом, выставила всех вон, позволив задержаться лишь Эвану. Преданность птенчика поражала Моран столь же, сколь и то пренебрежение, с которым Роуз к нему относилась. Хотя к этому можно было и привыкнуть — холодный пофигизм девушка транслировала ещё с «первой серии». — Ненавижу, — процедила Роуз так тихо, что Моран пришлось считывать слова с мимики. — Зачем ты продолжаешь водить ко мне эти экскурсии, как в кунсткамеру? Подчиняясь режиму, больная полулежала в кровати, на лице её читалась тошнота, а руки судорожно душили очередной букет, которому, очевидно, не нашлось места в переполненной цветением палате. — Брось, — по-доброму отмахнулся Эван, — ребята просто принесли тебе конспекты. Все очень рады тому, что ты идёшь на поправку. Отобрав у Адамс хрустнувшие стеблями розы, он скептически огляделся и впихнул их в уже занятое букетом ведро у изножья койки. Эван попытался отвлечь подругу рассказом о новом тесте профессора Вона. Но, сжав одеяло в кулаки, Роуз отвернулась, и Моран плотно нахрыла ухо с наушником ладонью, чтобы расслышать, что она сказала. — Все очень рады, что я опустилась в рейтинге и выбыла из гонки за ректорский грант. — Не говори ерунды, — меж тем возразил Эван. — Да, досрочная сдача тебе уже не светит, но шансы есть… — Все эти лицемеры только и ждали подходящего момента. И теперь приходят сюда злорадствовать. — Я не понимаю, — вздохнул Эван. — Как ты можешь быть такой черствой? Это больше похоже на мистера Адамса, а не на тебя, Роз. Задетая упоминанием отца, Рози привстала на локтях. Даже через маленький экран было видно, что дыхание в такой позе причиняет ей боль. Скривившись, девушка произнесла: — Я лучше сдохну, чем ты ещё раз устроишь шоу из моей беспомощности. Как только за птенчиком захлопнулась дверь, наёмница вытащила наушник и в раздумьях осушила стаканчик с остывшим чаем. Мориарти не оставил никаких указаний насчет того, что говорить, а что не говорить Роуз, когда та очнется. Связаться с ним было нельзя. Для себя Моран решила, что не станет видеться с подопечной без крайней на то необходимости. Но сейчас она жалела, что не сделала этого раньше. Женщина выкинула пустой картонный стаканчик, убрала аппаратуру для слежки в карман и, позаимствовав в больничной прачечной халат, поднялась в палату. — Вы? — задыхаясь, прошептала девушка с тёмными, округлившимися провалами глазниц. — Это ведь Вас я видела в тот вечер в холле отеля… — Похвальная память, — кивнула Моран. Розовый запах немедленно влез в ноздри и забил собой мысли. — Об этом мы ещё поговорим, но сначала ответь: что ты ему сказала? После каких именно слов Джеймс приговорил тебя к расстрелу? — Ах, он не рассказывал? Под уколом её наигранной небрежности наёмница фыркнула и взялась за ручку двери. — Мне уйти? — Да кто ты, чёрт возьми, такая? — лицо Роуз передёрнуло от гнева, но, помедлив секунду, она все же выпалила: — Я сказала, что он проиграл.IX. Fluctuat nec mergitur
14 февраля 2018 г. в 23:20
Мир не ушёл полностью. Словно эхо, он продолжал существовать по ту сторону от накрывшего голову Роуз панциря боли. Давящая немота. Крик — комом в горле. И отчего-то далёкие, мутные звуки фортепиано.
— Поосторожнее с иголками, — танцуя по кромке мелодии, звучал голос Джима. — А это зачем?
— До приезда парамедиков ещё четыре минуты. За это время дыра в её груди вытолкнет достаточно жидкости, чтобы сердце схлопнулось от ненаполнения. Физраствор компенсирует потерянный объём крови, — покачивался другой голос — женский. — Мориарти, это не смешно, положи катетер!
Во втором голосе лязгнуло что-то металлическое, но Джим смеялся. «Для него смерть — лишь повод поиздеваться», — подумала Роуз. Бесповоротное «смерть» грянуло в её голове колоколом, а он продолжал:
— Помоги попасть в вену, раз такая умная. Кстати, я универсальный донор.
— Универсальный донор — это миф. Даже в полевых госпиталях…
— Делай, что говорят, — ласково приказал Мориарти, — аккуратнее, не сэндвич зубочисткой накалываешь.
Пластина панциря наконец лопнула, и боль сквозь образовавшуюся трещину утянула за собой последний воздух. Рози не теряла сознание, но все вокруг стало жуткой, щербатой иллюзией. Да, уходить вот так было страшно.
— Доволен? Надеюсь, доволен, ведь теперь она точно умрет.
— По крайней мере, буду знать, что её прикончила не твоя пуля. А если она выживет, то тоже не по чьей-то там вине. Я принял решение, Моран. Видишь эту кровь? Это власть: и её жизнь, и её смерть всецело принадлежат мне.