***
Джим переспал с Роуз. Но перед тем пришлось избавиться от врачей — как они надоели! Халаты выкачали скопившуюся в легких Роуз жидкость и, взамен накачав её какой-то другой, велели скорее вернуть больную в палату под постоянное наблюдение мониторов. Джим повёз Рози в Рассел. Здесь всё было по-прежнему, как и месяц назад до выбитых стекол и скорой. Они выспались, приняли душ; Джим ещё раз убедил Рози, что арест не был правдой. В общем-то он собирался обойтись без спешки, но сам не понял, как заслужил поцелуй. Девушка была не в себе от букета различных препаратов и целовать её было всё равно, что целовать её вялого двойника. Плотно задернув шторы, Мориарти долго, до изнеможения, тискал разметавшееся на подушках тело перед тем, как заняться любовью. Всё механически. В сексе он явил себя примерным консерватором. Возможно потому, что избегать боли — сейчас был единственный способ доставить партнерше дозу немедикаментозного кайфа. Джим хотел этого: заласкать до полусмерти, пропитать потом и стонами, а не кровью. Он так долго сдерживался. И теперь сдерживался ещё сильнее, чтобы ничего не испортить. Ужасный злодей не хотел оказаться ужасным любовником. После Роуз попросила ещё тех препаратов, но Джим так устал от её сонных с поволокой глаз, что разрешил лишь пару необходимых таблеток. Была глубокая ночь. Двое отдыхали на смятой простыни. Рози сидела, утопая в Эвересте подушек. А Джим лежал, устроив голову на животе любовницы. Она машинально гладила его короткие волосы, и всё сошло бы на нет, сладкая идиллия в момент наскучила бы консультирующему злодею, если бы не квадрат марлевого пластыря на груди Роуз — под ним заживали воспоминания и дыра, которую он в своё время не растревожил, вопреки тому, что погрузиться пальцами под кожу хотелось до жути. Расковырять уже сросшиеся края плоти, добыть трофейную пулю. Мориарти и сейчас был одержим фантазией, что она всё ещё там и жаждет его внимания. Но внимания хотела и Рози, тихо мурлычущая какую-то песенку. — Я помню всё, что ты говорил мне в реанимации, — сказала она так певуче, будто могла угадать музыку в мыслях Джима. — О детстве, о Белфасте… — Пуф, — выдохнул он, приложив к виску сложенные пистолетом пальцы. — Забудь, или придется убрать тебя как опасного свидетеля. — Снова? Не хочу возвращаться в больницу. — Думал, тебе нравиться лежать и пялиться днями в телевизор. Кстати, вопрос от Моран: что за трюк с букетами? Ты ведь сама их заказывала — я проверял выписку с кредитки. — Просто… — Рози ощутимо пожала плечами. — Ты выдумывала себе поклонников, чтобы я ревновал? — Ревновал? Ты? — она искренне фыркнула. И Джим (не из тех, кто переспрашивает дважды) ущипнул Роуз за упругий бок. — Я едва держалась в сознании, — через паузу ответила девушка. — Пока ты жарился на солнышке, Джеймс, и наслаждался собой, букеты вяли. Я мучилась, дышала через трубочку, но продолжала жить. Тогда я решила, что многие вокруг меня исчезнут или умрут, как розы в тухлой воде, а я выживу. Они были нужны, как напоминание. — Со мной, думаешь, проще выжить? — спросил он небрежно. — С тобой — мой единственный шанс выжить. Я ведь совсем не знаю тебя и совсем не люблю. Любила бы, было бы хуже. Джим нехотя скатился с нагретого места, завернулся в халат и нашарил виски в мини-баре. Безумие поутихло. Усталость — побочный эффект расчетливости. Цинизм — сквозняк в голове. Он щелкнул выключателем, зажигая крошечные ночники вокруг кровати, и в свете ясно увидел, что и правда не к лицу им сантименты. Рози прятала несчастный взгляд и уже не была такой смелой. Конечно, она любит его — ещё как! И он позволит ей жить с этим. От нарисовавшейся в голове картины Джиму хотелось неприлично хрюкать и смеяться; напиться в дым, застрелиться, полететь с крыши, разбиться, и чтобы после эта грустная красотка успокаивала портрет на его надгробии поцелуями. Бывают пропасти, за край которых страшно взглянуть. Но не случайности приводят к ним. — Ты ужасна, — бросил Джим; бросил заурядную коробочку на кровать и принялся одеваться. — Может, откроешь наконец? Он зашнуровывал кеды и подозрительно косился на распаковку, ожидая любой реакции. — Знакомый запах, — сказала Роуз. В руках она баюкала крошечный флакон; не полноценный парфюм даже — пробник. — Что это? — Мамины духи. — Тебе было пять. И ты помнишь? — Нет, духи твоей мамы. Ты так звала её в ту ночь. Подумал, тебе это нужно. Их уже не выпускают, но один из моих клиентов парфюмер. В общем-то главное, что подарок, как ты просила: заурядный и пахнет также. Запутавшись в словах до головокружения, Мориарти махнул на них рукой, накинул куртку и, стоя перед зеркалом, растрепал волосы. Он был уже одной ногой на пороге — он ждал, что его окликнут. — Джим. — Рози? — звать её по имени было щекотно. — А мы сможем когда-нибудь поговорить об этом: о моей маме, о твоей маме… Съездить однажды в Белфаст как нормальные, скучные и заурядные? — Когда-нибудь, конечно, сможем, — он усмехнулся. — Раз ты планируешь жить вечно, у нас вся вечность впереди. — Я хочу видеть тебя. Ты же знаешь, я готова. — Вот он я — во всей красе. — Сейчас ты один, выйдешь за дверь — и вернешься кем-то другим. Единственный сухой халат был у ног Джима, и «красть» его было опасно. Не придумав другой одежды, Роуз попыталась примерить простынь. Гора подушек полетела на пол, но преисполненная решимости девушка продолжала тянуть ткань на себя. — Сладкая, ты вообще слышала что-нибудь про личные границы! — возразил Джим, позабыв себя от восхищения. Вновь наполнявшаяся жизнью девушка — её нагое тело — было зрелищем крайне волнующим. — Я не вернусь в больницу! — Ещё как вернешься! А ну, марш обратно в кровать! Хочешь играть на равных — приведи себя в форму, — подмигнув на прощание, Джим попытался исчезнуть. Мориарти с топотом бежал по длинному коридору отеля Рассел. А за ним по пятам летел всклокоченный призрак в мятой простыне. Мир, очевидно, сошел с ума! Случайно запнувшись о складку на ковролине, Джим растянулся на полу и захохотал. Сверху на него навалился полтергейст, и Джим не стал сопротивляться, когда тот потребовал его обратно в номер. Знать бы наперёд, что Шерлок станет гоняться за ловушками злодея-консультанта в одной простыне, и ткнуться револьвером в собственный висок — не скучно… Пуф.🎶 Tyrone Wells - More