Ты не будешь скучать, пока я буду жить где-то рядом. Я попробую.
С момента отправки шерифу письма прошло уже двое суток, и Крис уже обыкновенно метался по дому в панике, боясь упустить ситуацию из-под собственного контроля: — Если мы получим отказ, то действовать придётся против устава... Если нам откажут, то 20 апреля на момент ланча школа будет переполнена, и у нас не будет никаких вариантов, кроме как вступить в перестрелку сразу после первого взрыва. Сократить количество жертв... — Крис бубнил себе под нос еле понятные слова, — Убрать с газона... Скотт и Кастальдо... — Убрать с газона Скотт и Кастальдо, чтобы Эрику было не в кого стрелять? — спрашиваю я, чтобы хоть немного отвлечь Криса. — Да... Да, нужно обезопасить учеников, чтобы они не пострадали. Если нам никто не поможет... — Берналл смотрел сквозь меня, куда-то в пустоту, выискивал левой рукой что-то на столе, но так и не находил это, — Если просьбу не одобрят, то нам придётся действовать так, чтобы нас не засадили. Ты понимаешь, Хэрол, варианта убить Харриса и Клиболда и вовсе быть не может, нас просто посадят, поэтому нужно обезвредить их и заставить следовать указаниям. Я молчу, а Берналл тем временем тяжело вздыхает и берёт со стола ключи от машины, закидывает на плечо кожаную куртку и шагает к выходу. — Знаешь, Хэрол, — говорит он, остановившись у двери и слегка повернувшись в мою сторону, — Когда я в последний раз увидел Кесси, там, в гробу, единственное, о чем я мечтал после — это оказаться рядом с ней. Крис прав. Единственное, чего хочу сейчас я — это оказаться в объятиях Алекса, выслушать заумную болтовню Стэна, наесться до полусмерти с Алексой в какой-нибудь закусочной и бросить в бассейн Джека. Сейчас я мечтаю о своей прежней жизни, ранее же я считала, что было бы круто жить в одно время с Эриком и Диланом, проводить время вместе и так далее. Это, конечно, круто, но как только я оказалась здесь, моя жизнь стала бессмысленной. Ведь какую значимость я из себя представляю, если главная моя задача — это не позволить двум придуркам пострелять десятки человек? Разве чья-то жизнь станет хуже, когда я исчезну? Разве Эрик и Дилан действительно ценят меня? Я окликиваю Криса: — Стой! — я встаю дивана и направляюсь к Берналлу, — Я сделаю всё, чтобы у нас получилось. Я не позволю этой трагедии произойти дважды, слышишь? Ты можешь на меня положиться. Он медленно кивает и захлопывает за собой дверь. Как только я остаюсь одна, мои мысли начинают пожирать мою голову изнутри. Если я важна Дилану, то почему он и Эрик всё ещё не передумали устраивать нападение? Если Эрик любит меня, то почему он никогда не думал о моих чувствах? «Мы все когда-нибудь умрём, но знаешь, мне кажется, что сейчас мы не должны об этом думать» — хорошо-хорошо, Эрик, мы не будем думать о смерти. Мы будем думать о том, как после твоего «суда» Уэйн и Кэти переедут в другое место и больше никогда не произнесут твоего имени. Мы будем думать, что же стало с твоим крестом, который снесли, потому что люди тебя ненавидят. Знаешь, Эрик, мне кажется, что ты врал мне насчёт всего, чего только мог. Среди стопки газет я нахожу пустой ежедневник, который Крис, видимо, хранил на случай важной мысли. — Ладно, — думаю я, — эта книжка мне всё равно будет нужнее. Ручка лежит на полу, накрытая старой газетой за апрель 1999, в которой говорится за авиаудар, нанесённый ракетой НАТО по сербскому пассажирскому поезду. В статье говорится, что удар был совершен 12 апреля 1999 года. 12 апреля — сегодня. Достав ручку, я пишу на первой странице своё послание. То, что прочитает Крис, или Дэн, или мама, или ФБР, или кто-то ещё, мне всё равно. Главное, чтобы это увидели, чтобы это прочитали, иначе всё, что будет происходить со мной после, не будет иметь смысла. — Итак, начнём исповедь... — говорю я, но не успеваю написать и слова, как по комнате разносится звонок моего мобильного. Я отвечаю на вызов, и с другой линии неясно слышится голос Берналла: — Хэрол, ты слышишь меня? — спрашивает Крис, задыхаясь, будто он только что пробежал дистанцию в километр или гнался за особо опасным преступником, — Меня слышно? — Да, слышно, — отвечаю я, закрывая ежедневник и откладываю его на письменный стол, — Что с тобой? Почему ты задыхаешься? — Я был у начальства, Хэрол, шериф прислал ответ на наше письмо. Я подскакиваю со стула и начинаю метаться по комнате, широко раскрыв глаза. — Что? Что он ответил? Нам отказали? Скажи хоть что-нибудь, не испытывай моё терпение! Я подхожу к огромной стопке газет, лежащих на полу. Восточное крыло школы запечатлено на фото, из окна пытается выпрыгнуть ученик, которого ловит спецназ. Газета за 20 апреля. Статья о нападении. — Крис! — кричу я в телефон, — Что они тебе ответили? Крис спокойно вздыхает. Возможно, нам отказали. Запретили выполнять хоть что-то, кроме поручений начальства. Возможно, наш план провалился, и мы действительно бессильны. — Возьми деньги из сейфа и поезжай в магазин военного снаряжения. Купи все бронежилеты, которые там будут. Шериф одобрил просьбу, Хэрол... — я падаю на диван, а Крис продолжает говорить, — Мы сделали это, Хэрол. — Мы смогли, старик. — Теперь главное грамотно это всё закончить.***
Кафетерий переполнен учениками. После футбольного матча все собрались здесь, чтобы отпраздновать победу школьной сборной, что бывает нечасто. Старшеклассники столпились и стали подбрасывать на руках Шоэльса и Томлина, которые весело кричали лозунги сборной и бросали вверх свои белые бейсболки. Остальные вокруг дружно кричали их имена и залпом выпивали сок из красных пластиковых стаканчиков. Вот оно — сердце Колумбайна. Мы сидим на нашем месте, за угловым столиком. Я, Дилан, Эрик, Брукс и Нэйт, мы все обсуждаем новый эпизод Звёздных Воин, который вот-вот появится в прокате. — Не знаю, как вы там считаете, — говорю я, — Но скоро эта история перерастёт в мировой культ, и все ваши друзья будут ходить в футболках с этим фильмом, покупать билеты на каждую премьеру, жить всем этим... — Фильмы про космос и всё такое, конечно, крутая вещь, но лучше «Прирожденных убийц» и «Шоссе в никуда» мы с Диланом ещё не видели, — перебивает меня Эрик, глядя на своего друга, — Да, Дилан? — Верно, — отвечает Клиболд. — Просто Дилан ещё не был на «Матрице», — возражаю я, — И на «Бойцовском клубе» тоже. Как только вы посмотрите их, тогда и поговорим, что есть лучше, а что нет. Я хотела забыться. Наплести всякой чепухи про совместные походы в кино, премьеры любимых фильмов и прочее, лишь бы в голову не лезли гадкие мысли о том, как мало времени у меня осталось. Матовое покрытие телефона Харриса местами стёрлось от трения — парень так часто вертел свой мобильный по кругу. Я просидела за этим столом в кафетерии всё время с того момента, как познакомилась с Харрисом и Клиболдом. Каждый ланч я сидела здесь. Каждый раз Эрик от скуки начинал вертеть свой телефон по столу. Каждый день он и Дилан глядели на сборище джоков в другом углу помещения, а затем переглядывались и ухмылялись, будто оба ловили друг друга на одной и той же мысли. Мысли, о которой знаете вы все. Хлопковая бейсболка белоснежного цвета выделяется из всей массы. Парень, на чью голову она надета, стоит в обнимку с невысокой брюнеткой, видимо, из команды поддержки. Этот парень, думаю я, самый красивый юноша на свете. Я встаю из-за стола и иду в его сторону. Несмотря на шум учеников, парень в бейсболке ощущает моё присутствие позади и оборачивается, одаривая меня искренней улыбкой. — Привет, сестрёнка! — встречает меня Дэн, — Тебе понравилась игра? Я выглядел достаточно горячо? — Ты? О, Боже! — смеюсь я, — Да меня намочили слюнями девочки, сидящие позади! Вы действительно отменно сыграли, кажется, я недооценивала футбол. Брюнетка рядом с Дэном глядела на меня с недоверием, а затем достаточно громко, чтобы я могла услышать, сказала Дэну на ухо: — Милый, что это за девушка? — Оу, Лорен, — Дэн опешил, — Это Хэрол, моя сестра. Хэрол, — он встал посреди нас с девушкой, — Это Лорен Таунсенд, мы с ней встречаемся. — Рада познакомиться, — бросила мне она. — Взаимно, — я приблизилась к брату, — Ну, что же, не буду вам мешать. Дай я ещё раз поздравлю тебя, — я протягиваю руки и Дэн тут же бросается мне в объятия. Из дальнего угла Эрик кричит мое имя. Я отстраняюсь от Дэна и прощаюсь с ним и Лорен. Девушка, в свою очередь, лишь презрительно смотрит в сторону Харриса и спрашивает: — Ты ошиваешься с этими фриками? — Ну, — протягиваю я, — По крайней мере, с ними спокойно, а я это люблю. Я возвращаюсь к Эрику, который сидит в одиночестве за столом и ждёт меня. На нём моя футболка, подаренная ему на Рождество, а в руках телефон, весь потёртый посреди крышки. — Не хочешь прогуляться? — спрашивает он. — Было бы замечательно. Мы с Харрисом проходим мимо толпы старшеклассников к выходу. Толпа настолько огромная, что нам приходится протискиваться между людьми. Почти прорвавшись к выходу, Харрис останавливается возле джоков, которые что-то говорят ему, громко смеясь. Я не вижу его, а лишь стою, окруженная десятками учеников, и стараюсь поймать взглядом Эрика. Тем временем Шоэльс и его друзья-джоки уже во всю насмехаются над парнем, а затем один из них выливает на голову Эрику вишневый сок. — Блять! — кричит Эрик, и только теперь я могу найти его среди толпы, — Ты, безмозглый мешок дерьма, ты ещё пожалеешь об этом! Я хватаю Эрика за руку и тащу за собой, пока он продолжает кричать вслед джокам: — Наслаждайся своей поганой жизнью, потому что совсем скоро ты её лишишься! — Эрик, чёрт возьми, ты можешь хоть раз не попадать в неприятности? — перебиваю его я и веду к выходу. — Они испортили твою футболку! Они, блять, испортили её! Лишили меня самой лучшей футболки, так что я лишу их этой блядкой жизни. — О господи, просто завали, умоляю! Мы сидим в машине Харриса, припаркованной на школьной стоянке. На парне всё ещё надета красная футболка, залитая соком. Запах вишни стоит в салоне, он будто вот-вот въестся в сидения и никогда не выветрится обратно. Эрик постоянно приподнимает ткань футболки — видимо, сок был слишком сладким и начал прилипать к телу. — Ты можешь снять её и отдать мне, — предлагаю я, — Я выстираю её и верну тебе обратно. — Не думаю, что это хорошая идея, — отвечает Харрис, опрокидываясь на спинку сиденья. — Почему нет? — Не хочу, чтобы ты видела меня без одежды. Точнее, мою грудь, она ужасна. — Раз у тебя впалая грудь, то это сразу ужасно? Эрик томно вздыхает и отворачивается. — Понимаешь, — начинает он, — У меня в груди дыра, и это вовсе не красиво. Ненавижу ходить без футболки, да и в тот раз, когда ты была у меня дома, и когда я вернулся в комнату раздетым... — он замолкает на пару секунд, — Я чувствовал себя ужасно после этого. — Эй, Эрик, — я подсаживаюсь ближе к краю сиденья, ближе к парню, — Просто сними футболку и отдай её мне. И не парься по поводу того, как выглядит твоя грудь, ладно? Чтобы убедить его сделать то, что я хочу, я должна смотреть ему в глаза. И я делаю это, я смотрю в глаза Харриса, пока он не повинуется мне и не снимает футболку. Его грудь, бледная и усыпанная родинками, покрыта тонким слоем липкого и сладкого сока. Харрис смотрит мне в глаза, держа в руках футболку. В его груди впадина, куда сосредоточился весь застывший сок. Его «ужасная дыра» — всего лишь небольшая впадина посреди худощавого красивого тела. Нет. Нет. Я не должна ничего делать. Я не могу себе это позволить. Эрик не любит меня, потому что он никогда не думал о моих чувствах. Эрик не любит меня, потому что он никогда не задумывался о том, что я могу не пережить его гибель. Эрик Харрис не любит меня, нет, он определённо не любит меня. — У тебя тут кое-что есть... — я наклоняюсь к груди Харриса и целую его в ту самую впадину в его груди, куда сильнее всего липла футболка. На губах остаётся приторно-сладкий вкус вишни, который прерывается горячим дыханием. Эрик целует меня сразу, как только я отстраняюсь от его груди. Он проводит ладонью по моей щеке, спускаясь по шее к плечу, не прекращая поцелуя, а я тем временем сжимаю в руках футболку, вот-вот разрывая её ногтями. Браво, Харрис, ты только что окончательно сломал мне жизнь. Всё наслаждение прерывается тупым ударом о капот машины. Обернувшись, я вижу Томлина, стоящего прямо напротив нас. Он бросил в нас бутылкой воды, а сейчас стал заливаться со смеху и показывать на нас пальцем, созывая всех вокруг: — Поглядите только! Наш недоношенный сосунок впервые узнал, что такое женщина! Эй, Харрис, подарить тебе камасутру? Ну, это так, для твоего развития. — Сукин сын! — выпаливает Эрик, заводя машину, — Сейчас я тебя перееду, дерьма кусок. — Не смей! — я резко ставлю автомобиль на ручник, — Мы сейчас просто уедем отсюда, понял меня? Ты не станешь никого переезжать. Глаза Эрика горят яростным пламенем. Его видно насквозь: кровь в его жилах кипит, как магма в вулкане, она вот-вот вырвется наружу. Он похож на психопата, который сейчас убьёт кого-нибудь, но пока я здесь, я не допущу, чтобы кто-либо пострадал. — Поехали отсюда, — говорю я. Эрик вцепился в руль и не слышал меня. Он лишь сверлил взглядом Томлина, стоящего впереди. — Сейчас же! — кричу я, и только теперь Эрик снимает машину с ручника и газует назад.***
— У тебя тут так... уютно, — Харрис заходит в мою комнату и усаживается на кровать, — Это ты на фото? На стене висят полароидные фотографии с каждого «Месяца бунта». На одной фотографии мы со Стэном стоим в портлендском зоопарке, у меня на плече сидит попугай, а у Стэна — маленькая мартышка, мы пьяные до потери пульса, стоим и улыбаемся Алексе, которая еле в состоянии удержать полароид, чтобы сфотографировать нас. А на другой мы впятером лежим в джакузи Джека, нас фотографирует миссис Уиллор, и от вспышки мы все щуримся, как идиоты. Фото с дня рождения Алекса, когда мы уехали в лес на пикник. День рождения Алексы, который мы отмечали на музыкальном фестивале. Да, у меня есть все эти фото, но именно здесь и именно в это время на снимках запечатлена лишь я. Потому что теоретически, никого, кроме меня, в настоящем времени больше не существует. — Да-а, — протягиваю я, — точно. Да, это я. Скажешь, странные фото? Это точно. Просто мои друзья любили подшутить надо мной и убежать из кадра за секунду до вспышки. — Забавно, — ухмыляется Харрис. — Кстати, держи, — я вручаю Эрику выстиранную футболку и добавляю: — Носи на здоровье. Парень встаёт с кровати и подходит ко мне вплотную. Он хочет поцеловать меня, но он не делает этого. Возможно, просто не хочет причинять мне ещё больше боли. — Спасибо, Хэрол, — Харрис обнимает меня и проходит к двери. — Всегда пожалуйста. — И ещё, — Эрик останавливается у выхода, обернувшись, — Прости за всё дерьмо, которое я успел тебе причинить. — Какое ещё дерьмо? — недоумевающе переспрашиваю я. — Просто любое дерьмо, которое я сделал по отношению к тебе. Прости за то, как я себя веду. Я бы хотел всё исправить, но, увы, я никогда не смогу. Он не любит меня. Он просто причиняет мне всякое дерьмо. — Пока, Эрик, — бросаю ему я за секунду до того, как он уходит. — До встречи, солнце. Если обвести на всех полароидных снимках, висящих на моей стене, мнимые силуэты Стэна, Алекса, Джека и Алексы, то получится невероятная картина поистине счастливой жизни. Да, я могу это сделать, но думаю, в этом нет смысла, ведь совсем скоро с каждой фотографии исчезну и я сама. Поэтому я хватаю в руки свой телефон, набираю номер, заученный наизусть и слышу на другом конце линии грубый мужской голос. — Крис? — говорю я, — Крис, найди все статьи из газет за 20 апреля. Пора готовиться к наступлению.