***
За день до променада, в вечер пятницы, моя мама решила организовать типичный семейный ужин, похожий, скорее, на мирный допрос, чем на ужин в целом. Мы сидели за столом, накрытым белой скатертью, а перед нами стояли различные блюда, которые мама не готовила даже на Рождество: вот вам мясо по-французски, вот вам индейка, салаты, бесчисленное множество закусок. Папа уплетал очередной кусок индейки, Дэн запивал мясо газировкой, а мама сидела с вилкой в руке перед тарелкой с салатом и ничего не ела, только посматривала то на Дэнни, то на меня. Тогда-то я и поняла, что сейчас будет. Нудный семейный разговор. — Ну, как обстоят дела в школе? — мама отряхнула кухонное полотенце и вытерла и без того чистые руки, — Хэрол, как твоя успеваемость? — Отлично, — говорю я, — сегодня был особенно нагруженный день. Сочинение по английскому, тест по немецкому, ещё у нас было соревнование по боулингу, а на рисовании мы готовили плакат к променаду. — Выпускной бал! — восклицает она, — Как же я могла забыть? У тебя ведь нет платья, милая, нам срочно нужно съездить по магазинам. Вообще, я думала, что хуже нудного допроса насчёт школы ничего не будет. Но ездить по магазинам и примерять кучу платьев — нет, лучше бы я умерла. — Так, дорогие мужчины, нам с Хэрол придётся покинуть вас, — мама встаёт из-за стола и несёт грязные тарелки в раковину, — Милая, переоденься во что-нибудь удобное, чтобы ты не устала в примерочной. Я буду ждать тебя через пять минут в машине. — Вот блять, — шепчу я, поднимаясь наверх по лестнице, — Почему сегодня все стараются выкачать из меня последние жизненные силы? Я имею в виду мистера Дэвиса, который сегодня заставил весь класс написать огромное сочинение на тему будущего. Он говорил: — Я вижу в выпускниках ответственных и целеустремлённых людей, которые уже сейчас определились с тем, чего хотят достичь в будущем. Ваше задание на сегодня — написать своеобразное послание самому себе на несколько лет вперёд. В конце урока вы сдадите свои работы мне на стол, а после получения аттестатов получите их обратно. Я знала, что написать, но на протяжении получаса моя голова была забита вопросами о том, что же сейчас напишет Дилан. Мне не было столь важно, о чём напишет Эрик, потому что за последнее время доверие к Харрису упало ниже плинтуса, но мне необходимо было знать, о чём напишет человек, который всегда делился со мной практически всем. Мне нужно было знать, написал ли Дилан о поступлении в Аризону, о концерте «The Chemical Brothers», о работе режиссёром или типа того. Мне просто нужно было знать это. Я списала тест по немецкому у Эрика, а затем отправилась в раздевалку за физкультурной формой за несколько минут до начала урока боулинга. До появления в Колумбайн я всего раз играла в боулинг с друзьями. Это была наша первая и последняя игра, потому что в тот раз, когда мы пришли в самый большой боулинг-клуб Портленда, Стэн умудрился пробить стену шаром. Он просто не рассчитал траекторию и силу броска. По крайней мере, он говорил нам так, когда администрация клуба выписала штраф и попросила больше никогда не появляться в их заведении. Сегодняшнее занятие по боулингу подразумевало соревнование между двумя командами, которые тренер решил распределить сам. Мистер Сандерс специально разделил нас в самом неподходящем виде, отправив меня в команду джоков, а Эрика и Дилана оставив с самыми слабыми игроками. Ясное дело, что вторая команда проиграла, и ясное дело, что Эрик вышел из себя, когда Томлин стал его передразнивать. — Ой-ой, ты посмотри, — Джон похлопал по спине своему другу, указывая пальцем на раздражённого Харриса, — Смотри, как этот придурок зол. — Эй, Харрис! — закричал другой, — Не понравилась игра, да? Может, тебе стоит вырвать руки из задницы и пришить туда, куда положено? Эрик озлобленно смотрел на друга Томлина, когда я окликнула Джона: — Перестань, Томлин. — Чего? — переспросил он меня, — Что ты сказала? — Тебе это ничего не даст, тем более ты сам знаешь, что у них в команде никто почти не умеет играть в боулинг, — я старалась быть более дружелюбной, чтобы не создавать себе ещё больше проблем. К тому же, я надеялась, что адекватное поведение чуть поубавит презрение Томлина к «неудачникам» вроде меня, и он ко мне прислушается. — Не указывай, что мне делать, Клим, — Джон повернулся в мою сторону, передразнивая, — Тем более ты сама знаешь, что играешь так же дерьмово, как и они. — Да, знаю. Я играю дерьмово, но это всего лишь игра, чувак. Ты победил и теперь можешь отпраздновать победу с друзьями, а это ведь круче, чем докапываться до Харриса, который лишь испортит твоё наслаждение, верно? Джон промолчал и отвернулся, не сказав мне ничего в ответ. А чуть позже он веселился на ланче, играя в мяч с друзьями прямо за окном кафетерии. И самое главное — он игнорировал Харриса. Он просто делал гордый вид и вел себя так, будто Эрика не сушествует. Магия самовлюблённости. Полезный урок: лучше наслаждаться жизнью, чем тратить время на ненужных тебе людей. Дана встретилась со мной перед рисованием. Она выглядела обеспокоенно, постоянно поправляла свои рыжие волосы, бережно уложенные лаком для волос. — Ты не видела Дилана? — спросила она, схватив меня за руку возле кабинета, — Я хорошо выгляжу? Голова... На голове всё нормально? Ничего не торчит? — Зачем тебе Дилан? — спросила я, — У вас свидание на перемене? — Что? Нет! — воскликнула девушка. Я могла с уверенностью сказать, что она меня обманывала. Такое поведение, когда ты боишься выглядеть недостаточно хорошо и тщательно выискиваешь объект своего обожания, оно определённо даёт понять, что у тебя намечается важная встреча. У Даны Стивенсон свиданка, думаю я. С Диланом Клиболдом. — Дилан сейчас в театральном классе, — ответила я, — Там справа белая дверь, он обычно возится там с аппаратурой. Кстати, ты выглядишь сногсшибательно. — Боже, спасибо! — Дана бросилась мне на шею с объятиями, — У меня так мало времени, мне нужно встретиться с ним и бежать на урок. — Я скажу Нильсон, что ты задержишься. Давай, беги. Рыжеволосая стартовала вперёд по коридору к театральному классу. Всего миг, и её бордовая футболка, заправленная в черные мешковатые джинсы, исчезла из виду. Я улыбнулась ей вслед, а затем вошла в класс, где у всех на столах уже лежали листы ватмана, а мисс Нильсон хлопала в ладоши, привлекая внимание учеников: — Ладно, класс, у нас мало времени и много работы. Завтра выпускной бал, так что сегодня мы рисуем плакаты к этому событию, все поняли? Из-за веб-сайта Эрика разговоры о променаде стали вызывать у меня панику. «Твоё уродское лицо будет испачкано чужой кровью на выпускном», — я вспоминала эти слова и прокручивала в голове воображаемый разговор с Эриком. Я хотела спросить у него, почему он так зол на всех, почему он не может отпустить всё дерьмо и дождаться окончания школы, а потом начать новую жизнь, которая могла бы ему нравиться. Я хотела знать, почему он так и не передумал устраивать бойню, почему он ни разу не попросил помощи, почему он постоянно обнимал меня и просил прощения, но так и не передумал. Все эти вопросы напоминали мне о той ночи, когда мы последний раз несли пьяного Алекса домой через весь Портленд. Той ночи, когда я задавала себе уйму вопросов «почему». Меня выводило из себя то, что я так и не нашла ответов. Спустя почти год я так и не смогла найти причину. Красный мустанг мчится по Кол-Майн-авеню. Пусть я и ненавижу ездить за покупками, мы с мамой всё же едем в торговый центр, чтобы присмотреть мне платье на выпускной бал. — У тебя ведь есть пара на вечер? — мама глядит в мою сторону и переключает скорость, чтобы ехать чуть медленнее. — Да, мам. Эрик позвал меня ещё в начале месяца. — Эрик? — удивляется она, — Это тот мальчишка, что постоянно ждёт тебя напротив окна? Я киваю и мама продолжает: — Он милашка. Как-то тебя не было дома, а он пришёл к нам, встал перед твоим окном и стал ждать. Я приехала из супермаркета с кучей пакетов в багажнике, а твой Эрик сразу подбежал ко мне, взял сам пакеты и занёс продукты в дом. Такой славный, такой вежливый! — она восклицает, активно жестикулируя, — Как у вас с ним отношения? В целом нормально, мам. Он просто через несколько дней перестреляет учеников в школе, а так всё нормально. — Мы... мы хорошо общаемся, да. Если ты про другие отношения, то мы не встречаемся. — Почему? — Ну, знаешь... — я замолкаю, обдумывая свой ответ, — Просто есть люди, которым бесполезно дарить любовь. Если они решат сотворить что-то плохое, они всё равно не подумают о тебе и твоих чувствах, как бы сильно ты их не любил. Мама удручённо вздыхает. Она говорит: — Знаешь, в этой жизни я поняла одну вещь. Нужно дарить любовь тем людям, которые, как нам кажется, меньше всего этого заслуживают. Возможно, она права. Но в этом ли случае?***
Как Эрик и Дилан стреляли по кеглям в лесу Рампарт Рейндж, так и мы с Крисом приезжаем туда утром в день выпускного. У нас в багажнике оружие и около пяти коробок с патронами, набор кеглей, два бронежилета и замороженный кусок свиной туши, который Крис купил в мясном магазине. Это наш своеобразный план. Дать Харрису и Клиболду подготовиться к нападению, а в конечном счёте обломать весь кайф. И не дай Боже что-то пойдёт не так, как было изначально задумано. Крис подвешивает мясную тушу на ветку дерева. Я стою позади него на расстоянии десяти метров с пистолетом в руках. Девятимилимметровый Браунинг направлен на уже размороженную свинину, подвешенную толстой верёвкой к дереву. Крис отходит в сторону и приказывает: — Стреляй. Вдохни поглубже. Руки прямые, ладони охватывают рукоятку оружия, большой палец опускает курок. Ещё секунда — указательный палец медленно надавливает на спусковой кручок. Вдох. Выстрел. Пуля пробивает толстую свиную кожу и застревает внутри мяса. Крис подходит ближе, осматривает отверстие, а затем уходит к машине и накидывает на свинину бронежилет. — Давай ещё раз. Чем больше расстояние между стрелком и мишенью, тем больше кинетическая энергия пули. Стреляя с расстояния больше двадцати метров, пуля застревает в бронежилете, но отдаёт свою энергию в тело жертвы, так что обычно после выстрела в бронежилет у человека появляются ссадины и большие гематомы, в некоторых случаях переломы, в худших — разрыв внутренних органов. Чем ближе находится стрелок, тем меньше вероятность получить тяжелое ранение. Выстрел. Крис приоткрывает мясо и осматривает поверхность. Пуля осталась в бронежилете, а на свиной шкуре виднелась небольшая впадина. Берналл снова накрывает мясо бронежилетом. — Подойди ближе и с каждым выстрелом приближайся ровно на шаг. Руки вперед, палец на спусковом крючке. Выстрел. Шаг вперёд. Выстрел. Ещё шаг. Выстрел. Ещё один. Выстрел. — А теперь представь, что перед тобой стоит Харрис. — Что? — переспрашиваю я. У меня немного заложило уши, но я всё равно могла разобрать то, что сказал мне Крис. Он повторил снова: — Представь, что это Харрис. Пусть это будет психологической тренеровкой. Впервые наткнувшись на информацию о стрельбе в Колумбайн, меня охватила жажда знать больше. Порой информация может стать твоим главным наркотиком, а её недостаток — ломкой, приводящей к самокопанию. Дневники, показания свидетелей, дело с расследованием ФБР, документальные фильмы, школьные сочинения, домашние видео — я читала и смотрела всё, что только могла найти в интернете. Я была одержима Колумбайном. Я добавляла каждую песню, написанную про шутинг, к себе в плейлист. Я даже переписала на кассету альбом «Teenwitch», чтобы, слушая треки, погружаться в олдскульную атмосферу Литтлтона. Как же сейчас это кажется нелепо. «Я хочу, чтобы Эрик Харрис и Дилан Клиболд были живы», — что же, я получила, что хотела. Я получила подарочек от Вселенной, оказавшись под властью ебаных обстоятельств, которые буквально твердили мне: «Ну, раз ты так жалела убийц и была уверена в том, что трагедию можно предотвратить, то сделай это». — Сделай это, Хэрол, — говорит Крис. Представить вместо куска мяса смазливую физиономию Эрика Харриса довольно легко. За этот год я научилась управлять своим воображением. Я научилась вызывать образ Алексы, значит смогу и вызвать образ Эрика. Нужно только продумать в мыслях каждую деталь. Чёрные берцы, как у военных, туго зашнурованные. Серые мешковатые штаны заправлены в обувь, из кармана выглядывает зажигалка «Зиппо». Чёрная футболка «KMFDM», на спине список городов, куда группа отправлялась в тур. Электронные часы на правой руке. Лицо бледное, худое, скулы настолько острые, что кажется, будто они вот-вот разрежут щёки. Ах да, щёки, они усыпаны родинками, как будто лицо Харриса — это ночное небо, на котором ты видишь вот-вот проявившиеся звёзды. Глаза у Эрика разного цвета, правый кажется карим, а левый переливается всеми оттенками серо-зелёного. Кажется, я никогда не устану в них смотреть. У Эрика всегда была стрижка «ёжик», он всегда носил свою любимую кепку, и порой у меня создавалось впечатление, что я нахожусь рядом с альтернативной версией Холдена Колфилда. Таким же ненавидящим всех подростком. — Кто-то обязательно скажет: «О чём они думали во время NBK или подготовки?». Так вот, что я думаю: моя цель — уничтожить как можно больше, мне не должны помешать такие чувства как симпатия, сочувствие и прочее, поэтому я заставляю себя верить, что все вокруг — это монстры из «Дум». Образ Эрика стоит, облокотившись на дерево. Я его придумала. Точно так же, как и Алексу. Пистолет в моих руках направлен прямо ему в лицо. — Знаешь, мне хочется высказаться по поводу лжи. Я много вру, почти постоянно и каждому. Да, я знаю, я ненавижу врунов, но и сам к ним отношусь. Пусть я лицемер, мне можно, а если ты со мной не согласен, то я тебя застрелю. Он смотрит мне прямо в глаза, а моё воображение воспроизводит его голосом записи из дневника. Какая же у меня хорошая память на всякое дерьмо, черт побери. — Я слишком раскрываю себя, свои убеждения и мысли. Люди могут начать удивляться, а те, кто поумнее, начать совать свой нос, и я могу облажаться. Мне, наверное, нужно натянуть маску и продолжить вас дурачить. Черт! Будет, блять, крайне сложно дождаться апреля. Крис понимает, что я сосредоточена на образе Харриса, но он всё равно повторяет: — Стреляй. — Кто будет первой, кого я заманю к себе в комнату? Я могу очаровать кого-нибудь, сказать то, что она хочет слышать, быть милым и нежным... Ты ведь верила, что это настоящий я, да, Хэрол? Ты думала, что я действительно такой, каким ты себе меня представляла? Выстрел. Воображаемый Эрик хватается за грудь, куда попала пуля. Он наигранно стонет: — О нет, за что ты так со мной? Я ведь люблю тебя! Выстрел. Ещё один. И ещё несколько. На этот раз мне окончательно заложило уши, и я стреляла в Эрика до тех пор, пока у меня не закончились патроны. До тех пор, пока Крис не схватил меня, забирая из рук пистолет. — Ладно, Хэрол Клим, признаю, это было лишним, — Крис смеётся, хлопая мне по плечу, — Отлично стреляешь, думаю, тебе не составит труда продырявить кому-нибудь черепушку. — Портлендская закалка, — отвечаю я, — Поехали отсюда, мне надо развеяться.***
— А потом он включил магнитофон, взял меня за руку, и мы стали танцевать что-то наподобие вальса. Прямо в том крохотном кабинете, представляешь? Мы сидим за столиком у окна в кофейне, расположенной напротив центрального входа в Клемент-парк. Дана держит в руках чашку горячего кофе и рассказывает о вчерашней встрече с Диланом в театральном классе. — Помоги мне понравиться ему, — просит она, — Умоляю, Хэрол, ты ведь его лучшая подруга. Поговори с ним обо мне, пожалуйста. — Ну конечно, — прыснула я, — А потом предложение встретиться у кого-нибудь дома и переспать тоже я буду передавать, да? Дана хлопает ладонью по столу, заставляя меня утихнуть. — Эй! — восклицает девушка, — Я же не настолько тебя достала. Просто мы уже гуляли пару раз, но Дилан вёл себя как-то отчуждённо, и я всё время боялась, что ему просто со мной некомфортно. Ты понимаешь, о чём я? — У Дилана никогда не было девушки, Стивенсон, — я делаю глоток молотого кофе с имбирём. Горло обжигает так, что мне приходится откашливаться каждый раз, когда приходит моя очередь что-нибудь сказать, — Для него нахождение рядом с тобой — это что-то необычное и страшное, он просто боится облажаться, думаю. — Почему Эрик, а не Дилан? Почему ты выбрала Эрика, а не Дилана? Потому что тупые фанаточки вроде меня, романтизирующие подростков-убийц, обычно выбирают из всех кого-то, кто больше напоминает им родственную душу. Когда-то я выбрала Эрика, потому что он миленько обсуждал звёздное небо со всякими подружками по переписке. А потом я выбрала его потому, что он всегда знал, как очаровать девушку. И я купилась. Дважды. — Почему я не стала встречаться с Диланом? — говорю я, — Наверное, это такое правило. Мы меньше всего хотим быть с теми, кто всегда рядом, и, типа, мы получаем любовь, мы отдаём её, и нам не нужно ничего больше. Зачем мне было бы нужно встречаться с Диланом, если я и так в состоянии быть ему лучшей подругой, поддерживать в трудный момент и просто всегда быть рядом? Тем более, если бы я полюбила Дилана как парня, и если бы у нас хоть что-нибудь получилось, то он бы не пережил мой уход. Он и так настрадался, думала я. Дилан Клиболд не заслуживал страдать из-за несчастной любви снова. — Ладно, Хэрол. Ты уничтожила мою маленькую ревность, спасибо тебе. Из окна был виден почти весь Клемент-парк. Несмотря на холода Колорадо, деревья продолжали цвести, а птицы перелетали с ветки на ветку, щебеча свою мелодию. Из этой кофейни была видна даже школа, я отчётливо могла видеть выходящих из своих машин учеников, которые приехали украшать школу к балу. — В этом году боулинг превратят в казино, — оповещает Стивенсон, — А из музыки нам, скорее всего, снова поставят какое-нибудь надоевшее популярное дерьмо. Типа «Бэкстрит бойз». — Ну так поставьте что-нибудь другое, — говорю я, продолжая смотреть в окно, — У меня есть отличный сборник песен на диске, можем заехать ко мне за ним и привезти в школу, договориться с тем парнем, что отвечает за танцевальную музыку. — Договориться с Шоном Грейвсом? — Дана вскрикивает и я резко отстраняюсь от окна, шокировано пялясь на неё, — Хэрол, он чёртов зануда, он даже не послушает тебя! Ох этот чёртов зануда Шон Грейвс. Даже когда Эрик направился к школе с ружьём, Шон решил, что это розыгрыш. Вот же умник. — Слушай, ты что, не веришь в моё мастерство убеждения? — я улыбаюсь и встаю из-за стола, — Мы сегодня будем веселиться под крутые песни. Я тебе это гарантирую. Спустя некоторое время я уже стояла перед крохотным кабинетом в театральном классе, держа в руках сборник песен, которые Алекса когда-то записала мне в подарок. Она всегда дарила что-то связанное с музыкой, будь то радиоприёмник или наш с ней любимый микстейп. — Эй, Шон, — я прохожу в помещение, со всех сторон обустроенное всякой аппаратурой, — Чем занят? — Да так, музыку слушаю, — рядом с парнем стоит небольшой магнитофон, из которого доносится песня «Aliens Exist». — «Blink-182»? — я указываю пальцем на магнитофон, — Это они, верно? — Да, тут по радио их новую песню только что запустили, меньше минуты назад. Детишки из будущего круче детей из прошлого. Детишки из будущего знают наизусть много клёвых песен, популярных на тот момент, когда они только родились. Моё мастерство убеждения сыграет мне на руку когда-нибудь, это точно. — Я по-прежнему скептик, да, вы меня знаете. Мы были лучшими друзьями, и мы останемся ими до самой смерти, — я пою строчки в унисон с Томом ДеЛонгом, когда Шон поворачивается в мою сторону, бросая удивлённый взгляд. — Откуда ты... — Мой дядя спродюсировал их новый альбом. Джерри Финн, знаешь такого? Он давал послушать мне демо-версии песен. — Ты надо мной шутишь, — отмахивается Грейвс, — Такого не может быть. — Раз не веришь, то не верь. Альбом, кстати, выйдет 1 июня. Будет называться «Клизма государства», если тебе интересно. — Твой дядя серьёзно продюсер? — Конечно, — я протягиваю Шону диск, подаренный Алексой, — Окажешь услугу? Поставь это на променаде, ладно? Будем считать, что я твой должник. Могу раздобыть тебе тот самый альбом, о котором я только что говорила. Уверена, дядя найдёт для меня лишнюю копию. Грейвс медленно забирает у меня из рук пластиковый диск. Я спрашиваю снова: — Ну, так как, договорились? — Определённо, — отвечает парень, — Слушай, поможешь мне донести аппаратуру до спортзала? Тут совсем немного, но мне не хочется мотаться в другой конец школы дважды. — Извини, приятель, — драматично вздыхаю я, — Мне нужно ещё подготовиться к вечеру. Девчачьи заморочки, все дела. До скорого! Я одариваю Грейвса широкой улыбкой и выскакиваю из кабинета. Всё-таки чему-то полезному Харрис успел меня научить. Его непревзойдённое актёрское мастерство и искусство обводить всех вокруг пальца, ох, как же это заразительно.***
Мама стоит позади меня, застёгивая моё чёрное шёлковое платье, купленное вчера. Мы стоим перед зеркалом в моей комнате, и пока мама аккуратно укладывает мои непослушные кудри лаком, она говорит: — Не могу поверить, что моя маленькая дочурка уже сегодня отправляется на выпускной бал. Я ведь только вчера вела тебя в первый раз в школу... Как же быстро летит время, бог ты мой! — Да, мам, это точно. Время летит невероятно быстро. Уже середина апреля, а я будто только вчера проснулась в августе и отправилась в новую школу, — я оборачиваюсь и улыбаюсь, видя мамино счастливое лицо. — Повеселись сегодня, дорогая. Если у вас наметится вечеринка или ночная прогулка, то ты можешь пойти. Я буду ждать тебя утром. Она достаёт из коробки чёрные туфли на толстом каблуке и вручает их мне в руки. Следом мама надевает на мою шею серебряное колье — любимое бабушкино украшение, которое передавалось у нас в семье от матери к дочери и надевалось на выпускной бал. Когда-то в детстве мы часто ездили в Сиэтл, и бабушка показывала мне фотографии со своего школьного бала, где на её шее красовалось это колье. — Это семейная традиция, — говорит мама. Папа и Дэн стоят на газоне перед домом, ожидая, когда я покажусь перед ними в своём невероятно красивом вечернем наряде. Мама выводит меня на улицу, торжественно оглашая: — Мужчины, прошу любить и жаловать: Хэрол Ариадна Клим! Она обожала называть меня Ариадной, именем моей любимой бабушки, и практически всё детство она с гордостью звала меня именно так. С такими же чувствами она называла меня и моим первым именем, но часто вспоминала: — Мы с отцом попросили бабушку написать твоё будущее имя, и она сумела ошибиться сразу же на первой букве. Она хотела назвать тебя Кэрол, но написала Хэрол, и с тех пор мы ничего не меняли. А Ариадной ты была потому, что твоя бабуля потребовала этого за якобы «налог» на то имя, которое она придумала сама по случайности. Папа, Дэн и мама хлопают, когда я становлюсь перед ними и счастливо улыбаюсь. Дэн подходит приобнять меня со словами: — Как же жаль, что я на год младше и не смогу станцевать с тобой вальс у всех на глазах. Ты нереально красивая. И будешь красивее всех сегодня. — Спасибо, братец, — я прижимаю его к себе и отстраняюсь, целуя в щёку. Папа оглядывается назад, услышав звук мотора, и тотчас окликает меня: — Твой кавалер приехал. Эрик глушит мотор и медленно выходит из машины. У него в руках маленький букет белых тюльпанов, обёрнутых чёрным фетром. Он не спеша идёт по направлению ко мне, оглядываясь на моих родителей и уважительно кивая им в знак приветствия. — Чудесно выглядишь, — шепчет Харрис, вручая мне букет. — Спасибо, Эрик, — я улыбаюсь и смотрю парню в глаза, которые сверкают и осматривают каждый миллиметр моего тела. Это восхищение. Или может быть возбуждение. Эмоции Эрика невозможно было истолковать точно, потому что он прятался под сотнями масок, скрывающими его истинное «Я». — Молодые люди, дайте я вас сфотографирую. Папа держит в руках полароид. Он ждёт, когда мы встанем в подходящую позу, чтобы снимок вышел действительно славным. — Скорее, ребята, бал вот-вот начнётся, а я не хочу остаться сегодня без фотографии моей любимой дочери в день её выпускного. Я беру тюльпаны в правую руку, а левую оставляю свисать параллельно бёдрам. Эрик кладёт одну ладонь мне на талию, прижимая к себе, а вторую опускает к моей руке, сцепляя наши ладони в замок. Папа радостно протягивает: — Улыбочку! Обычно Харрис улыбается одним только уголком рта, но именно сейчас, когда мой отец стоит с полароидом в руках, Эрик расплывается в лучезарной улыбке. Я, блять, ничего не понимаю. Возможно, он выглядит таким радостным потому, что его наконец-то не отшили с приглашением на выпускной. Возможно, он обдумывает в голове свой план отмщения Томлину и радуется своей гениальности. Возможно, он просто притворяется счастливым, чтобы не испортить фотографию. Я, блять, никогда не пойму, что за чертовщина творится у этого парня в голове. Школьный холл заполнен выпускниками. Каждый парень стоит в костюме — белом, чёрном, синем, сером; каждая девушка перетаптывается с ноги на ногу, стоя на высоких каблуках. Ученики находились в предвкушении бала, они все разделились по своим компаниям, ожидая начала мероприятия. Мистер Диэнджелес становится на небольшую сцену, сооруженную в спортзале специально для аппаратуры. Его чёрный костюм освещают лампы на потолке, а небольшой нагрудный карман на пиджаке директора украшен голубым цветком. Он стоит с микрофоном в руке, обращая на себя всё внимание толпы. — Леди и джентльмены, — начинает он, — Сегодняшний вечер обязан подарить вам уйму положительных эмоций. Начиная каждый променад, я раз за разом поражаюсь тому, каких необыкновенно чудесных людей воспитала наша школа. Талантливые артисты, непревзойдённые спортсмены. Этот вечер, леди и джентльмены, я объявляю открытым. Толпа радостно гудит и аплодирует директору, где-то из дальнего угла доносится свист. Фрэнк Диэнджелес сжимает микрофон обеими руками и кричит: — Мятежники Колумбайн, этот вечер ваш! Лампы спортзала гаснут, и вместо них загораются разноцветные огоньки, пляшущие по всему огромному залу. Светодиоды, думаю я. Свет гаснет, вместо него включаются светодиодные проекторы, превращающие темное пространство вокруг в космическую иллюзию. Шон Грейвс подходит к проигрывателю, подключённому к большим стереодинамикам, и вставляет в него диск с моим плейлистом. По спортзалу разносится голос Боуи. Он такой же космический, как и вся обстановка здесь. «Как по мне, шедевр — это «Lazarus»!», — повторил бы Берналл. И я бы с ним согласилась. Эрик подходит ко мне вплотную, чтобы я могла расслышать то, что он собирается мне сказать. Он приобнимает меня, отводя чуть в сторону, подальше от людей, а потом шепчет на ухо: — Я не умею танцевать, так что я определённо буду вести себя нелепо. Прости за это, если что. — Всё нормально, Эрик, — я отстраняюсь и беру его за руку. Боуи сменяется энергичными «The Kooks», и весь зал начинает танцевать, прыгать и веселиться, так что я беру Эрика за руку и начинаю кружиться с ним по спортзалу. По его движениям заметно, что он не в восторге от танцев в смокинге: парень еле поднимает руки, после чего его рубашка обязательно высовывается из брюк и повисает сверху. Я кричу ему на ухо: — Жаль, что на мне одно платье, иначе я бы обязательно приодела тебя в какую-нибудь свою шмотку. Эрик смеётся: — Такими темпами я оставлю тебя без одежды. Довольно двусмысленно. Эрик интересуется, что это за песни играют, и почему он их никогда раньше не слышал. — Возможно, ты услышишь их потом, — говорю я. На другом конце зала среди толпы можно заметить высокого парня в чёрном смокинге с галстуком-бабочкой на шее. Его волосы завязаны в хвост, он стоит в очках перед своей партнёршей, стараясь сгруппироваться, чтобы было как можно более удобно танцевать медленный танец. Дана Стивенсон обнимает Дилана Клиболда за плечи, стоя на высоченных каблуках, которые она прикупила лишь для того, чтобы её низкий рост не помешал ей насладиться прекрасным вечером с прекрасным парнем. Её рыжие волосы ниспадают с плеч волнами, а изумрудное платье искрит на свету, и тогда-то эта парочка начинает казаться мне самой волшебной в мире. Дана и Дилан, они выглядели счастливыми, да и вообще со стороны казалось, будто они изначально были созданы друг для друга. Я стою в переполненном зале, смотрю на Дану и Дилана и представляю, как уже спустя несколько месяцев они поступают в один университет, учатся вместе, а затем переезжают в собственный дом и заводят милого пёсика. Дилан ведь любил собак. Теперь любил.«Все мои друзья — антихристы, будь осторожней»
— Эрик! — кричу я, — Эрик, пообещай мне, что сейчас мы будем веселиться. — Мне и так весело, — отвечает Харрис. — Нет, неправда! — я стараюсь перекричать музыку, чтобы не оглушить Эрика криками ему в ухо, — Давай потанцуем, пусть даже если это будет неимоверно нелепо, пусть даже если на нас косо посмотрят. Давай веселиться, Эрик. По-настоящему веселиться. — Ладно, обещаю. Музыку, объясняю я парню, необходимо чувствовать. Я делаю шаг вперёд и качаю головой в такт песне, Эрик повторяет за мной. Девушка, танцующая рядом с нами, вертится спиной к своему бойфренду. Она кричит ему: — Я без понятия, что это за жанр, но эта музыка крутая. Напомни мне найти эту песню, хорошо? Эрик кружится со мной по танцполу, качаясь из стороны в сторону и размахивая руками. Я смеюсь и повторяю за ним, отчего мы смеёмся всё больше и больше. Смотря в глаза Харрису, я подпеваю голосу Тайлера: — Ты никогда не узнаешь, что с тобой рядом сидит психопат. Эрик меняется в лице. Ему больше не весело. — Никогда не узнаешь, что рядом с тобой убийца. Эрик оглядывается по сторонам и устремляет свой взор на джоков, веселящихся рядом со сценой. Среди них, в белом костюме и белой бейсболке, стоит Томлин. Он не танцует, не сходит с ума посреди толпы, а лишь стоит в кругу друзей и смеётся с чьей-то шутки. Эрик пытается уйти куда-то, но я удерживаю его идиотскими вопросами: — Эй, ты чего? Тебе что-то не понравилось? Парень даже не смотрит в мою сторону. Он вырывается, когда я держу его за руку и заставляю признаться, что не так. Харрис гневно выкрикивает: — Просто не трогай меня! Не прикасайся ко мне, ладно? Я вернусь позже, возможно, когда танцы уже закончатся. Увидимся, Хэрол. Эрик сваливает из спортзала, оставив меня одну в толпе скачущих и бесконечно танцующих подростков. Я не могу пойти за ним, потому что не могу упустить Томлина из виду. Но я также не могу пустить всё на самотёк, позволив Харрису осуществить всё, что он задумал. Стоит мне обернуться, как я вижу Дилана, который схватил Дану на руки и сейчас кружится с ней из стороны в сторону. Звонкий смех Стивенсон слышен даже отсюда, где стою я, практически у сцены. Если на моём следующем променаде Алекс не будет носиться со мной на руках так же, как Дилан носится с Даной, то зачем вообще это всё? Толпа постепенно рассасывается к выходу. Я не упускаю из виду Томлина и его дружков, которые оцепили Джона со всех сторон, не давая мне ни единого шанса контролировать происходящее. На улице уже стемнело, и многие шли на парковку, чтобы уехать домой, но часть учеников всё ещё оставалась стоять на улице, ожидая чего-то более масштабного. Эрик пропал с той минуты, как вышел из спортзала, пообещав увидеться со мной позже. Его не было к концу бала, его не было и после. В конце концов я решила, что он просто ушёл домой, гениально отшив меня своим недовольством. В какой-то момент я решила, что это всё-таки было правильное решение Криса не отдавать мне пистолет на время выпускного бала, чтобы я случайно не расстреляла Харриса точно так же, как и кусок свинины, вместо которого я представляла его лицо. Ошибка, ошибка, ошибка. Я слишком часто ошибаюсь. Томлин стоит в десяти метрах от меня, разговаривая по телефону с какой-то девушкой. Он постоянно повторяет «да, детка», «всё верно, детка», и в какой-то момент подслушивание чужих разговоров начинает выводить меня из себя. Друг Джона, который стебал Харриса после соревнования по боулингу, стоит с бутылкой виски возле Томлина и изредка кивает, когда тот спрашивает у него: «Да, чувак?». Надо было всё же взять у Криса пистолет. Как же я могла так проебаться в очередной раз. Парень в берцах и серых штанах оказывается рядом с Джоном в тот же миг, когда я позволяю себе немного отвлечься. Эрик подбегает к Томлину с бутылкой и поджигает фитиль, высунутый из горлышка, зажигалкой «Зиппо». На лице у Харриса самодельная маска, закрывающая весь его обзор. Только лишь два маленьких отверстия на месте глаз позволяют Эрику хоть как-то ориентироваться. Харрис не видит меня, но я вижу его руки. И пистолет в одной из них. Давайте проясним ситуацию: Эрик Харрис — это маленький конченный самозванец, неспособный к игнорированию и, что уж тем более, прощению. Его крохотный мозг сжимается с каждым днём всё сильнее и сильнее, а его черепушка так и напрашивается на несколько сквозных пуль. И теперь-то я имею полное право так о нём отзываться. Может, это было и к лучшему, что ученики на парковке кричали и веселились, заглушая весь шум своим хохотом. Может, весь план был в этом — незаметно заслонить Томлина собой, надеясь на тотальный провал намерений Харриса. Геройство геройством, но в конечном счёте мы получаем то, что имеем, и порой, о господи, лучше бы этого никогда не случалось. Заслоняя Томлина в последнюю секунду, заряд из пистолета Харриса направляется мне прямо в лицо. Эрик тут же убегает прочь, а Томлин успевает прокричать ему вслед: — Какого хуя, придурок? Я найду тебя и размажу по стенке, вот увидишь! Его поддатый дружок успевает заметить бутылку с горящим фитилём раньше, чем жизнь Томлина становится подверженной опасности. Парень отталкивает Джона в сторону, подальше от бутылки, оставленной Харрисом, и только я остаюсь стоять на месте, согнувшись пополам и жалобно постанывая, протирая глаза. Эрик брызнул кровью мне в лицо. Из перекрашенного водяного пистолета. Читатели веб-сайта Реба будут ликовать — он всё-таки перепачкал кое-чьё уродское лицо чужой кровью. Потому что ведь Бог, блять, зол. Спасибо, Эрик Харрис! Моему восхищению нет предела. Что дальше? Перепутаешь меня с кеглей и сделаешь из меня решето? О нет, Эрик, ты пойдёшь дальше. Ты оставишь рядом трубчатую бомбу, заложенную в бутылку, которая взорвётся рядом с твоим обидчиком именно тогда, когда грязная кровь какого-нибудь животного будет выжигать ему глаза. Ты убежишь домой праздновать собственную победу, когда твой ненавистный враг получит порцию стеклянных осколков себе в ногу. Слёзы вымыли кровь из моих глаз. Они избавили меня от крови, а ещё от сострадания, любви и хоть какой-то жалости. Знаю, ничего этого не было бы, если бы я не встала между Харрисом и Томлином. Знаю, мне не на кого злиться, ведь это была случайность. Да, знаю, а ещё знаю, что это нихуя не так. — Эй, ты в порядке? — Джон подбегает ко мне, пытаясь оказать хоть какую-нибудь помощь, — Ты цела? Что это нахуй было? — Чувак, её нога, — пьяный парень указывает трясущимся пальцем на мою лодышку. Несколько осколков стекла впились мне в кожу до крови. Просто, блять, пиздатая месть за испорченный поцелуй, Эрик. Ты, сука, гений. — Зачем ты это сделала? Зачем ты встала передо мной? Боже, я звоню в скорую, — Джон хватает телефон и пытается набрать номер, но его руки не в силах даже удержать сотовый, не выронив его от чрезмерной дрожи. — Давай я, — предлагает пьяный парень, протягивая Томлину руку. — Пошёл ты нахуй, Рик, — выпаливает он. Меня бросает в дрожь и рыдания всё чаще и чаще. Я прошу Джона: — Томлин, дай мне телефон. Он протягивает мне сотовый. Снова заученный наизусть номер. Снова грубый мужской голос на противоположной линии. — Забери меня отсюда, — говорю я, — И достань аптечку. Сброс. Я передаю телефон обратно владельцу и приказываю ему уходить. — Я не уйду. Я дождусь скорой, а потом привезу тебя домой, поняла? — Томлин смешивает доброжелательность с подчинением, какой же он талантливый. — Убирайтесь отсюда, — повторяю я. Но Томлин всегда играет по своим правилам. — Если вы сейчас же не съебётесь отсюда, — кричу я, — То я прострелю ваши бошки из настоящего пистолета, а не из пластмассового куска дерьма, как это сделал один уёбок в этот раз. Парни шокировано смотрят на меня, на кровь, текущую у меня из ноги, на слипшиеся в животной крови волосы, на мой разъярённый и такой уставший вид, и в конечном счёте уходят. А спустя пару минут напротив останавливается автомобиль Берналла, и Крис поднимает меня на руки, чтобы посадить в машину. Это не танцы на балу с Алексом, но тоже ничего, думаю я. Скоро эта история закончится.***
Берналл обработал мне рану и промыл лицо от засохшей крови. Там, у него дома, он сидел на диване, а я лежала у него на коленях и рассматривала капли крови, оставленные мною на полу. Я хотела убить Эрика Харриса. Страстно желала прострелить его тупую башку. И ещё раз, и ещё, пока не кончатся патроны. — Осталось всего несколько дней, Хэрол. Скоро всё закончится. — Я переночую здесь, если ты не против, — говорю я, укладываясь обратно на колени Берналла, — И знаешь что, Крис? — Что? — Мы слишком многим рискуем, позволяя ему прийти в школу во вторник. У меня созрел другой план, но для него нам потребуется ещё один человек. Хочешь знать, что я придумала? Берналл кивает. Я вздыхаю и ухмыляюсь. — Жизнь Эрика Харриса совсем скоро превратится в его любимую антиутопию. Мы стерилизуем его, а затем будем наблюдать, как он мучается в агонии. Теперь он лишится своего статуса Бога и узреет, кто на самом деле управляет его судьбой. Богом наконец-то стану я. А Бог зол, и он не собирается бездействовать. Впрочем, вы уже знаете.