***
В машине Клиболда всегда пахло ментолом. Либо это был запах его сигарет, либо Дилан просто развешивал повсюду ароматические штуковины для автомобиля — я правда не знала, но атмосфера в машине Клиболда, где всегда было свежо и чисто, постепенно возвращала меня в живое состояние. Дилан вёз меня домой, и в салоне играла песня «KMFDM», которую я в своё время горланила с Алексой до тех пор, пока у нас не пропадал голос. Вообще, мы были идеальными подругами. Настолько идеальными, что даже наши музыкальные вкусы дополняли друг друга — если бы кому-то в компании наскучило слушать «Mindless Self Indulgence», я всегда могла улыбнуться и переключить плейлист на «KMFDM». Пейзажи за окном сменяются один за другим, и пока я пялюсь в окно, Дилан убавляет громкость музыки, чтобы спросить: — Как ты вообще очутилась в этой дыре? — Ты про бар или про Литтлтон в целом? — смеюсь я, — Если про бар, то меня просто высадили там. Дилан нахмуривает брови. — Кто высадил? — спрашивает он, — И кстати, куда вчера подевался Эрик? Взбесился из-за песни и убежал переодеваться, а потом выстрелил мне в лицо и взорвал небольшую бомбу, рванув домой, — вот куда он подевался, Дилан. Но нет, Дилану нужна была правда помягче. — Эрик вчера стал мятежником, — говорю я, — Он напугал Томлина, испачкав его кровью какого-то животного, а потом взорвав рядом с ним бутылку. — Фантастика! — смеётся парень, быстро хлопая в ладоши, — Я уж думал, что этого никогда не произойдёт. Наконец-то хоть один джок получил по заслугам. — Да, Дилан, — киваю я, осматривая заднее сидение автомобиля Клиболда, — Это всё весело, но бессмысленно. Джоки будут везде и всегда, потому что школа — это их единственная среда обитания, вырываясь из которой, они просто погибают в жестокости жизни. — Возможно, — шмыгает парень. — Вы уже всё сняли? — я тянусь на заднее сидение и хватаю в руки видеокамеру. Такая старая модель заставляет меня искренне удивиться, ведь чувствуя разницу между тяжеленной камерой и телефоном, на который мы с Алексой снимали любительские фильмы, я понимала, насколько широкий прорыв совершило человечество меньше, чем за двадцать лет, — Я могу одолжить эту камеру на сутки? — Конечно, — отвечает Дилан, широко улыбаясь, — Ты всегда знаешь, где меня найти, чтобы отдать её обратно. Я кладу камеру себе на колени и продолжаю своё бесполезное нравоучение, которое никто и никогда не послушает, ведь фразы «Просто не обращай внимания», «Живи дальше», «Не трать своё время на самобичевание» ещё никому и никогда не помогли. И чёрт знает, на какой исход я вообще надеялась. — В Портленде, — начинаю я, — Алекс дрался с кем-то уже в первый учебный день. Каждый год. Его всегда недолюбливали спортсмены, хотя наш лучший друг был капитаном сборной по футболу. Это была бесконечная борьба, которая не приносила ничего, кроме ссадин и посиделок в кабинете директора. А потом, прямо как в песне, мы ненавидели людей, а теперь просто стали их высмеивать. Начиная со встречи в парке, с того момента, когда я вырвала книжную страницу, написав на ней свой номер и вручила листок Дилану; с того момента, когда он лежал со мной в обнимку на кровати и мирно сопел мне на ушко; с той ночи, когда всё должно было измениться, я продолжала надеяться, что мои жалкие слова, сказанные парню, хоть немного помогут его переубедить. — После окончания школы ты понимаешь, насколько отстойным было прошлое, — продолжаю я, тряся в руках видеокамеру, — Ты как будто прошёл двенадцать кругов Ада, повстречал Дьявола, был унижен тысячу раз, а потом ты наконец-то вырвался. — Но ради чего ты вырвался? — Дилан спрашивает это так, будто желал услышать ответ на этот вопрос всю свою жизнь. Будто ему действительно было интересно. — Ради того, чтобы гордиться собой. Представляешь, как круто осознавать: тебя не смогла сломать идиотская школа, а значит никто не сможет. Дилан молчит и только изредка кивает. Возможно, он погружён в собственные мысли, которые выводят его из реальности, и я надеюсь, что это не мысли о стрельбе. Когда Клиболд молчал, мне больше всего хотелось обнять его и сказать что-то безумное, вроде: «Я всё знаю» или «Я обязательно помогу тебе». Но внутренний голос постоянно твердил мне: «Эй, Хэрол, а ты точно всё знаешь? Ты уверена, что сможешь помочь?». Если раньше мне хотелось пересчитать своим лицом ступеньки на лестнице, то теперь я мечтала ощутить на себе каждый выстрел из ружья или полуавтомата, потому что голос в голове язвительно спрашивал: «А ты точно знаешь?». — Тебе ведь нравится Дана? — резко спрашиваю я, заставляя Дилана вздрогнуть, — Почему? — Ну, она очень милая, — неуверенно начинает парень, откашливаясь в кулак, — Мне нравится обсуждать с ней кино, знаешь, она очень хорошо в этом разбирается. Ещё как-то, когда мы встретились в третий раз, кажется, мы смотрели у меня дома «Прирождённых убийц», и Дана постоянно старалась пошутить, но шутила она смешно, — он смущённо опускает голову вниз, продолжая следить за дорогой, и на его щеках можно заметить лёгкий румянец, — А ещё, когда она уходила от меня в тот день, она назвала меня «Микки». Дана Стивенсон и Дилан Клиболд умудрились стать Мэллори и Микки Нокс. Я почти умудрилась осуществить мечту Дилана — парень мечтал устроить стрельбу со своей возлюбленной, а ролевые игры по «Прирождённым убийцам» наводили меня на мысли лишь об этом. Надо было что-то придумать, пока всему не настал тотальный пиздец. Чёрная «БМВ» останавливается у небольшого двухэтажного дома, выкрашенного в молочный цвет. В одном из окон на первом этаже можно было заметить хоть и тусклый, но всё же свет, который дал мне понять, что родители всё-таки ждали моего возвращения. А наверху, вы видите это окно на втором этаже? Немного поцарапанное, обрамлённое по краям коричневыми пятнами на белой фанере. Эрик постоянно кидал мне в окно маленькие камни и постоянно промахивался. Со временем грязь впечаталась в древесину, поэтому моё окно можно было найти по отличительным знакам. Нужно сказать Дилану что-нибудь стоящее. Нужно взять его за руку и сказать, что он заслуживает быть счастливым. Сейчас парень сидит с неловким видом, потому что я уставилась на него и молча смотрю ему в глаза, а он даже не знает, что должен сделать. Он поправляет волосы и начинает вертеть на пальце свой перстень, изредка покашливая, чтобы перебить гробовую тишину. Голос в голове говорит мне, что я должна сказать Дилану что-то стоящее, способное остановить парня. Я должна сказать ему: «Дилан, я люблю тебя и не хочу, чтобы ты убивал себя. Пожалуйста, не делай этого». Да, я определённо должна сказать Клиболду именно это. Парень щёлкает пальцами перед моим лицом, внимательно следя за моей реакцией: — Эй, Хэрол, — шепчет он, привлекая моё внимание, — Всё нормально? «Давай, Хэрол, скажи это ему». — Дилан, я... — мой голос дрожит, а глаза вот-вот начинают слезиться. Лицо парня находится катастрофически близко к моему, он смотрит мне в глаза, пытаясь понять, что за чертовщина со мной происходит. «Скажи, что любишь его, а затем сожми его в своих объятиях так крепко, чтобы он начал задыхаться». Голубые глаза парня сверкают так же ярко, как и серёжка в его левом ухе всегда сверкала на солнце. Клиболд хлопал своими длинными ресницами каждый раз, когда какая-нибудь машина или простой шум отвлекали его от наблюдения за мной. Прядь его светло-русых волос выскользнула из-за уха и осталась мирно свисать у щеки парня. В эту секунду мне показалось, что у Клиболда могли бы родиться невероятно красивые дети. — Что с тобой? — тихо спрашивает парень своим ласковым голосом. Наверное, сейчас я обязана обнять его и сказать, что никогда не позволю своему солнечному мальчику умереть. По крайней мере, мой внутренний голос твердит мне сделать это. — Я... — доносится из моих уст, когда входная дверь дома открывается, и из помещения выходит мама, заметив машину Клиболда и решив встретить меня самостоятельно, — Я принесу тебе камеру завтра на ланче, — бросаю я, молниеносно выметаясь из автомобиля Дилана. Высаживаясь из «БМВ», я даже не замечаю, как быстро дверь автомобиля захлопывается с помощью моих рук, как стремительно я шагаю в сторону дома, совсем забыв про больную ногу, как грубо я здороваюсь со всей своей семьёй, когда она встречает меня на пороге. Кажется, в этом и была вся причина произошедшего: мы просто боялись сказать то, что хотели, а когда страх поглощал нас полностью, мы делали вид, что ничего не замечаем.***
Стивенсон лежит на своей огромной двуспальной кровати, заваленной одеялами и подушками. Рядом с ней, на прикроватной тумбе, стоит полупустой стакан виски, к которому девушка тянется каждые пять минут, чтобы сделать очередной глоток. Она громко заявляет: — Пусть у меня и нет сисек четвёртого размера, ну и, может, накачанной задницы, но я всё равно не хуже этих тупоголовых черлидерш, которых вся школа считает секс-символами! — Справедливо, — киваю я, улыбаясь, — А у меня даже сисек первого размера нет, меня можно считать анти-секс-символом. Дана хмурится, переворачиваясь на бок, а затем мучительно стонет: — Налей мне ещё, бармен. У меня в руках бутылка «Джек Дэниелс», которую Дана своровала из отцовской коллекции, пока родители Стивенсон уехали в Денвер. Я держала виски у себя в руках, чтобы постоянно подливать алкоголь в стакан Даны, пока она лениво валялась на кровати и осуждала учеников Колумбайн. Её нынешний вид никак не вписывался в моё представление о Стивенсон. Представить ответственную, скромную заучку лежащей пьяной дома; представить, как Дана Стивенсон, рыжеволосая девушка в круглых очках превращается в растрепанную и грубую под действием алкоголя особу, было невозможно. Но всё-таки что-то было в ней такое, что превращало из маленькой девочки горячую штучку, и, наверное, это и было то, что так привлекало Клиболда. Девушка в очередной раз выпивает остатки виски и откашливается, убирая все улики, оставшиеся после её попойки, в тумбу. Она смотрит на меня и внезапно начинает смеяться, садясь на кровать по-турецки и обкладывая себя со всех сторон пуховыми подушками. — Ну, чем займёмся? — игриво спрашивает Дана. — Как и все нормальные подростки во время пьянки — пойдём покурим? — гадаю я. — Нет, так не пойдёт. Не хочу губить своё здоровье, — возражает она. — Но ты только что выхлебала полбутылки виски... — Завали! Стивенсон вскакивает с дивана и направляется в сторону письменного стола. Она хватает в руки лист бумаги и прочерчивает линию посередине, а затем идёт ко мне и забирает у меня пустую бутылку. Дана кладёт лист на подушку, а сверху укладывает бутылку, торжественно восклицая: — Будем играть в бутылочку! Тут я начинаю задыхаться со смеху. — Ты тупая? Как ты в это играть на подушке будешь? Тебе нужна твёрдая поверхность. — Сама ты тупая, — обиженно говорит Дана, усаживаясь на полу и раскладывая лист бумаги, — Теперь-то всё в порядке? — Нихуя подобного, — отвечаю я, — У тебя бутылка, блять, прямоугольная, как ты заставишь прямоугольник крутиться? — Я просто хочу поиграть! — рычит девушка, бросая пустую бутылку под кровать, — Телефон подойдёт? — Ты у Эрика научилась крутить всякую хуйню в руках? — я усаживаюсь на колени перед Даной, — Подойдёт, давай начинай уже. Ни одна игра в бутылочку не смогла сравниться с той, что проходила в «Месяц бунта». Устраивая очередную вечеринку, мы придумывали вопросы и действия, которые потом задавали друг другу. И да, это были обычные задания по типу «поцелуйте любого человека в комнате», но суть была в том, что даже это мы выполняли гениально. Когда Джек ответил «Действие», Алекс зачитал ему задание: «Игрок ДжекМажорЕбучий3000, запустите марафон поцелуев», и тогда Уиллор поцеловал Алексу, а Алекса полезла целоваться ко мне, так что я быстро чмокнула в губы Алекса, в то время как Стэн стебался над нами, облизывая свой задачник по астрономии. Здесь же, семнадцатью годами ранее, никто вообще не умел интересно играть в эту злосчастную игру, и даже сейчас Дана задавала мне крайне скучные задания: — Сними с себя толстовку и нарисуй на груди волосы. — Блять, Стивенсон, кто тебя учил придумывать такие плохие действия? — ворчала я после каждого её желания. Наше мнимое веселье прервал звонок на мой сотовый, из-за которого мне пришлось убежать в другую комнату, чтобы Дана не услышала ничего лишнего. Я молилась, чтобы это был Крис, потому что он был нужен мне. После встречи с Диланом я впервые осознала, как мне страшно принимать решения и делать поступки, так что я нуждалась в Берналле. Мне необходимо было видеть этого предвзятого старпёра в теле молодого парня; мне не хватало его серьёзного, но при этом такого подросткового восприятия мира, и мне хотелось, чтобы он позвонил мне и сказал: «Ну, что же, твой план — безумная херня, но это гениально, так что мы сделаем это». Образ Алексы навсегда исчез из моей головы тогда, когда я впервые встретилась с Крисом, и, наверное, это означало то, что в тот день я наконец-то обрела друга. Друга, который знал, что ты чувствуешь и понимал тебя с полуслова. Ну или хотя бы пытался понять. Номер звонящего — это не Крис. Это Эрик, и он наконец-то звонит мне вместо того, чтобы ломиться в окно камнями. — Ты разбил мне стекло? — спрашиваю я, отвечая на вызов, — Что случилось? — Мы можем встретиться? — Эрик звучит странно, он будто весь на иголках, и сейчас ему совсем не до разговора по телефону. — Я не могу встретиться с тобой, Эрик. Да и зачем тебе это понадобилось сегодня? Мы и вчера отлично провели время вместе, да? Порой казалось, что единственным спасением была совесть Харриса. Она представлялась мне стаей акул в океане, а Харрис казался идиотом, заплывшим слишком далеко. Теперь я могла взять пистолет и обстрелять Эрика кровью, как это однажды сделал он. Поэтому теперь совесть Харриса пожирала его изнутри. — Умоляю, прости меня за то, что я бросил тебя, — парень мямлил себе в трубку просьбы о прощении, которые доходили до меня обрывками, с помощью которых я могла собрать одну небольшую фразу: «Мне похуй, я вас всех наебал». Это как пазл, который собирался из деталей. Маленький ключ к истории. — Давай обсудим это завтра, ладно? — предлагаю я. — Нет, ты не понимаешь, — спорит Эрик, напрочь отказываясь увидеться завтра и настаивая на встрече сегодня, — У меня не так много времени осталось. — У меня тоже, Харрис. Увидимся завтра на ланче, и прихвати с собой Дилана, ясно? Пока, Эрик. Мне нужен Крис Берналл. Мне нужен Крис. Мне нужен чёртов Крис, мать вашу! — Хэрол, ты куда пропала? — Дана выскакивает из-за угла, пугая меня своим резким появлением, и телефон тотчас падает у меня из рук. Всё, что я вижу своими глазами, кажется мне картинкой из слоу-мо: вот я вскрикиваю от неожиданности, вот сотовый выскальзывает из моих ладоней, вот он вертится в воздухе, а вот уже лежит на полу, и я аккуратно беру его в руки, боясь, что что-то разбилось. — Это же пластмасса, ты чего так пугаешься? — спрашивает Стивенсон, подходя ко мне. — Не знаю, просто... рефлекс какой-то. Привычка. Разбитые экраны телефонов раньше волновали меня больше, чем что-либо ещё на свете. Стив Джобс был гением, но из-за его гениальности мне приходилось очень часто страдать. И очень много зарабатывать, чтобы оплатить ремонт очередного гаджета. Громкий звонок телефона сразу приводит меня в чувства, а Дану в трезвое состояние, когда на экране сотового я вижу имя «Крис Берналл», а в это время внутри меня проносится цунами. Размахивая руками, я прошу Дану вернуться обратно в спальню, на что она сомнительно говорит: — С каких это пор я должна следовать чьим-то указаниям в своём же доме? Но стоит мне показать ей средний палец, как она медленно принимается шагать в свою спальню, аккуратно закрывая дверь за собой. Наконец-то я остаюсь одна со своим самым большим страхом, но в то же время и спасением. — Хэрол? — доносится из телефона, — Ты здесь? — Да, Крис, я просто уронила этот чёртов телефон на пол и теперь слышу тебя ещё хуже прежнего. Пауза. Вздох. Неразборчивый шёпот. — Я ошибался, Хэрол. Я ошибался насчёт всего. — О чём ты? — я пытаюсь вспомнить наш последний разговор детально, но в голове остались только мои слова о том, что Крис — это продажная псевдожертва. И эти слова поистине тянут меня на дно. — Я говорил, что мне всё равно на проблемы Эрика и Дилана, что я не оказываю им бесполезную помощь и не кручу интрижки, как это, якобы, делаешь ты. И я ошибался, — Берналл смеётся, пытаясь хоть немного разрядить обстановку, — Просто я боюсь, что после твоей смерти им не будет никакого дела до тебя. Они убили невинных людей, и они хотели убить намного больше тринадцати человек, ты знаешь... — Да, знаю... — Я боюсь, что они тебя разочаруют, Хэрол. И я боюсь, что ты натворишь что-то ужасное. И в конце концов, милая, я просто буду по тебе скучать. — Я тоже буду скучать по тебе, — шепчу я, пока на глаза наворачиваются слёзы. — Но я позвонил не поэтому. Точнее, да, я позвонил, чтобы извиниться, но и ещё чтобы забраковать твой план. Серьёзно, Хэрол, я нашёл человека, который отвлечёт родителей Клиболда на раз-два, но кто отвлечёт самого Клиболда, а? В комнате Стивенсон что-то с грохотом падает на пол, и тут ко мне приходит ещё одна гениальная идея. — Оставь это его девушке, — говорю я, — Она разберётся. Зрелище в комнате рыжеволосой алкоголички напоминало сцену из комедии. Услышав, что я вернулась в спальню, Дана отчётливо произносит своим тихим голосом: — Этот ебаный Хичкок, — она показывает на диски, свалившиеся с полки, — Решил потянуть за собой весь великий кинематограф. Вот, смотри, — Дана роется в куче дисков на полу и достаёт первый попавшийся экземпляр, — «Заводной апельсин», тебе ведь нравится этот фильм, да? — Да, Стэнли Кубрик прекрасно его экранизировал, — отвечаю я. — А ебаный Хичкок считает, что это дерьмо! — Стивенсон орёт и бросает диск обратно в кучу, а затем яростно хватает каждый фильм и ставит его обратно на полку. — Тебе нельзя пить, — заявляю я. — Согласна. Девушка управляется со всей своей кино-коллекцией, и я говорю ей: — Настало моё время крутить бутылочку. Она садится напротив меня, любезно кладя на бумажный лист свой сотовый. — Лучше моим, — говорит Дана, широко улыбаясь. Смешок. Телефон вертится по кругу и останавливается, указывая антенной в сторону рыжеволосой. — Правда или действие? — Правда. Пауза. — Как зовут парня, с которым ты хотела бы переспать? Неловкий смешок, пауза, смущённо опущенные вниз глаза. Дана говорит: — Ты сама знаешь. — Говори сама и уверенно, — настаиваю я. Пауза. Вдох. — Дилан Клиболд. Телефон крутится по белому листу бумаги, расчерченному на две части. Остановка. Вдох. Кончик антенны указывает на Стивенсон. — Правда или действие? — Действие. Я закусываю губу, смотря на Дану исподлобья. — Пригласи Дилана к себе домой и переспи с ним. Пауза. Недоумевающий взгляд. — Хэрол, всё нормально с головой вообще? — она прыгает на кровать и накрывается одеялом, — Я уже представляю, как приглашаю его к себе закончить совместный проект, а на деле он заканчивает в меня. По комнате разносится мой истерический смех. — Не смей так делать, — предупреждаю девушку я, — Лучше сразу предупреди, чтобы он вовремя остановился. — Ты серьёзно? — Дана бросает в меня подушку, восклицая, — Как ты могла подумать, что я способна затащить парня в постель? Я не буду этого делать! — Поверь мне, Стивенсон, после всего того, что ты сегодня натворила, исполнение желания явно не будет лишним. Делай то, что хочешь, пока у тебя есть шанс. Закрой все ячейки, как говорится. Дана молча лежит под завалом из подушек и одеял, обдумывая предложенную идею. Её тяжелое дыхание, пробирающееся сквозь несколько слоёв плотной ткани, слышится даже на расстоянии, и когда воздуха девушке становится недостаточно, она резко смахивает наваленный груз со словами: — Ладно, а теперь проваливай, дорогая. У меня намечается жаркая ночь. Эти Микки и Мэллори Нокс в телах подростков завораживали с первого взгляда. Спрыгивая с крыльца дома Стивенсон, я радостно набирала сотовый Криса, чтобы сообщить о дальнейших планах на этот вечер. Мы собирались стерилизовать Клиболда и Харриса, но как именно — я была без понятия, и это, на самом-то деле, не играло в данный момент большой роли, поэтому, шагая по направлению к Кугар-роуд, я могла лишь мечтать о том, что совсем скоро моим главным страхом вновь станет разбитый телефон, а из горячих и бесстрашных подружек вокруг будет лишь Алекса, с её огромными стрелками на глазах и плейлистом «MSI», который всегда можно было заменить на «KMFDM». И никто не заметил бы разницы.