Выбор есть всегда

      Очередное пробуждение было странным. Даже более чем. Гермиона открыла глаза и впилась сонным взглядом в трещинку на потолке. Рассматривала её минуту, две, пять. «Серый потолок» — проговорила про себя, — «желтые обои, грязно-коричневая мебель». С маниакальной дотошностью девушка принялась перечислять все вещи в комнате. «Синяя люстра, синий плед, серый ковер. Серый, черт побери! Я живу в серости. В вечно сером городе. И сама вся серая. Как мышь», — заключила наконец и закрыла глаза. Спать было так прекрасно! Не видеть ни Люциуса, ни Снейпа, не читать газеты и ни о чем не думать.       Постель скрипнула под весом запрыгнувшего Живоглота. Наглый зверь быстро отъелся после своих уличных мытарств и теперь весил килограмм шесть, не меньше. Кот вразвалочку прошелся прямо по хозяйке и улегся под боком, мало беспокоясь о чьем-либо удобстве. «Вот и пожалуйста!» — подумала Гермиона, — «Даже собственный кот меня ни во что не ставит». Она убрала питомца с кровати, встала, начала заправлять постель и одеваться. Кот обиженно мяукнул и перебрался в кресло.       Три дня Гермиона не выходила на работу, но сегодня больничный заканчивался и нужно было идти на дежурство. Утешало, что это последний день. Всего один раз нужно будет перетерпеть ночь наедине с профессором и можно будет его больше не видеть. Она бы с радостью не пошла и сегодня, но отпрашиваться снова было уже нехорошо.       Гермиона задумалась. В полном фиаско со Снейпом винить стоило только себя. В своем по-детски наивном плане она не учла самое главное — человеческий фактор. Не учла, что Снейп — бывший Пожиратель смерти и шпион, к тому же глубоко несчастный; не учла, что он ненавидит Гриффиндор, а Золотое трио в особенности; не учла своей школьной робости перед этим человеком. Да что тут говорить… Когда она успела забыть, как жить в реальной жизни? Забыла, как иметь дело с реальными людьми, а не с книгами и своими фантазиями? Когда потеряла друзей и знакомых? Этим утром Гермиона вдруг поняла, что огненно-рыжий полуниззл был единственным ярким пятном не только в её интерьере, но и в жизни.       Это утро было особенным и по другой причине. Именно сегодня Визенгамот должен был вынести приговор Люциусу Малфою. За месяц судебного разбирательства Гермиона ни разу не решилась прийти. Но сегодня поняла, что должна быть там. Должна видеть своими глазами как Люциуса отпустят или отправят в Азкабан — «ну, а вдруг!». Сначала девушка хотела изменить внешность, но потом решила, что глупо бегать и прятаться. А потому к четырем часам, одевшись даже тщательнее обычного, аппарировала к залу суда.       Все слушания по делу Люциуса проходили не в Министерстве — там помещения были тесными и не вмещали столько народу. Сделать процесс закрытым тоже было нельзя: общество просто порвало бы судей, обвинив во всех грехах — слишком громким было это дело.       Оказавшись среди толпы, собравшейся у входа, Гермиона испытала настоящее потрясение. Она не предполагала, что столько людей придут на вынесение приговора в надежде увидеть, как ненавистного Пожирателя отправят гнить в тюрьме. Кое-кого Гермиона знала, но это были лишь единицы. Гермиона догадывалась, что многие из присутствующих потеряли близких в войне в Волан-де-Мортом и после. Она понимала их боль и сочувствовала, но все же стало не по себе. Лица людей показались холодными и безжалостными. На мгновение Гермионе стало жаль Малфоя и даже страшно за него, но девушка оборвала себя: «Не смей жалеть его! Ему это чувство неведомо!»       Гермиона прошла в зал и аккуратно пробралась на свободное место в последнем ряду. По обе стороны сидели незнакомые волшебники. Это было хорошо. Не хотелось ни с кем встречаться. Девушка осмотрелась: судьи в полном составе занимали почти половину зала, остальная была забита до отказа журналистами, свидетелями и посторонними посетителями. В первом ряду Гермиона увидела Драко и Нарциссу. Они сидели спиной, их лиц не было видно, но позы были неестественными. Чувствовалось, что оба напряжены. Дальше пробегая глазами по рядам, девушка отметила, что среди присутствующих много известных лиц. Гарри тоже находился в зале среди свидетелей. Вокруг шли оживленные разговоры: некоторые посмеивались изворотливости Малфоев, кто-то обсуждал внешний вид «с иголочки одетых снобов», но общую мысль девушка уловила — половина судей подкуплена. Никто всерьез не верил в раскаяние бывшего Пожирателя и в искренность его помощи Министерству. И Гермиона была с ними полностью согласна.       И без того невообразимый гул усилился, когда тяжелая дверь открылась, и показался Люциус Малфой в сопровождении конвоя и своего адвоката. Все взгляды устремились на его гордую фигуру с платиновыми волосами, собранными в аккуратный хвост. Гермиона вздрогнула. Она впервые видела Люциуса с того утра. Маг держался спокойно и несколько безразлично. Руки его были в наручниках, но это никак не отразилось на величественности всего облика. Гермиона пыталась понять, что она чувствует при виде него: страх, ненависть — да, но при этом невольное уважение и робость и, может быть, интерес? Да, даже невольное восхищение. Гермиона не могла отвести от Малфоя взгляда. Держаться так невозмутимо, когда решается твоя судьба — этому можно было позавидовать. Гермиона была уверена, подобные эмоции среди присутствующих испытывает не она одна. Безусловно, этот человек приковывал внимание.       Малфой сел в кресло посреди зала. Его адвокат наклонилась и что-то прошептала на ухо своему клиенту — тот слегка кивнул. Адвокат — женщина. На первый взгляд её можно было принять за родственницу Люциуса. Она также была блондинкой, но при более внимательном взгляде становилось очевидно, что ни капли малфоевской величественной небрежности в ней не было. Осанка безупречно ровная, как у Макгонагалл, волосы гладко уложены и наглухо застегнута мантия. Было в ней что-то ученическое. Впрочем, женщина, как и Малфой, не удостоила публику ни единым взглядом, молча встала рядом с клиентом и ждала. Вошел Главный судья, и зал в ожидании замер. Начали зачитывать приговор. Слова гулким эхом разносились в помещении.       «…ввиду ценности сообщенных сведений и помощи в поимке последователей Темного Лорда…» — Уже после нескольких фраз среди присутствующих начал подниматься недовольный ропот. Слова судьи начали теряться в недовольных выкриках из зала: «Пожиратель всегда Пожиратель!», «В Азкабан!». В зале началось столпотворение.       «Прошу соблюдать тишину!» — раздался окрик. Судья несколько раз постучал молотком, публика немного притихла. «… освободить в зале суда и назначить Люциусу Абракасу Малфою штраф в размере десяти миллионов галеонов». После озвучивания цифры в зале воцарилась гробовая тишина, и шепот пополз уже по другому поводу. Завершение приговора никто не слушал, запрет на аппарацию, и ограничения в заклинаниях никого не интересовали после такой новости. Гермионе показалось, что у Нарциссы вырвался страдальческий стон. Сумма была баснословной. А сколько Малфою уже пришлось выложить, чтобы решение было таким, Гермиона и представить не могла. Главный судья удалился, конвой снимал с подсудимого наручники. Девушка на время потеряла Люциуса из виду — поднявшаяся с мест толпа закрыла обзор. Весь проход был забит журналистами, лелеющими надежду вырвать несколько слов у «виновников торжества». Гермиона решила отойти в сторону и подождать, когда толпа немного разойдется. Она закрыла глаза и откинулась на прохладную стену. Стало плохо, может из-за духоты в зале, может из-за внезапного осознания, что Люциус теперь свободен, а она точно нет. «Что ж, это Малфой, а чего ты ожидала. Выплатит он этот штраф, и снова все будет как прежде. Хотя сумма действительно огромна».       Тем временем процессия опальной семьи двинулась к выходу. Драко был подавлен, но пытался это скрыть, Нарцисса выглядела совсем потерянной. Лишь Люциус оставался все так же невозмутим, пусть и бледен. На секунду Гермиона подумала, что на его долю действительно выпало немало несчастий, на секунду девушку пронзила жалость, но она вновь задавила это чувство. «Он сам обрек себя и свою семью на это унижение. И без малейших сомнений потянет меня за собой».       После душного помещения воздух на улице оказался настоящим спасением. И Гермиона побрела по улицам Лондона куда глаза глядят. Она думала о Люциусе, о суде. Она знала, что все так и будет, и все же… Пора уже было идти в больницу, но ноги все несли её по городу. Гермиона почти не замечала куда идет. Все было как в бреду. Уже стемнело. Девушка вдруг поняла, что находится в совсем незнакомом районе и аппарировала к Мунго. Машинально переоделась, взяла полагающуюся порцию зелий, журнал для записей и уже собиралась идти в палату, но вдруг остановилась. Поставила на стол все, что собрала, тяжело опустилась на стул и зарыдала. Разревелась, как маленькая девочка, громко, отчаянно, со всхлипами. Она не знала, что с ней такое, и не могла остановиться. Гермиона уже опоздала, но ей было все равно — она опоздала по жизни. Теперь ни эта учеба, ни больница не имели никакого значения. Ни малейшего…       К полуночи, отсидевшись в туалете, чтобы не попасться на глаза кому-нибудь из персонала, немного приведя в порядок красное и распухшее лицо, девушка, наконец, заставила себя отправиться в палату. Молча поставила все на столик и села, даже не поздоровавшись со Снейпом. Ночь обещала быть тяжелой. Гермиона чувствовала себя совсем без сил. Она не знала сколько прошло времени: час, два. Из глухого оцепенения её вывел голос Северуса.  — Вы хотели узнать, как обойти непреложный обет? — Гермиона повернулась к профессору и посмотрела ему в глаза. — Умереть.