Часть первая
2 января 2017 г. в 19:37
Прошел уже целый год с того финала Гран-при, на котором Юри завоевал серебро. Целых триста шестьдесят пять дней с того момента, как Виктор вернулся в фигурное катание, продолжив тренировать неуверенного в себе японского мальчика.
Время течет быстро. Это особо остро понимают взрослые. Вроде, недавно закончил университет, родился ребёнок, а потом юбилеи один за одним: сорок, пятьдесят, шестьдесят. Не успеваешь понять, куда же так бежит, это скользкое и никому не подвластное, время?
И Юри задавался этим вопросом каждое утро. Год как они помолвлены с Виктором. Ни о какой свадьбе и речи не может идти. Почему, спросите вы? Ответ на этот вопрос знал только Витя. После нескольких сотен попыток раздобыть его, Юри плюнул и просто радовался минутам, проведенным рядом с королем русского льда.
Японец всю жизнь будет восхищаться им. Как в детстве: во все глаза смотреть, как этот грациозный серебряный лебедь плывет по льду.
Но восхищение кумиром — одно дело. А когда ты живешь под одной крышей с тем, кто тебе приходиться женихом — немного другое. У них не всё было гладко. Об этом знали только самые близкие люди.
Часто ли стены их дома слышали ругань? Да каждый день. Часто ли кто-то из них рыдал в молитве прощения или от горечи в сердце? Уже не сосчитать по пальцам. Часто ли хлопала входная дверь от злости или обиды? Да.
Семейная жизнь, да и в принципе отношения, — труд. Кто бы что ни говорил. Это адский труд. От работы и тренировок отдохнуть можно, а вот от семейной жизни — нет. Сегодня вы воркуете и радуетесь жизни, а завтра люто ненавидите друг друга.
Юри и не предполагал, что всё будет так сложно.
Сейчас он лежал на огромной кровати в их общей с Виктором квартире, находящейся в Питере. Рука чувствовала пустоту. Витя снова на утренней тренировке. Снова лежит записка на тумбочке. И снова надпись: «Жду тебя в обед, мой кацудон». Каждый раз он таким образом приглашал его на каток. И нет, это не романтическое свидание, а тренировка, где седовласый фигурист полноправно мог считать себя наставником.
Рутина. Кто бы мог подумать, что спокойному Кацуки это надоест? Надоело. И добивали вечные нападки папарацци, выходки новоиспечённого супруга и то самое злосчастное серебро.
Сегодня, на удивление, у Юри было хорошее настроение. Утро ласково приняло его в свои объятья. Солнце светило очень ярко, но это не раздражало, а давало новую надежду, заставляло поднять свою задницу и начать что-то делать.
Парень сразу побрёл на кухню, не прочитав записку. Заглянув в холодильник, он понял, что сегодня вечером кто-то идёт в магазин, а пока что наслаждается скудным завтраком, состоящим из творога и вчерашнего кефира. Нет, это не диета, а просто чья-то лень. По имени Виктор.
Было очень тихо. Слышно только как гудит холодильник. Мысли сами непроизвольно лезли в голову, как пчёлы летели на мёд. Отогнав приставучих жужжащих пыльцеедов, он опустил тарелку в раковину и пошёл в комнату собираться.
Кацудон очень любил русскую зиму, и хотя Виктор всегда с возмущением говорил, что настоящую красоту можно увидеть и прочувствовать только в Сибири, Юри наслаждался тем, что есть. Поистине волшебно стало, после того, как город украсили гирляндами, ёлками и всевозможными игрушками. На улице, особенно вечером, накатывало новогоднее настроение, он часами гулял по улочкам, рассматривая каждый дом и проходящего мимо человека, с горящими глазами, наполненными чувством одухотворения.
Одеваться приходилось теплее, но это не портило общего впечатления о России. Нет, Кацуки не забыл Японию, просто здесь ему всё кажется роднее и ближе. Может, это из-за того, что здесь живёт любимый человек? Или просто единение с городом и его жителями? Он не знал. И не хотел знать.
Тем временем наш герой уже был полностью одет, отчего напоминал небольшой колобок. Зима выдалась прохладной, а с учетом того, что Санкт-Петербург — город на Неве, ветер пронизывал до костей, забирался в любые неприкрытые места и заставлял выть от своих укусов.
Юри мысленно настроился на битву с сильным и беспощадным врагом и переступил порог семейного гнёздышка.
POV Yuri
Я снова опаздываю? Витя не удивится. Последнее время я сильно рассеянный, думаю, именно из-за этого часто падаю на тренировках. Нужно прибавить шаг.
Вот показался ледовый дворец, идти до него недолго, но когда опаздываешь, даже это «недолго» кажется спринтерским забегом. Не здороваясь с охранниками и прочими людьми, обслуживающими это место, мчусь на лёд. На бегу надеваю коньки, пару раз чуть не упал, отчего мне стало очень смешно. Залетаю на гладкую ледяную поверхность с диким смехом. Нервное.
Виктор стоял на противоположной стороне катка, я не понимал, чего мне ждать: скандала из-за опоздания или милых воркований с крепкими объятьями. Смех так и вырывался на поверхность. Только бы он не подумал, что это я над ним.
— Ты чего там ржёшь как ишак отбитый? — недовольно спросил Виктор.
Упс, похоже, попадёт. Бежать уже не вариант, ибо он стремительно летит ко мне как коршун.
— Ты чего такой злой сегодня? — спросил я, еле сдерживая смех.
— Потому что кое-кто, не буду показывать пальцем, стоит и смеётся над своим тренером, да ещё и нагло опаздывает на тренировку, хотя дойти до Дворца — дело двух минут! Отговорки про скучающую кровать и бабушку на дороге не принимаются!
Он налетел на меня, обняв со всей силы. Знает, что самое лучшее для меня наказание — проявление его чувств на людях. Мне до сих пор неловко. Я становлюсь красным как помидор.
— Витя, перестань, прошу. Мне неловко, ты же знаешь!
— Знаю, — обнял меня ещё сильнее и зашептал на ухо. — Я тут, значит, тоскую один, а маленькая свинушка и не торопится вылезать из своего стойла. Нехорошо, — его руки проскользнули под футболку, обжигая холодом. — Я не люблю ждать, ты же знаешь, — горячее дыхание приятно щекотало шею, от этого мне становилось не по себе, я буквально обмяк в его руках. Что?! — Сегодня тебя постигнет кара с виде отработки четверного флипа, и мне плевать, сколько раз твоя прекрасная пятая точка встретится со льдом.
— О нет! Тренер, пощадите, — наигранно молил я.
— Всё, ничего не знаю! Марш тренироваться, а не то вечером из милой свинки я сделаю неплохую отбивную. Сочную, мягкую, вкусную, — с похотью потянул он, облизывая губы.
— Окей, окей, я понял, только отпусти меня уже! — я пытался вырваться из его цепких рук, выходило не очень хорошо.
— Осторожнее, принцесса, — он расцепил объятья, схватил мою руку, приложился к ней губами, а после, притянув к себе, поцеловал в лоб.
Это был наш ритуал, каждый раз при встрече он так делал. Мне это нравилось. В этот момент я чувствовал, что особенный для него. Казалось, что все невзгоды — напускное. Было ощущение, что я по-настоящему нужен ему как воздух, который поступает из баллона космонавту, парящему в открытом космосе.
Мы вместе двинулись с катка, чтоб сделать растяжку, а уж после приняться за основную часть тренировки.
Не всё было гладко, я упал разу десятков раз, было больно, но никто не говорил, что победа легко даст мне взойти на пьедестал.
Я заметил, что Виктор сегодня находится не в этом здании и, наверное, не в этой Вселенной. Было мало упрёков, замечаний, советов. Вообще мало слов. С каких пор эта болтливая персона научилась сдерживать свой язык за зубами?
В Японии меня научили тому, что все разборки должны проходить либо до, либо после тренировок, поэтому я терпеливо ждал, пока смогу задать ему хотя бы один вопрос. Лёд не терпит ссор и ругани. Это сцена для спектакля, но не для спектакля жизни.
Я еще раз откатал новую программу, и Витя жестом показал, что пора закругляться. За окнами приятным тёплым светом горели фонари, наступил вечер.
Вы вышли из Дворца Спорта, медленно падал снег, люди бежали по домам, а мы стояли как вкопанные у входа, не решаясь начать разговор.
Снежинки падали на шарф и таяли от моего дыхания. Сегодня был удивительный снегопад, видно каждую ледяную красавицу, очерчивающую красивые пируэты в воздухе.
— Знаешь, меня тут поставили перед выбором, — внезапно начал он. — Якову не нравится, что я разрываюсь между моими амбициями и любовью к тебе. Это совершенно бессмысленное заявление! Я просто вне себя от этого! — он выглядел расстроенным. Или мне хотелось, чтобы он так выглядел. — Меня совершенно обескуражили его слова. Самое забавное, что…
— И что ты выбрал? — я не дал ему договорить. Он удивленно посмотрел на меня, а после отвернулся и долго молчал.
— Я ничего не выбирал. Сказал ему, что люблю тебя не меньше, чем фигурное катание. Как можно выбирать между такими вещами, объясни мне?!
Мне совершенно не хотелось ругаться или делать ему больно. Я хотел выяснить, будет ли он со мной, когда моя карьера закончится? Останется ли рядом, если я в конечном итоге всё-таки не займу первое место? Если я буду никому неизвестным Юри Кацуки? Меня волновало лишь это.
Не дождавшись моего ответа, он пошёл вперед к лестнице. Всё его тело говорило о том, что ему больно и страшно. А я стоял как дуб, просто потому что был уже ни в чем не уверен.
Он не первый раз вот так уходит. Пропадает на неделю, а потом возвращается. Что делаю я? Ничего.
Не лежу на кровати с пустотой в груди. Ничего. Не бью стаканы и кружки от ярости при каждой истерике. Ничего. Не жду, пока Юра, пришедший успокоить меня, уйдёт от входной двери. Абсолютно ни-че-го.
— Пока не узнаешь точный ответ, домой можешь не возвращаться, — я прибавил шаг, обогнал его и направился в сторону дома.
— Юри! Стой! Что ты такое говоришь? — он схватил меня за запястье.
— Мне надоело, что ты ничего и никогда не знаешь. Раздражают твои вечные загулы на неделю-две. Мне больно от того, что я ни в чем не уверен. Будь добр, отпусти меня, — глаза защипало, тело горело от обиды, я старался не смотреть на него.
— И тебя не волнует, что я трачу столько времени на тебя? Кто привёл тебя в форму и сделал серебряным призёром Гран-при? Кто помог тебе стать сильнее? М? Кто?! — он злился. Я не знаю, почему он так сильно злился.
— Я не просил тебя этого делать. Ты сам приехал в Японию! Ты начал эту кашу! С меня хватит. Иди! Гуляй! Я не держу! — я вырвал руку и быстрым шагом пошёл вперёд. Не было слышно шагов сзади. Он не звал меня.
А я всё шёл. На улицах было людно. Раздражали эти счастливые лица. Мне нужно одиночество.
Не заметил, как оказался дома. Не включал свет. Скинул с себя всю одежду и грузно свалился в кресло. Мысли как голодные вороны клевали моё сознание. Хотелось орать во всё горло.
Почему он не может быть честен со мной? Почему не скажет, что я просто игрушка? Это же так…
Я миллионы раз слышал с экранов телевизоров и из уст «коллег по работе», что я — обуза для Виктора. Что не даю ему развиваться, покорять новые вершины.
Я не приковывал его к себе! Он — вольная птица, пусть летит на все четыре стороны. Достали эти интриги, надоело быть козлом отпущения. Да они хоть раз видели, как он чувствует себя после тренировок? Видел его срывы и психи? Нет. А я видел и вытаскивал его из этого, мать его, дерьма.
Привёл меня в форму, ага, молодец. Просто я хотел стать особенным для того, кто с самого детства удивлял меня. Я старался ради него. А в итоге получил такое. Мог не браться за это дело. Раз я такая обуза.
Звонок в дверь. В глазок вижу родное лицо, прекрасные пепельные волосы и грустные глаза.
— Юри, прости, мне нужно время. Открой замок. Я войти не могу.
Я пошёл в комнату, схватил первую попавшуюся дорожную сумку, скидал туда свои вещи. Написал записку, только он её поймёт, только ему будет больно от этих слов.
Он продолжал трезвонить в дверь. Я обулся, накинул куртку и пошёл на выход. Замок щелкнул, дверь открылась.
— Да, ты прав, и мне нужно время. Прощай, — он был ошеломлён, но ничего не сказал и не сделал. — Возможно, это изначально было ошибкой. Я всё ещё люблю тебя, ты всё ещё мой кумир, — поцеловав его в лоб, двинулся прочь от этого места.
Я убегал от него, от его грустных глаз, от его ненависти и боли. Что плохого в том, что я хочу быть рядом с тем, кого люблю? Так делают только эгоисты? Это зло? Тогда увольте.
Я хочу, чтобы он всецело принадлежал мне. И плевать, кто и что об этом думает. Знаю, что он ещё вернётся за мной. А сейчас надо побыть порознь.
И пусть я буду сущим демоном, но желаю его всего без остатка.