Два лика жестокости

Расставание с семьёй и сопротивление воле отца дались Драко очень тяжело. Не менее болезненно на него подействовали несколько месяцев ареста, допросы в Аврорате и содержание в темнице. Вопреки ожиданиям, допросы не были столь ужасны, как их представлял Драко; ни пыток, ни избиений, ни насилия не случилось, обычный допрос под действием веритасерума. И Драко рассказал всё… Разумом он понимал, что каждым словом подписывает себе приговор, но остановиться, замолчать не мог. Удивительно, но даже следователи Аврората не сильно притесняли юного носителя метки, из-за опасений за жизни родителей готового пойти на убийство, а теперь разливающегося соловьем об этих намерениях. Да и благорасположения им добавило то, что на фоне матерых боевиков-Пожирателей Драко выглядел сущим ягненком, стоически переносящим все невзгоды, ни на что не жалующимся, не скандалившим и не отпирающимся от выявленных в ходе следствия фактов. В общем-то, идеальный подследственный. Одно только волновало Драко, и он периодически интересовался у следователей: — Как там мои родители? У отца сердце больное, ему нельзя ни волноваться, ни напрягаться…. А мама… мама совсем далека от всей этой политики, она ни в чем не виновата. Скажите, её отпустят? Большинство следователей фыркали, издевательски ухмылялись и обещали всех отпустить… Вот как только, так и сразу… сразу после суда, на котором ещё надо привести доказательства их невиновности. Правда, пара авроров негласно сочувствовали и глупому юнцу, попавшему в переплет за компанию с отцом, и блондинке, в голове которой гуляет ветер, бродят мысли о модных тряпках да о великосветских приемах, но которую угораздило выйти замуж за авантюрного аристократа. С этой стороны и получал Драко скудные новости о родителях: и что отец под веритисерумом наговорил на три пожизненных срока и один поцелуй дементора, и то, что мать действительно не имела никаких прегрешений перед Министерством Магии, и даже то, что за неё вступился сам Поттер, потребовав её освобождения. И, что самое важное, добился этого освобождения. Вот тут-то Драко и задумался обо всех этих печальных делах, переосмыслил поступки окружающих и красивые слова, маскирующие неблаговидные поступки. Он пересмотрел реальную цену союзников и противников, и ужаснулся: у большинства за громкими лозунгами о всеобщем благе и о чистоте крови пряталась мышиная возня в стремлении захапать как можно больше власти. Власти над умами молодых волшебников, власти в Министерстве, возможности диктовать свою волю и перекраивать по своему желанию законы. Самое печальное, что власть была нужна одним, а гибли за нее другие. Драко словно прозрел и увидел, что в войне погибал самый цвет магической нации, ведь сколько семей недосчиталось своих сыновей, сколько родов было истреблено под корень! А теперь и его род был на грани смерти. Сколько им осталось? День? Неделя? Месяц? А затем суд, гарантированный суровый приговор и смерть! Только теперь Драко понял, что никакая великая идея о чистоте крови не стоит ни одной слезинки его матери, никакое громкое заявление о всеобщем благе не имеет никакого значения на фоне гибели их рода, никакие слова не оправдывают беззаконий, творимых под популистскими лозунгами. Один седоусый аврор иногда подбадривал Драко, сообщая то о оправдании Нарциссы, то о том, что и его, возможно, выпустят с некоторыми ограничениями и наложением контрибуции. За мать Драко порадовался, облегченно вздохнул и принёс благодарственные молитвы магии. Но в своё скорое освобождение он не спешил верить — слишком это маловероятно. Но как же он обрадовался, когда добрый аврор разбудил его рано поутру ошеломительной новостью: их с отцом сегодня выпускают на свободу, взяв в оплату-контрибуцию «всего лишь» всё имущество рода, находящееся на территории Англии! Отец уже подписал все соглашения и принёс обет, что не вернётся, не станет вести борьбу, не будет требовать назад конфискованное. — Но как же так? — потрясённо произнёс Драко. — Это же Малфой-мэнор, источник магии, камень рода! Как он мог это всё отдать?! — Не спеши судить, парень. Подумай, а что ты бы отдал, чтобы спасти жизни отцу и матери? Драко задумчиво кивнул. Он был несказанно счастлив, что его злоключения скоро кончатся, что его семья воссоединится, что этот кошмар исчезнет из их жизни. И в то же время его разрывали противоречивые чувства досады и скорби о потере магического сосредоточения рода. Время в заключении тянулось неспешно, но этот день побил все рекорды — он казался бесконечным. С самого утра и до обеда, пока их с Люциусом не вызвали в кабинет к директору Азкабана, Драко успел сколько всего передумать, о стольком вспомнить, на многое решиться. Первое, что он сделал — расспросил Люциуса об условиях договора, об обетах, о состоянии рода. Ответы оказались неоднозначные — Малфой-мэнор закрылся, счета, фирмы и земли конфисковываются, род отсекается от источника магии. Это был крах аристократично-магического рода. Но в то же время все Малфои остались живы и на свободе, Люциус принёс обет только от своего имени. Оправдывая репутацию скользкого законника, он оставил лазейку в договоре, которая позволит в будущем его потомкам претендовать на то, что осталось от английских владений Малфоев. А осталось немало — сам мэнор, недоступный чужакам и оставшийся бесхозным, скрывшийся на три года источник магической силы рода. — Эх, сын, жаль, что я не увижу, как схлестнутся за наш источник эти все… эти беспринципные типы, в которых есть хоть капля магии, родственная Малфоям. Достойного выберет сама Магия, прикинув, кто самый близкий родич. Это сейчас, когда мы в опале, от нас все открещиваются, а через три года они начнут доказывать близкое родство. Тогда Драко и озвучил свои планы: — Отец, я для тебя оставлю воспоминания для думосбора. Я решил, что останусь в Англии и поборюсь за своё наследство — Мэнор и земли с источником. — Драко, это нереально. Через час у нас не будет гражданства Соединённого королевства, а через два часа нас отсекут от родной магии. А к вечеру вышлют на континент. — Папа, ты сам учил меня законам магического общества. Мы заучили Кодекс Мерлина практически наизусть. Даже если я сейчас не имею гражданских прав, мне никто не помешает подать заявку на получение подданства, отработав на благо магического общества несколько лет почти бесплатно. А так как я не имею никакого подданства, то попадаю под льготы, как беженец. Именно с той минуты, когда с меня снимут все обвинения, я попытаюсь добиться и гражданских прав, а позже и контроля над нашим родовым источником. Отец, мы ещё поборемся! — оптимистично воскликнул Драко. Но почти сломленный Азкабаном и допросами Люциус не оценил порывов сына, не желая рисковать едва спасшимся наследником. Они здорово поругались, Драко хлопнул дверью и вышел из приемной директора, где они ожидали нужных документов. А внешне невозмутимый, но внутри кипящий от злости, Люциус остался сидеть в кабинете и ждать освобождения… Горькие думы Люциуса прервал приход группы следователей Аврората и чиновников Министерства. Первые принесли старую палочку Малфоя и связку амулетов, которую изъяли при аресте под опись. Теперь они торжественно вручили эти крохи былого богатства ограбленному аристократу. — Получите, пересчитайте и распишитесь. Подтвердите, что мы вернули всё полностью! — издевательски оскалился молодой следователь, высыпая на стол горку разряженных и сломанных амулетов. — Изъяли двенадцать предметов и вернули ровно двенадцать. Надеюсь, претензий к нам нет? — Разумеется! — Люциус схватил свою родную палочку, без которой он так долго пребывал, чувствуя себя беспомощным, схватил и очень удивился, что авроры даже не насторожились — ещё бы, рядом преступник с палочкой, а они только насмешливо скалятся. — Что-то не так? — Нет, всё так, — опять злорадно переглянулись авроры, забирая расписки и собираясь покинуть благородное собрание. — Вот только ваша магия отныне… — Что с ней, с моей магией? — встрепенулся Люциус. — На палочку наложено заклятие, забирающее девять десятых сил мага для восполнения убытков от разрушений. Но не бойтесь, это ненадолго. Всего три года вы будете поражены в правах, не сможете в полную силу магичить. — Но зачем?! Я же уезжаю насовсем! Ладно, забирайте себе эту палочку, я на Континенте себе другую куплю… — Ну уж нет, — гнусно ухмыльнулся старший аврор. — Эта палочка завязана на вашу ауру уже больше тридцати лет, даже если вы её выбросите здесь, а колдовать будете новой, ничего не поменяется. Будете отдавать часть сил на восстановление разрушенного, чтобы неповадно было ещё раз лезть в наши дела. Люциус только беспомощно сжал челюсти, как мантру повторяя про себя: «Спокойно, только спокойно!.. Я всё выдержу, я перетерплю, я стану свободным… Я не сорвусь… Осталось только дождаться Нарциссу, схватить в охапку и аппарировать куда глаза глядят…»