***
Ванкувер, несколько недель спустя. Джаред прилетает ночью. Огромные снежины облепляют его плечи и голову, едва только он ступает на трап, а некоторые, совсем нахальные норовят забраться ещё и за шиворот пальто. Снежины тут порядком озверевшие и колючие, не то, что в родном Нью-Йорке... Джаред ёжится и ступает с борта в надежде поскорее покинуть аэропорт и оказаться в тёплом номере отеля — шестичасовой перелёт выдался для него слишком уж утомительным. Только одна мысль не даёт ему окончательно упасть духом — мысль о цели его визита сюда, к черту на рога, в Ванкувер, за три тысячи миль от дома. С ней Джареду становится намного теплее, он забывает о том, что ещё целых два часа ему предстоит тащиться сквозь коварную холодную ночь в гостиницу. Скоро он встретится с Дженсеном, и неважно, каким будет его следующий сюрприз: вопросом «кто ты?» или нерешительным «Здравствуй Джаред», или решительным... В любом случае он увидит его. Осталось лишь дождаться утра. И звонка от профессора. К вопросу о нём: за день до вылета Андерсен пообещал, что позвонит Джареду как только обнаружит маяк о его прибытии, но телефон по какой-то причине всё ещё молчит. «Забыл что ли?», успокаивает себя Падалеки, «или спит... Да, точно, он спит». Сам же Джаред уснуть не может. Как бы сильно не морила его усталость. Чужая страна, чужой город, холодные стены, холодная чужая постель, но горячий кофе. Джаред специально привёз его с собой из Штатов. Он неплохо умеет готовить кофе, а тот, в свою очередь, также неплохо умеет устранять беспорядок в голове и настраивать нервы на правильный лад. С самого прибытия у Джареда на душе кошки скребут, он бы и сам рад понять, из-за чего, но пока не может. «Давай же, соберись...», уговаривает он себя снова. Ещё и профессор на связь не выходит. Действительно, кого волнует, что на часах сейчас без четверти три? «Жуткая непунктуальность не свойственна людям подобного ранга», решает Падалеки, и начинает нервничать ещё сильнее. Как бы там ни было, в этот раз и кофе оказывается целиком бессилен. Джаред вертит в руках остывшую чашку и пытается отвлечь себя изучением карты города. Ничего не выходит, штрихи и пунктиры только сильнее запутывают уставший мозг, он бессильно откидывается на кровать и его мысли вновь возвращаются к Дженсену. Каких-то несколько часов осталось. Это ничто в сравнении с бесконечно тянущимися месяцами ожидания неизвестно чего, пока Дженсен находился в коме. Через некоторое время, сквозь пелену своих мечтаний Джаред начинает всё отчётливее распознавать звук шагов за дверью. «Половина четвёртого... Кому это там не спится?», — бубнит он себе под нос, медленно и нехотя поднимаясь. Робкий, но в то же время настойчивый стук в дверь обрывает любую надежду на то, что кто-то мог бы просто пройти мимо. «Вы ошиблись номером» — просебя ворчит Падалеки. Он действительно никого не ждёт этой ночью. Во всяком случае, в своём номере точно нет. — Доктор?! — ошарашенно спрашивает Джаред, пропуская вошедшего. — Простите, доктор Андерсен, вам не стоило, я ждал звонка... Андерсен, не обращая на Джареда ни малейшего внимания, величественно проплывает мимо и останавливается по середине комнаты. Затем, медленно развернувшись, говорит со свойственным ему металлом в голосе: — Не телефонный разговор, Джаред. — Вот сейчас впервые за всё время Андерсен называет Джареда по имени и это не кажется ему хорошим знаком. Совершенно. — Как полёт? — Слегка дрогнувший голос выдаёт таинственную нервозность, Падалеки пытается сделать вид, что не заметил и с натянутой улыбкой отвечает: — Порядок, спасибо. Доктор умолкает, его взгляд опять становится недоверчивым и таким же анализирующим как и в день их первой встречи. У Джареда в голове не укладывается, на кой чёрт потребовалось пересечь две трети города, ещё и в ненастную ночь, вместо того, чтобы просто перезвонить. Терпению Джареда вот-вот наступит конец: — Новость похоже очень важная, если вам пришлось всё бросить и приехать, верно, доктор? — Андерсен мысленно благодарит Джареда за то что тот не сомневается в важности его визита, однако напряжение в нём всё ещё искрит. — Это Дженсен, Джаред, — снова по имени, — я здесь из-за Дженсена. — Что с ним? Ему хуже? — Ему... нет, Джаред. Сожалею, несколько часов назад он умер. Комната на секунду становится белой, а затем бесцветной, как от тяжёлого удара по голове. Падалеки задыхается: — Что... — затем он рушится на угол кровати, но хотелось бы в бездну и желательно безвозвратно. — Нет... — беззвучно сипит Джаред и складывается почти пополам, когда тяжёлая профессорская ладонь грузно оседает на его плече. — Нет... Боль не торопится. Осознание тоже запаздывает. Вообще ничего не происходит. Пусто и глухо так, будто в бесконечно глубокой шахте. И давит. Настолько сильно, что даже заплакать невозможно. Элементарно вздохнуть — тяжело. — Нет, Боже... — горько выдыхает Джаред, скрывая руками лицо. — Мне очень жаль, мистер Падалеки, — профессор заботливым жестом проводит по плечу и отходит на несколько шагов. — Из-за чего... Что произошло? — дрожащим голосом спрашивает Джаред, но доктор не заставляет себя ждать: кладёт в его ладони свёрнутый листок бумаги и снова отступает. Ничего говорить не приходится. Джаред всё понимает ещё на стадии развёртывания — предсмертная записка. — Дженсен... — сердце из шахты взмывает к горлу и падает снова, когда Джаред начинает разбирать почерк. «никто не виноват если сможете, простите меня пожалуйста» Дж.Э.11.02.2008 Джаред всё всматривается и всматривается в скупые строчки, оставленные Дженсеном на прощание и не может простить себя за то, что опоздал к нему. В груди всё сжимается, будто на ней стоит десятитонная наковальня, боль не спеша подступает и Джаред с сожалением начинает ощущать себя вновь живым. — Сукин сын!!! — о стену сотнями осколков разлетается чашка, оставляя за собой тёмный кофейный шлейф и бурые потёки на стене. — Когда я смогу увидеть его? По выражению лица профессора можно было подумать, что он высчитывает супер-сложную функцию из математического анализа: — Сейчас здание кишит полицейскими. До утра они должны закончить, тем более что расследовать в общем-то нечего, всё и так ясно. Вернёмся в больницу утром. Вам следует немного отдохнуть. Вот, возьмите — это поможет малость расслабиться. — Андерсен, покопавшись в своём портфеле, достаёт пузырёк с сомнительного вида таблетками и протягивает Джареду. Тот проглатывает не задумываясь, после чего удосуживается посмотреть на баночку и понять, что же это он только что принял. Оказалось — буспирон. Раньше Падалеки об этом точно не слыхал. Не доводилось. — Как он умер? — наконец осмеливается спросить Джаред, ни о каком отдыхе не желая и слушать. Доктор Андерсен настоятельно рекомендует вернуть пузырёк обратно, после чего отвечает: — Передозировка. Дженсен отравил себя димедролом. Дежурный врач перед отбоем не обнаружил Дженсена в палате, но когда нашёл его..., было уже поздно. Оригинал записки был найден зажатым в руке, утром, вместе с таблетками и другими вещами его передадут на экспертизу. Поспите, мистер Падалеки. Вам необходимо. Хоть пару часов. — Вы ведь знали, с какой целью я лечу в Ванкувер, профессор. — Естественно. — А Дженсен? — Он ждал вас. — Но... — Мистер Падалеки, Дженсен был болен... — Вы что, пытаетесь оправдать самоубийство?! — Джаред вот-вот сорвётся, Андерсен изо всех сил старается не быть жёстким. — Я сейчас не об этом. Диагноз подтвердился, расслоение сознания оказалось настолько обширным, что мне порой не удавалось понять с кем в данный конкретный момент веду диалог. Но я всегда знал, когда именно я веду его с Дженсеном. Совершивший самоубийство человек не мог им являться. Дженсен был очень сильным. Мне искренне жаль. — Но подпись на записке? — Это и для меня загадка тоже. Чёртовы факты из уст профессора окончательно доводят Джареда, и то ли мощное успокоительное действует, то ли эмоциональное истощение, — силы постепенно оставляют его, погружая в тяжёлый и тревожный сон. Несколько раз за ночь Джаред просыпается. В холодном поту или с опухшими от слёз глазами — мысли разрывают изнутри: что заставило Дженсена свести счёты с жизнью? Что творилось в его голове, пока он писал чёртову записку? Больно ему было? Страшно?... Боже... Дженсен, как он мог позволить этому произойти? Невероятно абсурдным кажется само предположение о том, что в тот момент сознание Дженсена ему самому не принадлежало. Бога ради, пусть всё это останется ужаснейшим из всех кошмарных и страшных снов, которые когда-либо снились Джареду! Но нет — жестокая реальность только сильнее сдавливает сердце гигантскими тисками, заставляя Джареда задыхается от слёз, от гноящейся пустоты и темноты внутри себя, от боли и невозможности обернуть вспять ход событий.***
Ненавистное утро подкрадывается к Ванкуверу слишком скоро. Только Джареду удаётся сомкнуть глаза, проводив погружённый во тьму номер гостиницы, как уже через секунду тусклое солнце начинает лениво вскарабкиваться по стенам многоэтажек, бесполезно пытаясь согреть сонный город. Холодный свет издевательски щекочет Джареду веки, напоминая о том, что новый день (как бы тому не хотелось) уже наступил. — Я приготовил вам кофе, — доносится из угла комнаты. — Спасибо, — глухо бросает Джаред до неузнаваемости севшим голосом. Остаток утра он не разговаривает с профессором, несмотря на старательно выискиваемый подход с его стороны. Доктор всё понимает. Поэтому не слишком навязчив в своих стараниях.***
Майли Спрингс. Раннее утро. Широкий холл и серые безлюдные переходы остаются в прошлом. Больница заторможенно просыпается, в её стенах начинают постепенно усиливаться отзвуки голосов, слишком густой и настолько тягучей массой, что ничего невозможно разобрать. Джаред завидует. Больница не грустит. Ей не больно. Она по-прежнему продолжает жить своей обыденной монотонной жизнью, как берег мёртвого моря, встречая закаты, рассветы, прибой... Как будто не потеряла. Джаред завидует — он потерял. Навсегда. Слёзы наворачиваются в его глазах обратно пропорционально количеству шагов, оставшемуся до заветной роковой двери. А кода Андерсен открывает её, Падалеки и вовсе начинает чувствовать себя безнадёжно выжатым. Как если бы его совсем не осталось. Джаред, от волнения не чувствуя собственных ног, подходит к столу, на котором лежит накрытое тело Дженсена, становится у изголовья и отбрасывает простынь чуть ниже плечевого пояса. — О нет..., — задыхается Джаред, на секунду рассудок его помутился, — что же ты наделал..., — опускает голову, склоняясь над телом в беззвучном рыдании. — Джаред смотрит в мёртвое лицо Дженсена и не верит. Потемневшим глазницам, мёртвым, прозрачным как льдины губам. Это не может быть его Дженсен. Не сейчас. Только не тогда, когда ещё так много не сказано. И не открыто ему. Джареда затрясло, он падает на колени и плачет в голос, уткнувшись лицом в простынь. Андерсен подходит и опасливо берёт его за руку, успокаивая. Доктор делает это беззвучно, Падалеки не выдержит слов. Никакие слова утешения ему сейчас не помогут, наоборот — могут сделать только хуже. Джаред считает исключительно себя виновным в собственном горе. Его с Дженсеном разделило всего лишь несколько часов. Которые и оказались решающими. Через несколько минут Джаред окончательно выдыхается. Доктор помогает ему подняться и набросив простынь обратно, отводит подальше от стола с телом. — Не вините себя, мистер Падалеки. Вы не могли предвидеть. Никто не мог. — Лицо профессора вновь становится каменным и ничего не выражающим. Будто в его мозге срабатывает тайный переключатель. Джаред вновь завидует. Сам же он чувствует себя постаревшим лет на двести. — Скоро здесь будет мать. Вам больше можно не оставаться в больнице. Хотите, — мой шофёр подбросит вас в гостиницу? — Джаред судорожно кивает, или его всё ещё подёргивает, неясно, но в любом случае, здесь ему точно легче не станет. — Лучше в аэропорт. — Лучше отдохните, мистер Падалеки, — настоятельно рекомендует профессор, — улетите завтра. — Тогда спасибо за предложение, — буркнул Джаред, и ответ его так и не стал до конца понятен доктору. Когда оба они покинули здание больницы, Андерсен махнул рукой своему шофёру, призвав подвезти Джареда, куда бы тому не заблагорассудилось.***
Майли Спрингс. Морг. — Молодец, мой мальчик, прекрасная игра. Верю. — Андерсен склоняется над головой Джеснена так низко, что его губы практически касаются лба. — Пусть и все остальные поверят тоже. Нужно всего лишь немного потерпеть. Ты справишься.