– Nice hat.
– Nice maask.
Okay, let's spark it up! «Драма заставляет землю вращаться, смекаешь?» Он смекал, ОК, да?! Он, блядь, больше всех в этом дерьмовом мирке смекал, что так оно и было, а. Только драма не землю заставляла вращаться, а его тощую задницу. Воу, у него была тощая задница. Поглядите. Посмотрите. Тощая задница. «Хэй, Реджи, ты горячо любимый мною говнюк. Я говорил тебе об этом, разве нет?» Говнюк. Говн…ююОк…Оу Говно… Пуфф… «Пиздеть легко, Реджи. Так легко пиздеть в этом мире о своей исключительности, пока в говно не окунули!» Жри. Жри! Пока не захлебнёшься! «Ты не выглядишь измождённым, малыш. Неужели, мир ещё не поимел тебя?» Он имел его дважды, Младший. Двааж-дыыы. В рот и в… «Доступ ко всему, Реджи. Мир имеет тебя, а ты и не замечаешь…» Только это не мир имеет нас, Младший. Власть имущие членосажатели впервые имеют нас дважды в процессе, а после –миллион раз за жизнь. «Хватит этого философского дерьма, малыш. Мы часть системы. Система (вы)/рос-(ла)/тёт из/на/в нас» Он сломает систему. Дешёвые внутренности и пара отвёрток. «Её не сломать, Реджи, ту, что порождаешь! Татухи не скроют шрамов, что уже покрывают. Они тоже её часть. Боль за ширмой…» И её не видно! Пуфф… «Реджи, ты чувствуешь, а? Lie/ Hide/ Die/ Be Alive?» Ври – мри! Скрой – и ты живой! «Не видеть (=) не чувствовать, м? Забей на всё, Реджи. Take a hit…» – Пыхнём же, Младший! – рассмеявшись громко, до спазмов лёгких, после затягиваясь сильнее, дымом сквозь ноздри, пуская кольца, снова заливаясь смехом до слез в глазах, сгибаясь пополам и падая с дивана. – Забиваю на всё! Кому что не нравится, а? – лёжа на спине, крича сквозь маску, сложив на ней ладони треугольником, будто в рупор. Громче. Сильнее. Надрывнее. – FUCK THE SYSTEM! – проорав,вкинув вверх демонстрацию протеста в виде указательных пальцев. – Ебись оно всё колом, Младший! Пусть к хуям катится! Душан и его пиздяцкие советы! Думает, я не решусь, а? Подъёбки уёбка! Давясь смехом, на грани истерического – его фирменный упоротый ржач. – Думает я ссыкло, да? – с трудом принимая вертикальное положение. – Думает, унизил, уел меня? Хера с два оно так! Механическое рычание и хаотично меняющиеся символы на маске. – Я же взрослый, да? – пошатываясь, когда подходит к зеркалу. – Пришла пора взглянуть на мир своими глазами, – передразнивая. – Я же взрослый, блядь! Пусть мир смотрит на меня и видит мою говняшную рожу, мудацкий ты блядохрен! Пусть мир смотрит на меня и блюёт от этого вида! Пальцами на маску, сжимая. Последние секунды на раздумья. Только за парами травки или чего покрепче в этот раз, оно как-то совсем не думается. На рефлексах всё. Оттого и так сложно снять-отодрать эту маску. Часть лица. Часть Ренча. Уже сросся с ней. Каждый ёбанный раз, как глаза выдирает. «Давай же! Давай! Надень её, малыш, не позволяй миру тебя видеть!» – Да пошёл ты! Пошли вы все! Тебя имел! И тебя имел! И… Рычание. Боль в костяшках. Болью по коже. Глухой звук падения. Никогда не сможет бросить свою малышку… – Ну что за урод, а? И как в колодце-то не утопили при рождении только? Затыкается резко, подавившись очередным смешочком – горько-сраным, как его полупроёбанное существование. – Сука, – пальцами на глазницы. – Какая же ты сууук-ааа… Каждое слово без маски звучит непривычно. Его голос, не изменённый чейнджером такой уёбский. Уёбский голос из уёбской рожи. Раз. Два. Кто-то заибёт тебя. Три. Четыре. Открывай же ротик шире. Пять. Шесть. Что за жесть. Семь. Восемь. Кровь уже течёт из носа. Девять. Десять. Тщетно, мальчик, умолять. Всем кругом насрать! – Смотри, младший, какой стрёмный у тебя папка? – растягивая слова, скользя по лицу ладонями, оттягивая кожу. – Стрё-ёёё-мн-ыыы-й… – Кто-ооу? – размахивая руками, когда размашисто дошагивает на носочках до стойки с рядом початых бутылок, хватая две из них. – Кто проживает на дне океана? Grunge Wrench Scare Pants! Выливая в рот остатки из той, что зелёненькая. Пиво? Сидр? – Гранж Ренч – малыш весь в изъянах, – высунутым языком ловя горькие капли жёлтой параши, раскачиваясь при этом и пританцовывая. – Кто просирал всё всегда и везде? Кто получал от отца пиздюлей? Гранж Ренч Скэа Пэнтс! Гранж Ренч Скэа Пэнтс! Gruuuunge Wreеееnch SCARE PANTS! Бутылка в стену. Звон и стёкла. – Аха-ха-ха! Ха-ха! Смехом – хриплым, царапающим звуком сквозь лёгкие, дерущим горло, кислым во рту, вырвавшимся карканьем. – Хэй, доктор Стрэнджи, я не притронулся к утюгу в этот раз! – криво улыбаясь. – Мы можем считать это прогрессом? А после, заливаясь чем-то на грани истерики, когда падает на колени рядом с Младшим, прижимаясь лбом, пряча лицо в руках, обнимающих его робо-сына. – Вохоу, Младший! – развернувшись, оперевшись спиной о холодное тело. – Папке необходимы те оранжевенькие таблеточки, чтобы не сорваться и кому не навредить. Головка-то вава. Пытаясь взглядом выловить нужную банку в обилии техно-внутренностей. Подползая к складу коробко-ящиков, ныряя в них с головой, раскидывая мелочёвку. – Ууу, cerca trova, Младшенький! Cerca trova! Вытаскивая продолговатую баночку с десятками таблеток. Высыпая себе горсть на ладошку, закидываясь пилюлями. Как доктор прописал, прям. А, ноуп, немногим больше. – Вау… Анаглиф, чува-ак! Стереоэффект, сириосли? Когда я успел в двадешку вляпаться? Кааеффф… Взглядом по ладоням, в красно-синем мареве. Ковыляя к дивану, спотыкаясь на ровном месте. Шаг. Два. Плавая. – Лови волну, бро! Во-оуу. Покачиваясь, балансируя, будто на сёрфе. Скольжение. – Земляяяя! Твёрдая земляяя! Ликуя, падая на землю (диван), целуя долгожданную сушу (грязную шершавую обивку), раскинувшись на солнышке (LED-лампы, чувак, это эко-круто) и расплывшись в угорелой улыбке(slow mo), когда веки тяжелеют, и накрывает волнами сна.