***
Минхёк решил сегодня прийти как можно раньше, чтобы застать дома Хёнвона в одиночестве. Он надеялся поговорить с другом по душам и постараться убедить его в том, что всё хорошо. Что-то ему подсказывало, что нельзя всё так оставлять. Младший слишком слабый, чтобы справиться со всем одному. Небо за слоем облаков постепенно начинало розоветь, солнце уходило за горизонт. С каждым днём приближалась зима, поэтому становилось холоднее. Улицы, уставленные светло-серыми домами, невозможно сильно бесили. Звуки природы из динамиков нелепо пытались кое-как оживить обстановку, но из-за их неестественного звучания всё в целом становилось мрачнее. Подойдя к двери их дома, Минхёк решил остановиться и выдохнуть. Он боится, что может предстоять действительно тяжёлый разговор. Трудно даже вспомнить, когда в последний раз он так же настолько сильно волновался перед тем, как о чём-то поговорить с Хёнвоном. Парень постарался как можно тише открыть дверь, заглянул в щёлку и увидел привычно стройную спину друга в растянутом чёрно-синем свитере. Он сидел на кровати несколько скрючившись вниз, может, просто читает. Минхёк так же бесшумно вошёл внутрь и заметил, как тот что-то пишет. — Хёнвон? — Беловолосый сел рядом на кровать и попытался заглянуть в дневник, но его моментально спрятали под подушку. — Как дела? Что делаешь? — Ответа, как обычно, не было. — Послушай, раньше такого не было. Вспомни свой боевой настрой, когда Минджэ забрали. Ты ведь был готов каждому глотку порвать, лишь бы его вернули. Что же сейчас не так? — Хёнвон, опустив голову, смотрел под ноги. Его глаза быстро бегали с предмета на предмет, будто он хотел что-то сказать, но не мог. Рот немного приоткрывался, но из него не выходило ни единого слова. — Рано или поздно придётся выйти из себя. Ты же знаешь, что для меня ты самый дорогой человек на свете. И что бы не случилось, я всегда буду рядом. Пожалуйста, доверься нам. Расскажи о своих переживаниях, мыслях. Мне будет приятно, если ты всем этим поделишься. Если ты волнуешься о своём будущем, давай вместе найдём наилучшие для тебя варианты. Остальным тоже больно от твоего молчания. — Младший продолжал молчать. Входная дверь снова открылась и впустила только что вернувшихся с работ Кихёна и Чангюна. Парни подошли ближе к разворачивавшейся сцене. Минхёк повернулся к ним и взглядом будто сказал «нет».***
На следующий день после работы, когда остальные уже стали приходить домой, Кихён нашёл на столе записку «Вернусь к полуночи». Не сложно догадаться, что её написал Хёнвон. Почему он так внезапно решил выйти из дома? Может, пошёл в больницу? Он же так любит помогать нуждающимся в помощи, естественно, ему было трудно всю неделю не перевязывать чужие раны. Как только Минхёк переступил порог, Кихён сообщил о записке. Сначала эта информация звучала радостно, ведь её сочинитель так давно не выходил за пределы дома, вдруг он захотел развеяться и прогуляться? Но, когда стрелки часов подходили к одиннадцати ночи, младший не мог усидеть на месте: он ходил из угла в угол, кружил вокруг кровати Хёнвона, выходил на улицу. Спустя некоторое время этих метаний он вспомнил про дневник. Да, это очень плохо рыться в личных вещах, но в его голове всё стучала грёбаная мысль «Ты должен прочитать. Обязан прочитать.» Ребята ужинали за столом теми остатками, что пока оставались, а у Минхёка не было аппетита. Он несколько раз подходил к кровати лучшего друга. Но когда голова просто раскалывалась из-за надоедливо навязчивой мысли, он сдался и приподнял край подушки, за которым увидел дневник в чёрной обложке. Парень схватил книжку и стал наскоро листать. Мимо его глаз пролетали самые разные отрывки из записей Хёнвона. «Я насчитал ровно 16 свежих, седьмое правое ребро не перестаёт болеть»; «Если бы не ребята, я бы давно скончался от потери крови. Они — единственное, что заставляет меня каждый день открывать глаза»; «Сегодня прибавилось ещё 7, остальные синяки поменяли цвет на жёлтый»; «Минхёк увидел их»; «Мне кажется, он скоро всё поймёт и расскажет остальным»; «Единственный, кого мне сейчас жаль, это Минхёк. Он дорог мне. Если он разочаруется во мне, моё состояние ухудшится»; «Моя ненависть к себе постоянно растёт». Последняя запись датировалась неделю с половиной назад. Неужели ему показалось тогда? Но, промотав до конца, Минхёк заметил ещё одну запись со вчерашней датой. «Я долго думал насчёт этого. Я поставил условие: если не смогу обо всём рассказать, я сделаю это. После этого им станет лучше. Я виновник всех проблем. Может, без меня даже отцу легче. Я не могу жить с этой невыносимой ношей. С каждым днём мне становится тяжелее. Я люблю ребят, они — моя семья, а я — урод среди них. Почему они должны жертвовать собственными жизнями, когда всё, что я могу для них сделать… это… убраться? Если я умру, они будут вне опасности. Я всё приготовил. Если они и догадаются, где я, к тому времени меня не будет в живых.» Ну конечно. Хёнвон всегда чувствовал себя виноватым за то, что он «из другой среды», что он не отбывает на работе в поте лица, не портит своё здоровье, дыша ядовитыми парами, чтобы домой принести хотя бы кусочек хлеба. Иногда он говорил об этом с Минхёком, но с этим ничего не сделаешь. Младший бросил обратно дневник, сорвался с места, обыскал каждый угол в доме, но так и не нашёл его. Больница. Он должен быть там. Парень выбежал из дома и направился в предположительное место, где может быть его лучший друг. Двери там почти всегда открыты, потому что пациенты поступают двадцать четыре часа в семь дней за неделю. Коридоры пусты, но слабый свет всё же горит. Где он? Минхёк проверил служебное место — пусто, склад — пусто, туалеты — тоже пусто. Что он вообще мог с собой сделать? Вряд ли бы у него хватило смелости повеситься, вены резать тоже. Наглотаться таблеток? Тоже не может быть, он бы вспомнил отца и побои. Хорошо, что можно вообще вспомнить о Хёнвоне? Он любит животных, потому что они не могут предать. А ещё он похож на черепашку, к тому же любит плавать. Вода! Точно. Где-то в больнице есть ванная для пациентов. Минхёку пришлось бежать в другой конец здания, чтобы найти заветную комнату. Наконец, она перед ним, за дверью — он. Парень резко открыл дверь, за ширмой, в абсолютно белой комнате, не считая завядших растений, обставленных по углам, была ванная, в ней, наполненной водой, Хёнвон. Всё тело стало неестественно бледным и припухлым. Минхёк подошёл к другу, потрогал запястье, находившееся в воде. Пульса нет. — Хёнвон… — В отчаянии упал на колени беловолосый, по щекам которого текли слёзы, а глаза краснели. — Зачем… ты это сделал? Мы столько лет дружили… Ты мне заменял семью. Ты был тем, кто помогал мне своим золотым сердечком. Если бы не ты, я бы давно умер. Ты мой свет, — После очередного всхлипа он поднял голову, посмотрел на бледное лицо Хёновна и продолжил лепетать, — Я давно заметил то, что я к тебе испытываю, это не просто чувство сплочённости или братства. Нет. Несмотря на все трудности, которые мне приходилось переживать, я знал, когда я увижу твоё изящное лицо с большими щёчками, жизнь станет легче. А твоя улыбка словно лекарство, что помогает твоим пациентам переставать страдать от боли. Хёнвон, я… — Минхёк взял чужую ладонь в свою и сжал крепко. — Я люблю тебя. Я хотел бы тебе сказать это в более… романтичной, что ли, обстановке… Но… как саркастично, я не успел. Всё говорил себе «потом», а «потом» наступило, ну и что это? Смешно, да?.. — Тот пошарил в кармане шорт и достал небольшой флакон с сине-фиолетовым содержимым. Здесь достаточно, чтобы умереть от передозировки. Ему ведь будет проще, если уйдёт из жизни вместе с любимым? Минхёк вылил в воду отвар, прямо в одежде переступил борт ванны и погрузился в холодную воду. Бледная рука Хёнвона сжала руку второго утопленника.***
Дома храп стоял невыносимый — спали все, за исключением Кихёна. Он который час переворачивался с бока на бок и думал о том, куда делся Минхёк. Была глубокая ночь, даже Хёнвон не вернулся. Не значит ли это, что они вместе? Но почему так долго? Тем более, никому нельзя находиться за пределами дома после двенадцати часов. А что, если с ними произошло что-то плохое? Вдруг их заметили? Шатен пытался как можно быстрее вспомнить, в каком состоянии они были, что делали, когда видел каждого из них в последний раз. Хёнвона он видел утром, остальные уходили из дома, он ещё спал, потом записка. Следовательно, он мог уйти хоть на целый день. Минхёк же ушёл во время ужина. Он ходил по всему дому, будто искал что-то. Чаще всего подходил к кровати Хёнвона. Кихён постарался беззвучно стянуть с себя одеяло и на цыпочках подойти к чужой кровати. На подушке лежит дневник. Парень пролистал до конца, нашёл последнюю запись. Всё встало на свои места. Если они до сих пор не вернулись, то… Кихён стал в темноте искать одежду, кое-как надел её и побежал из дома. Как же он раньше не мог догадаться, ведь каждая секунда на счету. Сейчас бы не попасться солдатам, иначе за этот день из жизни уйдёт не менее трёх человек. Нельзя и медлить. На улице хоть глаз выколи, всё равно ничего не изменится. С неба падали большие хлопья — зима началась. Кихён бежал по памяти. Неожиданно его лодыжку пронизывает резкая боль. Он оступился и потянул конечность, когда неудачно наступил на ступеньку лестницы. Пришлось бежать, превозмогая боль. До нужного места оставалось немного, шатен, что есть сил, бежал к ванной. Мысль о том, что он сейчас увидит трупы двух своих друзей, не переставала покидать голову и только подгоняли к цели. Открыв дверь, Кихён зашёл за ширму, и, действительно, в ванне были видны две макушки. — Идиоты, блять. Надо же так, — Он старался мыслить рационально: надо спустить воду, затем вытащить парней, откачать их, сделать искусственное дыхание и массаж сердца… — Голубки влюблённые, даже умереть хотят вместе, аж тошно.***
Спустя некоторое время
Хорошо, что Кихён не пренебрёг в своё время книгой по спасению людей в экстренной ситуации. Оба суицидника живы. После того, как они вдохнули воздух, всем троим пришлось скрываться в больнице до рассвета, когда можно было выходить на улицу. И всё то время, что они провели вместе, прошло в полной тишине. Все думали, что ментальное состояние Хёнвона ухудшится, однако, парень стал есть самостоятельно безо всяких уговариваний, более того, о боже, он стал разговаривать. Минхёк дома более не отходил от него ни на шаг. Теперь они были под пристальным надзором ребят. Кихён решил пока никому не рассказывать о своих догадках насчёт их отношений. Когда Хёнвон очнулся, старший сказал ему, что Минхёку просто стало очень плохо от увиденного, и он упал в обморок. Остальные друзья были в настоящем шоке — они с трудом осознавали, что Хёнвону было настолько плохо из-за давления, что он решился на такой поступок.***
Хёну попросил Чжухона зайти в дом дедушки и убраться, потому что самому было бы слишком больно от воспоминаний. Там давно никто не убирался, поэтому всё внутри было покрыто заметным глазу слоем пыли. Не считая некоторого ощущения заброшенности, все предметы стояли на своих местах, что говорило об организованности хозяина. Мебель уютно украшала дом; выцветшие картины, старые вазы, красивые статуэтки, собранные задолго до начала войны, заполняли пустые места и, таким образом, помогали прекрасно дополнять обстановку. Все комнаты были в коричневых, тёмно-зелёных и белых тонах. Но особый интерес у Чжухона пробуждала лишь одна из них — кабинет. Раньше туда никому нельзя было заходить, кроме, естественно, дедушки Хёну. Здесь была богатая библиотека из книг о различных видах растений и их свойствах, в шкафу без дверок стояли подписанные стеклянные баночки с тёртыми растениями, плотные шторы на окнах. На столе из тёмного дерева стояла большая лампа, пара органайзеров, стопка из книг об отварах и старая фотография Сон Докёна в молодости вместе с маленьким отцом Хёну. Сказать, что Чжухон мечтал остаться здесь жить, — ничего не сказать. Эта комната выглядела как рай наяву. Однако он должен был продолжать уборку. Пипидастр навестил каждую книгу, баночку, ручку. Кажется, фармацевт в жизни никогда так тщательно не убирался. Всё-таки он питал искреннее уважение к другу своего отца. Когда же дело дошло до стола, Чжухон приступил к ящикам, но один из них не открывался — на замке, очевидно. Скорее всего, там находится то, чего не стоит брать. Но интерес парня от этого только сильнее подогревался, поэтому даже отсутствие ключа не остановило его, и, разогнув скрепку и немного покрутив ею в щёлке, ящик открылся. Сверху лежала кипа бумаг со счетами, а под ними книга, на которой огромными буквами написано вручную «SALVIA», латинское название шалфея. К сожалению, книга была так же на замочке, который скрепкой уже не откроешь. Было бы глупо оставлять книгу, когда она находилась под такой защитой в виде двух замков. Там точно находится что-то невероятно секретное, что никому нельзя знать. Чжухон решил пока оставить её и продолжить уборку, чтобы вернуться к поискам ключа с чистой совестью. Примерно через сорок минут оставалось прочистить только ковёр, располагавшийся по всей комнате. Его низкий ворс значительно облегчал работу, и вскоре оставалось непрочищенное место только под столом. Двигать саму мебель было очень трудно — из-за книг, бумаг и прочих вещей она была невыносимо тяжёлой, поэтому Чжухон решил её не трогать. — Айщ! — Вскрикнул парень, ударившись головой о ребро стола. Он присел на пол и приложил руку к ушибленному месту. Просидев так некоторое время, когда боль стала постепенно ослабевать, фармацевт уже собирался подниматься, как, подняв голову, он заметил под столом магнит, на котором держался маленький ключ. Не было сомнений — он от той самой книги. Чжухон рукой достал с наружной стороны стола нужный ему предмет, и, как он предполагал, ключ подошёл идеально.***
В выходной день на этот раз друзья проводили время внутри дома, потому что на улице из-за неприятно холодного снега невозможно было находиться в течение длительного времени. Хёнвон помогал Кихёну готовить обед из какого-то месива, называвшимся «мясом», зелени и грибов, Чангюн читал довольно-таки толстую книгу «Обычное существование», которую когда-то подарил умерший фармацевт, Минхёк, Хосок и Хёну заделывали трещины в стенах, которых стало заметно больше. Бытовой шум определённо каждому доставлял удовольствие — уж лучше слушать глупые шутки друзей и шум от огня и строительного инвентаря, чем быть в полной тишине. Внезапно для всех эту идиллию нарушил запыхавшийся Чжухон, наконец-то вернувшийся домой после уборки. В его светло-шатеновом гнезде застряли комья из пушистых снежинок, на лёгкой толстовке также прилично колких кристалликов. — Хёну… — еле отдышавшись произнёс он, — Нам нужно выйти, — Старший послушно положил на место инструменты, набросил куртку и вышел следом за другом. Чжухон стоял сбоку от их дома, в его руках была та самая книга, что он нашёл в кабинете. Заметив Хёну, поманил того и повёл на задний двор. — Послушай, твой дедушка точно никогда тебе не рассказывал о том, какие же конкретно исследования он вёл? — Нет, — Второй неуверенно ответил, стараясь припомнить что-нибудь. — Я искренне извиняюсь за то, что мне захотелось порыться в чужих вещах, но это то, что может нам помочь, — Младший протянул книгу, на лицевой стороне которой написано «SALVIA», в прочном переплёте и с замочком сбоку. — Прочитай её как-нибудь. Если ты мне доверишься, я попробую это сделать.