***
Пиквери едва взмахивает рукой и ключ в дверном замке поворачивается, отрезая вход в ее кабинет из коридора. Она позволяет себе легкую и теплую улыбку. — Выпьешь чего-нибудь? Мне прислали бутылку чудесного эльфийского вина, — предлагает она, но Персиваль отрицательно качает головой, присаживаясь на ближайший к ней стул. — Нет, благодарю, Серафина. С удовольствием пропустил бы с тобой по стаканчику, но как-нибудь в другой раз, — мягко отказывается он, чем вызывает еще одну дружескую улыбку от сидящей напротив женщины. — Я хочу попросить тебя кое о чем. — Я слушаю тебя, Персиваль. Пиквери откидывается на спинку своего кресла и чуть склоняет голову набок, разглядывая Персиваля. И это выходит ровно также, как бывало и пару месяцев назад. Тогда ему иногда на стол перед самым перерывом (или в те редкие дни, когда удавалось выбить свободное время) грациозно приземлялся самолетик-записка с бордовой линией по краям. И Персиваль с серьезным, непроницаемым лицом целеустремленно шел по коридору Конгресса, и никто не решался останавливать его, потому что все считали, что Госпожа Президент вызвала его на очередное внештатное совещание. Но никто не знал, что «Госпожа Президент», как только за министром закрывалась дверь, превращалась в Серафину. Серафину, которая позволяла себе улыбки, бокал вина под действием непьянеющего заклинания и парочку засахаренных крыльев бабочек из красивой расписной банки со сладостями, которую ей подарил сам Персиваль. И, самое главное, там, за дверьми, оставшись один на один с Грейвсом, она была ему хорошим приятелем. Еще одни крохи таких ценных повторяющихся вещей, которые поддерживали Персиваля, когда он вернулся. Только с одним лишь отличием, что теперь он сам не спешит к ней в кабинет, а она и не просит — у них обоих дела. У них обоих то, что тяготит их, то, что они не могут или не хотят говорить друг другу. И это висит в воздухе каждый раз, когда они остаются вдвоем дольше положенного. Это оседает им на плечи тяжким грузом ощущения пустоты и тревоги, когда они внезапно оба замолкают, пройдясь по всем пунктам стандартных вопросов-ответов, и раз за разом осознают, что не могут подобрать подходящих тем для разговоров. Таких, чтобы у кого-то из присутствующих это не отдавалось внутри неприятным чувством. Серафина беспокоится за Персиваля, но понимает, что тот упрямо не хочет этого. Ему не хочется чувствовать себя уязвленным, не хочется ловить эти взгляды исподтишка в коридорах от работников Департамента и своих подчиненных. Не хочется видеть себя пострадавшим. Тем более, ему не хочется, чтобы она видела его таким. — Это касается Криденса Бэрбоуна, мальчика-обскура. Он сейчас у Сьюзан Томпсон, — начинает Персиваль под одобрительный кивок Серафины и продолжает. — Я хочу забрать его к себе на попечение. Возможно, он сможет сказать нам больше, если я налажу с ним общение. Улыбка скользит по губам Пиквери. Она хорошо знает его, по крайней мере, ей кажется так, и ей не составляет труда понять, что дело здесь, кажется, не только в помощи Департаменту. Ей приходит в голову щекотливая мысль про возвращение долгов мальчику, но она не решается ее озвучить. В любое другое время она бы сделала это, но не теперь. — Дело не только в работе, верно? — вместо этого интересуется она. — Ты права. Дело не только в ней, — Грейвс согласно кивает, прижимая свои ладони к поверхности стола, и подается вперед. Женщина мягко и покровительственно улыбается, а у уголков ее глаз расходятся веселые морщинки-лучики. И Персивалю кажется, что она видит его насквозь. Видит испуганного мальчика в его воспоминаниях, слышит его слова и ощущает жжение с левой стороны груди. Видит руки Грейвса, оглаживающие горячую щеку с раздраженной от слез кожей. Чувствует то, что чувствует сам мужчина, когда закрывает глаза. И также тонет-тонет-тонет в этом. — Почему тебе хочется этого? Я чего-то не знаю, Персиваль? — задает она вопрос и мужчина неопределенно усмехается. — Все в рамках разумного, Серафина. Я… мне хочется разобраться во многом, а он может дать мне ответы, — Грейвс называет лишь одну из причин этого. Он доверяет Серафине, но сейчас это слишком личное и слишком интимное даже для него. Так что он молчит про свою надпись, озвученную Криденсом во время их встречи, и надеется, что женщина не станет пытаться докапываться до истинных причин. И, кажется, Пиквери понимает, что это далеко не все, что руководит мужчиной в этом решении. Но больше не задет вопросов, и Грейвс как никогда благодарен ей. — Хорошо, — соглашается она через небольшую паузу. — Я предупрежу Сьюзан и выпишу тебе разрешение. — Ты просто не представляешь, Серафина, как я тебе благодарен. Персиваль улыбается и поднимается из-за стола. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — Пиквери с усмешкой смотрит на Грейвса, вновь кивая. С тех пор, как он вернулся, Серафина впервые видела его таким.***
Грейвс находит Порпентину в коридоре их отдела, читающей что-то в своем блокноте. Вокруг никого и ему это только на руку, потому что дело важное лично для него, и Грейвсу не особо хочется делиться этим с кем-то из посторонних. Пусть и работников собственного отдела. — Мисс Голдштейн, — окликает он ее и Тина тут же ожидаемо вздрагивает от неожиданности или еще чего, и поворачивается к Персивалю. — Мистер Грейвс, — произносит она и с почтением кивает, растерянно глядя на него. Почти год назад он был вынужден разжаловать ее из-за нарушения важного закона, как бы он хорошо не относился к своей подопечной. Голдштейн обладала поразительной настойчивостью и большим сердцем, а еще отдавалась работе с головой. И Персиваль был уверен, что, если девушка не прогорит, то добьется потрясающих результатов в своей карьере. Он действительно порадовался за Тину, когда узнал, что Серафина вернула ее в должность мракоборца. — Могу ли я попросить вас об одном одолжении? Это не по работе, не приказ, так что вы вполне спокойно можете отказаться от этого, мисс Голдштейн, — произносит он. Тина выглядит взволнованной, внимательно глядя на него, словно боясь пропустить хотя бы одно слово, адресованное в ее сторону. Грейвс мог бы воспользоваться запиской-самолетиком, но ему не хотелось придавать этому официальность. — Мне нужна ваша помощь с Криденсом Бэрбоуном. На лице Тины проскальзывает тень обеспокоенности, и девушка хмурится, быстро спрашивая: — С ним что-то случилось? Я не видела его уже пару недель, с тех пор, как его отправили в семью магов. — Нет, с ним… все нормально, — качает головой Грейвс и Голдштейн с облегчением выдыхает. — Дело в том, что я его новый опекун, — Тина вновь удивленно вскидывает брови, потому что такого она, кажется, не ожидала, но мужчина не обращает на это внимание, — и мне нужна ваша помощь. Он относится ко мне с недоверием из-за того, что Грин-де-Вальд использовал мое обличье для общения с ним. А вот к вам, Тина, он относится хорошо и вполне доверяет. Я хочу предложить вам пойти сегодня со мной, чтобы он чувствовал себя более-менее комфортно, когда я заберу его домой. Если, конечно, вы захотите помочь. Если нет — это не приказ, я повторюсь. Он внимательно смотрит на нее, а Тина тут же согласно кивает. — Мистер Грейвс, я с радостью помогу вам! У нее куча вопросов по поводу того, что Персиваль решил внезапно стать опекуном Криденса, но она всеми силами пытается подавить их и не задавать. Потому что Грейвс все еще выглядит серьезным и, скорее всего, не особо обрадуется этому. А ей действительно хочется помочь мальчику. — Я очень благодарен вам, — Грейвс позволяет себе легкую небрежную улыбку. — Я зайду за вами в конце рабочего дня. *** Вечером они аппарируют на то же самое место, куда вчера перенесся Персиваль: в паре метров от калитки, как и требовали правила приличия, не позволяющие появляться сразу в доме или на участке. Они же не хотели показаться Сьюзен грубыми. Хозяйка дома встречает их у дверей, едва только они ступают на крыльцо, и приветливо улыбается и любезничает. Все в точности также, как и вчера, разве что Криденс в этот раз не сбегает, а ждет их в гостиной. И это не может не радовать Грейвса. Персиваль останавливается в самых дверях гостиной, пока Тину забалтывает Сьюзан, и смотрит на Криденса. Тот выглядит спокойным. По крайней мере, не таким испуганным, как вчера. Смирно сидит, словно в ожидании чего-то, и исподлобья таращится на мужчину. Его напряженные пальцы чуть подрагивают и он нервно сглатывает, когда Персиваль делает шаг к нему. — Здравствуй, Криденс, — произносит мужчина и тепло улыбается. Бэрбоун поджимает губы, но на приветствие все-таки отвечает. — Здравствуйте… мистер Грейвс. Это звучит как-то обреченно и Грейвс хмурится, оглядывая подростка. — Я пришел, чтобы забрать тебя домой, — голос его успокаивающий, чтобы вновь ненароком как-то не задеть Бэрбоуна. — А еще я привел твоего друга. Подумал, что вам было бы хорошо вновь увидеться. Позади слышатся шаги и в комнату заходит Голдштейн, тут же обрадованно глядя на немного шокированного ее появлением Криденса. — Криденс, привет! Я так рада тебя видеть, как ты? — Тина дружелюбно улыбается, присаживаясь рядом с Бэрбоуном на диван. Криденс улыбается ей. Осторожно, но искренне, и смотрит на нее с невысказанной благодарностью. — Я дала ему вчера перед сном и сегодня утром разбавленный успокаивающий бальзам, — шепчет Сьюзан, склоняясь к Персивалю, когда заходит в гостиную и останавливается рядом с мужчиной. — Он нервничал после вашего ухода, так что я не могла даже на него смотреть. Бедный мальчик. Действие не такое сильное, но его хотя бы не трясет. Да и выглядит он спокойнее. Видите — даже не сбежал. Мы с мужем поговорили с ним насчет того, что он переезжает. Сейчас он не особо противничает этому, так что все в порядке. — Спасибо, — тихо отзывается Грейвс и хозяйка, ободряюще улыбнувшись, выходит из гостиной, оставляя этих троих. Голдштейн разговаривает с Криденсом. Рассказывает, о чем-то спрашивает, и холодная зажатая глыба-Бэрбоун понемногу оттаивает. Чуть улыбается Тине, отвечает на ее вопросы. Даже сдавленно смеется пару раз. Персиваль терпеливо стоит неподалеку, давая Тине время, видя, что рядом с ней мальчик действительно чувствует себя уверенней. Грейвс даже кажется несколько равнодушным и спокойным. Но, стоит ему внезапно перехватить на себе взгляд Криденса, как внутри вновь что-то предательски екает и сжимается. — Нам пора, — произносит он через некоторое время и Тина с готовностью поднимается, подходя к Грейвсу, и парень идет следом за ней. Но останавливается в нескольких шагах от мужчины. Персивалю не нужно применять легилименс, чтобы понять, что творится сейчас в голове у Бэрбоуна. Недоверие ясно читается в каждом его движении, но он смотрит на абсолютно спокойную Голдштейн, стоящую рядом с Грейвсом, и внутри него наверняка очередная борьба. — Возьми меня за руку, Криденс, и крепко держись. И не отпускай, пока я не скажу. Хорошо? — Персиваль протягивает руки в сторону Тины и Криденса, и тот все медлит, нерешительно глядя на раскрытую ладонь. — Это называется «аппарировать». Мы перенесемся из одного места в другое в одну секунду. — Все хорошо, это совсем не страшно, — Голдштейн, видя сомнения парня, первая берется за руку Персиваля и улыбается. — Просто возьмись и закрой глаза. Бэрбоун нервно сглатывает. Он знает, что значит «аппарировать» — уже переносился с мистером Грейвсом так пару раз. Точнее… с Грин-де-Вальдом в его образе. Он смотрит на спокойную Тину, ласково улыбающуюся ему, смотрит, как она держит Персиваля за руку. И все-таки делает шаг, протягивая руку, и осторожно, словно боясь обжечься, вкладывает свою ладонь в ладонь Грейвса. У него та же теплая уверенная рука с шероховатой кожей, некогда вселяющая надежду и успокаивающая. Она поглаживала Криденса по голове или покровительственно опускалась на его плечо. Бэрбоун помнит эти прикосновения: они четко отпечатались в его памяти, поддерживая в самые трудные дни, спасая от холода и боли, которой щедро одаривала его мать. И это прекрасно работало, да, пока парень не понял, что его используют. Тогда некогда такие желанные прикосновения отозвались вмиг душащей горло болью, а всего Бэрбоуна охватила обида и злость, расщепляющая его тело на густой черный туман, который он впервые, наверное, не хотел сдерживать в себе. И сейчас, держась за руку мистера Грейвса, Криденс отчаянно не мог разобрать, что за чувства его переполняют в данный момент. Персиваль крепче сжимает ладонь парня в своей, чтобы тот внезапно не отпустил его в самый неподходящий для этого момент. Даже порывается притянуть его к своему телу, чтобы уж точно быть спокойным, но сдерживается. И представляет свою гостиную. Тело привычно сжимает иллюзорной волной, и в следующие же секунды простенькая комната в доме миссис Томпсон сменяется гостиной Персиваля. Тина первая отстраняется, отходя на шаг и держа дистанцию, которая полагалась неписанными правилами отношений босс-подчиненный. Криденс, такой растерянный и не привыкший к подобным перемещениям, вцепившийся в последний момент перед аппарированием в рукав Персиваля, еще пару секунд жмурится, опасливо втягивая голову в плечи. — Все в порядке, Криденс, — говорит мужчина, и с сожалением смотрит на выскользнувшую из его ладони руку Бэрбоуна. Он показывает Криденсу дом в сопровождении Тины, потому что рядом с ней он кажется не таким перепуганным. Хоть и продолжает понуро следовать от одной комнаты к другой. И от ужина Бэрбоун ожидаемо отказывается. Тина уходит где-то через полчаса, потому что Квинни наверняка уже волнуется, и, попрощавшись, аппарирует из гостиной. Персиваль успевает ее поблагодарить, а потом отводит Криденса в его новую комнату. Ему хочется сказать «Добро пожаловать в твой новый дом, Криденс» и тут же поправить самого себя на «наш дом». Тепло улыбнуться, зарываясь пальцами в густую нелепую шапку черных волос Криденса, и тут же растрепать их. — Добро пожаловать, Криденс. Тебе не стоит ничего опасаться здесь. Тина будет навещать тебя, а я постараюсь сделать все, чтобы ты чувствовал себя комфортно, — вместо этого говорит Грейвс, чтобы успокоить. Чтобы как-то однажды приручить этого маленького запуганного зверька Бэрбоуна. Ему до странного внезапно хочется, чтобы Криденс искренне улыбнулся. Чтобы он обнял его, утыкаясь холодным носом в изгиб шеи. Криденс разглядывает уютную комнату, желая сейчас лишь остаться наедине с самим собой, но все-таки отзывается тихо и сипло: — Спасибо. И это только потому, что мать твердила, что он всегда должен говорить «спасибо», когда для него что-то делают. Потому что мать говорила, что он неблагодарная паршивая свинья. Потому что мать хорошенько избила его, когда он забыл поблагодарить, вылезая из-за стола. И Бэрбоуну кажется, что если он промолчит и в этот раз, то в комнату вновь войдет Мэри Лу и потребует своим леденящим, до ужаса спокойным голосом, чтобы Криденс снял свой ремень. Потому что он опять провинился. Мать мертва вот уже почти месяц, но все равно остается одним из страшных кошмаров Бэрбоуна. Он смотрит на Грейвса не поворачивая головы, просто скашивая взгляд, и искренне не понимает, зачем он нужен ему. Почему Персиваль говорит, что хочет помочь. В прошлый раз ему тоже обещали помочь, но это обернулось лишь сплошной пеленой боли, добротной порцией страданий — душевных и телесных. И Криденсу не хочется, чтобы это повторилось еще раз. Грейвс понимает, что сейчас лучше дать Бэрбоуну побыть одному и освоиться в комнате. Собраться с мыслями. Отдохнуть. — Располагайся здесь, это полностью твоя комната. Если тебе что-то понадобится — просто скажи это вслух. Если что — зови меня, я буду у себя в спальне, — Грейвс чуть улыбается. А потом все-таки позволяет себе коснуться Бэрбоуна. Осторожно, боясь спугнуть, он просто легонько сжимает его плечо в одобряющем жесте. И парень не отшатывается, лишь смотрит на Персиваля, все ища какой-то подвох. — Спокойной ночи, Криденс, — говорит мужчина, прежде чем уйти.