«На обратной стороне луны ты живешь, и я тебя почти не вижу.»
Зимы в Петербурге были поистине великолепны. Это единственное время года, когда обычно ответственному Юри приходилось сдерживать себя от нежелательных прогулов учебы и подработки. Атмосфера приближающегося праздника разливалась приятной теплотой внутри, а томительное ожидание будоражило кровь. Даже хмурые петербуржцы удивительно преобразовывались именно в этот период времени: широко улыбаясь друг другу, они штурмовали уютные магазинчики новогодних сувениров, перекладывая тяжелые сумки из одной руки в другую. А про тех, кому уже посчастливилось отыскать своего соулмейта, хотелось слагать стихи даже в том случае, если от поэзии ты был настолько далеко, насколько это можно представить. Юри живет в мире, где каждый человек носит тень своего соулмейта. На первый взгляд может показаться странным, когда хрупкая девушка отбрасывает тень, от одного взгляда на которую становится страшно, особенно если эта тень имеет вид массивного двухметрового громилы. Или тот же громила уверенно шагает по залитому солнцем тротуару, а за ним неизменно следует тень невысокой миниатюрной девушки. Однако в обществе давно заведены свои порядки по этому поводу. Оскорбление тени сродни оскорблению соулмейта владельца этой самой тени. Науке известен случай, когда восьмидесятилетняя женщина носила тень маленького мальчика. После этого контраст громилы с хрупкой девушкой кажется поистине невинным и совершенно не удивительным. Юри отбрасывал тень своего соулмейта с самого рождения. Он был замкнутым ребенком, так что тень была его лучшим другом, а подростком он с любовью наблюдал за силуэтом, всегда оказывающимся рядом и бессознательно поддерживающим его в трудные минуты жизни. Половину сознательного существования парень ловил завистливые взгляды сверстников. Еще бы, ведь его родственной душой являлась стройная высокая девушка с длинными волосами, почти всегда завязанными в аккуратный хвост. Однако к пятнадцатилетию Кацуки Юри у его соулмейта что-то пошло не так. Обрезанные волосы и неженственно сформировавшаяся фигура вызвали когнитивный диссонанс в душе парня. Скорее всего, Юри и дальше бы продолжал терзаться, если бы в один момент раздраженная Мари милосердно не объяснила, что, кажется, его соулмейт — мужчина. Причем мужчина очень спортивный и трепетно относящийся к своему внешнему виду. Несколько ночей Юри провел в компании звезд на крыше дома, старательно переваривая полученную информацию. Юри любил лёд, фигурное катание и своего соулмейта, а еще немного легенду фигурного катания — Виктора Никифорова. Кацуки часто снились сны, в которых он видит себя на трибунах среди тысяч безликих людей и счастливо машет своему кумиру рукой, а тот влюбленно улыбается и машет в ответ. А в самых дерзких мечтаниях Юри грезится, как Никифоров крепко обнимает его за талию и предлагает прокатиться по опустевшему ледовому дворцу. Юри, разумеется, всегда соглашался. Юри любит лёд, фигурное катание и немного Виктора Никифорова, но он ненавидит чувство стыда перед своим соулмейтом, почти всегда преследующее его. Юко говорит, что у Юри талант и что он обязан сразиться с Виктором Никифоровым на льду. Парень уныло просматривает список прошедших на национальные соревнования участников и понимает, что у него нет шансов. Кэнзиро Минами намного амбициозней и харизматичней своих конкурентов, поэтому Юри искреннее рад, что именно он отправляется на противостояние в Китай. Но даже после очередного провала Юко не перестает быть рядом. Когда Кацуки кажется, что он больше не ощущает поддержку семьи, тепло, исходящее от подруги детства, никогда не покидает его. Юри счастлив: Такэши делает первые шаги навстречу своему соулмейту и совсем скоро они с Юко обмениваются тенями. Будучи смышлёным молодым человеком, Юри понимал, что как сильно ни было бы его желание, а связать жизнь с фигурным катанием не получится. Он не обладает даже частью того, чем должен обладать спортсмен, жаждущий стать одним из лучших в своей области. Парень продолжал следить за успехами других фигуристов: всей душой болеть за Никифорова, поддерживать бесспорно талантливого юниора Юрия Плисецкого, а сам усердно учиться, готовясь подавать документы в престижные вузы. Детройт или Санкт-Петербург? Выбор очевиден. Юри был слишком счастлив возможности обитать в одном многомиллионнике со своим кумиром, чтобы беспокоиться о сложности проживания в новой стране или правильности выбранной специальности. Первое время было непросто, однако Юри мог с уверенностью сообщить, что ему повезло. Факультет филологии приводил парня в неописуемый восторг, и он даже подружился со своими земляками, коих в группе оказалось целых два. С арендодателем Юри также поймал удачу за хвост: им оказалась приветливая женщина в возрасте, производящая впечатление одной из тех очаровательных жительниц Петербурга, что не задирали носа и трепетно относились к традициям и ценностям любимого города. Надежда Дмитриевна навещала Юри почти каждые выходные, давая бесплатные уроки непростого, но поистине великого русского языка, и бескорыстно помогала проникнуться духовной жизнью второй столицы России. Особенно женщина любила Невский проспект, находящийся в получасе езды от принадлежавшей ей библиотеки. Часто вышагивая по освещенным улицам, она брала Юри под руку, рассказывая захватывающие легенды и нелепые истории, связанные с этим проспектом. Пройдя несколько километров, они неизменно присаживались на давно приглянувшуюся лавочку, брали одно и то же мороженное, болтая обо всем на свете. В такие моменты Юри думалось, что, возможно, когда-то Виктор тоже сидел на этой самой лавочке и лакомился этим самым мороженым. Однако на вышеперечисленном заслуги удивительной женщины не заканчивались. Приезжая в Санкт-Петербург, Юри и предположить не мог, что найти здесь подработку для студента окажется настолько трудно. Даже обычные забегаловки требовали от кассиров, по скромному мнению японца, чего-то нереального. Попадались, конечно, и сомнительные организации, обещавшие своим молодым сотрудникам зарплату свыше тридцати тысяч рублей, но с ними Юри благоразумно решил не связываться. Рассказав о наболевшем Надежде Дмитриевне, парень пожаловался, что, несмотря на бюджетное место в университете, накопленные еще в Японии деньги неумолимо подходят к концу. Сочувственно покачав головой, женщина пообещала что-нибудь поискать, за что Юри рассыпался всевозможными японскими благодарностями. И действительно, на следующий день Кацуки был официально устроен в её небольшую уютную библиотеку. Зарплата небольшая, но на жизнь хватало. Рабочий график с четырех дня до девяти вечера парня тоже вполне устраивал, а, главное, сама должность как никакая другая подходила спокойному домашнему японцу. Помощник библиотекаря — работа не сложная, но требующая большого багажа знаний литературных произведений. Юри любил читать почти так же сильно, как любил кататься на коньках. Еще в подростковом возрасте он прочитал серьезные произведения зарубежных классиков, а когда на одном из своих интервью Виктор упомянул, что обожает почти всех русских писателей первой трети девятнадцатого века, Кацуки окончательно ушел в литературный запой. Он думал, что было бы неплохо когда-нибудь обсудить с Виктором проблематику многих противоречивых произведений того времени.***
Сегодняшний день вдвое превысил количество собранных Юри оплошностей по сравнению со всей предыдущей неделей разом. Стоит сказать, что впервые с начала первого семестра Юри проспал. Дорога от дома до университета занимала значительные полчаса на забитом метро, поэтому, переполненный неловкостью, Кацуки подошел только к третьей паре, на которой именно его попросили продемонстрировать забытую в спешке презентацию. Дождавшись окончания нелегкого учебного дня, Юри не спеша побрел на подработку, гоняя в пластмассовом стаканчике остатки дешевого, давно остывшего чёрного чая и угнетенно думая о еще не закрывшейся сессии. Как бы забавно это ни звучало, но с кроссовками у Юри всегда были натянутые отношения, а, точнее, со шнурками на этих самых кроссовках. Половину сознательной жизни он праведно считал, что на 99,9% все шнурки одержимы демонами. По-другому их бесконечные развязывания даже из «двойного проводника» объяснить нельзя. Вот и сейчас шнурки решили напомнить о себе именно тогда, когда их несчастный хозяин шёл по переполненной людьми улице в светлом пальто и остатками чёрного чая в ненадежном стаканчике. — Надежда Дмитриевна, я неудачник! — самокритично огласил Юри, буквально залетая в комнату для отдыха, на ходу стаскивая залитое напитком пальто. — Почему же, милый? Этот голос Кацуки Юри слышал много сотен раз из динамиков своего телевизора и ноутбука. Именно владелец этого голоса давал несчетное количество интервью, заученных Юри по репликам наизусть. Виктор Никифоров сидел на одном из кожаных диванчиков, словно сошедший с обложки глянцевого журнала, изящно закинув ногу на ногу и сканируя Юри веселым взглядом аквамариновых глаз.