На обратной стороне Луны

Виктор выдвигал ящики один за другим, ощущая, как глухое раздражение постепенно затапливает его. Где-то в соседней комнате скулил Маккачин, несправедливо обиженный выходкой хозяина. Сейчас Виктор слишком торопился и терпеть под ногами вечно суетящегося пуделя было выше его сил, поэтому обруганный Маккачин был безжалостно выставлен в зал. Дернув очередной ящик, Виктор едва не вырвал его, но, откинув в сторону какую-то папку, облегченно выдохнул, хватая ключ. Он не пользовался им с момента переезда в собственную квартиру, и оставалось только надеяться, что Надежда Дмитриевна не меняла замок. Путь от дома до двора Юри занял не больше шести минут. Раздражение и всепоглощающая ненависть ко всему миру захлестнула Виктора ровно в тот момент, когда он осознал, что не имеет ключа от нового домофона. Пришлось обзванивать соседей, которые были не слишком-то дружелюбными к человеку, пытающемуся проникнуть в их дом под видом жильца в половине десятого вечера. Виктор обзвонил как минимум шесть квартир, но в итоге дверь ему открыл лишь находившийся в счастливом неведении старичок, кажется, принявший Виктора за своего внука. Когда Виктор вспомнил о существовании лифта, он уже пересек лестничную площадку пятого этажа. Вызывать его теперь, когда до квартиры Юри оставалось меньше двух этажей, не было смысла, поэтому Виктор лишь прибавил шагу, перешагивая через две, а то и три ступеньки. Оказавшись у знакомой двери, Виктор вытащил ключ и неожиданно для самого себя с ужасом уставился на дрожащие руки. Какой бред. Виктор оперся о грязную подъездную стену. Даже перед соревнованиями, даже перед олимпиадой его руки не тряслись с такой силой. Они не тряслись вообще! Неужели сейчас он настолько боится? Еще как боится…, а было бы за кого! За паренька, которого знает меньше месяца и с которым отношения за ошеломительно короткий срок переросли из «Я хочу познакомиться с ним поближе!» в «Я хочу стать самым важным человеком для него!». Даже с Милой Виктор никогда не чувствовал себя так, как чувствует рядом с Юри. Всю жизнь Виктор боялся, что любовь к Миле была настоящей, и что больше у него никогда такой не будет. Он хотел отыскать соулмейта, чтобы убедиться, что не все еще потеряно, он еще может любить что-то не связанное со льдом и фигурным катанием. И вот оно пришло. И опять не в роли желанного соулмейта. Юри любит его, точно любит. Виктор просто не может не замечать эти восторженные, полные обожания глаза, но Юри растерян не меньше. Виктор иногда встречал таких людей, как Юри, которые искренне не понимают, чем заслужили внимание. С недавнего времени Виктору особенно хотелось верить, что постепенно Юри начинает видеть в нем не просто идеально выточенную ледяную статую, а обычного человека со своими закидонами. Сейчас Виктор не знал, как поступить со своим соулмейтом, но в одном он был уверен точно: Кацуки Юри просто так от него никуда не денется. По счастливому стечению обстоятельств, после переезда Виктора Надежда Дмитриевна не посчитала нужным сменить замок. Ключ вошел легко и так же легко повернулся. Очутившись в квартире, Виктор был приятно удивлен: хоть замок не поменяли, но давно запланированный ремонт Надежда Дмитриевна все-таки сделала. Рассматривать обстановку не оставалось времени, поэтому Виктор быстро скинул ботинки и широкими шагами направился в одну-единственную комнату. Сердце болезненно сжалось, когда мужчина увидел свернувшегося калачиком Юри, так беззащитно обнимающего себя за колени. Эта кровать, определенно, была слишком велика для него одного. Ноги словно вросли в пол, поэтому Виктору стоило колоссальных усилий заставить себя сдвинуться с места и опуститься рядом с Юри на колени. — Как ты вошел? — с нескрываемым напряжением, приподнявшись на локтях, болезненно спросил он, устало приоткрывая глаза. — У меня остался ключ с того времени, когда я сам жил здесь, — Виктор погладил парня по голове. — Я принес обезболивающее, его только развести осталось. Юри лишь кивнул и, прошептав под нос что-то неразборчивое, уткнулся лбом себе в колени. На кухне Виктор отыскал высокий стеклянный стакан и какое-то время с упоением наблюдал, как таблетка шипела и растворялась в воде, прямо как он сейчас растворяется в Юри. — Спасибо, — поблагодарил Юри, возвращая опустевший стакан. Виктор улыбнулся и, поставив стакан на тумбу, надавил на чужие плечи, призывая лечь. — Скоро должно подействовать, я, когда что-то подворачиваю, только им и спасаюсь, прости, что забыл предложить утром. Юри отрицательно помотал головой и посмотрел Виктору прямо в глаза. — Мне жаль, что я приношу тебе столько хлопот. — Не говори так, мне нравится заботиться о тебе. — Почему? — Губы Юри сжались в тонкую линию, образуя кривую выдавленную улыбку. — Я обычный. Почему ты возишься со мной? Почему рассказываешь о своей жизни? — Просто я думаю, что тебе можно доверять. — Виктор протянул руку, но замер в нескольких сантиметрах от макушки парня. — Пойду сниму пальто.

***

Рука замерла в нескольких сантиметрах, и Юри буквально ощутил исходящее тепло. Хотелось податься вперед и по-детски ткнуться в нее головой. Виктор улыбнулся и направился в сторону коридора, а Юри все гадал: можно ли сделать эту улыбку еще более неискренней? «…тебе можно доверять» — именно так всегда говорила Юко, готовясь на одном дыхании выложить одну из своих многочисленных девчачих проблем. В такие моменты Юри почти всегда чувствовал себя не в своей тарелке. Подруга вздыхала и жаловалась, пока Юри честно пытался ее понять. Его собственная проблема была в том, что со стороны мальчика он не мог посоветовать абсолютно ничего. Юри привык, что Юко никогда не заботило, какое платье надеть на выходные и какую прическу сделать. Юри не привык видеть в Юко девушку. К счастью, совсем скоро она сама поняла, что спрашивать у Юри о подобных вещах бесполезно, а Юри и не заметил, как подруга расцветала на глазах. Она перестала задавать смущающие вопросы, но с того момента между ними были натянутые отношения, словно что-то сломалось. Юри показалось, что Виктор задерживается в коридоре дольше, чем должен бы, но, словно прочувствовав его переживания, Виктор поторопился обратно. Замерев в дверном проеме, он смерил Кацуки выразительным взглядом. Но Юри упрямо не отвел глаз, не решаясь прервать гнетущее молчание, а потом, неожиданно для самого себя, отодвинулся от края кровати. Боль уже давно отошла на второй план. Виктор усмехнулся, словно только этого и ждал, и, подойдя к кровати, лег прямо напротив Юри, соприкасаясь с ним носами. Больше сорока минут они не отворачивались и почти не моргали, не в силах смотреть на что-то, кроме лиц друг друга.