Две детали одного пазла

      Юнги вышел из здания, бурча под нос, что такого странного существа в мире не сыщешь. Пыхтя, он спускался по лестнице и, оказавшись на последней ступеньке, взял себя за волосы и прошипел:       — Айщщщ...       Он посмотрел на циферблат и подсчитал сколько еще осталось времени. Его не так уж и много, но для того, чтобы принять душ и сменить одежду достаточно. Надо было выглядеть достойно в этот день и не ударить в грязь лицом.       Юнги вышел из ванной замотанный полотенцем, сел в кресло, запустив одну руку в его шикарные чёрные волосы, а другой взяв телефон, он смотрел на время и мечтал, чтоб оно остановилось. Опомнившись, Юнги понял, что если не поторопится, то опоздает. Он надел чуть приталенные брюки, белую рубашку, не застегнув первые две пуговицы, и бардовый пиджак, который чертовски ему подходит. На телефон пришла смс-ка, оповещающая, что подъехала машина. И Юнги медленно выходит из дома, показывая его шавкам, а значит и ему своё недовольство. Он открывает дверцу машины и плюхается на сидение, погружаясь в кожаную обивку.        Мерседес зашуршал гравием дорожки и остановился у фешенебельного коттеджа. На крылбце юного господина встретил старый дворецкий:       — С прибытием, — улыбнулся старик, показывая свои хорошо сохранившиеся, белые зубы.       — Как дома? — спросил Юнги, не получив ответа, лишь вздохнул, и нервно поправив прическу, последовал за старым другом.       Дворецкого звали Матье, он работал у них с основания этого дома. Кто как не он знал их семью? Юнги понял, что если Матье молчит, значит ситуация в доме либо не сдвинулась с места, либо вовсе ухудшилась. Это теперь не его дело, ему было жаль лишь мать, которая хранит надежду на их воссоединение. Выбрасывать время на ветер не было в планах ни у Мина, ни у его отца.       — А ты стал просто пай-мальчиком, — первое, что прозвучало в кабинете, когда Юнги закрыл дверь, — С твоим-то характером... Думал, что это будет посложнее. Ты меня даже разочаровал.       Младший Мин презрительно усмехнулся, и, особо не думая, спокойным ровным тоном заявил:       —У нас в семье только ты такой упёртый осёл, — сел на диван, стоявший напротив отца.       Мин прочистил горло с равнодушным лицом и язвительно сказал:       — Хм... Решил сменить тактику? Тебе всё равно придётся играть по моим правилам. Ты сам это понимаешь.       — Можешь пытаться пока не надоест, но знай, я так легко не сдамся, — Юнги хладнокровно вёл переговоры, не позволяя себе лишних эмоций, по их разговору никогда не догадаться, что это разговор отца с сыном.       — Твоя мать тоже так говорила, но как видишь, она до сих пор не ушла, — наигранно весело сказал Мин старший, с удовольствием смотря, как в глазах сына заполыхал гнев.       Юнги знал, что поддавшись провакации, он проиграет эту партию. Он упрямо сжал губы. Их разговор — это что-то наподобие игры, отдаленно напоминавшую шахматы: каждая реплика как ход, направленный на урон противнику. Мин вздохнул, разжал правую руку, которая вцепилась в подлокотник дивана, поднял взгляд с пола. Этот человек улыбался. Он ненавидел улыбку отца. Мин растягивал уголки губ в стороны и называл полученную гримасу улыбкой. Пустые и злобные глаза, ухмылочка до ушей пугали маленького Юнги. Его нынешнего лишь раздражали.       Говори, что хочешь. Зная правду, я никогда не поддамся на твою провокацию.       — А это и есть правда. Думаешь твоей матери важна семья, мы лишь претворяемся ей. У каждого своя причина. Каждый ищет здесь выгоду для себя.       — Что ты хочешь сказать?       — Лишь то, что без моих денег вы никто, хоть ты и играешь последнее время в самостоятельность, мм..., даже подработку нашел, ты всё равно не сможешь выжить в этой жизни с грошами в карманах.       Мин напрягся, сейчас он искренне, как никогда, хотел врезать по этой морщинистой физиономии. Но он лишь сжав ладонь, встал, сказав:       — Мне больше не о чем с вами говорить. Можете следить за мной и дальше, я докажу вам, что я сделан из стали, и сломить меня не так уж и легко. Я сваливаю из этого дома. Машины не надо, — выйдя из кабинета, он лишь слышит едкую реплику своего отца "какой самостоятельный", и хорошенько хлопнув дверью удаляется из этого дома.        Юнги злой до ужаса. Ему не мешало бы выпить и забыться, забыть этот разговор и забыть этот день. Хотя начало было весьма многообещающее.       Пройдя через калитку, Мин, остановившись, видит знакомую рыжую макушку, уткнувшуюся в телефон, с пакетом продуктов. Но Мину было как-то всё равно, как вдруг он слышит мамин голос:       — Юнги!       Юнги обернулся и увидел почти рыдающую мать у калитки, которая боялась пройти через неё, и поэтому лишь протягивала руку. Хосок, оторвавшись от телефона, стал свидетелем такой сцены, чему Юнги был явно не рад.       — Юнги! — ещё раз повторила мать с болью в сердце.       Юнги не мог подойти, нет это не из-за чужих пар глаз и не из-за запретов отца, это из-за того, что если он сейчас подойдёт, то захочет вернуться, разревётся прям на дороге, образовав новую реку. Увидев её состояние, он поставил себе цель: любым способом забрать её к себе. Сейчас он не мог содержать себя и мать, для этого нужны деньги. Он с болью признавал правоту отеца "на гроши не проживешь". Поэтому он ответил лишь холодным взглядом, развернулся и направился к себе домой.       Хосок посмотрев в глаза полные боли, сразу понял — мать. Догнав Юнги, он положил одну руку ему на плечо и посмотрел ему прямо в глаза. Увидев его лицо, Хосок растерялся, он не готовился к такому. Юнги грозно зыркнув на него, одной рукой утёр выступающие слёзы, а другой скинул руку Хосока. Ошоломленный Чон так и застыл, провожая уходящий силуэт Юнги...