***
Пыль, палящее солнце, унылые строения и серые тени в грязной одежде – вот что такое дальние районы Руконгая. У Хисаны снова закружилась голова, но она справилась с собой и решительно отвела руку Акона, предложившего помощь. Повернула голову в одну сторону, в другую… - Третий офицер! – раздался голос из-за спины. – Локатор указывает туда. «Туда» - это в узкий переулок между высокими кривыми сараями, откуда доносились вопли и ругань. Хисана еще только начала представлять, какое именно действо могут сопровождать такие звуки, когда обнаружила себя бегущей в указанном направлении. Что ж, надо отдать должное бойцам ее нового «брата»: ее обогнали, аккуратно окружили, беря в защитный контур. В таком виде небольшая группа шинигами и влетела в маленький тупичок, где во всей своей красе им предстала руконгайская драка. Клубы пыли, мелькающие руки-ноги, крики, визг, грязные ругательства, клоки одежды, то и дело оседающие к ногам вновьприбывших. Девушка ахнула, прикрывая ладошкой рот. Приборчик со смешными усиками-антеннками в руках одного из шинигами запищал на высокой въедливой ноте, когда тот направил устройство на эту кучу-малу. Решительный Акон только кивнул в ответ на взгляд своего сослуживца. Рядовые окружили дерущихся, выпустили реацу. Акон принял более устойчивое положение, расправил плечи, заложил руки за спину и гаркнул, как перед военным строем: - Отставить! Странно, но на драчунов подействовало. Облако пыли распалось на отдельные части, в каждой из которых можно было признать человеческую фигуру. Несколько таких сразу попытались задать стрекача, но выставленный шинигами барьер никого не выпустил. Другие – человека три – сгрудились в центре, прикрывая друг друга и злобно оглядываясь. Именно из середины этой живописной композиции и исходила реацу, на которую реагировал прибор. - Рукия! – закричала Хисана, понимая, что ноги ее практически не держат и подойти она просто не в силах. Кто-то маленький и щупленький вскинул голову, повернулся на звук голоса. На Хисану уставились огромные фиалковые глаза с выражением крайнего недоумения. Непокорная прядка упала на лоб, тонкие бровки под слоем пыли надломились. - Рукия, - прошептала девушка, оседая на землю. Как сквозь вату прозвучал командный голос Акона: тот распоряжался брать девочку и уходить. Стоявший рядом с Рукией парнишка, тоже весь в пылище, из-за чего рассмотреть его не представлялось возможным, выкрикнул что-то резкое и злое, сжимая кулаки. Сама Рукия тоже закричала. Те, с кем они дрались до появления шинигами, зашевелились, зашумели. Хисана все это видела, но как будто издалека. Она сидела в руконгайской грязи и плакала. Тогда помощник ее ужасающего нового «брата» что-то коротко приказал, его бойцы молниеносно похватали детей, саму девушку взял на руки Акон – и реальность опять слилась в размытую полосу. Несколько долгих, головокружительных минут – и вот он, дом. - Ба-атюшки-светы! – на энгаве Фумико-сан всплеснула руками. – Да что ж вы с ней сделали-то, ироды?! Дальше Хисана уже ничего не слышала и не видела: свет померк, звуки смешались, сил не стало вовсе. Усилием воли она нашла глазами свою сестру – ее держал под мышкой тот самый боец, который управлял локатором – и только убедившись, что девочка не пропала по дороге, позволила себе провалиться в черноту забытья.***
За два дня, проведенных у супругов Такеши, эта комната стала привычной, почти родной. Очнувшись на своем футоне, Хисана некоторое время смотрела в потолок, упорядочивая в памяти события этого утра. Невнятное шевеление сбоку заставило девушку повернуть голову. В следующее мгновение она резко села, схватившись за перекладину фусума, чтобы удержать равновесие – рядом сидела Рукия. Вымытая, причесанная, в чистом кимоно, девочка могла показаться точной копией самой Хисаны. Могла бы, если бы не выражение угрюмого недоверия на лице. Если бы не тяжелый взгляд. - Рукия… - Фумико-сан сказала, вы моя ане-сан, - пробурчала девочка. - Да… - Она сказала, вы меня потеряли… давно. Хисана сдержала слезы, не дала себе забиться в истерике. Нельзя давить ребенку на жалость. И нельзя лгать. Пускай малышка ненавидит ее – имеет право, - но и строить отношения на вранье недопустимо. Теперь, когда девушка нашла свою сестренку, она ее больше не потеряет. Будет помогать, будет опекать в меру сил, даже сквозь ненависть и злость, но не позволит девочке влачить жалкое существование на задворках Руконгая. И не станет выкручиваться, обелять себя. Все, что подумает, скажет или сделает Рукия – все заслужено. Поэтому Хисана прочистила горло и выдавила: - Не потеряла – оставила… Бросила. Рукия смотрела исподлобья, сосредоточенно сопя, и как будто ждала продолжения. Хисана открыла было рот, чтобы объяснить свой поступок, хоть как-то оправдаться, но смогла только выговорить: - Прости. Девочка шмыгнула носом, смешно сморщившись при этом, поджала губы и отвела глаза. Потом недоверчиво глянула на сестру. - И что теперь? - Я бы хотела исправить, - прошептала Хисана, - причиненное зло. Если ты дашь мне возможность. - Только я? Хисана непонимающе улыбнулась, а потом сообразила – Рукия переживала за своих друзей. Ее ведь нашли в компании руконгайских детей. Видимо, среди них были близкие для девочки, дорогие сердцу люди. - Понимаешь, меня ведь тоже приютили, я здесь в гостях, хотя добрые господа Такеши и называют меня дочерью. Если они согласятся взять в дом и других детей, я ни за что не стану даже думать о том, чтобы разлучить тебя с друзьями. Я не имею на это права. Рукия серьезно кивнула. Взгляд ее при этом перестал быть колючим. Приободрившаяся Хисана несмело улыбнулась. - Более того, если по какой-то причине ты не захочешь остаться здесь, я пойду с тобой… - девушка осеклась, наткнувшись на удивление в глазах сестры. – То есть… я бы хотела быть рядом с тобой… хотела просить тебя позволить помогать тебе… Я знаю, что способна не на многое, однако… - бормотала Хисана, все больше путаясь и теряясь. Удивление Рукии становилось больше, пока не перестало помещаться в глазах, не перекинулось на снова вздернутые бровки. - Куда идти-то? – задала она вопрос, на который у старшей сестры не было ответа. - Я не знаю, - честно призналась она. - И я не знаю, - Рукия дернула плечом. – Так что никуда мы отсюда не пойдем, - постановила девочка. – Вы мне скажите только, чего от нас взамен надо? - Не зови меня на «вы», - кротко попросила Хисана. На это Рукия хмыкнула и оценивающе прищурилась, разглядывая родственницу. - Посмотрим…***
Дом, в котором жили супруги Такеши, был достаточно большим, чтобы вместить всех новых постояльцев. Детей оказалось четверо – Рукия и три пацана, от семи до четырнадцати лет на вид. Самый старший, Ренджи – тот, который собирался драться с шинигами, если они вздумают уволочь куда-то его подругу, - очень быстро обследовал все уголки дома и закоулки сада, выходившего на берег пруда. Мальчишка был доволен: добродушные старики не выглядели вредными или капризными, хотя от богачей можно было ожидать чего угодно. А, в понимании Ренджи, Такеши являлись настоящими богачами. Еще бы! У них был огромный дом в одном из первых районов Руконгая, просторный сад с яблонями, вишнями и сливами, и все это богатство выходило на аккуратный водоем, в котором водилась рыба! Правда, пруд делили между собой сразу несколько усадеб. Справа жил толстый владелец идзакая с многочисленной родней, слева – то ли писарь, то ли библиотекарь, тоже обеспеченный родственниками. Зарабатывал этот щупленький дедушка тем, что переписывал книги на заказ. Его младшие родственники ежедневно выносили на улицу перед домом небольшой столик, ставили навес от солнца – и за деньги писали письма под диктовку неграмотных клиентов или переписывали набело документы, теми же клиентами предоставленные. Рукия смотрела на это нарочито отрешенным взглядом, а мальчишки с Ренджи во главе недоумевали: неужели за бумагомарание платят столько, что можно и дом содержать, и семью кормить?! Шигеру-сан посмеивался в бороду и, делая страшные глаза, обещал мелюзге обучить их чтению и письму. Малыши – Акира и Хару – смущались и прятались, а гордый Ренджи складывал на груди руки и высокомерно заявлял, что ему это не нужно. Как правило, в середине перепалки, неизменно возникавшей между дедом и подростком (старик, кажется, не зло подтрунивал над пареньком, но Ренджи все никак не удавалось уличить в этом Шигеру-сана) появлялась Фумико-сама и гнала мужа заниматься делами, а мальчишку – есть. Никогда в жизни Ренджи столько не ел! В один прекрасный день он поймал себя на том, что жадно смотрит на стол, но никак не может впихнуть в себя еще хоть кусочек. Растянувшись на татами прямо рядом со столом, парень блаженно прикрыл глаза. Неужели жизнь может быть настолько прекрасна? Только одно слегка смущало и настораживало. Эта странная девушка с лицом Рукии, но совершенно не свойственным для подруги выражением виноватой растерянности – Хисана – вызывала у подростка то ли оторопь, то ли легкое раздражение. Она тенью бродила за Рукией, кротко улыбалась и все время норовила чем-нибудь угодить девочке. Дошло до того, что подруга стала прятаться от своей новообретенной сестры. Правда, длилось это недолго. Мудрая Фумико-сан, понаблюдав пару дней за Хисаной и детьми, улучила момент и тактично вправила девушке мозги. Хисана сначала расстроилась, но потом вынуждена была признать, что матушка права. Скрепя сердце, которое требовало не выпускать сестренку из виду, она переключила внимание на домашние дела, стала понемногу искать общий язык с мальчишками и даже заслужила некоторое доверие младших пацанят, рассказывая им сказки и угощая вкусностями. Рукия выдохнула с облегчением, а Ренджи признал, что онее-сан подруги может быть терпимой. Между сестрами установились ровные, хоть и не слишком теплые отношения. Фумико-сан иногда гладила Хисану по голове, утешая, и говорила, что девочке надо дать время.***
К своему удивлению Хисана стала замечать, что чувствует себя очень неплохо. Это было странно и непривычно, потому что всю свою жизнь в Обществе Душ она была слаба, моментально утомлялась и бо́льшую часть времени пребывала в каком-то полуобморочном состоянии. Относительно бодрый период пришелся на то время, когда Хисана познакомилась с молодым аристократом и бегала к нему на свидания, а потом и жила с ним целый месяц в снятом сразу за стенами Сейретея домике. Но тогда девушка думала, что силы ей придает любовь. Теперь же считала, что бодрость тела и духа – заслуга найденной имото и ее сорванцов-приятелей, забота о которых заполняла все дни с утра до вечера. Сил у Хисаны и правда прибавилось. Она легко просыпалась, ее не тянуло поваляться – напротив, едва открыв глаза, девушка подхватывалась и спешила на кухню. Уж если добрые старики Такеши приняли ее и Рукию, а заодно и друзей девочки, в семью, то грех не отплатить им хотя бы минимальной помощью. Только когда Фумико-сан вслух изумилась, что девушка успевает наготовить еды на завтрак для всех, - а их теперь в доме обитало семь человек! – Хисана обратила внимание на перемены в себе. Но слишком долго задумываться о них не вышло: лепешки собирались пригореть, вода в кастрюльке – перекипеть, а фрукты – увянуть, поэтому девушка рассмеялась, ответила старушке, что это от счастья, и поспешила вернуться к добровольно взятым на себя обязанностям. Через месяц она обнаружила, что практически ведет дом, незаметно отстранив от этого хозяйку. Также ей хватало времени, сил и запала на сказки и ненавязчивое обучение малышей, на необременительное рукоделие и даже на прогулки по саду. К слову, Рукия, так же молча и незаметно, присоединилась к старшей сестре в ее заботе о доме и членах их такой большой семьи. Как-то вечером они разговорились. Выяснилось, что девочка чувствует неловкость оттого, что о ней заботятся, а она ничем не отвечает. Хисана посмеялась, признаваясь, что ею движут те же мотивы. Так, за нарезкой овощей и сервировкой стола, сестры сами не заметили, как перешагнули через формальности и стали немного ближе. Размеренную рутину иногда разбавляли визиты выросших детей четы Такеши. Статная красавица Кимико приходила три раза, приносила родителям деликатесы и кривоватые рисунки – творчество ее собственных детей, собранных по всему Руконгаю за последние полвека. Верткий и шумный Арата заявился в новеньком шихакушо и с порога гордо объявил, что его повысили до восьмого офицера. Пришедший с братом насмешливый и скромный Мишико, поглаживая рукоять занпакто, ехидно комментировал хвастливые речи в том плане, что разница между девятым и восьмым – это, конечно, да, это наше все! Фумико-сан всплескивала руками и уговаривала своих малышей не лезть на рожон и быть поосторожнее. «Малыши», оба на две головы выше матушки и в два раза шире в плечах, серьезно обещали беречь себя, чтобы уважаемая каа-сама не волновалась. На новых членов семьи посматривали с любопытством и одобрением. Разумеется, мальчишки пиявками впились в шинигами и не слезали с тех практически до их ухода. Мишико даже показал Рен-тяну несколько простеньких ударов, правда, на палках, а не катанах, но парень был доволен, как стащивший целую рыбину кот. Мелюзга отчаянно завидовала. Чем дольше Хисана жила с милой пожилой парой, тем легче становилось у нее на сердце. Боль от разлуки с любимым никуда не делась, но уже не давила так, как в первое время. Она вспоминала Бьякую каждый день и даже иногда могла всплакнуть, однако ее печаль была светлой, не ввергала в отчаяние. Вероятно, думала девушка, это оттого, что в ее жизни молодой аристократ оставил не только мимолетный след, но и часть себя. Она клала руку на еще плоский животик и тихо разговаривала со своим малышом. Раз в две недели неизменно являлся Маюри – чуть ли не единственный из всех приемышей, кто носил собственную фамилию, а не называл себя Такеши. Дети его появления ждали с некоторым трепетом – никто никогда не знал, в каком настроении будет капитан двенадцатого отряда, что расскажет, что сделает. Один раз, пребывая в добром расположении духа, это чудо природы – а кем он еще может быть, с синими-то волосами и желтыми, как у волков, глазами? – измерило реацу у всех новых детей и обнадежило Ренджи и Рукию: мол, эти двое смогут стать шинигами. Хисана испугалась, Фумико-сан посмеялась, а подростки задумчиво переглянулись. В другой раз, злой и взъерошенный, Маюри-сан пригрозил малышне страшными карами, если будут мешаться под ногами. И схлопотал от матушки полотенцем пониже спины. Обиделся, долго ворчал, но принял к сведению и на детей больше не шипел. А приходил он затем, чтобы обследовать Хисану. Измерял уровень реацу, снимал показания работы сердца и легких, долго и внимательно слушал, прижав к животу девушки длинную трубку с широким раструбом на конце. Через два месяца Хисана перестала от него шарахаться, через три – воспринимала, как неизбежное, а через полгода стала даже волноваться, если брат запаздывал. Когда живот округлился, девушке пришлось всерьез заняться собственной осанкой. Ходить, скромно потупившись, было неудобно и тяжело. Теперь Хисана передвигалась неспешно, немного откинувшись назад и расправив плечи. Фумико-сан улыбалась и повторяла, что такую поступь надо будет сохранить и после рождения малыша. Очень удивляли соседи. В дальних районах Руконгая не принято было заводить дружбу с теми, кто жил рядом: там каждый сам за себя, в лучшем случае – за свою компанию (читай, банду). А тут, в пятом районе, и толстый трактирщик, и щуплый книжник, и даже мама-сан чайного домика, что располагался по другую сторону пруда, стали приходить в гости с подарками и угощением. Старики Такеши привечали всех, всем были рады. Хисана же долго удивлялась, с чего вдруг незнакомые люди приносят распашонки ее еще не рожденному ребенку, вспоминают, как растили своих детей в Генсее (кто помнил) и ведут отстраненные разговоры о погоде, при этом с умилением посматривая на будущую маму. Ясность внес Маюри, походя заметив: - Так дети в Обществе Душ рождаются крайне редко. Мы же все тут проводим свое посмертие, значит, наши души появились давно. А ты родишь новую душу, чистую, без хвоста из грехов, ошибок и прочих «радостей». Когда-нибудь он проживет жизнь в Генсее, но у него уже будет некоторый опыт взаимоотношений, это значит, есть шанс, что в мире живых он не наделает глупостей… слишком много. Хисана покивала, потом спросила: - Думаете, будет мальчик? - А кто ж еще? – удивился капитан. – Будь это девчонка, она б из тебя остатки жизненной силы вытянула. Тут, понимаешь, плюс на минус выходит, а там был бы минус на минус, и в результате – минус. Математика, чтоб ее… никуда от ее законов не денешься, даже в биологии срабатывают. - Маюри-нии, - засмеялась девушка, - я ничего не поняла, но уже привыкла верить вам на слово. - Вот и славно, - пробурчал «Маюри-нии», утыкаясь в свои записи. И продолжил бухтеть: - Девочку ей, ага! Еще хорошо, что папочка у твоего пацана оказался с совместимой реацу, а то хренушки бы ты так легко вынашивала. А если попринимать… кхм... витаминчики, то и после родов можно оставить тебе запасик энергии, а то опять скатишься в свой нитевидный реацупульс. Не дело… Хисана не особо вслушивалась в бормотание ученого, и даже не слишком почтительное упоминание «папочки» ее почти не задело. Она только грустно подумала, что рядом с Бьякуей ей и вправду всегда было хорошо.***
*** Кучики Гинрей пребывал в некотором раздрае. Бьякуя так и не отошел от потрясения. Еще пару лет назад юноша какое-то время истерил бы, но потом пришел в норму. Сейчас же расставание с возлюбленной превратило его в сгусток ледяного безразличия ко всему. Он стал немногословен, сдержан, отстранен. Больше всего деда пугали абсолютно пустые глаза юного наследника клана. Жениться на девушке из аристократической семьи? Это необходимо для блага клана? Пожалуйста, господа гэнро. Принять бразды правления, ибо возраст и статус уже позволяют? Легко. Провести заседание совета старейшин? Без проблем. Рассмотреть вопрос о недостаче средств? Давайте рассмотрим. А не пойти ли вам, старейшина-доно, допустивший промах в бухгалтерии в свою пользу, по этапу?.. Когда Бьякуя бесстрастным голосом объявил о своем решении отправить в тюрьму проворовавшегося старика, глаза его не отражали ничего: ни гнева, ни раздражения, ни сожаления. Такими же пустыми глазами двадцать восьмой глава клана Кучики смотрел на свою молодую жену. Таким же пустым взглядом одаривал родного деда, когда тот пытался поговорить, как в старые времена. Когда через пять лет брака юная княгиня все же забеременела, а еще через полгода умерла при преждевременных родах, молодой князь только прикрыл глаза в знак сожаления. Письмо родственникам супруги со всеми положенными выражениями сочувствия Бьякуя написал своей рукой, и это было самое большое усилие, которое он сделал в своей семейной жизни. Гинрей возмутился, высказал внуку все, что думал о нем, но получил холодный взгляд и заверение, что надлежащий срок траура по покойной жене будет выдержан. - А потом? – дед аж растерялся немного. О чем Бьякуя думает?! - А потом будет траур по погибшему наследнику, - ровным тоном ответил внук. - Бьякуя… - Гинрей осекся, натолкнувшись на вежливый пустой взгляд. – Мальчик мой, ведь род прервется! - Не прервется. В младших ветвях семьи есть юные наследники. В случае моей смерти главой клана станет кто-то из них. - Бьякуя!.. - Прошу прощения, Гинрей-сан, - овдовевший князь взял со стола лист бумаги, внимательно всмотрелся в записи, - у меня много дел. До свидания. Когда дед в растрепанных чувствах, с выражением горестной досады на лице, покинул кабинет главы клана, молодой человек медленно отложил документ и устало потер пальцами переносицу. - Я давно не мальчик, - тихо сказал он столу.