***
Рукия в который раз сидела под изоляционной колбой в лаборатории Куроцучи Маюри, не то медитируя, не то молясь. За последние пятнадцать лет такое времяпрепровождение стало привычным, почти естественным. На нее уже не обращали внимания, воспринимая то ли как часть интерьера, то ли как составляющую эксперимента. Даже Маюри-нии не шипел, только иногда качал своей ассиметричной шляпой. В гигантской колбе, залитый фиксирующим составом, мерно покачивался Шиба Кайен, ее самая большая удача и самое горькое поражение. Ту ночь боец Такеши помнила до мельчайших подробностей, не раз анализировала свои действия и поступки капитана. Ей все еще было не очень понятно, почему Укитаке-тайчо не вмешался даже тогда, когда стало ясно, что сам Кайен не справляется, однако заподозрить этого святого человека в недобром умысле было просто невозможно. За собой она тоже не могла припомнить глупых или опрометчивых действий. Обездвижить захваченное пустым тело, перебив сухожилия на руках и ногах, все равно в четвертом отряде это лечат щелчком пальцев. Запустить мощным связующим путем в лейтенанта, блокируя взбешенного пустого. Вызвать Маюри-нии, единственного шинигами, способного отделить Кайена-сэмпая от наглой твари, уже убившей его жену. Укитаке тогда смотрел на свою подчиненную широко раскрытыми глазами, словно впервые увидел. Рукии, привыкшей к капитану двенадцатого отряда с детства, было не понять, почему ее почтительное, но вполне свободное общение с великим ученым вызывает у окружающих легкий шок. А иногда и нелегкий. Сама же девушка деловито изложила старшему брату суть проблемы, безропотно позволила считать с себя остатки ауры и реацу, помогла Нему сделать некоторые замеры, и когда исследователи убыли в свои лаборатории, захватив и новый предмет изучения, преспокойно повернулась к капитану. - Т-т-такеши? – как-то неуверенно пробормотал Укитаке. - Хай, тайчо, - девушка повела плечами, расправляя немного уставшие мышцы. – Идемте домой, а? Здесь всё, а вам надо отдохнуть, - и себе под нос пробубнила: - А мне пожрать бы неплохо… Потом было тяжелое объяснение с психованной сестрицей Кайена, недолгая, но интенсивная потасовка, сорванное горло и тяжелое похмелье – результат всенощной, во время которой Рукия говорила, рассказывала, уверяла, объясняла и категорически отказывалась обещать счастливый исход, без зазрения совести валя все на Маюри-нии. Если кто-то и мог что-либо прогнозировать, это был именно он. Но подлый червячок сомнений подгрызал изнутри, и все те годы, что Исследовательский Центр бился над проблемой разделения шинигами и пустого, Рукия приходила в лабораторию и садилась под изоляционной колбой. Вошла Нему, поздоровалась кивком, пощелкала тумблерами на панели управления. Со скрипом искусственных суставов вломился в помещение Маюри-нии, на ходу выкрикивая приказы. Увидел младшенькую, поморщился, подергал шеей и ускакал куда-то в боковой коридор. Вернулся он через минут пять, кинул на колени Рукии странной формы передатчик: вроде бы и стандартный приемник, замаскированный под человеческие сотовые, а все же не совсем привычный. Девушка присмотрелась. У этой модели была уйма дополнительных функций, начиная от автоматического дублирования траффика на стационарный сервер двенадцатого отряда и заканчивая мультимедийным плеером с записывающей опцией. - Тебя в Генсей посылают? – резковато спросил Маюри. - Хай, нии-сама. - Рановато, - неприязненно морщась, высказался ученый. Рукия набычилась: она-то считала, что самостоятельную миссию заслужила давным-давно. - Это тебе для подстраховки, - старший брат кивнул на чудо техники, отданное имото. – Если не собираешься пороть горячку, включай сразу на синхрофиксацию. Потом, если к тебе прицепятся, будешь трясти этой записью перед носами инспекторов и тыкать их в правомочность своих действий. - Спасибо. А как я объясню, что она, - девушка покрутила передатчиком, - оказалась у меня? - Ну как-как, - развел руками ученый. – Я дал. В порядке эксперимента над живыми шинигами, - оскалился он. Брат и сестра довольно поржали над внутрисемейной, им одним понятной шуткой, и разошлись, весьма довольные друг другом.***
Бьякуя совершенно искренне не считал себя снобом. За время своего капитанства он научился безошибочно оценивать окружающих и четко определять пределы их возможностей. Но на эмоциональном уровне (в наличии которого многие ему отказывали априори) молодой рокубантай-тайчо все еще продолжал воспринимать все руконгайское со знаком минус. После ухода невесты он много лет не мог заставить себя признать хоть что-то достойным, если оно происходило не из Сейретея. Справиться с этой проблемой помог собственный лейтенант, вполне благородный, но от этого настолько напыщенный и самодовольный, что смотреть на него бывало тошно. Ко всем своим «достоинствам», Тираками Амида ничего не смыслил в хозяйственных делах, почитая это занятие не сто́ящим своего высокородного внимания, и несколько десятков лет постельным бельем для казарм и сменой летнего обмундирования на зимнее занимался Кучики-тайчо. Когда удалось спихнуть это сокровище в отставку в связи с изменением семейного положения (добрые родственники наконец женили великовозрастного деточку), Бьякуя выдохнул с облегчением. Увы и ах, счастье длилось недолго. В приказном порядке шестой отряд был укомплектован фукутайчо, и оспорить решение Командора не представлялось возможным. Кучики Бьякуя холодным тяжелым взглядом буравил прибывшего в расположение части лейтенанта, из последних сил пытаясь найти слова для приветствия. Бывший шестой офицер одиннадцатого отряда таращил глаза, вытянувшись во фрунт, и тоже с заметным усилием подбирал формулы вежливости. И длилось это уже полторы минуты – непозволительно долго. - Вольно, лейтенант, - наконец нашел правильный выход Кучики. - Хай! – заученно выкрикнуло это пёстрое чучело, которое теперь будет рядом двадцать часов в сутки. Но таращиться не перестало. Бьякуя подавил раздражение, но не удержался от брезгливого беглого взгляда на алый высокий хвост и графические татуировки на морде. Подписал бумаги, поставил печать отряда. - Можете приступать к обязанностям, - произнес ровным бесцветным голосом, чувствуя кислинку на языке. - Хай, тайчо! – гаркнул лейтенант. Только что в грудь себя не ударил от старательности, и на том спасибо. Когда за новым фукутайчо закрылась дверь, Бьякуя прикрыл глаза и потер веки кончиками пальцев. С этим руконгайцем будут проблемы, понял он. Слишком рано получил высокий пост, будет выпендриваться, доказывая всем и каждому, что достоин своей должности. Слишком яркий, а значит, и слишком задиристый, ни одной колкости в свой адрес не пропустит. Амбициозный и самоуверенный, будет брать на себя больше, чем сможет вытянуть. В отрядной бюрократии это можно даже приветствовать, но на боевых миссиях такое молодечество чревато напрасными жертвами. Да и позволить собственному лейтенанту погибнуть – особенно после того, как он выжил в одиннадцатом отряде! – непозволительно. Иначе что скажут о рокубантай-тайчо? Придется присматривать за этим бабуином… Бьякуя вздохнул. А «бабуин» тем временем получал новую форму и шеврон, но видел перед собой не смету по отряду, а лицо своего нового капитана. Красивое лицо с белой кожей, лепными скулами, тонкими губами и огромными глазами с ресницами, будто веера. Видел так четко, словно всю жизнь на него смотрел, и оно отпечаталось на сетчатке, как солнечные блики в летний день. Собственно, так оно и было. Потому что юная копия капитана много лет была перед глазами рокубантай-фукутайчо и называла его Рен-оджи…***
Сложнее всего Соуджину давались не каллиграфия или кидо – над этими дисциплинами в прямом и переносном смысле слова рыдали три четверти студентов, - а субординация. Он как-то отвык ложиться спать в десять вечера, и уж совсем не привык просыпаться под гнусавые завывания горна. Почтительно кланяться преподавателям не составляло труда, а вот наглые старшекурсники, явившиеся «учить мальков жизни», были крайне удивлены бакудо четвертого десятка в исполнении одного из тех самых мальков. Краснеть на ковре у декана пришлось всем, равно как и оттрубить штрафные на кухне. Посрамленные «старички» неприязненно косились на жизнерадостного выскочку. Тот с абсолютно пофигистичным выражением на лице ловко чистил репу, при этом перемигиваясь с помощницами повара. Ворча и чертыхаясь, парни все еще возились со своими корзинами нечищенных овощей, а мелкий кидошник уже наворачивал призовую тарелку лапши от Кичи-тян. Сэнсэи задумчиво потирали подбородки, изучая сданные раньше других свитки с работами. Даже захоти кто-то из них придраться к чистописанию или грамматике, ничего бы у них не вышло: мальчишка писал быстро, ровно, аккуратно. Более того, слушал внимательно и запоминал правильно, поэтому и в содержании контрольных доколупаться было не до чего. Некоторые тёрки начались курсе на пятом, когда помимо зазубривания и оттачивания базовых навыков дошло дело до самостоятельного решения практических задач. Как и большинство студентов, Такеши был горячим и рисковым. Как меньшинство студентов, он готов был отстаивать свою точку зрения. Повздыхав и приняв очередную дозу фирменного коктейля «валерьянка-саке», Акияма-сан перевел упрямого мальчишку в группу, со всеми членами которой по большей части занимались индивидуально. Учились там самые перспективные и умные студиозусы, ну а то, что девяносто процентов из них принадлежат к благородным сейретейским фамилиям – это так, несущественные мелочи. Веселого и доброжелательного Такеши приняли вполне неплохо, но – к ужасу сэнсэя по тактике – он быстро нашел единомышленников, и теперь оспаривать мнение преподавателя позволяли себе сразу несколько будущих шинигами. Выслушивая очередные жалобы престарелого тактика, Акияма-сан думал о чем-то своем. Например, что гены пальцем не задавишь, но в великоклановых хитросплетениях менос ногу сломит, так что пусть все идет как идет. Или о том, что рано или поздно с этим Такеши, пока что самым младшим, обязательно выйдет какая-нибудь штука… Или, наоборот, он добьется немалых успехов, и тогда можно будет показать нос старому занудному сэнсэю, который сейчас жужжит над ухом. - Послушайте, Кишо-сан, ваше задание ведь предполагало несколько вариантов правильных ответов? – дождавшись паузы, спросил декан. - Да, - величественно кивнул тактик. - Ответ Такеши-гаксэя вписывался в эти варианты? - Ну… с некоторой долей вероятности… так могло бы быть… - Так в чем проблема, напомните мне, пожалуйста? - Да в том, - не выдержал старикан, - что этот сопляк ни в медный канн меня не ставит! И даже заметки мои к своим авантюрным решениям не соизволит прочесть! Я ж не просто так тут хакама протираю, я ж по делу ему дополнения на полях пишу! Акияма-сан аж выпрямился под напором страсти, вспыхнувшей во взоре обиженного сэнсэя. Побарабанил по столешнице пальцами, шмыгнул носом… - Я объясню Такеши вашу позицию, - пообещал он. – Если он совсем не примет к сведению, тогда будем воздействовать иначе. Только знаете что, Кишо-сан… - декан взял в руку карту-план марш-броска, последнее задание студента Такеши по тактике, задумчиво изучил красные и зеленые стрелочки, вчитался в комментарии преподавателя, - меня беспокоит… как бы поделикатнее объяснить… Понимаете, Кишо-сан, если этот мальчик когда-нибудь дослужится до капитана и станет применять на практике полученные у вас знания и образ мышления… мы же без врагов останемся. И что будут делать все остальные шинигами? – шутка вышла кривобокой, но в каждой шутке есть доля шутки… Кишо-сан, уже стоявший в дверях, кисло улыбнулся и махнул рукой. - Бонсай выращивать! – ядовито фыркнул он и ушел, негромко ворча, что враги никуда не денутся, а вот без изрядной части личного состава останется тот несчастный отряд, куда попадет это чудо природы. Тем временем «чудо природы», находясь в законном увольнительном, поедало мамины суши, закусывая их бабушкиными данго, и трепало нервы Араты-оджи. - …ты мне руку поставил еще на втором курсе, - с набитым ртом вещал Джин-тян, энергично размахивая хаси. – Этот уровень контроля реацу мы с Шико-оджи еще в прошлом году прошли. По каллиграфии никогда никаких вопросов не было. По истории я еще с Джомеи-саном все это прошел, а поэзию… ну мама мне читала, когда я маленький был, Кими-оба мне тоже приносила… Короче, я вот подумал… Может, мне экстерном выпускные экзамены сдать? - Не торопись, - посоветовал дядюшка, устало растирая лицо ладонями. Два месяца назад его повысили до четвертого офицера, и приблизительно в то же время они с женой подобрали первого беспризорника. Мальчишка оказался проблемным, от старых привычек отвыкал с трудом. Молодой отец регулярно хватался за голову и за ремень – правда, только для того, чтобы потрясти им над испуганным ребенком. В семье Такеши детей не били никогда. – На старших курсах дают много такого, что потом в работе может пригодиться. - Да ну… - Соуджин запихнул за щеку очередной данго и стал похож на переоценившего свои силы хомяка. Арата фыркнул. – Я фот фумаю, фто на пфакфике… - Прожуй сначала, - раздалось от седзи. Соуджин обернулся и расплылся в улыбке. Со стратегическими запасами за щеками выглядело это просто уморительно. - Маюри-оджи! - Привет, привет! – ученый помахал рукой, разуваясь, и прошаркал к столу. – Считаешь, ты уже достаточно выучил, чтобы поразить весь Готей своими умениями? - Ты подслушивал?! – возмутился Джин-тян. - Пфе! Больно надо! У меня два десятка младших братьев и сестер, и семнадцать из них учились в Академии. Чуешь, где собака порылась? У Соуджина вытянулось лицо. - Они все думали, что уже готовы к службе, а сами были не готовы? - Молодец! – похвалил джунибантай-тайчо. Студент Такеши погрустнел и от души вгрызся в рисовую лепешку. Но сдаваться так просто он не умел и не привык. Поэтому, едва одержав победу над завтраком, принялся доказывать, что такой объем знаний совершенно не нужен рядовому бойцу, но практическая подготовка явно недостаточна для будущих офицеров, и вообще, зачем столько времени тратить на то, что вот он, Такеши Соуджин, выучил дома… Маюри-оджи меланхолично пережевывал ролл и хитро переглядывался с Аратой-оджи. - Видал? - обратился ученый к брату, когда Джин-тян выдохся. - Да чего там, - пожал плечами тот, - сам такой был. - Вся твоя пламенная речь, Джин-тян, - заговорил Маюри, поворачиваясь к племяннику, - сводится к тому, что ты не можешь понять, зачем учиться в Академии, если ты и так многое знаешь? - Ну… да, - промямлил Соуджин, по опыту зная, что сейчас его посадят в лужу. - Ну, во-первых, ты забываешь, что абсолютное большинство твоих соучеников не имеют такой подготовки, как у тебя. Это ты уникум: и каллиграфии тебя учили, и историю ты проходил, и кендо для чайников у тебя было… А возьми среднего парня или девчонку из Руконгая – кто из них может похвастаться хорошим домашним образованием? Соуджин задумался, ковырнул рисовый шарик, с тяжким вздохом отправил его в рот и согласно кивнул. О том, что сказал Маюри-оджи, он как-то не подумал. - Ну а во-вторых, учишься ты ради бумажки, - припечатал добрый дядюшка. Паренек едва не подавился от удивления. Прокашлялся, выхлебал стакан воды и недоуменно уставился на великого ученого. - Какой бумажки?! - Да диплома, чтоб ему, - Маюри по самые уши зарылся в свою сумку, голос его звучал приглушенно и хрипло. – Раз уж ты поступил в Академию, изволь ее закончить, а то ведь ни в один отряд тебя не возьмут. Даже я не возьму: по Уставу не имею права принимать недоучек. Так что… У нас ведь как? Без бумажки ты букашка, а с бумажкой – шинигами!