***
Мир перевернулся. Еда не насыщала, вода не утоляла жажды, воздух не проникал в легкие. Цвета выгорели и поблекли. Хисана не позволяла себе упасть замертво только потому, что слегла расстроенная не меньше Фумико-сама. В доме Такеши все время было полно народу, но никто не шумел, не требовал обеда, не перебрасывался шутками. Напротив, все дети Такеши, от грузного обувщика с соседней улицы до неизвестно как выбравшегося из Сейретея Мишико-нии, сидели по углам, мрачно молчали и переглядывались. Иногда сходились у большого стола, за которым было проведено столько веселых праздников, глухо переговаривались – и снова расходились в разные концы дома, придя к выводу, что ничего сделать нельзя. Новость об аресте Рукии и дисциплинарном взыскании Ренджи взволновала и огорчила. Но прошло несколько дней, и пришла другая, куда более страшная весть: Совет 46-ти вынес решение казнить Такеши Рукию. Арата-нии, всегда и во всем искавший светлые стороны, попытался приободрить Хисану: мол, жизнь в Генсее пролетит быстро, заметить не успеешь, как имото вернется домой. Утешение было так себе, но оставляло призрачную надежду. А потом Такеши узнали о способе казни, после которого у души не оставалось никаких шансов. Хисана почувствовала, что умирает. Горе охватило семью, и даже самые оптимистичные ее члены не находили слов, чтобы поддержать друг друга. Еще через несколько дней в Готей-13 произошли какие-то странные события, и вокруг Сейретея подняли защитную стену – мера беспрецедентная и говорящая об отчаянии. Мишико, Арата, Маюри с Нему, Кайто-нии, Наоки, Дайсуке, Маи-тян и Юмико-тян – все, кто находился на службе, потеряли возможность наведываться домой. Тем, кто оставался в Руконгае, неоткуда было узнать последние новости. Над Сейретеем то и дело вспыхивали сгустки реацу, настолько мощные, что от стены предпочитали убраться подальше все, кто обычно там жил или работал. Иногда слышались взрывы и в небо поднимались столпы пыли. Благополучные руконгайцы из первых районов озабоченно смотрели на непривычные картины и возносили молитвы о мире. Молитвы не срабатывали: взрывы не прекращались, стену Сейрей не опускали. Однажды вечером Хисана увидела в има Маюри-нии. Он не заметил появления девушки, и она услышала то, что брат говорил Шигеру-сану: - …после казни может родиться в Генсее. Обычно насильственное перерождение означает, что земная жизнь будет трудной и даже трагичной, родишься в нищей семье, ну или во время войны… Казнь копьем Сокёку значит полное, абсолютное уничтожение души. Духовная суть развеивается, составляющие ее духовные частицы уничтожаются – ни в предметах, ни в растениях они больше не воплотятся. Это конец. Понимаешь, тоо-сама? Полный конец. Шигеру-сан всхлипнул, вытер дрожащей рукой глаза. - Как же так, сынок? – жалобно спросил он. – Неужто нельзя сделать вообще ничего? Если Маюри и собирался что-то ответить, то не успел, потому что именно в этот момент у Хисаны подогнулись колени и она тяжело осела на пол. Мужчины подскочили, засуетились вокруг нее. Вопреки своему обычному поведению, брат не начал ворчать, не выплеснул на девушку свойственное ему ехидство. - Это я виновата, - тихо выдохнула Хисана, слабеющими пальцами цепляясь за рукав братниного шихакушо. – Я пойду… - Ты спать сейчас пойдешь, - подсказал Шигеру-сан. Хисана упрямо мотнула головой, поднялась с пола. - Я пойду в Совет 46-ти. Я подам прошение о пересмотре дела Рукии. Приговор несправедлив! Маюри-нии, ты же понимаешь, что приговор несправедлив?! - Я-то понимаю, - протянул брат. – Но твой план обречен на провал. И дело даже не в том, что ты никогда не доберешься до Совета. Во-первых, проход в Сейретей закрыт для всех, без исключений. Во-вторых, Совет – это тебе не канцелярия при отряде. Попасть туда можно, только если ты совершил нечто преступное, или если ты капитан. А в-третьих, Совет – это сборище зажравшихся старых упрямцев, не видящих дальше своего носа! Они так кичатся своим положением, что давно перестали обращать внимание на разумные доводы. Кое-кого можно было бы подкупить, но у нас нет таких денег. Даже если я вытряхну все свои кубышки, и все наши сделают то же самое, все равно не хватит. И времени не хватит, чтобы найти хоть одного, к которому можно подкатиться. Так что… По щеке Хисаны скатилась слезинка. Она прикусила губу, зажмурилась. Такого отчаяния девушка не испытывала еще ни разу в жизни – ни в своей земной жизни, ни здесь, в Обществе Душ. - Все равно пойду, - прошептала она. – Я должна. Иначе какая из меня сестра? Один раз я уже бросила Рукию. Второго я не допущу. - Нии-сан, - позвали от седзи. Маюри посмотрел на вход и глазами просигналил Шигеру-сану, чтобы тот увел девушку. Старик понятливо кивнул и с уговорами увлек дочь в сторону кухни. Когда Хисана почувствовала в себе силы добраться до своей комнаты, было уже глубоко за полночь. Проходя мимо гостиной, она притормозила, якобы для того, чтобы передохнуть, и прислушалась. Неизвестно какими путями выбравшийся из Сейретея Наоки вполголоса рассказывал Маюри, что все «наши» высказались однозначно «за», что согласия в Готее нет, что Маи-тян обещала переговорить с некоторыми своими сослуживцами, не слишком довольными тем, что происходит. Куроцучи-тайчо кивал, сосредоточенно глядя в столешницу. Внимательно слушавший сыновей Шигеру-сан тихо вздыхал, не смея прерывать молодого шинигами. Когда Наоки умолк, чтобы промочить горло, старик пристально посмотрел на старшего и очень серьезным тоном спросил: - Мури-тян, но ты же понимаешь, что это – бунт? Междоусобица… Маюри кивнул, потом искоса глянул на отца. - Ну бунт, ну междоусобица. А ты что, готов потерять дочь? Вот и я не готов жертвовать своими. Так что встряхнем этот гадючник.***
Бьякуя сидел в рабочем кабинете и усиленно размышлял. И ничего у него не получалось. Он исчеркал линиями, стрелками и кружками уже не один лист бумаги, в разных вариантах располагая имена всех известных ему участников последних событий, и не мог найти концов. Такеши Рукия, перспективная, но абсолютно среднестатистическая шинигами. Девчонка передала свои силы человеку… И вот тут начинались странности. Прежде всего, простому смертному, без реацу, она ничего передать не смогла бы, даже если бы захотела. А раз у нее получилось, значит, мальчишка обладал способностями и до знакомства с Рукией. Далее, после передачи она осталась почти совсем без энергии, но не погибла, что тоже весьма занимательно. Вообще-то, ее не казнить должны были, а отдать Куроцучи Маюри, чтобы он разобрался, как такое возможно. Идем дальше. Проступок, конечно, серьезный, но никак не катастрофический для Общества Душ в целом и Готей-13 в частности. За такие прегрешения могли лишить звания, могли запечатать реацу и выслать в Руконгай. Могли посадить в Улей, но казнить?.. Да еще на Сокёку! Не слишком ли много чести для средненькой халатности при исполнении? Абараи Ренджи. Оказалось, что к Такеши Рукии он имеет непосредственное отношение, ибо является ее братом. Тоже странный персонаж. Едва выйдя из карцера, лейтенант явился в кабинет тайчо, пронзил Бьякую хмурым взглядом и судорожно сжал в кулаке бумажку, принесенную с собой. Кучики коротко и сухо высказался в том плане, что подобные выходки он прощает своему фукутайчо первый и последний раз в жизни. Абараи вскинул на капитана вопросительный взгляд «что, все еще фукутайчо?» и, получив молчаливое подтверждение, аккуратно положил на край стола свою писульку. Бьякуя соизволил прочитать – это оказалось заявление на внеочередной отпуск. Было совершенно очевидно, для чего Ренджи его использует, и капитан собрался было резко отказать своему подчиненному, но тот вдруг подошел очень близко, серьезно посмотрел в глаза и тихо, на пределе слышимости произнес: - Я все равно пойду, тайчо. Подпишите. Ваше имя не должны связывать с моим, когда дойдет до драки. Бьякуя подписал. И Абараи просто исчез. Далее. В игру вступили риока и другие капитаны. И с этого момента начинались непонятки, абракадабра и прочие радости запутанной интриги. Как риока смогли пройти в Общество Душ? Это в принципе невозможно для живых! Известный, он же единственный, способ попасть в этот мир – умереть в Генсее. Но судя по отчетам рядовых и офицеров, столкнувшихся с пришельцами, те не собирались оставаться здесь навсегда. Их целью было спасение Такеши Рукии. Кажется, они хотели забрать ее с собой. О смерти не упоминал ни один из них. Далее – капитаны. В хитросплетении взаимоотношений в командном составе Готей-13 можно было утонуть, заблудиться, сломать зубы – короче, вариантов запутаться имелось множество. Некоторые, как и сам Бьякуя, пришли на службу в силу семейных традиций и для выполнения долга, который накладывала принадлежность к определенной фамилии. Некоторые просто дослужились до своих чинов и теперь использовали достигнутое положение в своих не всегда понятных целях. Самой темной из всех лошадок был Ичимару Гин, и его лисьи уши торчали из-за многих событий последнего времени. Он упустил риока, когда те пытались пройти в Сейретей через Врата. Он отирался возле разных отрядов, где ему было вовсе не место, и стравливал между собой капитанов и лейтенантов, манипулируя их эмоциями. Он отпускал непонятные шуточки и делал туманные намеки, селя в сердцах и умах сомнения. Цель этого кицунэ была так же туманна, как и его высказывания. Странно вел себя сумасшедший ученый Куроцучи Маюри. Обычно этот псих не вылезал из своих лабораторий, а если и вылезал, то для того, чтобы распугать всех окружающих. Поговаривали, что он часто мотается в Руконгай, но Бьякуя знать не хотел, зачем. Так вот, перед последним собранием у Командора джунибантай-тайчо едва ли не за бороду тряс Ямамото, что-то яростно ему втолковывая. Из карманов ученого торчали длинные распечатки, сыпалась шипящая помехами техника и исходил почти осязаемый белый шум. Генрюсай слушал Куроцучи с невозмутимым видом, но по наморщенной лысине было видно, что ученый ему порядком надоел. Или наступил на больную мозоль, и генерал мечтает отшвырнуть прилипалу как можно дальше. В свете этих наблюдений полной неожиданностью было то, что Ямамото приоткрыл вечно сомкнутые веки и сквозь зубы процедил обещание разобраться. Куроцучи отстал, но довольным не выглядел. Совсем никак не участвовали в охватившем Готей балагане Комамура, Тоусен, Унохана и Укитаке. Последний традиционно болел, а вот остальные могли бы и поднапрячься, выясняя подноготную смуты. И это дурацкое убийство Айзена… Его не просто прикончили в поединке – его демонстративно убили. И выставили тело на всеобщее обозрение. Большинство шинигами считали, что сделали это риока дабы деморализовать и запугать своих противников, но Бьякуя в это не верил. Короткой стычки с рыжим парнем хватило, чтобы понять: этот будет переть напролом, бить в лоб и попутно объяснять всем вокруг, как они неправы. Этот мальчишка не станет нападать исподтишка, не использует каверзных методов. Он юн, горяч и безнадежно честен. Но кто тогда убил гобантай-тайчо? Что тот узнал, какая новость стоила ему жизни? Уж не Ичимару ли постарался… Гин ведь был лейтенантом Айзена, и вроде бы они ладили между собой. Но на последнем собрании эти двое как-то нехорошо разошлись, обменявшись колкостями на грани угроз. И какое отношение к их «теплой дружбе» имеет эта девочка, Такеши Рукия? Вопросов было больше, чем ответов. Кучики скомкал очередной лист бумаги и положил перед собой чистый. Если в уравнении слишком много неизвестных, их надо сократить. Что ж, перетасуем все известные факты, соединим то, что раньше казалось не связанным… Бьякуя вскинулся. Реацу, которую он почувствовал, была мощной, густой, знакомой и незнакомой одновременно. Словно кто-то украл его собственную духовную энергию, перелил ее в другой сосуд, немного усилил – и выпустил на волю. И она приближалась. За окном закричали его солдаты, сильные порывы ветра, вызванные этой реацу, пригнули деревья. Затрещали перегородки в здании. Лопнуло и со звоном осыпалось стекло в книжном шкафу. Дверь распахнулась, как если бы ее пнули, но шаги идущего все еще слышались в удалении, постепенно становясь громче. Среднего роста тонкокостный человек возник в дверном проеме и на несколько мгновений замер там, пристально глядя на рокубантай-тайчо. Бьякуя смотрел на пришельца и не верил своим глазам. Даже в Обществе Душ, где возможно многое, отражение не может покинуть зеркала, не может разгуливать само по себе. Не может явиться к своему оригиналу и буравить его горящим взглядом. Тем не менее, копия самого Бьякуи стояла в дверях его кабинета, сжимая и разжимая кулаки. Совсем еще молоденький мальчишка, в ученической форме Академии, с высоким хвостом черных волос, смотрел на капитана Кучики исподлобья, кусал губы. Реацу его дрожала, и вместе с ней дрожало мироздание. Юноша медленно приблизился к столу, по другую сторону которого застыл в изумлении Кучики Бьякуя, оперся ладонями о столешницу и ломким от напряжения голосом сказал: - Я никогда бы не побеспокоил тебя, если бы речь не шла о жизни близкого мне человека. Сделай что-нибудь! – потребовал мальчишка. – Ты же можешь! Спаси мою тетю Рукию!