I.
Зима в этом году выдалась отвратительной. Тонкий слой выпавшего накануне снежка не мог полностью скрыть грязевые разводы мертвых газонов, голые искривленные лапы деревьев, серые крыши унылых домов. С природой было что-то не так. Это ощущалось уже несколько недель. С тех пор, как… - Мы почти приехали! Эй, с тобой все в порядке? – девчонка, сидевшая справа от меня, самым бесцеремонным образом нарушила траурный ход моих мыслей. Это Аннабет, и она много для меня значит. Она хороший, хотя и надоедливый временами друг. Наверное, настоящий друг и должен быть таким – надоедливым. Не знаю. Других друзей у меня, пожалуй, и нет. Сравнить не с кем. - Лука? Что с тобой? Плохо себя чувствуешь? – кажется, мое состояние всерьез обеспокоило ее - Все хорошо, надоеда, - выдавил я кривую улыбку, - Просто невыспался сегодня. Бессонница. Со мной бывает, ты знаешь. Пожалуй, я придумал хорошее оправдание своему поведению. Если хочешь обмануть человека близкого, который много лет провел рядом с тобой и знает тебя, как облупленного, притворись, что тебе просто не хватает сна. Нет такого ужасного преступления, которое нельзя бы было мотивировать так: «простите, я не выспался. Жертва разбудила меня посреди ночи». Да, если мне в голову лезут подобные мысли, со мной точно что-то не так. Проблема в том, что я знаю, в ЧЕМ дело. Но вот сказать – не могу. По крайней мере, не сейчас. Еще рано. Время еще не пришло. Аннабет по-прежнему смотрела на меня обеспокоенно: - Тебе не кажется, что пора уже что-то сделать с твоим сном? Обратись хотя бы к Хирону. Ты же знаешь, он поможет. Он не откажет тебе. - Давай поговорим об этом, когда вернемся в лагерь, - пробормотал я. – И вообще, со мной все хорошо. Не волнуйся. Кажется, мне не удалось убедить ее. Впрочем, это удивительно. Любой на ее месте понял бы, что не все в порядке. Будем честны, ничего не в порядке. И уже довольно давно. Автобус вез нас под серыми зимними небесами сквозь безрадостный мрачный Нью-Йорк по направлению к Эмпайр-Стейт-Билдингу. И при мысли о том, что мне предстоит, я каждый раз вздрагивал, а в голове у меня, казалось, звучали раскаты грома.II.
Сейчас, сидя в промозглом автобусе, который вез меня навстречу моей судьбе, я уже с трудом мог себе представить, что всего три недели назад я был совсем другим человеком. Обычным парнем, который радовался жизни. Вернее пытался радоваться, да и обычным меня можно было назвать лишь с натяжкой, даже до того, как мне был указан мой путь. Ох, боюсь, я совсем вас запутал, так что давайте по-порядку. Меня зовут Лука Кастеллан. Я – полубог. И я никому бы не пожелал оказаться на моем месте. Сущности, которым в древности поклонялись как богам древние греки, по-прежнему существуют. Они живут среди нас, как и другие создания из мифов – монстры. Они спускаются к людям. Как и в древности, они влюбляются в них. Заводят детей. А потом – бросают их на произвол судьбы. Так и появляемся мы – полубоги. Несчастные, живущие между двумя мирами – миром смертных и миром божеств. И отвратительно, отвратительно не нужные ни одному из миров. Мы растем изгоями в наших семьях, поскольку наши рефлексы и наше зрение не позволяют нам нормально жить среди простых людей. Часто мы сбегаем из домов – или нас выгоняют. Когда мы вырастаем достаточно, чтобы представлять собой реальную силу, мифологические твари – монстры, как их называют обычно, начинают искать нас, чтобы бросить нам вызов. О, у них хороший нюх на юных полубогов! Они находят нас снова и снова, выслеживают нас, как добычу, как скот. Их можно победить – на время, потому что они возвращаются в этот мир снова, рано или поздно. Они – бессмертны, мы – нет.Так большинство из нас и оканчивают свой жизненный путь – лет в 11-12, брошенные своими родителями, смертными и бессмертными, где-нибудь на задворках мегалополисов, в зубах очередной гарпии, которая на сей раз оказалась умнее, быстрее, сильнее – одним словом, лучше тебя. Но некоторым из нас везет. Мы находим путь в Лагерь Полукровок – то единственное место, где полубогам жить безопасно. Некоторые находят путь сами. Некоторых – как правило, наиболее талантливых, либо детей старших богов (не то чтобы они заботились о потомстве больше, просто им надо поддерживать авторитет) – находят сатиры, работающие в Лагере. Там, под магической защитой, живу в том числе и я. Лагерь, как считается, «готовит полубогов выживать в мире, полном опасностей». Мое же мнение таково, что большинство его жителей за магическим барьером не протянут и дня. Это вынужденная изоляция – как резервация для индейцев – подачка от наших родителей-богов: мол, смотрите, как мы о вас заботимся. И, если ты живешь в лагере, то твои шансы дожить хотя бы до 20 лет существенно вырастают. По сути же, ни одному из нас нет больше 23 лет. Относительно слабые полубоги, как правило, поступают в колледж и пытаются начать нормальную жизнь. Большинство кончают в сумасшедших домах, но некоторые кое-как пристраиваются к ритму большого города и добиваются успеха. Таких единицы, и вся их жизнь – это жизнь вопреки. Как правило, это очень известные люди. Ну а если твои способности от рождения сильны, то твои шансы дожить до каждого следующего дня рождения уменьшаются в геометрической прогрессии. В таком случае мысль в голове у тебя лишь одна – как бы вспыхнуть поярче прежде, чем погаснуть. Потому что в том, что погаснуть придется, ты не сомневаешься. И мой собственный шанс вспыхнуть по-настоящему ярко появился у меня за три недели до того, как я сел в автобус до Эмпайр-Стейт-Билдинга накануне зимнего солнцестояния. Как бы все ни сложилось дальше, те два дня останутся у меня в памяти до моего последнего вздоха. И если мое дело проиграет, судить меня будут в первую очередь за них.III.
Поздним зимним вечером 4 декабря я сидел на крыльце большого дома в Лагере Полукровок и любовался ночным лагерем. Прежде чем, я расскажу, что случилось дальше, надо, пожалуй, объяснить еще кое-что. Лагерь Полукровок окружен магическим барьером. Когда-то это была просто призрачная завеса, не имевшая физического воплощения. Все изменилось с моим прибытием сюда. Шесть лет назад, когда я попал в лагерь вместе с Аннабет, моя лучшая подруга Талия, прошедшая весь путь до этого места с нами, погибла буквально на его пороге. И да, я не хочу об этом говорить. Слишком больно – до сих пор. Худший кошмар моей жизни. Иногда мне кажется, что тогда я заснул, и мое кошмарное сновидение длиться уже годы – с того вечера. Если кратко, то сатир, прикрывавший нас, облажался. Монстры настигли нас. Мы проиграли бой. Она погибла. А когда Талия испустила последний вздох и ее глаза закрылись навеки, ее отец, всемогущий Зевс, повелитель богов и хозяин бурь, ни пальцем не шевельнувший, чтобы облегчить ее жизнь до этого хоть на миг, щелкнул пальцами…и превратил ее в дерево, ставшее воплощением защитных сил лагеря. Злая ирония и цинизм. Он не смог спасти ее – так пусть она теперь спасает других. Типичный божественный поступок. И вечное наказание для нас с Аннабет, ее друзей, вынужденных вспоминать тот день каждый раз при взгляде на дерево Талии. Не знаю, чем мы это заслужили, но наказание изощренное, нужно признать, такому поступку позавидовал бы любой голливудский злодей. Но прошу прощения, я отвлекся от темы. Так вот, дерево Талии охраняет лагерь. Его границы находятся под замком как для мифических созданий (в том числе и божественных сущностей, кроме 12 олимпийцев, хоть это нигде и никогда и не афишировалось), так и для простых смертных. Монстры просто не в состоянии преодолеть лагерную границу, для них этот барьер – вполне себе физический, как бы стальной мыльный пузырь, город под куполом. От смертных же лагерь скрыт Туманом – своеобразной пеленой, застилающей им глаза каждый раз, когда они видят что-то мифическое. Что-то, способное разрушить их маленький уютный мирок, где нет места монстрам и богам. Как же много я бы отдал, чтобы и мои глаза застлала такая пелена! Еще одна особенность магического барьера лагеря – то, что погода в его пределах не зависит от погоды в окружающем мире. Как правило, здесь царит вечное лето, но всякое может случиться, если у директора вдруг испортится настроение. Кстати о директоре. Его зовут Дионис. Один из 12 олимпийцев. Бог вина,пирушек и гулянок. Назначен директором сроком на сто лет в наказание за ненадлежащее поведение. Показательно, не так ли? Худший из олимпийцев – директор. Его назначили – чтобы его наказать. О нас в тот момент никто не подумал. Желания левой пятки Диониса значат в лагере все, он тут абсолютный властелин – к счастью, обычно его левая пятка вместе с остальными частями тела не показывается из-под одеяла как минимум до обеда, что делает его относительно терпимым. Заместитель директора – Хирон. Он кентавр, тысячелетиями воспитывавший полубогов. Он не так уж и плох, по моему мнению, хотя его слепая преданность Зевсу порой вызывает раздражение. Но, по крайней мере, он многому может научить, многое может рассказать и всегда готов помочь – качества, отличающие настоящего наставника. Тот памятный вечер я как раз провел в обществе Хирона. Шесть лет в лагере – солидный срок, и к твоему мнению начинают прислушиваться. Мы долго говорили о проблемах домика Гермеса. Моего домика. Да, мой отец – Гермес. Бог странников и бродяг. Покровитель людей ищущих, которым не сидится на месте. Черты, до боли свойственные моему характеру. Я ненавижу его. И это еще одна болезненная история из моего прошлого, которую лучше пока что не трогать. Я расскажу ее в свое время. Но не смотря на это, домик Гермеса – мой, и я горжусь этим. Каждый его житель – мой человек, и я чувствую за него ответственность. Домик Гермеса – самый проблемный в лагере. И дело здесь не столько в характере его детей (хотя и в нем тоже, ведь Гермес – покровитель в том числе и воров). Просто этот домик принимает Неопознанных. И они заслуживают того, чтобы сказать пару слов и о них. Когда полукровка-полубог попадает наконец в лагерь, он думает, что все его проблемы уже позади, что уж теперь-то его ждет безопасность и признание божественного родителя. Но жизнь и здесь подкидывает юному полубогу испытание, которое многих ломает. Дело в том, что, поскольку лагерь поделен на 12 домиков по числу олимпийцев, распределение в соответствующий домик требует признания твоего родителя. Одним словом, папенька или маменька должны соизволить обратить свои сияющие очи на бренную землю и гласом небесным объявить: «этот ребенок – мой!». Но этого может и не произойти. Боги – занятые существа. А еще ты можешь оказаться ребенком младшего божества, которое и домика-то своего не заслужило. В таком случае ты – Неопознанный. И путь тебе в дом Гермеса, человеческую мясорубку, готовую приютить всех подряд. В вечную бойню за место под солнцем. Это как бы маленькое поле Апокалипсиса, и я на нем главный, ибо самый старший тут – я. И я в ответе за каждого сына Гермеса и за каждого неопознанного. Серьезный груз для полубога-подростка – и он нравился мне. Так что тем вечером после ужина я добровольно отправился к Хирону, и, пока чернильные тени за окном устилали мир бархатистым сумраком, долго разговаривал с ним о том, что КрисРодригес опять выбирался из лагеря ночью, о том, что братья Стоулл снова подобрали отмычки к лагерной лавке и неплохо было бы сменить замок на ее двери, о том, что маленькая Джен снова плачет во сне – словом, о тех безумно важных вещах, до которых никому в целом мире не было дела. Мы засиделись допоздна, и, когда Хирон наконец посмотрел на часы и, ахнув, сообщил мне, что пора бы уже и отправится в постель, ночь окончательно приняла лагерь в свои объятия, и всеобъемлющую таинственную тишину нарушали лишь трели сверчков. Выйдя из дверей Большого Дома, я присел на крыльцо. Не смотря на то, что время было уже позднее, возвращаться в домик Гермеса мне не очень-то хотелось. Только что мы с Хироном обсудили множество требующих решения проблем, и я прекрасно понимал, что он принял их также близко к сердцу, как и я, но также мне было ясно и то, что ничего для улучшения ситуации сделано не будет. Слишком много было проблем. Слишком мало рычагов воздействия. Мне уже начинало казаться, что проблемы этого мира неразрешимы в принципе. Я просидел на одном месте минут 10, а потом, вздохнув, рассудил, что от сидения на крыльце моих проблем не убудет, и вообще, не стоит прибавлять к их числу еще и проблемы со службой безопасности лагеря, потому как комендантский час, действующий в ночное время, все более ужесточали, гарпии-охранники следили за его соблюдением весьма внимательно, и то, что я засиделся у Хирона, меня не очень-то оправдает в их глазах. А полежать без движения я успею и в постели, тем более что мои проблемы со сном приобретали все более серьезный характер. Так что я поднялся на ноги и собрался уже двигаться к домику, как вдруг какое-то движение на аллее привлекло мое внимание. Тень мальчика-подростка, окутанная сумерками как коконом, двигалась мимо ряда домиков в сторону леса. Он шел не торопясь, засунув руки в карманы, и явно не замечал меня – либо просто предпочитал не обращать на меня внимания. Я замялся на минутку – но мое любопытство пересилило накопившуюся усталость, и я быстрым шагом двинулся за удаляющейся тенью. Когда я добрался до домика Геры, первого со стороны леса из стоящих по правую руку от меня, моим усталым глазам наконец хватило сил, чтобы разглядеть бредущего впереди меня парня. Где-то в моем мозгу воспринятая глазами тень из тьмы и тумана сплелась в знакомые черты: слегка подпрыгивающую походку, темные короткие волосы, коричневую кожаную куртку. Крис Родригес. Какое совпадение – только что его ночные вылазки стали одной из основных тем нашего разговора с Хироном. Хотя, если подумать, никакого совпадения тут нет – кому еще могло бы хватить мозгов отправиться в лес ночью, да еще и в одиночку. - Поговори с Крисом, - говорил мне Хирон еще меньше часа назад, и тревога на его лице куда больше выражала его позицию, чем слова. – Я знаю, он к тебе прислушивается. Я не могу подойти к нему сам – я ему лишь наставник, а не товарищ, он просто отмахнется от моих слов. Объясни ему, что то, что он делает, опасно для жизни. Однажды он просто не вернется назад. Обещай, мне, что поговоришь с ним! И хорошо бы еще узнать, что же он делает ночами. Я обещал поговорить с Крисом с утра. Но теперь… Я мог бы пойти за ним следом и выяснить, куда он направляется, а поговорить уже потом. Быть может, это важно. Быть может, у меня не будет другой возможности это узнать. В конце концов, не столь важно, что Крису не спится по ночам. Не его одного мучает бессонница. Куда важнее, КУДА он ходит, когда ему не спится. Не просто же так его тянет погулять по лесу! Или просто так? Быть может, лесной воздух просто прочищает ему мозги, также как я раньше ночами выбирался на арену помахать мечом, пока статус старосты домика не заставил отказаться от этих вылазок. «Однажды он просто не вернется назад», - сказал Хирон у меня голове. Я вздохнул и негромко окрикнул: - Крис! Тень вздрогнула и остановилась. Затем обернулась. - Что за… А, это ты, Лука. Я подошел ближе. Крис ждал меня, облокотившись на плетеную ограду, тянущуюся вдоль дороги. Видок у него был не очень: мешки под глазами, красные глаза, лицо бледное. Я вдруг понял, что и сам, должно быть, выгляжу не лучше со своими бессонными ночами. - Крис, - мой голос в ночной тиши звучал как-то неуместно и неуклюже, будто камешек кинули в кристально чистый пруд, чью воду никто не трогал уже несколько столетий. – Крис, ты должен прекратить это. Эти ночные вылазки никого не доведут до добра. Лес не безопасен, и ты это знаешь. Особенно ночью. Ответом мне стал лишь взгляд, полный усталости. - Я не могу, Лука. Мне…мне не спится. И когда мне не спится, мне надо сходить именно в лес. Не спрашивай меня, зачем. От ярости и отчаяния я сжал кулаки.Крис был в лагере лишь с прошлого лета, и у него в памяти не отпечатались события двухлетней давности, когда тела двоих детей Ареса поисковые группы дриад доставили в лагерь лишь после нескольких недель поисков. Состояние у них было…нет, лучше и не вспоминать. Как выяснилось, два храбрых юноши решили найти себе достойного противника и притащить в родной домик настоящий трофей. Тот случай надолго отбил у идиотов желание совать нос куда не надо. Но каждый новоприбывший, видимо, мнил себя самым умным. - Ты ведь не знаешь, чем рискуешь. Не знаешь. Однажды ты просто не вернешься назад! – я и сам не заметил, как повторил слова Хирона слово в слово. - Я…прости, Лука. Я…я не могу…сказать тебе, - в глазахКриса блестели слезы – или это просто луна так странно отражалась в них? Я развернулся и пошел назад в свой домик. - Лука… - прошелестел ветер у меня за спиной. Я шел быстрым шагом, засунув руки в карманы, сжав пальцы в кулаки. Ну уж нет. Я не Хирон. Я не пастырь. Я забочусь о своих братьях. О детях Гермеса, о Непризнанных, обо всех – если уж на то пошло. Но о самоубийцах я заботиться не буду, это уже слишком. И чего это вообще на него нашло? А самое главное – я понимал, что совершил ошибку. Что-то важное таилось там, в лесу. Какая-то загадка, что-то, что стоило узнать. Я мог бы просто пойти за ним. Мог бы проследить и узнать все. Но я поддался слабости, поддался милосердию – и проиграл. И даже не смог поговорить с Крисом нормально – парень же явно не в себе. Хорош лидер! Ноги сами донесли меня до дверей девятого домика. Была уже глубокая ночь, прохладный воздух холодил мое лицо, где-то в кустах трещали сверчки. Я был зол, чудовищно зол. Сам не знаю, что на меня нашло. Потому ли, что я оказался слаб? Или недостаточно убедителен? А может, я просто боялся, что когда на костре сожгут саван с символом домика Гермеса – первый за относительно спокойные последние полгода – я почувствую, что я и только я виноват в этом? Домик был переполнен даже в эти зимние дни, когда слабые полубоги и дети малых богов находились вне лагеря, пытались учиться в школах, строить нормальные отношения со сверстниками. Я был вне этого – всегда. Всю свою сознательную жизнь. Привычным маршрутом мимо разложенных на полу спальных мешков я прошел вглубь домика, скинул куртку, обувь и кинулся на кровать в остальной одежде. Некоторое время я лежал без движения. Вокруг меня было тихо – лишь шум дыхания двух десятков полубогов звучал в ушах подобно прибою. Тонкий лучик лунного света падал на изголовье моей кровати, оставляя серебристую дорожку. Прошло около четверти часа, и входная дверь скрипнула, впуская вовнутрь подростка, которого я увидел с крыльца Большого Дома всего-то полчаса назад. Подросток прошел к своей кровати, повозился в вещах, разделся и забрался под одеяло. Что ж, по крайней мере, сегодня он вернулся. Я начал думать, что переживаю зря. В ночных похождениях Криса была какая-то загадка, но ее я разгадаю. Пусть сейчас я провалился, но в следующий раз просто пройдусь следом за ним. Я докопаюсь до правды, так или иначе. И ни одного чертового савана с кадуцеем не сожгут на костре минимум до конца года. Это МОИ люди и МОЙ домик. Я глубоко вздохнул и попытался успокоиться, но моя злость все никак не уходила. Будто все головы гидры сплелись у меня в животе, шипели в моем мозгу, поливали кислотой внутренности. Да что же со мной не так? И давно я перестал контролировать собственные нервы? Если подумать, то, пожалуй, достаточно давно. Я перевернулся на другой бок, и осмотрел домик, освещаемый робким лунным светом. Целых двадцать человек – и это в зимние месяцы! И меньше половины из них – дети Гермеса. Батч и Накамура – сыновья Гебы и Немезиды соответственно, они могли бы попытаться найти себе место в обычной жизни, но жили в лагере круглый год. Я уважал их за это. Все остальные – Непризнанные. Брошенные богами. Брошенные смертными. Незваные гости в этом жестоком мире. Я внезапно понял, на кого направлена злость, туго свившаяся у меня в груди клубком змеиных голов. На олимпийцев, дорогих наших прародителей. Часы, подарок Аннабет, который она привезла мне после последней ее попытки вернуться к нормальной жизни с семьей, тикали у меня над головой, настраивая мысли на нужный лад. Мне пришлось туго с Крисом и я переживаю за его состояние – но Гермес наверняка мог бы решить его проблемы щелчком пальцев. Или хотя бы просто поговорить с ним. Тик-так. Джен постоянно плачет – ей всего девять и она не понимает, почему ее божественный родитель не хочет давать о себе знать. Я хотел бы ей помочь – но не могу. Тик-так. Талия могла бы жить, но умерла в шаге от лагеря. Дерево Зевса каждый день напоминает мне о ее смерти. Тик-так. Аннабет, кажется, все еще верит, что найдет себе место в мире смертных. Как скоро разочарование постигнет и ее? Тик-так. Наш директор сослан к нам в наказание. Кого наказали – его или нас? Тик-так. А вы знали, что лишь 20 процентов полукровок доживают до совершеннолетия? Тик-так. Мои глаза смыкались, но злость не уходила. Такие старые раны… Тесный клубок ядовитых змей в груди. Что будет, если яд из их пастей выплеснется наружу? Тик-так. Мой мозг отключился, и я провалился в очередной кошмарный сон.IV.
Нас было четверо. Мы бежали сквозь ночь так быстро, как только могли, бежали в отчаянной попытке спасти свою жизнь. - Уже близко! - прокричал голос слева от меня. – Клянусь, мы уже почти… Голос прервался, перейдя сначала в крик ужаса, а потом – …в блеяние? Сатир остановился и обернулся, глубоко дыша. Я последовал его примеру. Что-то огромное за нашими спинами ломилось сквозь дождливую ночь, прорываясь сквозь чащу, выкорчевывая вековые деревья. Нам не успеть! Никогда! Оно быстрее нас. Нам не справится с ним! Из горла сатира раздался всхлип. Он весь дрожал – мелко, как осиновый лист. - Долго нам еще? – я сам удивился, насколько спокойно звучит мой голос. - Граница где-то за теми деревьями, - всхлипнул сатир, махнув рукой в сторону чащи. Нет, не успеем! Наши силы на исходе, мы уже не можем бежать так, как раньше. Пройти такой путь – и ради чего? Сверкнула молния, прорезав наискось небо уродливым желтым рубцом. Загрохотал гром, как тысяча боевых барабанов. В чаще леса мы вчетвером готовились принять последний бой в нашей жизни. Я взглянул на темноволосую девчонку справа от меня, и увидел холодную решимость на ее лице. Она подняла меч, и я сделал то же самое. Полыхнула еще одна молния, разрывая ночную тьму, пронизывая реальность, разбивая мой разум на осколки – и мир содрогнулся от рокота грома. Сон изменился. Мое тело потеряло тяжесть, стало легким и прозрачным, будто сотканным из тумана и утренней росы. Я брел под сводами огромной пещеры, чудовищно огромной, со свисающими с потолка сталактитами размером с небоскреб. Вокруг меня кружились шепотки, завитки тумана, отблески света, сгустки тьмы. Были ли они частью этого места? Или, быть может, частью меня? Тысячи голосов вразнобой шептали мне что-то на тысячах разных языков. Я не знал, что они хотят сказать мне – и не хотел знать. Я шел вперед и местность вокруг меня менялась. Пещера превратилась в огромный туннель, прорубленный прямо в базальтовой породе. Потолок угрожающе надвинулся. Стены приблизились, и теперь я мог их видеть с обеих сторон. Чем дальше я шел, тем более стихали отдельные шепотки вокруг меня, сливаясь в унисон, в единый голос, в древний и могучий призыв, в отдаленный рокот, идущий у меня из-под ног. Дыхание божества. Это место было особенным. Здесь властвовало что-то непостижимое. Что-то, чью мощь невозможно измерить человеческими мерками. Что-то, чью концепцию невозможно понять человеческим мозгом. Я догадался, где я. Должен был догадаться. Я слышал зов Тартара. Я остановился. Туннель резко обрывался у меня под ногами, открывая путь в бесконечную чернильную бездну, за край которой отказывался проникать разум. Благоговейные мурашки пробежали у меня по спине. А затем сквозь монотонный шум ямы прорезался голос, резкий, как удар металла по камню, властный и древний. Не настолько древний, как дыхание бездны, но все же бесконечно старый по сравнению с человеческой жизнью. И голос этот заговорил со мной. - Мир несправедлив, - говорил голос, - Мир погряз в грязи и во лжи. Сами боги предаются порокам и бесчинствам. Они оставили мир на произвол судьбы. Они ходят среди смертных, развлекаются среди них днями напролет, забывая про свои обязанности. Все больше их детей рождается от смертных, и живется им все хуже. Ты сам – свидетель их судьбы. Смертные же кичатся дарованным им «знанием», но все их знания – лишь шелест травы под порывами ветра. Суть же вещей сокрыта от них туманом, искажающим мир, делающим его не таким, какой он есть, а таким, какой хотят они увидеть. Правда же ускользает от них. Я слушал и понимал, что голос прав. Боги бросили этот мир. Полубоги несчастны всю свою недолгую жизнь. Смертные смотрят вокруг себя закрытыми глазами. - Справедливость, - продолжал голос, - должна быть восстановлена. Боги должны заплатить за содеянное ими. Мир станет таким, каким был прежде – местом чудесным и безопасным. Царством Гармонии – и Порядка. И я опять согласился с голосом. Мир – ужасное место, и его стоит попытаться изменить к лучшему. - Я не часто общаюсь со смертными героями. – металлический голос звенел у меня в голове, отдаваясь в черепной коробке. – Я был повержен и обманом заточен сюда – в Тартар. От меня остался лишь голос. Впрочем, это ты видишь и сам. Лишь изредка я могу обращаться с зовом в мир живых, но что-то подсказывает мне, что именно ты мне и нужен. Помоги мне восстать, и мы нанесем удар коварным хозяевам Олимпа. Помоги мне, и мы восстановим порядок и справедливость, как должно. Ради всех, ради Криса, ради Джен.Ради Талии и Аннабет. Мы изменим мир навсегда – к лучшему. Помоги мне восстать из пепла! «Кто ты и как мне помочь тебе» - спросил я мысленно, а потом добавил: «И почему именно я?» - Почему именно ты? – голос, казалось, призадумался, и металлические ноты в нем теперь звучали приглушенно. – Потому что я верю в тебя. Ты тот, кто мне нужен. О том же, как я нашел тебя, поговорим в свое время. Что до имени моего, то среди смертных меня называют Кронос, повелитель титанов, владыка Порядка и Времени. И я хочу поручить тебе важное дело, Лука Кастеллан. Я знаю, ты готов на многое ради Справедливости. И голос изложил мне свой план. Колени мои дрожали, пока я слушал его, стоя на краю бездонной пропасти, ведущей в Тартар, и я думал, думал, думал.V.
Рассвет.Вышла на небо в лучах златокудрая Эос и затопила солнечным сиянием все, даже самые отдаленные уголки мира. Теплые лучики солнца проникли и в домик Гермеса, пролегли сквозь спальни, исчертив постели замысловатым узором света и тени. И, едва первый солнечный лучик, первый вестник наступающего утра упал на меня, я вскочил с кровати как ошпаренный. Какого черта это было? Я накинул футболку и подошел к окну, пытаясь унять дрожь во всем теле. Это был сон…или нет ? Потому что на обычный кошмар это было решительно не похоже. Я смотрел на лагерь в свете восходящего солнца. Ночные тени ушли навсегда, сдохли, гадины, попрятались по глубоким оврагам и лесным чащобам, уступив место теплому свету, льющемуся с небес. Нет, это не было простым сном. Когда ты – полубог, ты очень быстро учишься отличать обычные сны от…хмм, необычных. Они играют слишком важную роль в нашей жизни, чтобы их игнорировать. Лагерь постепенно просыпался. Я видел движение в окнах домиков. У меня за спиной некоторые ребята тоже начинали шевелиться. Покоя мне здесь не найти, как места, чтобы обдумать все в тишине. А обдумать все надо было. Потому что если и вправду это был Кронос, и он говорил со мной… Я быстрым шагом подошел к своей кровати. Здесь в прикроватном шкафчике, находилось лучшее мое средство для прочищения мозгов. То, что позволит мне мыслить ясно. Мой меч с лезвием из небесной бронзы. Я схватил его и практически вылетел из домика наружу. Небесная бронза – металл особый. Из него делается полубожественное и божественное оружие, то, которое позволяет сражаться с монстрами и снова и снова отправлять их в Тартар. Тем не менее, это оружие безвредно против смертных. Они как бы существуют на другом уровне реальности. Я так и не смог понять эту концепцию своим мозгом, поэтому, в конце концов, принял ее как должное. Оружие из небесной бронзы просто не может ранить простых людей, также, как и классические металлы не наносят урон монстрам. Вопиющая несправедливость. Сколько раз в своей жизни я сталкивался с тем, что люди куда страшнее и опаснее монстров. В конце концов, Геракл сразился с сотнями чудовищ, но ни одно из них не доставило ему столько проблем и страданий, как простой смертный – царь Эврисфей. Интересный факт: полубоги представляют оба мира сразу, и их можно поразить любым оружием. Вопиющая несправедливость номер 2. Еще одна в длинном списке существующих несправедливостей. Я вышел на крыльцо домика. Солнечные лучи нестерпимо светили мне прямо в лицо. Я прижал ладони к глазам и в тенях между пальцами безошибочно угадал чернильную бездну Тартара. «Справедливость должна быть восстановлена» - прошелестел в голове голос Кроноса. Но нарушить существующий порядок вещей… Для такого должен быть повод посерьезнее, чем слезы маленькой девочки, чей божественный родитель до сих пор не найден. Солнце нестерпимо жгло глаза. Когда я только попал в лагерь, я долго не мог понять, как могут быть правдой одновременно и рассказы древних греков о солнечной колеснице Апполона, и представления современных астрономов. Или, по крайней мере, что было раньше – колесница или огромный огненный шар? Большинство полукровок, обладающих хоть зачатком мозга, задаются такими вопросами. И все, у кого есть разум, быстро перестают думать о таких вещах. Если смиряешься с существованием в мире богов, монстров и героев, ведущих свою жизнь условиях современных неновых городов, быстро начинаешь понимать, как много в таком мире Хаоса. Есть вещи настолько абсурдные, что их приходиться просто принимать на веру. «Царство Гармонии и Порядка», - прозвучало в моей голове. Это сказал я - или Кронос? Если титан-покровитель порядка заточен в Тартаре уже тысячи лет, не удивительно, что мир катится к полному хаосу. Если честно, я не знал, что Кронос олицетворяет собой не только время. И вряд ли об этом знает еще хоть кто-то в лагере. Ноги сами несли меня сквозь сонный утренний лагерь к тренировочной площадке. Разрубленный на кусочки давным-давно. Жаждущий мести и возвращения своего владычества. А чего хочу я сам? Я вышел на пыльный круг арены и выхватил меч из ножен. Голубоватый клинок холодно блеснул в косых лучах солнца. Из зрителей – пара птиц на верхних рядах трибун. Из соперников – три потрепанных соломенных чучела. То, что мне сейчас надо. Клинок описал полукруг и вонзился в соломенный бок, примерно под ребра. Несколько лет назад Гермес почти смог восстановить во мне доверие к нему. Я согласился отправиться совершать подвиг во славу своего домика. В награду из Сада Гесперид я принес шрам через все лицо и раненное чувство самолюбия. Хочу ли я реванша? Возможно. Я сделал выпал, и в животе второго чучела образовалась глубокая рваная рана, обнажившая соломенные внутренности. Мир жесток и ужасен, и полукровки сталкиваются с этим особенно часто. Каждый день несет новые горечи. Моя жизнь была ужасна до этого момента. Хочу ли я отомстить? Вполне вероятно. Я взмахнул мечом, и третье чучело закачалось на шесте с переломленным позвоночником. Вопрос не в том, согласен ли я со словами Кроноса. Вопрос в том, стоит ли ломать существующий порядок только потому, что старый плох. В конце концов, никто не обещает, что Кронос будет лучше Зевса. И самое главное – готов ли я пойти против богов только из горечи, разочарования и чувства мести? Нет. Пожалуй, что нет. Скорее всего, нет. Я отер пот со лба и взглянул на результаты своей работы. Три чучела болтались на шестах с ужасными смертельными ранениями. Первый вопрос, который я задал Хирону когда-то, впервые попав на лагерную арену, - почему оружие из небесной бронзы не ранит смертных, но вполне успешно крушит физические объекты, даже созданные ими? Нет, все же некоторые вопросы лучше не задавать никогда. И ответы на них знать тоже не стоит. Солнце поднималось все выше в зимнем небе, а на земле Лагеря Полукровок царило лето. Солнечные лучи падали на песок арены, высвечивая в воздухе взвесь пылинок. Издалека слышались отдельные голоса, и их становилось все больше. Я глубоко вдохнул утренний воздух – и вдруг холодок пробежал по моей спине. С трибун за мной следил кто-то невидимый. Сам не знаю, как я это определил, по колебанию ли воздуха, по странным ли шорохам, или просто почувствовал чей-то пристальный взгляд. Моя подруга Аннабет – дочь Афины. Порой она ведет себя довольно странно по отношению ко мне, и я точно знаю, что ее беспокоят мои проблемы со сном и с нервами. А еще у нее есть дар матери – кепка, делающая ее невидимой. Легкий укол зависти: когда я отправлялся в Сад Гесперид, отец тоже преподнес мне дар, но он и вполовину не оказался так полезен. Теперь же он лежит мертвым грузом у меня в вещах. Летучая обувь – глупее не придумаешь. На секунду мне захотелось подняться на трибуны и поговорить с Аннабет. Я мог бы рассказать ей свой сон, поделиться своими страхами. Я был уверен, что она бы поддержала меня. Но мне банально не хотелось тревожить ее своими проблемами. Кроме того, я чувствовал, что должен разобраться в себе сам. Так что я засунул меч в ножны и поплелся назад, к домику, а утреннее солнце освещало мой путь.