***
Увы, хотя бы поговорить с Крисом оказалось не так просто. Я не стал будить его сразу по возвращении в домик, о чем до обеда успел пожалеть и не один раз. С того момента, как он, проснувшись, пулей вылетел из домика, мой дорогой брат, видимо, прилагал все усилия, чтобы избежать нашей встречи. Постепенно чувство непонимания во мне стало уступать место гневу. Какого черта он так поступил? Что им вообще двигало? Разве я ему не друг? Что хорошего он видел от проклятых олимпийцев? От Диониса? Я уже испытал свой во всех смыслах обоюдоострый меч на монстрах, теперь руки чесались испробовать его и на одном полубоге-предателе. Признаюсь, я чуть сдержался. Возможно, я бы и не выдержал, но ближе к полудню другое событие выбило меня из колеи, чем, внезапно, помогло взглянуть на всё происходящее более трезво. Я как раз заканчивал тренировку для новобранцев лагеря. Этим летом их было немного: события перед солнцестоянием увеличили активность монстров, и далеко не всех «найденышей» удалось доставить в лагерь. При мыслях об этом мою совесть кололо иглой, но я уже давно не искал себе оправданий. Игра стоила свеч. Сегодня, как и вообще в последнее время, мне помогал Перси Джексон. За последние недели я сумел выработать в себе хотя бы какое-то уважение к нему, но так или иначе не хотел его принимать. Он был моим врагом. Он стоял между мной и Талией. Чтобы там не говорил Кронос, я не видел его на нашей стороне, тем более, что в солнцестояние он недвусмысленно дал понять, кого поддержит при случае. Тем не менее, он был хорошим бойцом с практическим опытом, которым мало кто обладал в лагере, и инструктор из него получился неплохой. При всех личных трениях, мы сработались. Объявив перерыв и шагая к скамейке, что стояла у края арены, я размышлял, намекал ли Кронос на Перси, когда распоряжался собрать команду полубогов. Мне не хотелось подвести его снова, но, если он рассчитывал увидеть его в моем отряде, его ждало горькое разочарование. Вряд ли бы я взял сына Посейдона, даже если бы он попросился бы сам. Хотя, надо признать, ситуация становилась отчаянной. Мне нужны были люди — для себя я уже решил, что в начале пути мне нужны двое. В конце концов, пока у нас нет армии, и моя миссия — тот же поиск. Только беда была в том, что единственный, в ком я был уверен, сразу же меня и сдал… Лишь добравшись до скамейки, я, усталый, грустный и погруженный в свои мысли, увидел Селену, сидящую тут же, на самом краешке деревянного сиденья. При первом же взгляде на нее я понял, что не только у меня был неудачный день. Она была сама не своя — печальная и даже какая-то осунувшаяся, точно, подобно титану Атласу, взвалила всю тяжесть неба на свои плечи. — Здравствуй, Лука. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что же не так. А потом я вдруг осознал. Впервые за долгое время она мне не улыбнулась. — Селена, что… — Не говори ничего, — сказала она тихо и разжала кулак. Я посмотрел на её серое лицо, потом на руку и оцепенел. На раскрытой ладони лежала безделушка из серого металла в форме песочных часов. Точная копия той, что сейчас была спрятана в моем кармане. — Знаешь, — сказала она ровным тоном, — я могу понять, зачем ты это делаешь. Но почему ты ничего не сказал мне…этого я понять не смогу. Никогда. Когда она уходила и солнце светило ей вслед, я вдруг понял, что это уходит вся моя прошлая жизнь, порой сложная, тяжелая, но всё же веселая и беззаботная. Жизнь среди таких же, как я. Я сам отказался от нее, когда поднял знамя Кроноса над головой, сам выбрал борьбу, но найдя многое — многое и потерял. Но я не чувствовал ничего. Мне не было ни больно, ни горько… Моя голова была пуста. И я призадумался: говорят, что когда уже ничего не болит, время бить тревогу, время остановиться. Но я не хотел останавливаться. Я сам выбрал свою дорогу, и со мной всё было в порядке. Задумавшись, я глядел на горизонт сквозь легкое солнечное марево. Оно напоминало мне о Гелиосе…где он, куда пропал? Давно не было слышно ни его, ни его странных советов. Я специально не стал смотреть на дерево Талии, и перевел взгляд на лес. Вот она, та самая опушка, где вчера я убил гигантского муравья, и где Крис, казалось, меня выслушал. Или сделал вид, что выслушал, а сам сразу же кинулся доносить? И когда только успел, ведь времени у него толком не было, весь вечер он был на виду… Надо было как минимум переговорить с ним, но как? И где мне взять еще двоих, если никому нельзя доверять? Решение пришло само собой. Его подсказал мне сам лес, что так упорно маячил перед глазами. Всё же очевидно! Надо только еще немного обдумать, кто заслуживает доверия. А еще уговорить одного старого и упрямого кентавра. Не уговорить поддержать меня — на такое он, сам сын Кроноса и верный слуга Олимпа, никогда не пойдет. Просто нужна его косвенная помощь.Книга Вторая. Дитя Посейдона. (гл. X)
17 января 2019 г. в 01:43
На следующее утро я проснулся резко и внезапно, будто бы кто-то крикнул мне в ухо. Проснулся — и какое-то время полусидел на постели, пытаясь прийти в себя.
Была несусветная рань, даже рассвело еще не полностью. Разумеется, все нормальные люди еще спали, спали тем самым крепким и беспробудным сном, который у толпы беспокойных подростков-полубогов может быть только перед рассветом.
Пытаясь отделаться от слабости в теле и звона в ушах я встал и потянулся. Лучики возрождающегося солнца неохотно щекотали мои веки, сонный мир за окном казался спокойным и умиротворенным, и на несколько блаженных секунд я отрешился ото всех своих проблем и забот.
К сожалению, спокойствие и правда продлилось всего несколько секунд, не более. А потом дверь домика тихонько отворилась. За ней, на пороге показалась какая-то особенно отвратительная гарпия, которую раньше мне в лагере видеть не доводилось.
Сказать, что я опешил — ничего не сказать. Гарпий в лагере и правда было немало, они занимались, можно так сказать, техническим обеспечением лагеря, от уборки и подсобных работ до охраны периметра в ночное время. Но на глаза нам они старались не попадаться, не говоря уж о том, чтобы входить в домики — такие случаи на моей памяти можно было бы пересчитать по пальцам, и все они были связаны с какими-то серьезными нарушениями дисциплины.
— Не спишь? — прокаркала гарпия. — Хорошо. Будить не придётся.
Где-то внутри меня холодным липким комком зародилось отвратительное чувство тревоги и страха. Просто так бы гарпия не вломилась в домик до общего подъема в поисках меня. Но…кажется, в последнее время я не делал ничего предосудительного?
— В чем дело? — я старался казаться спокойным.
Тварюга, казалось, призадумалась над ответом.
— Директор Дионис вызывает тебя. Срочно. Идем со мной.
Я ничего не понимал, но спорить, понятное дело не стал. Наскоро одевшись, я вылетел из домика.
На улице было влажно и зябко, бриллиантовые капли росы поблескивали на сочной зеленой траве.
— Зачем я ему понадобился? — спросил я удивленно. — И почему это не может подождать хотя бы до завтрака?
— Не задавай мне таких вопросов, — зло ответила гарпия, — как будто мне нечем заняться, только летать по лагерю туда-сюда.
Перед крыльцом она остановилась.
— Вперед. Мне там делать нечего.
И полетела прочь, бормоча какие-то ругательства под нос.
Стараясь не думать, по какой это такой нужде за мной послали в пять утра, я отворил дверь и шагнул внутрь.
В директорском домике стояла звенящая тишина. Здесь её не нарушал ни храп, ни разговоры во сне, которыми грешили многие из полубогов. Лишь дверь в дальнем конце небольшого сумрачного холла, ведущая в гостиную, была приоткрыта, и из нее лился желто-серый утренний свет. Туда я и двинулся после недолгих колебаний.
Дионис ждал меня, развалившись на диване, в гавайской рубашке и светлых сандалиях. Он медленно потягивал колу из граненого стакана, ленивый и расслабленный, но это была обманчивая ленивая грация тигра. Глаза на его заплывшем лице были живыми — и опасными.
— Долго, — заметил он, отрываясь от стакана, — присаживайся.
Я нервно присел на краешек второго дивана, напротив бога.
— Ненавижу колу, — сообщил Дионис светским тоном, как будто мы случайно встретились с ним на какой-то вечеринке любителей безалкогольных напитков, — она отвратительна. Впрочем, на вкус и цвет…
Он вздохнул и посмотрел на меня. Я ждал.
— У нас появился избранный! — театрально воскликнул он наконец после некоторой паузы. — Увы, это не ты!
Ни его слова, ни его интонация никак не вязались с прошлой его фразой, и из-за того прозвучали как-то странно искусственно, словно декламация плохого актера.
— Я бы не хотел быть избранным, — осторожно заметил я, — избранными вечно помыкают, а разные пророчества решают за них, как им жить…
— Если ты не знаешь ни одного пророчества про себя, — вдруг перебил меня Дионис, — это вовсе не значит, что их не существует вовсе!
Какое-то время он опять смотрел на меня молча, а потом продолжил.
— Этот сын водяного… Нахал, выскочка! Типичный представитель вашего племени! Вы, полубоги, вечный источник проблем!
«Сколько же ты сам наделал за свою жизнь полубогов, которых так ненавидишь?» — подумал я с отвращением, но вслух сказал совсем другое:
— Зачем вы рассказываете это мне? Зачем вы меня позвали…директор?
— Повежливее! — жестко сказал Дионис, и продолжил ровным тоном, осушив стакан залпом: — У меня проблема. До меня дошли нехорошие слухи про тебя. Ты, мой дружок, связался с Кроносом, более того, подбиваешь других встать на твою сторону. Ой как не хорошо… Что бы мне такое с тобой сделать?
С тем же успехом он мог просто врезать мне в со всей силы в солнечное сплетение. Мне показалось, что земля уходит у меня из-под ног.
— Вообще-то, — Дионис, казалось, разговаривал сам с собой, — это достаточно тяжкое преступление, чтобы притащить тебя на Олимп и кинуть отцу под ноги. С другой стороны, зачем впутывать Совет, если я могу разобраться со всем сам. Достаточно щелкнуть пальцами…
— Директор… — попытался промямлить я.
— Молчать! — Дионис неожиданно резво вскочил на ноги. — Решил, значит, поменять мировой порядок? Революцию устроить? Знаешь, что бывает с неудачливыми революционерами?
Я лишь мог смотреть на него с ужасом и ждать расплаты. Силы покинули меня.
— Ну ты и идиот, — покачал головой Дионис, — решил себе друзей завербовать?
Я снова попытался сказать что-то, как-то оправдаться, но он поднял руку, призывая к молчанию:
— Говорить будешь тогда, когда я разрешу. Если, конечно, хочешь жить. Понятно?
Я поспешно кивнул.
— Меня интересует, по сути, только одно, — медленно сказал Дионис, наблюдая, как янтарные капли медленно стекают по стенкам стакана, — как давно у меня под боком действует агент моего дражайшего дедушки? Как долго мы проявляли преступную слепоту?
Я счел за лучшее отвечать честно:
— Больше, чем полгода.
— Неплохо, — усмехнулся Дионис, — совсем неплохо. Ладно, — он поднялся на ноги, — мне это все не особо интересно. Другое дело, как решить эту маленькую проблему.
— М-мне кажется, — наконец собрался я с мыслями, — что…если бы вы хотели меня испепелить, вы бы уже это сделали… Значит…вы хотите чего-то?
— Чертов нахал, — угрожающе покачал головой Дионис, — я что, неясно выразился по поводу реплик?
Я поспешно умолк. Он побуравил меня взглядом еще какое-то время, а потом зашагал по комнате.
— Мне плевать на Олимп, — сказал он резко, — мне нет дела до жалкого престола моего отца, будь он хоть трижды проклят. Последнюю толику моего уважения он потерял, сослав меня сюда. Но! — он вскинул вверх указательный палец. — Но выступить против богов — величайшая дерзость, которая карается смертью. Поэтому у меня к тебе предложение следующего характера. Всё, чтобы ни приказывал тебе Кронос и кто-либо еще из его шавок, первым должен узнавать я. Все новости в первую очередь узнаю я. Кто бы ни встал на его сторону, будь то монстр, человек, бог или полубог, я должен узнать об этом моментально. Взамен я закрою глаза на твою подрывную деятельность. По рукам?
Одного взгляда в его красноватые глаза мне хватило чтобы понять — выбора у меня нет. И я кивнул.
— Как же это прекрасно! — картинно всплеснул руками бог. — Чудесно, чудесно! В честь нашей договоренности прими, пожалуйста, вот этот ценный подарок.
Он кинул мне не то брелок, не то медальон, отливающий холодным блеском, точно лезвие кинжала; предмет напоминал по форме песочные часы, к нему была приделана небольшая цепочка.
— Бери, прошу тебя.
Машинально я поймал безделушку.
— Что это?
— Вряд ли ты задержишься здесь, среди нас-грешных, ведь так? — бог вина прищурился. — С помощью этой вещи ты будешь мне докладывать о том, что происходит по ту сторону фронта моему человеку. Взамен будешь получать кое-какую информацию из лагеря, чтобы всё у нас было честно. На этом наша встреча окончена, свободен!
— Хорошо, директор, — кивнул я, поджав губы, и пулей вылетел из комнаты с единственным желанием — убраться отсюда поскорее. Лишь на крыльце я позволил себе остановиться — и чуть не рассмеялся.
Этот напыщенный болван думает, что я буду на него шпионить? Ха-ха-ха! Серьезно?
С одной стороны, мне хотелось выкинуть брелок в море, и поскорее. Но это было бы слишком импульсивным поступком, от которого я сразу же отказался.
С другой стороны, если «человек» Диониса в лагере — это кто-то, хотя бы частично заслуживающий моего доверия, возможно, получится сделать его двойным агентом. К тому же, как бы не работал этот брелок, решался бы и вопрос о способе получения информации на расстоянии, который я пока что не обдумывал.
Как ни крути, я в плюсе. Поэтому к домику я возвращался в неплохом настроении.
К сожалению, в то утро я был категорически не прав. Я недооценил Диониса, что было очень большой ошибкой с моей стороны и стало в будущем огромной проблемой и огромной трагедией. Сейчас, думая об этом, я понимаю…наверно, я просто не воспринимал его как бога. Со всеми его бреднями, с его ленью и пассивностью, порой вызывающей смех, я забыл про тысячи лет, которые он прожил, и про то, кто он вообще такой. И, забегая сильно вперед, это стало одной из причин нашего падения. Но сейчас не об этом…
Тогда же, когда я, морщась от лучей рассветного солнца, шагал назад, к своей постели, чтобы полежать еще немного, я думал о другом. Беспокоили же меня две вещи. Мне позарез хотелось узнать, кто же тот «человек Диониса», но главное — я понимал, что меня предали. Тот, кому я доверился, сдал меня непосредственно директору-олимпийцу, понимая, что за этим может последовать. И сделать это могла только одна живая душа в этом лагере.
«Как же ты мог?» — думал я, и внутри меня поднималась…нет, не злоба, не ярость. Это было горькое расстройство и обида: — «Как же ты мог…»