Выгодный брак

Санзо-сан не соответствовала ожиданиям Рюноске от слова совсем: невысокая, даже ниже самого Чуи-сана, круглая и белокожая, будто рисовый шарик, она, несмотря на свой преклонный возраст, оказалась крайне прыткой и разговорчивой. — А-а, — скрипуче протянула Санзо-сан, поднявшись Рюноске навстречу со своего кресла. — Так это ты тот самый молодой человек, ради которого мне пришлось перекроить все свое утро? А ведь по голосу и не скажешь, я представляла тебя более… наглым. Ступивший следом в комнату Дазай-сан едва слышно кашлянул в кулак. Взгляд Санзо-сан мгновенно метнулся в его сторону — Понятно, — насмешливо каркнула она, зачем-то коротко помяв своими пальцами ладонь Рюноске. — Давай, идем. Мне же нужно в конце концов осмотреть материал, с которым придется работать. Рюноске непонимающе вскинул брови, так и не уловив, что именно Санзо-сан посчитала своим материалом: многочисленные полотна, что устлали ее мастерскую, или же самого Рюноске, человека, на которого и должно было шиться новое одеяние. А не одно из тех, что занимали теперь гостевые каталоги — по коридору как раз прошмыгнула одна из прислужниц Санзо-сан и после короткого поклона легко тряхнула страницами, указывая на цветное изображение. Неловко заглянувший туда Рюноске заметил только ярко-малиновый цвет и каких-то рыб по подолу, но, резко опомнившись, вежливо отвернулся. — Что, не по вкусу пришелся мой труд? — рассмеялась Санзо-сан, отправив работницу снова по своим делам. — Привык к чему-то более скромному? Рюноске замер, судорожно соображая. Несмотря на вышколенность в манерах, которой он еще совсем недавно так гордился, боязнь ошибиться и показать себя грубияном целым рядом невидимых нитей обжала горло. Рюноске ощутил себя рыбой, какую только что приметил на ткани — не способной сказать и одного-единственного слова без страха все испортить. Сил оказалось только на короткий кивок, но и его хватило, чтобы маленькая, но неожиданно сильная рука Санзо-сан опустилась на Рюноске на предплечье. И несколько раз хлопнула, кажется, даже вполне одобрительно. От этой встряски Рюноске совершенно растерялся, забыв учтиво улыбнуться — совершенно непозволительное поведение для выпускника воспитательного дома! Даже ладони зачесались сложиться лодочками у рта, только бы скрыть от чужого взгляда невольное смущение. — А ты занятный, — перебила его неловкие мысли Санзо-сан. Ее голос звучал с таким явным удовольствием, будто Рюноске сумел угодить одним лишь своим приходом. После этого утверждения Рюноске показалось, что его околдовали. С него больше ничего не требовали, но обращались при этом с ним так, будто бы Рюноске был по меньшей мере членом императорской семьи. Прислужницы прикладывали к нему легчайший шелк так осторожно, словно тот мог раздавить Рюноске. Узоры на ярком шелке плыли перед глазами волшебными картинками из книг, будто и в самом деле перенося в сказочную историю. Лицо Санзо-сан с застывшей улыбкой как никогда напоминало карнавальную маску лисицы, которые всегда продавали на сезонных фестивалях. Помнится, когда-то совсем юному Рюноске они и казались частью какого-то волшебного мира, недоступного ему, совершенно обычному человеку. Рюноске и приходил мимо, спеша по доверенным ему поручениям, даже не решаясь прикоснуться к изящно выведенным узорам. Теперь же он, раскинув руки, как ему показали прислужницы, словно становился частью какой-то истории. Своей собственной истории. Сперва Рюноске контролировал дыхание, искусственно выравнивая его, да так и не заметил, как расслабился, превратившись в отличный манекен, послушный и податливый. Мысли его были далеко: в теплых тканевых облаках рядом с безвредными и прекрасными попутчиками, такими яркими, что еще совсем недавно Рюноске был бы среди них так же неуместен, как шелуха в порции риса. Но теперь, в подаренном будущем супругом наряде, он сделался среди них своим. — Прекрасно, — громко объявили ему, только этим и вынуждая спуститься на землю. Взмахнув ресницами, Рюноске увидел себя в зеркале при полном параде и снова нескромно охнул от удивления. — Можешь передать своему семпаю, — с удовлетворением сказала Санзо-сан, ловко зажав уголком рта блестящую булавку, — все будет готово точно в срок. Пусть не забудет перечислить остаток, и я, возможно, даже сделаю ему скидку на пояса. Чудные вещицы, вышивка ручная, такое не может не понравиться. Она подмигнула Рюноске и, спрятав очередную булавку куда-то в слои ткани, отступила назад, будто бы потеряв к своему клиенту всякий интерес. Хотя, скорее всего, так оно и было? Ведь дело Рюноске здесь фактически закончено, а все остальное — лишь дело времени и плана, по пунктам которого они сейчас все и жили. — Спасибо вам за заботу, — едва не забыл произнести Рюноске перед уходом, почтенно склоняя голову. Узоры множества увиденных ранее тканей виделись ему даже в пляшущих по напольным циновкам тенях — так порой замирали на бумаге чернильные кляксы. Недолго понаблюдав их причудливый танец, Рюноске поспешил вернуться обратно на улицу. Солнце припекало, но его тепло едва ли согрело воздух за то ничтожное время, что Рюноске провел внутри мастерской. От замершей совсем рядом со входом машины Чуи-сана все еще тянуло теплом, да и гудеть она не перестала, как будто ее двигатель и в самом деле был вечным. — И все-таки они отвратительные, — донесся до Рюноске невнятный голос Дазай-сана. — Почему только я забыл взять свои? Он сидел на водительском сидении, свесив наружу ноги, и неторопливо, явно с удовольствием, затягивался от только что разожженной сигареты — стоявший прямо перед ним Чуя-сан покручивал в пальцах зажигалку. — Потому что ты редкостный обалдуй? — поинтересовался Чуя-сан, покачиваясь с ноги на ногу, явно чтобы не замерзнуть. — Давай сюда, раз не нравится. Я сам докурю. — Нет уж, — фыркнул Дазай-сан и снова прихватил ртом фильтр. Новое облачко дыма показалось Рюноске неотличимым с тяжелым серым небом. — Я вернулся, — осторожно подал он голос и сделал еще несколько шагов к притихшим попутчикам. — Но могу еще пройтись, — тут же предложил Рюноске, заметив, как расстроенно Дазай-сан сморщил нос. — Тут, кажется, рядом были неплохие магазины… — Прекрасно, что Рюноске-кун входит во вкус, — отозвался Чуя-сан, будто бы даже без тени шутки и словно не замечая неловкость Рюноске. — Мог бы взять с него пример, Осаму. А заодно и меня. Я вовсе не прочь пройтись по родному городу с такими красавчиками. Под конец тон Чуи-сана все же приобрел несерьезные интонации — они-то и не дали Рюноске сбить себя с толку. Это вполне нормально, что Чуя-сан так шутит, убеждал себя Рюноске, неспособный все же до конца отделаться от немного неприятного ощущения, что его снова используют в какой-то чужой игре, лишь бы избегнуть некоторое время разговоров наедине. Дазай-сан кашлянул, не справляясь со слишком глубокой затяжкой, и неопределенно повел рукой, сотворяя жест, способный означать что угодно: от жалобы на недостаток средств и нежелания что-либо выбирать до требования предоставить ему в распоряжение посильный для господина Чуи кредит. — Раз все обстоит так, то мы не возражаем, — низковато, вольно или невольно подражая манере альф, произнес Дазай-сан, выпустив огромную струю дыма, будто он являлся не человеком, а драконом. Либо двигателем автомобиля, привезшего их сюда. — Ведь когда вы вернетесь в Европу, подобного шанса вам больше не представится. Судя по фотографическим карточкам, что вы с такой заботой привезли с собой, омеги там такие себе... — Да это же просто актеры! Искусство! Чуя-сан повысил голос так резко, что Рюноске от неожиданности вздрогнул. И трижды про себя проклял чередование в чаше своей жизни белых и славных рисинок и темных прогорклых и несъедобных. Раньше ему не приходилось задумываться о них — чаша была полна серости, не самой лучшей пищи, но при сильном голоде вполне себе удовлетворяющей и приемлемой. Теперь же после любого гладко прожитого эпизода следовали неловкость и ошибки, способные вызвать серьезную боль, будто при отравлении. Почему-то сейчас Рюноске, еще пару минут назад ощущающий нечто сродни тайной радости за гладко прошедшую примерку, испытывал ее уколы. До того ему неприятно стало видеть, что между его сопровождающими все неблагополучно, что... Не много ли он на себя брал этим мнением, подумал Рюноске, глядя, как Дазай-сан снова неспешно затягивается табачным дымом. Молчаливо и так изящно, будто бы сам был одним из актеров, которых долгими годами обучают удерживать на себе внимание публики. — А вы всегда были большим любителем прекрасного, — неспешно выдыхая, снова продолжил Дазай-сан. — Только я, знаете ли, не большой любитель театра. Смотреть, как натужно эти дураки притворяются непонятно кем, да еще и платить за это… Уж не знаю, Чуя-сан, как на такое можно пойти добровольно. — Людям свойственно лгать, — машинально пробормотал Рюноске. И замер, поняв, что опять невежливо вклинился в чужой разговор. Дазай-сан лениво стряхнул пепел и вскинул подбородок — его взгляд осаждающе кольнул Рюноске. — Какие мудрые мысли. Что же еще вы думаете по поводу искусства, Акутагава Рюноске-сан? Рюноске вздрогнул, невольно смыкая в кулаки пальцы. Мало кто обращался к нему именно так, полно и строго, особенно в последнее время — особенно Дазай-сан, который мало кого в принципе уважал из ближнего окружения. Хотя к чему тут вообще уважение? Рюноске тяжело вздохнул. — Что оно имеет право на жизнь. Как и ложь, и прочие негативные чувства, — медленно произнес он, упрямо не сводя с лица Дазай-сана взгляд. — Классики считали, что все это делает нас сильнее. Чем ниже к земле приникает тростник, тем хлеще ударит потом. Неужто вы никогда не испытывали этого? Дазай-сан осекся, но быстро взял себя в руки. — Ладно-ладно, не буду спорить с великими, — примирительно отозвался он и легко выбрался из кабины, чтобы примять мыском обуви тлеющий окурок. — В конце концов, кто я такой по сравнению с ними. Аж грустно стало. Так что, Чуя-сан, не передумаете быть нашим провожатым? Я могу разматывать грядущий список покупок целую вечность. В голос Дазай-сана вернулась прежняя легкая вкрадчивость, даже Рюноске поверил столь виртуозной перемене. Но слова про актерство и ложь так и не ушли из головы. Похоже Дазай-сан и сам был способен давать представления. Впрочем, очень даже бесплатные, не считая затраченных волнений. — Вообще-то я был намерен исполнять свою роль до конца, — обиженно пробурчал Чуя-сан, пряча в карман портсигар — Рюноске успел разглядеть только красивую золотистую тесьму по краю темной крышки, прежде чем она скрылась из виду. Дорогая, наверное вещица, занятная. Как и все под рукой Чуи-сана в принципе. И какой ему вообще был смысл на день становиться мальчиком на побегушках? — Это я и хотел услышать. — Дазай-сан похлопал его по плечу. — А теперь, ну-ка, сбегайте до цветочного магазина. Кавата-сан меня на порог не пустит с последнего раза, а вам, может, даже скидку сделает. Любой другой альфа, обличенной властью над более слабыми, даже больше — зависимыми от своей персоны, по убеждению Рюноске, высказал бы недовольство такой фамильярной грубостью. Тем более, что Рюноске уже знал, как остер на язык может быть их молодой господин, хотя до Дазай-сана ему, безусловно, в этом отношении было далеко. Но ничего подобного и близко не произошло. Чуя-сан бодро и явно охотно отправился, куда ему указали, такой быстрой походкой, будто бы ему доставляло радость выполнять распоряжения Дазая-сана. Хотя, может, он просто был действительно рад бежать от разговора, носящего характер недружелюбных притязаний. И явно отдающего нотками ревности, как сгорбившаяся фигура Дазай-сана — запахом табака. Рюноске вспомнил вспышку собственной, непозволительной и в то же время колючей, как сбившийся в плотную шершавую корку лед, хрустевший под ногами. Рюноске неловко переступил в ожидании получения уготованных для самого себя указаний. — Ну что ты мнешься? — поинтересовался Дазай-сан вместо того, чтобы отдать их. — Во время примерки что-то пошло не так? Не справился? В противовес недавним заверениям о несметном количестве дел, он красноречиво похлопал по сидению, приглашая Рюноске вернуться в автомобиль. — Нет, я... — начал было Рюноске, неуверенный, стоит ли ему принимать приглашение. Тут только до него дошло: Чуя-сан умчался, словно подражая скорости своего автомобиля, бросив этот самый автомобиль посреди улицы с распахнутыми дверями без всякого присмотра, не считая их с Дазай-саном. Но сам Дазай-сан явно не собирался ничего с этим делать — даже несмотря на возможность договориться с охраной мастерской, чтобы при надобности отогнать прочь любопытную детвору, уже поглядывающую в их сторону из-за угла. Да и других, не внушающих доверия личностей… Почему только Дазай-сан был так спокоен? — Ты молодец, — наконец сказал он, но таким тоном, что стало сложно определить: похвала ли эти слова, или насмешка. А затем добавил, прослеживая взгляд Рюноске. — Да-да, он совершенно не думает о том, что его могут попросту обокрасть. И никто, несмотря на престижность района, не скажет точно — выдадут ли вора очевидцы. Лишь потому что мы те, кто есть. Известные при этом всему городу. Нас почитают в глаза все без исключения, но... Дазай-сан сделал несколько шагов вперед, а затем шутливо поклонился в сторону мальчишек, и их будто бы ветром сдуло. — Эти дети вовсе не такие, как те, что были у тебя в обучении. Их жизнь сама давно уже всему научила. Смекаешь? Уверен, они даже жалеют, что родились альфами. И теперь хозяева, обучающие их ремеслу, хорошенько всыпят им за прогулы. — Но иначе бы... — Иначе все было бы еще сложнее. Для одних воспитательные дома радость, для других — горе, — пространно отозвался Дазай-сан со скупым смешком. — А для вас? — Рюноске все-таки не сдержался от бестактности. — Сменим тему. Некоторые нас не слишком-то любят в городе, хотя мы и торгуем счастьем. Некоторые очень боятся, что возникнет нужда, против которой они будут бессильны сохранить своего ребенка-омегу в семье. Понимаешь, о чем я? Но их все-таки ничтожно мало. Приверженцы традиций никогда не станут чинить препятствий для своего дитя выбиться в люди. Например, как это удалось нам с тобой. Только мне, хотелось возразить Рюноске. Нечто странное овладело им, кровь ударила в голову, как было при осознании, что Ацуши-кун заслуживает хорошей затрещины. Не понимая себя, Рюноске вновь сунулся, куда не просили: вспылил и попытался повлиять хоть на что-то вокруг: — Чуя-сан… хочет… на вас… — горячо, но немного невнятно пролепетал он, неизвестно как оказываясь возле Дазая-сана. — Ведь он такой… такой… Похвалы для Чуи-сана не шли на ум, язык отяжелел и без толку дрожал, не помогая им облачиться в слова. — А ты бы отдал себя кому-то, если хочет только он? Дазай-сан обвил Рюноске рукой за талию, как будто опасаясь, что тот рухнет и перепачкается, словно дитя. В этом движении ревности было куда меньше, чем в упреках о чужом увлечении. Чужие слова вторым заслуженным ударом принесли боль. Он собирался, думая, что желание обоюдно, но... Несмотря на то, как тепло и добротно Рюноске был одет, от слов Дазай-сана стало холодно — пальцы будто заледенели от ладоней до самых кончиков. Пытаясь немного разогнать в них кровь, Рюноске сжал кулаки. — Не злись, иначе однажды погубишь все труды, что я вкладываю в твое воспитание, — явно истолковывав этот жест на свой лад, произнес Дазай-сан, жестко, будто внезапно наотмашь засадив пощечину. — Будь счастлив, — прибавил он, уже мягче, но с явной многозначительностью кивая на идущего в их сторону Чую-сана в компании Накаджимы Ацуши. — При твоей удачливости это не так-то сложно. Глядя на последнего, Рюноске сжал кулаки еще сильнее, не понимая, как при этом отчетливо отвечает: — Нет. Тогда рука Дазая-сана двинулась вверх-вниз по его боку, будто приглаживая рассерженную кошку. — Какая удача встретить вас в такой прекрасный день, Накаджима-сан, — певуче поприветствовал он Ацуши, наконец-то поднимаясь со своего места. — Неужто тоже отправились за покупками? Щеки Ацуши медленно заливала краска — с самой первой секунды он не сводил с Рюноске глаз. — Да, — рассеянно ответил он. — Здесь просто… любимая чайная лавка дедушки. Я и не думал, что Накахара-сан… — Иногда даже Накахара-сан не чужд пройтись на своих двух, — согласно покивал Дазай-сан, уже с гораздо большим интересом посматривая на прикрытые бумагой корзины, которые нес Чуя-сан. — Надеюсь, он все-таки купил все по списку, а не как всегда… — Больше говори, вероятнее сам домой пойдешь, — пробурчал Чуя-сан. — На своих двух. А вот моя любезность не позволит Накаджиме-сану отказаться от увлекательнейшей поездки в нашем сопровождении. Рюноске оттеснили плечом, чтобы распахнуть заднюю дверь в салон. Увесистые, наполненные цветами корзины заняли практически все ближнее сидение, на котором еще совсем недавно Дазай-сан смог бы с комфортом устроиться, закинув ноги. Теперь же он ради сохранности покупок был вынужден ютиться посередине, придерживая то одну, то вторую за витые ручки. Медленно отходящий от волны отупения Рюноске с каким-то странным волнением осознал, что сесть Ацуши судя по всему будет вынужден именно рядом. Ну не посадит же Чуя-сан рядом такого уважаемого гостя? Разумеется, нет. Мурашки холодком прошлись по коже — Рюноске глубже запрятал руки в рукава своего пальто, впился пальцами в ткань и выдохнул. Неловко замерший совсем рядом Ацуши, явно-явно собравшийся вновь — совсем как в тот далекий и такой же холодный день — предложить свою помощь, разочарованно опустил взгляд. — Мне бы не хотелось причинять вам всем неудобства, — буркнул он себе под нос. — Никаких неудобств, мы счастливы такому попутчику, — вежливо и сладко ответил ему Дазай-сан, пользуясь правом вести беседу в качестве старшего из них двоих. При том любому было бы ясно: слова эти откровенная ложь. Как, впрочем, и слова самого Ацуши — иначе к чему ему придвигать бедро ближе к бедру Рюноске, будто бы совершенно случайно? Впрочем, ничего удивительного в этом поведении не было, учитывая, что Рюноске сам недавно безо всякого принуждения позволял себя целовать. Но теперь оставаться с Ацуши наедине не стоило — неизвестно на что он посчитал себя имеющим право, несмотря на то, что Рюноске ударил его. Ведь он… Рюноске сглотнул, ловя себя на том, что так и не приучил себя испытывать негодование на то, что Ацуши решился распустить руки. Оно присутствовало, но лишь из-за мысли о том, что Ацуши, судя по всему, наверняка поступал так и с другими. И если бы только Рюноске имел другой характер, если бы не дорожил самим понятием верности, то наверняка бы этого вранья попросту не заметил. Хотя разве он действительно дорожил, постоянно забывая про своего будущего супруга? В этом несомненно тоже виноват чертов Ацуши. Будь он неладен… А тот все подозрительно-мило мялся, словно дитя, глядя на собственные переплетенные пальцы — голые, несмотря на погоду и финансовые возможности деда, слишком богатого для того, чтобы не напасти на этого дурня, своего внука, перчаток вроде тех, которыми Рюноске грел свои руки. Наверняка ему самому попросту плевать на все, кроме возможности завести очередную интрижку. Во рту сделалось неприятно, будто Рюноске вдруг хлебнул кислятины. Он поджал губы, делая вид, что собственная обувь ему куда интереснее соседа. На несколько долгих секунд в салоне воцарилось молчание, в котором отчетливо — даже сквозь шум заработавшего двигателя — было слышно, как Ацуши тяжело дышит, будто не спокойно шел по улице, а только что совершил пробежку. Рюноске крепко свел колени, раздраженный тем, что салон автомобиля, еще недавно казавшийся таким просторным, теперь будто бы сжался, уменьшившись по ощущениям едва ли не вдвое. — Спасибо за доброту, — вдруг к удивлению Рюноске запоздало ответил Ацуши. — Прошу, позаботьтесь обо мне. После чего ему хватило ума поклониться не только Дазай-сану, но и тому, что по неудаче судьбы сидел рядом, да так неуклюже, что на повороте его лоб едва не впечатался в повернутое в профиль лицо Рюноске. Пришлось бы тогда на свадебной церемонии замазывать густыми белилами синяки, не сообрази он вовремя отклониться. Но это совсем не помешало им с Ацуши соприкоснуться так сильно, что Рюноске оказался придавлен чужим весом. Это произошло настолько стремительно, неожиданно и неловко, что Рюноске окаменел, позволяя Ацуши неудобно давить локтем себе под ребра. — Простите, — пролепетал тот так близко, что его дыхание коснулось щеки. — Для меня подобный транспорт в новинку. — Никто не станет попрекать вас в неловкости, Накаджима-сан, — поспешил сгладить ситуацию Дазай-сан. — Кто знает, сколько времени пройдет, прежде чем каждый, даже самый малообеспеченный японец обзаведется своим личным транспортом. Пока что это удел далеко не многих. Со своего места он, несмотря на сочувствующие интонации, так и не сдвинулся. Даже руки не протянул, хотя вполне мог и отвлечься от проклятых корзин, чтобы Рюноске не чувствовал себя так… Они резко дернулись вперед, пришли в движение, сворачивая на проезжую часть. И тогда-то Рюноске, еще каким-то чудом удерживавший равновесие, оказался безнадежно прижат к сидящему рядом Ацуши, молчаливому и смущенному таким контактом. — Ч-чуя, чтоб тебя! — сердито прошипел Дазай-сан. Рюноске сделал вид, что не слышал и этого. Совсем рядом, прямо ему на скулу, горячо дышал Ацуши. — Пожалуй, — нервно сглотнув, произнес он, стоило только Рюноске отстраниться, — дедушка был прав, что все эти новшества до нас доходят очень… Салон снова дернуло — это Чуя-сан затормозил на перекрестке, дожидаясь очереди проехать. — А вы как думали, — довольно бросил он, любовно окинув взглядом ухоженный салон. — Наши люди слишком твердолобые. Держатся за вчерашний день как за какую-то «драгоценность». А могли бы уже давно раскатывать на таких потрясающих крошках! — Я вовсе не это… — попытался что-то вставить Ацуши, но вновь оказался безжалостно перебит: — Полностью с вами согласен, Накахара-сан, — продолжил Дазай-сан. — Не все, что приходит издалека, так уж плохо. Разумеется, я не говорю о табаке, выпивке и прочих вредных развлечениях. У нас и такого добра всегда было предостаточно. Но знали бы вы, как прекрасна стала жизнь, когда кто-то из наших умельцев пустил в оборот печатную машинку. А ведь до нее всю письменную работу приходилось исполнять вручную. Не так ли, Акутагава-сан? Разве вы не сталкивались с этим в своей преподавательской практике? — Конечно, они очень упрощают... — начал было Рюноске, но и ему не дали разговориться, ограничившись лишь этими словами, как совсем недавно перебили и Ацуши. — Ну вот, ну вот! — ликовал Чуя-сан, за которым Рюноске не мог припомнить такой оживленности с самого времени знакомства. Даже пререкался с Дазай-саном он куда менее страстно. Чуя-сан с большим удовольствием всего за пару минут прочел целую лекцию о том, как беспроигрышна и перспективна торговля новейшими техническими изобретениями, а их ввоз и реализация должной сноровке и средствах на первичное приобретение товара мгновенно позволят не только разбогатеть, но и сделаться передовым человеком, в отличие от всех тех... В отличие от всех тех, кто не сумел бы так споро вести дело, Чуя-сан свернул уже к знакомому тупичку, венчающемуся забором особняка Накаджима, да там и притормозил, продолжая нахваливать собственную задумку — сделаться тем самым человеком, кто изменит серую, так неудобно устроенную повседневность вокруг, заодно и разбогатев так, что внукам хватит. — Но в таком серьезном начинании мне нужны надежные партнеры. Что насчет вашего дедушки, Накаджима-сан? Он ведь, несмотря на высокое положение, человек передовой. Согласится ли он меня послушать? — Конечно. Да я бы и сам... — медленно ответил Ацуши, явно долго подбирая каждое слово, но на этот раз сам осекся, видимо, ощущая опасение ляпнуть что-то не то. Рюноске ощутил, как он совсем рядом скребет ногтем по обивке сиденья, будто ища поддержки. Которая теперь, по чести, совсем не помешала бы и самому Рюноске — за время этой поездки он не раз ощущал себя будто бы шагающим по подвесному мосту, старому, шаткому, готовому при любом неверном движении обвалиться, увлекая тебя в пропасть. Он сделал вид, что не заметил знака. Если бы еще было так просто не замечать и самого Ацуши, в которого Чуя-сан вцепился, будто голодный кот в свежую рыбину. — Превосходно, Накаджима-сан, — восторженно выдал он. — Этих слов я и ждал! Любое дело идет еще лучше, когда друзья соединяют свои усилия на его благо. Какие друзья, если они, по прикидкам Рюноске, и знакомы-то едва. Может, встречались до отъезда Чуи-сана? — Дедушке ваше предложение понравится, как нравится мне, — проговорил Ацуши так уверенно, будто нарочно давая понять — финансами своего деда, как и его мнением, распоряжается именно он. Дазай-сан улыбался напротив этим словам, сладкий, как заграничные разноцветные леденцы в яркой коробочке, которую Рюноске получил к помолвке. Неужели встреча с Накаджимой Ацуши — не случайность и... — И знаете, — Дазай-сан и заговорил самым своим вкрадчивым тоном, — почему бы не продолжить деловой разговор в более подобающей атмосфере? — За хорошей выпивкой, — тотчас предложил Чуя-сан. — Да. С огромным удовольствием, но... Ацуши дернул рукой так, что Рюноске показалось — он ищет его ладонь. — Накаджима-сама может расторгнуть сотрудничество еще до его начала, если вы станете вот так с ходу тянуть его наследника на попойки, Чуя-сан, — попенял Дазай-сан, смягчая нравоучение изрядной долей кокетства, игрой длинных ресниц и ямочек на щеках. — О, ну принуждать не в моих правилах, — рассмеялся Чуя-сан, и Рюноске показалось, что эти самые ямочки на щеках Дазай-сана порозовели. — Тогда за чаем? — Я совсем не… — Знали бы вы только, какие церемонии устраивает порой наша госпожа для своих гостей, — рассмеялся Дазай-сан. — Никто не уходит разочарованным. Особенно когда прислуживает кто-то из наших воспитанников. Он сделал паузу, будто специально позволяя Ацуши схватиться за это последнее слово: — Воспитанников? — неуверенно переспросил Ацуши. Не вовремя моргнув, Рюноске показалось, что его глаза странно блеснули. — Разумеется. Наши воспитанники — наша самая большая гордость. Разве мы можем отказать им в возможности продемонстрировать свои таланты? Тем более, что каждый из них — более чем достоин. — Каждый… — будто колеблясь, прошептал Ацуши. Дазай-сан медленно наклонился к нему, смотря так тепло и пристально — страшно — словно змея перед броском на загипнотизированную мышку. — Каждый, — подтвердил он. — Что же, Накаджима-сан? Вас заинтересовал этот момент? Неужто есть кто-то, кто способен склонить вас к согласию составить нам компанию? Рюноске едва сумел сделать вдох — горло пережало волнением. Ацуши непонимающе склонил голову набок. Помолчал, несколько раз нервно облизнув губы. Но взгляда с Дазай-сана так и не свел — разве так ведет себя перепуганная грядущей смертью добыча? Кажется, Дазай-сан тоже задумался об этом. — Вы можете довериться нам, — произнес он и даже разомкнул губы, чтобы сказать что-то еще. Но — вот ведь ирония — в этот раз перебили его самого. — Могу, — со знакомой хрипотцой выдохнул Ацуши. — Я не прочь принять ваше предложение. Очень щедрое предложение. И я… приду. Только если… только если чай будет подан им. Оторопевшему, совершенно растерявшемуся от такой наглости Рюноске как никогда сильно захотелось провалиться под землю. Хотя он и без этого бы знал, что все взгляды присутствующих сейчас рядом были направлены именно на него.