***
- Он спит уже почти сутки, - со злостью оттолкнувшись от стены, прорычал Рафаэль в ухо гениальному брату. Со стороны могло показаться, что Рафаэль сейчас был жутко разгневан из-за поведения самого младшего брата, вновь заставившего остальных членов семьи переживать за него. Но Донателло прекрасно понимал, что это просто защитная реакция, просто их темпераментный брат, на которого тоже свалилось в последнее время очень много всего, таким образом показывает свою взволнованность состоянием Майки. Впрочем, это волновало не только Рафаэля. Остальные братья переживали ничуть не меньше, но в силу своего характера не высказывали эмоции столь бурно. Наверное, оно было и к лучшему, иначе обстановка, и так накалившаяся до предела, могла, в конце концов, превратиться в ядерную. После похорон отца, все пребывали в тяжелом психологическом состоянии, но ситуация с Майки выглядела хуже всего. Он сильно замкнулся в себе, не подпуская никого ближе, чем на пять шагов, сидел целыми днями в своей комнате, повторяя лишь одну фразу: «Это я убил мастера». Ни на какие уговоры выйти и поговорить с семьей он не реагировал, а покидал свою «келью» лишь в случае крайней необходимости, как то: сходить в туалет или выпить стакан воды. Так продолжалось около недели, пока, в очередной раз не заглянув в комнату брата, Лео не обнаружил того спящим в неестественной позе прямо на полу. Ни одна из попыток разбудить младшего не закончилась успехом, и лидеру, не на шутку переполошившемуся, пришлось вызывать Донни. Благо, тот в этот момент находился дома и уже через минуту, осмотрев бесчувственного брата, сообщил, что для наблюдением за его состоянием необходимо переместить того в лабораторию. С тех пор прошло уже больше суток, Микеланджело так ни разу даже и не шелохнулся, хотя его дыхание, работа сердца и других органов оставались в норме. Все выглядело так, что он просто спит. Подняв на брата в красной повязке усталый взгляд, молодой ученый только и мог, что в очередной раз попытаться немного успокоить его (на сколько это было возможно в данной ситуации): - Раф, мы все взволнованы состоянием Майки, но в данной ситуации, нам ничего не остается, как ждать. Увы, но это так. Я сделал все от себя зависящее, проверил работу его внутренних органов, состав крови и мозговую активность. Все показатели в норме, его состоянию ничего не угрожает. По крайней мере, я держу все под полным контролем и готов среагировать на малейшее изменение молниеносно. Взгляд саеносца, до этого горящий, словно огонь, чуть смягчился, отчего на смену отражения кажущегося гнева в нем отчетливо можно было разглядеть тревогу, усталость и боль. - Ты прав, - выдохнул парень, распрямившись, - Просто это уже невозможно. Все эти гребанные две недели просто невозможны. Это я во всем виноват. Сначала Майки, потом отец, теперь снова… - Перестань, - не дал тому договорить Донателло, - Здесь нет твоей вины, ты хотел защитить его. Никто из нас не мог бы предположить, чем все обернется. Устало прикрыв глаза и выдавив печальную улыбку, старший из присутствующих в комнате братьев произнес: - Я должен был этого не допустить, Донни, понимаешь? Всего этого. - Ты не Господь Бог, Рафаэль. И, если уж на то пошло, то моей вины здесь гораздо больше. Или ты забыл, чьей была идея той вылазки на склады, - хрипло произнес черепашка в фиолетовой повязке. Пристальный, проникающий в самую душу взгляд зеленых глаз был лучшим ответом на вопрос гения. Около минуты братья сидели в полной тишине, более не находя нужных слов друг для друга, после чего, хлопнув по плечу брата, Рафаэль развернулся к двери, собираясь уходить. Затем, замерев на секунду и обернувшись в пол оборота к брату, он тихо произнес: - Ты тоже. - Что? – не понял Донателло. - Не Господь Бог. И, аккуратно закрыв за собой дверь, Рафаэль вышел из лаборатории.Пустота
8 августа 2019 г. в 16:50
Голова гудела, словно по ней треснули чугунной сковородой со всего размаху, во рту стоял неприятный привкус горечи и еще какой-то дребедени... Наверное, Донни заставил вчера выпить порцию жутко противных таблеток от простуды, ибо чувствовал себя Майки просто отвратно.
Едва разлепив веки, черепашка прислушался к собственным ощущениям.
Помимо всего описанного, его ватное, непослушное тело, наотрез оказывалось принимать вертикальное положение, и сколько бы черепашка не предпринимал попыток подняться, все было тщетно. Наконец, устав бороться с собственным организмом, Микеланджелло просто перекатился с кровати, громко бухнувшись на пол. От всех этих манипуляций голова и тело заныли еще сильнее, в глазах помутнело, а в груди ощущалось небольшое жжение, словно в ней тлели остатки пепла.
- Матерь черепашья, - осипшим голосом пробухтел черепашка, с трудом выпутываясь из одеяла.
Заполучив, наконец, долгожданную свободу, весельчак, опираясь руками о стену, медленно начал подниматься на ноги.
- Что произошло? Как я тут…, - начал было рассуждать вслух Майки, но внезапная мысль заставила его замолчать на полуслове.
Опираясь одной рукой о стену, молодой ниндзя медленно, дабы не потерять равновесие и не распластаться посередине убежища, направился в общую комнату. Чувство дежавю не отпускало парня ни на секунду, наоборот, с каждым его вздохом усиливалось, сжимая сердце в тисках все сильнее и сильнее.
- Парни? - выглянув за дверь своей комнаты и окинув пространство взглядом, неуверенно окликнул братьев Микеланджело.
Не получив никакого ответа, черепашка двинулся дальше. Осторожно ступая по холодному полу и стараясь разглядеть в полусвете мерцающей потолочной лампы хоть что-то, он добрел до комнаты наставника. Аккуратно постучав в дверь и приоткрыв ее, Майки несмело заглянул внутрь помещения:
- Мастер Сплинтер?
Холод, царивший в покоях наставника, а так же кромешная тьма, создавали впечатления их полной и давней заброшенности. Ибо в комнате мудрого крыса всегда ощущалось тепло и пахло благовониями, которые исходили от свечей, ежедневно зажигаемых Сплинтером.
Сейчас же создавалось впечатление, что хозяин комнаты оставил ее уже довольно давно. Но впечатление это было обманчивое. Уже через несколько секунд, как только глаза черепашки привыкли к темноте, молодой ниндзя понял, что совсем недавно здесь кто-то был. На это указывало легкое покачивание кресла, на котором так любил порой отдыхать Мастер Сплинтер. Кроме того, черепашка уловил еле заметный, чуть терпкий аромат, чем-то напоминающий аромат любимого чая сенсея. Значит, он был тут совсем недавно, но по какой-то причине покинул свою комнату, несмотря на поздний час.
Точно так же аккуратно прикрыв дверь, Микеланджело облокотился спиной о стену и тяжело выдохнул.
Голова по прежнему гудела, и не было ни одного намека на то, что состояние ниндзя в ближайшее время каким-то образом улучшится. Кроме того, ему очень не нравилось то, что по его ощущениям, в убежище в данный момент он был абсолютно один.
Предположить, что братья мирно спят в своих кроватях и просто не слышат, как их надоедливый брат шарахается по дому, он не мог. Ибо ранее такого никогда не было: их родное жилище никогда не было настолько безмолвным. Даже ночью, когда все нормальные люди спали, в доме черепашек что-то происходило: вот Лео прошагал из комнаты на кухню, чтобы заварить себе ночного чая, вот Рафаэль, уснувший в гостиной перед телевизором и бурчащий что-то недоброе воображаемому противнику во сне, или вечно игнорирующий ночной отдых Донателло, усердно работающий над чем-то в своей мастерской, или сам Майки, прошмыгнувший на кухню за кусочком оставшейся со вчерашнего дня пиццы… Да и из комнаты отца то и дело доносился шорох: последнее время пожилой крыс спал довольно беспокойно.
Сейчас же в логове была абсолютная тишина, лишь чуть уловимый звук работающего холодильника, да характерное гудение электричества в мигающий потолочной лампе разбавляли ее.
Чувство дежавю, не отпускающее Микеланджело с тех самых пор, как он открыл глаза, постепенно стало сменяться паникой.
Только не это. Только не снова. Кто-нибудь скажите, что я просто параноик, и парни сейчас войдут в эту дверь, хлопнут меня по плечу, скажут, что с мастером все в порядке и мы все вместе пойдем смотреть телек.
Мысль о том, что его затея с возвращением в прошлое провалилась, приводила черепашку в ужас. Неужели все было напрасно, неужели у него ничего не получилось и братьев не удалось спасти? Или, чего хуже, все это было лишь плодом его больного, воспаленного воображения? Никакого разговора с Ренет и подписания договора с Лордом Синхронность не было?
Может быть, все дело в том, что ему просто так остро не хватает братьев, что мозг рисует больные фантазии настолько правдоподобно? Но если все это лишь плод его воображения, и никакого скачка во времени не было, то где сейчас отец? Да, он только что пришел к выводу, что в комнате Сплинтера кто-то был недавно, но это никак не уменьшало чувство пустоты, пронизывающее сейчас черепашку насквозь, словно замерзающая внутри него ледяная глыба.
Если же предположить первый вариант, то вернувшись в свое время, черепашка опять же должен был застать мастера Сплинтера и, кроме того, ухаживающую за ним Эйприл.
Если же предположить, что у него все вышло, как он планировал, и братьев удалось спасти, то чувство тревоги вызывало состояние здоровья мастера. Ведь последнее, что ниндзя помнил, это бездыханное тело наставника в руках Эйприл и слова Донателло о том, что он мертв. В таком случае, где все? Что случилось за то время, пока он в очередной раз валялся в отключке? Думать о том, что Сплинтера больше нет, черепашка категорически отказывался.
В общем, вопросов снова было больше, чем ответов, и потому хотелось просто биться головой о стену в своем бессилии.
Черепашка не знал, сколько прошло времени, в какой-то момент он даже отключился, проснувшись лишь от легкого движения воздуха и ощущения чьего-то присутствия рядом.
Приоткрыв глаза, Микеланджело почувствовал, что в помещении что-то изменилось. Свет в комнате стал более ярким, потолочная лампа уже не издавала противного гула, а из кухни доносился звук закипающего чайника.
Не веря в происходящее, молодой ниндзя медленно поднялся с холодного пола (оказалось, что он заснул прямо сидя на бетонном полу, прислонившись к стене). Затекшие в следствии продолжительного пребывания в неудобном положении мышцы отдавали легкой болью, черепашке пришлось размять шею и конечности, прежде чем двинуться на кухню.