***
Алек помнил, как громко кричала Изабель. Её браслеты громко звенели и дрожали на руках, побрякивая в такт цоканью каблуков. Сестра периодически останавливалась и, не переставая возмущаться, словно взглядом ждала хоть каких-нибудь эмоций от Алека. А он лишь уныло и опустошенно разглядывал её. Чёрные бездонные зрачки темно-карих глаз то расширялись, то сужались, когда Изабель сбавляла обороты; её локоны, обычно до ужаса идеальные и залакированные, то и дело безжалостно сминались и разлетались при каждом резком движении. Но Алек любовался. Такой живой сестра бывала, когда эмоции лились через край, именно в такие моменты в её глазах пылал тот огонь, который наблюдал Алек во время битвы. — Ты меня слышишь? — Иззи, хватит. — Почему хватит, Алек? Он бросил тебя, даже толком не объяснив причину. Алек громко выдохнул. Колчан и стрелы бесформенной грудой лежали в углу. Охотник бросил на них беглый взгляд. Мокрая одежда грузом давила на плечи, Алеку до жути захотелось сбежать подальше, скрыться от людей в каком-нибудь неприметном укромном месте и, подтянув колени к груди, пялиться в темноту. Лайтвуд опустошён. Странно, но боли не было. Была лишь чёрная пустота. Возможно, Алек с самого начала знал, что их разрыв с Магнусом неизбежен. Возможно, он просто слишком часто использовал руну предвидения. Ходж, обучая их с Изабель и Джейсом, часто твердил о вреде этой руны. Но Алек лишь угрюмо отмахивался от назойливой мысли и продолжал выводить на предплечье ужасно болезненную руну. Магнус часто спрашивал о её значении, но Алек отшучивался или игнорировал вопрос. Наверняка Магнус знал её суть и просто хотел вытянуть из Лайтвуда признание. В том, что он неимоверно боится будущего. Так и было. Алек на секунду зажмурился. Изабель уже давно притихла, разглядывая брата. Её волосы окончательно спутались, черты лица заострились. Алек скрестил руки и поджал губы. Он всегда думал, что, когда Магнус бросит его, Алек непременно разозлится или расстроится, примется расспрашивать о причине расставания, начнёт умолять мага не бросать его. Но все было совершенно иначе. Сначала Алек ошеломленно молчал, косясь на Магнуса, а потом улыбнулся уголком губ и принялся разглядывать любимого. Подушечки его пальцев коснулись шеи Магнуса, выпиравших ключиц и остановились на губах. Магнус на секунду застыл и закрыл глаза. Собственное решение показалось чепухой, и Бейн уже собрался уговаривать Алека простить его, но охотник нежно прижал его к себе и на миг коснулся губами его губ, а затем выскользнул из комнаты. Входная дверь хлопнула, а Магнус сполз на пол, прижав ладони к лицу. Сказанные им слова рикошетом ударили по нему самому. Алек очень жалел о том, что не смог стать чем-то большим для Магнуса, жалел, что решением о расставании с магом возможно были его собственные поступки, над которыми он и не задумывался. Нет, Алек не плакал, хотя глаза жгло, как от ледяного ветра, бьющего прямо в лицо. Лайтвуд не прихватил ничего кроме лука и колчана стрел, и сейчас на нем была какая-то тонкая футболка с дурацким принтом и джинсы. Насквозь мокрые. Но Алек не чувствовал ни холода, ни боли. Лишь засасывающую вакуумную пустоту. Изабель подкинула в камин углей и села в кресло. Её губы были плотно сжаты, руки и ноги скрещены. Алек закрыл лицо ладонями. — Думаешь, это к лучшему? — сипло прошептал Алек. — Думаю, это к чему-то совершенно иному.***
Спустя неделю Алек собрал вещи и покинул Институт. Изабель молчала о переезде Алека от Магнуса, однако Мариза настойчиво расспрашивал её день за днем. И на седьмой день Изабель сдалась. Мать моментально изменилась в лице и перестала расспрашивать. И это молчание убивало. Алек лучше бы выслушал кучу упреков и укоров, лишь бы не чувствовать на себе жалостливый взгляд матери. Алек не был болен и не нуждался в жалости. Он всего лишь был сломлен. Сломлен в основании и поэтому не чувствовал боли. Линия надлома дико кровоточила, но болевой шок не давал упасть, следуя за ним с самого начала. А точнее конца. Каждый вдох отзывался где-то глубоко внутри, не болью, а противным скрежетом где-то на пересечении земного и небесного. Алек во всем ненавидел двойственность. В делении мира на примитивных и нет, добро и зло, день и ночь. Не-на-ви-дел. Хотя сам был тому примером. Нефилимы стойкие, как ангелы, но хрупкие, как люди. Алек всегда шёл наперекор природе, напролом к исключению из правил. И не только касавшихся заложенной в нем сущности, но выражающих его тягу к любви. Семья однозначно значила очень много для Алека. Так много, что душила. Душил и Джейс. Всегда слишком уверенный, слишком заносчивый, слишком идеальный. Алек мерк на его фоне. Вообще было глупо сравнивать их. Общим у них был разве что сломанный стержень. И поэтому они оба так отчаянно боролись, чтоб доказать обратное. Часы мучительных тренировок, уроки выживания от Ходжа и первые убийства закалили Джейса, а Алека, наоборот, отгородили от внешнего мира. Но Джейс остался рядом. Чувства к нему были чем-то неправильным, инородным. Любить собственного брата казалось позорным. И когда появился Магнус, Алек намертво вцепился в чувства к нему. Сейчас он жалел. Жалел, что невольно вовлек любимого в чужую войну, подвергал его опасности и ничего не давал взамен. Никому и ничего. Именно тогда и пришло осознание. Именно тогда Алек решил уехать подальше и выбросить прочь старую жизнь. И боль наконец прорвалась наружу.