Почему именно я!?

Я с Людвигом ехала домой и оделась так, что бы не было видно моей новой фигуры и моего нового лица. За всё время поездки я не проронила не слова, хотя Крауц меня уже пытался о чём-то спросить, но я его проигнорировала, а дома он спросил, — Ну милый, ну на что ты все сердишься…? Ну поговори со мной, Ванюшка. Я отрицательно показала головой и ушла в комнату, начав переодеться и после пошла на плачущий голос. Это плакал наш с Людвигом ребёнок. Я подошла к дочке и обняла её, начав успокаивать, что вышло очень быстро на моё удивление, но ребёнка теперь отцепить я не могла и так пошла на кухню, так как хотела очень пить. Зайдя на кухню я посмотрела на то, как мой бывший любимый готовил яблочно-лимонный штрудель. «А он ещё помнит мои вкусы.»: подумала я, но лицо ничего не выражало, а я прошла на кухню и одной рукой стала наливать себе воду, которую стала пить. — Милый, а я тебе тортик делаю. — Спасибо, я не голоден… — Скоро значит проголодаешься. — И что? Проголодаюсь возьму что-нибудь в холодильнике… Я говорила очень холодно, а улыбка с его лица пропала, как и вся радость заметно от него ушла. Я же отправилась в гостиную, где усадил дочку в кресло и, по её просьбе, включила ей мультфильмы, причём отечественные, со времён СССР. Это на много лучше, чем современные. После я вернулась на кухню за молоком для девочки и стала его греть, а Людвиг схватил меня ща руку и прижал к холодильнике спросив, — Да что с тобой такое? Где твоя улыбка, где прошлый ты? — Умер я и больше никогда уже не воскресну. Все, доволен? А теперь пусти меня. — Нет. Я тебя не отпущу. — Что тебе нужно ещё от меня? Ты и так уже сделал все наперекосяк, что тебе ещё надо от меня? — Мне нужна только ты. И больше никто. — Ага, конечно. Я больше никогда тебе не поверю. Я тебя ненавижу теперь. — Но почему? — А ты не помнишь? Хочешь сказать ты не помнишь, как ты мне изменил перед свадьбой с Наташей… — Я не изменял тебе. У нас был разговор, который ты не до слушал. — Мне плевать уже. На тебя особенно. — Но… — Никаких «но». И отпусти меня уже, — сказала я, наблюдая за тем, как убегает молоко, которое я после включила, никогда повернулась меня ударили со словами, — Тварь… Ты та ещё тварь, Брагинский… Я держала руку на болящей щеке, которая была красной, а из глаз потекли слёзы, после чего я убежала из дома, кинув в него чашку. На улице шёл дождь, а я выбежала в домашнем и убежала далеко. Я сидела под дождём и ревела теперь, обнимая голени и сидя под деревом. Спустя несколько часов дождь закончился, а я уснула и проснулась уже снова дома. Я хотела снова сбежать, но не могла. Я была сильно слаба, а рядом со мной сидел Людвиг и спал, обнимая меня. Я пыталась выбраться, но тут услышала, — Не дергайся и не вставай. Ты у нас теперь болеешь. — И что…? — прохрипел я, смотря на него с ненавистью. — А то, что может сделать себе хуже. И прости меня пожалуйста… Я не хотел тебя бить. И я не знал, что ты у нас теперь девушка. Я лишь промолчала и прижалась к нему, уткнувшись в его и грудь. Болела я не долго. Дня три или четыре. В доме царила идиллия, а я сидела и вязала сейчас, пока он не спросил, — Любимая, ты-де будешь моей звездой в жизни? — Конечно буду, — после этой фразы на моей руке появилось новое кольцо. Оно было сделано из золота, а камень в двадцать карат был выполнен в виде сердца, а внутри была фотография и шестеренки, что мне очень понравилось, а через неделю мы уже официально были семейной парой и теперь наши приключения были совместными.