Не он ко мне, а я к нему - во тьму, во тьму, во тьму. (с) Анна Ахматова
Тишина. И мрак ночной. Лишь догорающая свеча освещала маленькую узкую комнату, в которой на пропахшей лекарствами кровати сидела молодая особа в черном строгом платье. Веки ее были прикрыты, но не спала она вовсе, а слушала: как стучит в деревянные, скрипучие ставни прохладный весенний ветер, как где-то в стенах старого дома шуршит неугомонная мышка, стащившая с кухни кусок сыра, как тикают на сырой от влажности стене фамильные часы. Все эти звуки оглушали ее. Даже ритмичный стук собственного сердца, казалось, бил по голове тяжелой медной кувалдой, вызывая в висках ноющую боль. Но самого главного она расслышать так и не смогла: дыхание трехлетнего сына. Свеча ярко вспыхнула и медленно погасла, погружая комнату во мрак. Вот и все. С губ Анны сорвался обреченный вздох. Она потянулась к маленькому тельцу, укутанному в три одеяла, и дотронулась до его холодного, покрытого ледяным потом лобика. Малыш не дышал. Ладонь ее опустилась ниже и прижалась к груди малютки, с последней искоркой надежды пытаясь почувствовать хотя бы крошечный намек на сердцебиение. Но тело его опустело. В нем более не осталось жизни. Губы девушки сжались в тонкую нить и побелели. Потеряв остатки самообладания, она рухнула на колени, согнувшись пополам и тихо, беззвучно зарыдала. Ее тело сотрясала сильнейшая судорога, она почти задыхалась от слез, но сдерживать их не было сил. Анна потеряла все, оставшись на этом свете совсем одна. Будучи сильной, уверенной, независимой девушкой, она всегда контролировала себя и свои эмоции. Даже когда супруг, Андерс Мейер, погиб во время разбойного нападения на одной из улиц Кенигсберга, она стойко выдержала свалившееся на ее плечи горе, оставаясь двадцатитрехлетней вдовой с ребенком на руках. Но теперь, когда маленький Нитс, из-за внезапно настигшей его лихорадки, отправился к отцу в рай, одиночество и пустота в сердце стали невыносимы. Хотелось выть волком на луну, хотелось бежать без оглядки, стирая ноги до крови. Но больше всего хотелось вырвать собственное сердце, лишь бы не чувствовать, как удушающий яд тоски и боли заполняет ее всю с ног до головы. На самоубийство Анна никогда бы и ни за что не решилась. Это недостойно и мерзко, даже в таком безвыходном отчаянии. И пусть она намеренно не искала смерти, в тайне фрау Мейер страстно мечтала, чтобы та сама нашла ее и забрала с собой. Плечи перестали трястись, а слезы постепенно остановились. Худое личико напоминало мраморное изваяние: впалые щеки, высокие скулы, острый подбородок, прямой нос, чувственный большой рот, и бесконечно печальные карие глаза. Ночь скрывала недостатки, но если бы на девушку сейчас упал солнечный свет, многие бы ужаснулись ее бледности и худобе. Анна медленно поднялась с холодного пола и вышла в коридор, осторожно закрывая за собой дверь. Стоило сообщить о кончине Нитса, но ноги сами собой вели ее в спальню. Какая теперь разница? Там, в кроватке, осталось всего лишь тело, а ее милый, веселый мальчик навсегда покинул их уютный дом, в котором с недавних пор поселились тетки покойного герра Мейера. Правда, Анна не понимала, что им здесь было нужно, ведь ничего вразумительного, кроме бесконечного кудахтанья и причитаний она от них не слышала. В прикроватной тумбе и то больше пользы. Но молодая вдова закрывала на их присутствие глаза. Пусть живут, пусть думают, что поддерживают ее в самый темный час. На деле же Анна окончательно и бесповоротно утонула во мраке одиночества, полностью смирившись со своей незавидной судьбой. За окном все таяло, и город с распростертыми объятьями встречал долгожданную весну, а в душе фрау Мейер наступила вечная зима.***
Спустя неделю все было кончено. Ее любимый и единственный отпрыск покоился в могиле рядом с отцом, комната его опустела, игрушки были отданы в приют, а двухэтажный дом погрузился в тишину. Анна собиралась жить в ней до конца своих дней, вот только тетушка Агна с вечно поддакивающей ей в такт тетушкой Оделией явно не собирались смотреть на то, как чахнет их и без того посеревшая от горя и потерь невестка. – Анна, тебе надо гулять! – воскликнула полная старушка, сидя в плетеном кресле и раскачиваясь туда-сюда. Фрау Мейер устало закатила глаза, но промолчала. – Посмотри на себя! Черные круги вокруг глаз, кожа вся белая, как снег! Мы понимаем, как тебе тяжело, но траур не может длиться вечно, дорогая! «Еще как может!» – подумала про себя Анна, но по-прежнему сохраняла молчание, настойчиво пытаясь вникнуть в книгу, мирно покоившуюся у нее на коленях. Тетушка Оделия энергично закивала двумя подбородками, всецело поддерживая свою сестру-близняшку. Они были похожи, как две капли воды. Обе напоминали фарфоровых кукол из редких, антикварных коллекций: полные, розовощекие, с маленькими глазками и губами в форме бантика. Различали их разве что по цвету платья. Оделия любила синие цвета, а Агна – зеленые. Впрочем, Анна была уверена – это единственное различие, ведь мозги у сестер, по всей видимости, тоже общие. – Вот именно! – воскликнула тонким, высоким голоском тетушка Оделия. – Уверена, наш племянник не хотел бы, чтобы его жена чахла с каждым днем! Ты должна жить дальше! «Откуда вы знаете, чего бы хотел мой муж, глупые курицы?» – прорычал внутри вдовы демон негодования. Она любила Андерса нежной, крепкой любовью, основанной, прежде всего, на уважении и взаимопонимании. Их никогда не сметал вихрь страсти, они никогда не погружались в пучину сладострастного желания, которая унесла бы их в объятья безумия. Анну просто выдали замуж за почтенного мужчину. Он работал адвокатом, получал неплохое жалование. Он был достойным человеком, способным прокормить семью и обеспечить их будущим. Она никогда не сопротивлялась этому браку, искренне считая себя недостаточно красивой и привлекательной, чтобы стать женой господина с большим достатком и положением в обществе. Анну устраивала размеренная жизнь, не обремененная страстями и интригами порочного общества. Правда, любимый брат, Альфред, уехавший из страны два года назад, никогда не понимал, почему она на это согласилась. «В тебе живет огонь, сестрица», – сказал однажды юный ученик чудаковатого профессора Абронсиуса. – «Тебе дай только повод, и ты вся вспыхиваешь, словно адское пламя! Я знаю, мы с тобой совсем одни, без родителей и близкой родни, но все же, зачем тебе этот скучный Андерс? Неужели жизнь простой жены адвоката может быть так интересна?» Анна тогда нежно улыбнулась ему и, приложив ладонь к гладкой щеке брата, ласково ответила: «Мы лишь песчинки, летящие в потоке ветра. Вырваться из него непросто. Я верю, что ты сможешь это сделать за нас двоих. И когда ты будешь писать из других стран, я буду переживать все приключения вместе с тобой! А большего мне и не надо». С того дня Анна больше не видела брата. Он писал ей, а она с упоением и живым интересом читала о его странствиях. Последнее письмо пришло из Румынии, и более она ничего о нем не слышала. Ни весточки. Сердце предательски ныло от страха, что Альфред погиб, но ведь тогда профессор Абронсиус непременно известил бы ее об этом, разве нет? Тяжелые мысли, опутавшие голову фрау Мейер, внезапно были прерваны дверным колокольчиком, возвестившим о прибытии незваного гостя. В коридоре послышались тихие голоса, после чего в комнате появился мальчик-слуга, передавший конверт в руки вдове. Но едва бумага успела коснуться ее ладони, как письмо тут же было вырвано и перешло к тетушке Агне. – Ты свободен, – небрежно бросила она мальчику. Тот кивнул и ушел. Анна сердито нахмурилась. Возмущение, закипавшее в ней, начинало приобретать угрожающий характер, вот только сестры–близнецы не обращали на это никакого внимания. – Оу, печать Кенигсбергского университета! Темные глаза фрау Мейер округлились, а светлая кожа, казалось, еще сильнее побелела. Неужели ее самые страшные догадки подтвердились? Она сжала ткань черного платья с такой силой, что пальцы заныли. А тетушка все молчала, с трудом из-за плохого зрения, вчитываясь в послание. Эти минуты стали для Анны настоящей пыткой. Наконец, Агна зашевелилась. Она с сожалением взглянула на молодую вдову. – О, дорогая, тут пишут, что профессор Абронсиус вернулся из Трансильвании. Но… – Что, но? С Альфредом? – в голосе Анны появились нетерпеливые нотки. Она не в силах была терпеть эти натужные паузы. – Боюсь, что без него. Твой брат пропал. Если мы…. Но Анна не стала слушать. Резко подорвавшись с места, она побежала по лестнице на второй этаж, за верхней одеждой. – Что ты собираешься делать? Анна? – взволновано кудахтали тетушки, сбегавшей вниз родственнице. Она кое-как застегнула пуговицы на длинном пальто, схватила зонт на случай дождя, и уверенным шагом направилась к дверям. – Я собираюсь узнать, куда этот старик дел моего брата! – процедила сквозь зубы фрау Мейер и, на этих словах, покинула дом, оставив сестер в растерянности и смятении.***
Руки Абронсиуса подрагивали. Вот уже около пяти месяцев он не мог унять эту легкую дрожь, как бы сильно не старался. Тень пережитого кошмара зловещим клеймом отпечаталась на его здоровье, но, несмотря на это, он все еще оставался тем самым странным чудаком, что рвался в бой с деревянным колом наперевес, дабы уничтожить зло, затаившееся в заснеженных Карпатских горах. Он с трудом помнил, как их троице удалось бежать и не замерзнуть насмерть. И, когда, казалось, опасность была далеко позади, по странному и неожиданному стечению обстоятельств его ученик и юная Сара Шагал пропали, оставив профессора в лесу совершенно одного. Сколько бы он их не звал и не искал, на его зов откликалась лишь промозглая зимняя вьюга. Вернувшись в злополучную деревню, он долго и упрямо искал помощи среди местных жителей. Смельчаков, готовых, как и он, рискнуть жизнью для того, чтобы найти Альфреда и Сару, а заодно побороть вампиров, что обитали в тех краях и представляли страшную угрозу для всех живых. Однако никто не оценил и не поддержал его боевого энтузиазма. Профессора буквально выдворили из деревушки, веля навсегда забыть туда дорогу. Но разве могли пустые угрозы остудить пытливую натуру Абронсиуса? Конечно же, нет! Преодолев долгий путь длиной в четыре месяца до Кенигсберга, он рассказал коллегам обо всем в мельчайших подробностях, требуя немедленно собрать новую экспедицию в Карпатские горы. Безумные россказни старика изрядно повеселили светлейшие умы университета. Ему предъявили серьезные обвинения в халатности в связи с пропажей юного ученика, но до суда дело так и не дошло, ведь мальчик, судя по всему, просто сбежал от профессора вместе со своей деревенской возлюбленной. И ничего мистического в этом событии никто не увидел. Лишь когда все двери закрылись перед носом Абронсиуса, в какой-то момент его руки опустились. Он не желал этого признавать, но чувствовал, что впервые проиграл. Сжавшись в кресле, он машинально перечитывал записи, составленные им еще тогда, когда молодой, подающий надежды, но немного трусливый Альфред был подле него. О, как ликовали они, сумев спасти бедную Сару Шагал из когтистых лап обитателей ночи! Как смеялся про себя, увидев в миг побега из бального зала древнего замка, исказившееся лицо графа фон Кролока, когда перед тем возникло распятие. Будь у Абронсиуса больше времени и сил, он бы непременно воспользовался моментом и вогнал кол в ледяное сердце самодовольного кровопийцы, а затем привез бы его труп в университет, дабы все злопыхатели, наконец, убедились в его правоте. Но ничему этому теперь не суждено сбыться, ибо Трансильвания позади, как и граф вместе со своей бессмертной свитой, Альфред исчез, в помощи профессору отказали везде, где только можно, а сам он остался совсем один. Тяжело вздохнув, он потянулся за чаем, как вдруг дверь в его кабинет со скрипом приоткрылась. Светлые глаза Абронсиуса чуть не вылетели из орбит, а рука невольно потянулась к саквояжу с кольями, так как первое, что он увидел в проеме, был черный подол. Неужели граф все же пришел по его душу? Но через мгновение он облегченно выдохнул, когда увидел не исполинскую фигуру в плаще, а молодую, черноволосую девушку. «Всему основа факты! Старый дурак! Как бы вампир зашел сюда средь бела дня?» – тут же окунулся в раздумья профессор, не в силах сдерживать радостную улыбку, которая показалась стоявшей в дверях фрау Мейер, неуместной и странной. Она никогда не понимала любовь брата к наукам, но все же была рада, когда профессор взял Альфреда под свое крыло для того, чтобы передать ему свои знания и опыт. Да и в Кенигсбергском университете весьма снисходительно относились к Абронсиусу, считая его немного фанатичным, но весьма амбициозным ученым. Так что в его опеке и учениях, пусть немного необычных, Анна не видела ничего плохого. Но этого бы до того, как профессор вернулся из Румынии без своего ученика. – Фрау Мейер? Чем обязан столь раннему визиту? – сильно картавя, поинтересовался профессор, с большим трудом поднимаясь с кресла. Он вернулся в университет всего несколько дней назад после двухнедельного пребывания в гостях у дочери и ее мужа, но тяжесть в ногах так и не прошла, а спина еще сильнее согнулась пополам. – Где мой брат, профессор Абронсиус? – без приветствий начала Анна, пронзая старика острым взглядом черных глаз. Он знал эту молодую особу по рассказам Альфреда и кратким встречам, но и этого было достаточно, чтобы составить о ней определенное мнение. Несмотря на покладистость и скромность, эта девушка обладала стойким, решительным характером, которого, к сожалению, для профессора так не хватало ее младшему брату. С их последней встречи она заметно подурнела, как он отметил про себя, сильно исхудала, но в больших глазах ее все так же горело пламя. И в данный момент это было пламя негодования. – Может, присядете? – предложил ученый, указывая на соседнее кресло. Немного помедлив, но все же решив не стоять в дверях, Анна на ходу сняла с головы шляпку, обнажая собранные в тугой пучок волосы, положила ее на столик, и уселась напротив профессора, расправляя подол траурного платья. Она быстрым взглядом пробежалась по убранству кабинета, который напоминал скорее кладовую, нежели рабочее место. Книжные полки было переполнены различными книгами. Резной стол из каштана буквально ломился от кипы бумаг и всевозможных карт, свернутых в трубочку, а на огромных окнах висели тяжелые австрийские шторы, закрывавшие почти весь дневной свет и создававшие в комнате алый сумрак. Судя по всему, здесь не делали уборку уже много месяцев, вот только хозяина кабинета это вполне устраивало, а витающая пыль в воздухе нисколько не смущала. – Хотите чаю? – Нет, благодарю Вас. – Простите мое любопытство, но что за горе Вас настигло, фрау Мейер, раз вы носите траур? – Умер мой супруг и сын, – бесцветным тоном ответила Анна. Профессор нахмурился, опускаясь в кресло, и сжал ладонью подбородок. – Искренне сочувствую Вашему несчастью. – Вы уходите от моего вопроса, профессор Абронсиус, – нетерпеливо, с нотками раздражения ответила Анна. – Давайте перейдем к сути. Где мой Альфред? Почему он не с Вами? – Ах, фрау Мейер, если бы я только знал! – сокрушаясь, произнес старик и раздосадовано всплеснул руками. – Бедный Альфред совершенно таинственным образом покинул меня в горах Трансильвании, бросив одного. – Это не похоже на моего брата, – Анна недоверчиво сощурилась. – Больше всего на свете он хотел быть Вашим учеником. Он слушал каждое Ваше слово, он буквально бредил Вами. Что заставило бы его покинуть Вас? На глаза Абронсиуса легла тень, а голос его стал тяжелее и серьезнее. От его тона Анна ощутила, как по коже пробежал неприятный рой мурашек. – Да, не похоже. Потому что в этом деле замешаны зловещие силы! – поспешил он объясниться, размахивая руками, будто дирижер. – И какие же? – с нажимом в голосе спросила Анна, чуть наклонив голову вниз. Профессор помедлил отвечать на этот вопрос. Он понимал, что недоверчивая, прагматичная фрау Мейер вряд ли поверит его словам, как и его коллеги. Однако выбор у него был не так велик. Не врать же несчастной девочке. Глубоко вздохнув, он подался вперед и заговорил уже полушепотом, будто опасаясь, что их могут услышать. – Мне кажется, что Вашего брата похитили! Я, старый невежа, не уследил за ним, а когда обнаружил, что остался один, было уже поздно. – Вы знаете, что это были за похитители? – Знаю, дитя мое! Это был они! – Кто они? – Вампиры! – едва слышно прошептал профессор, выпучив глаза так, что Анна всерьез подумала бежать из его кабинета и немедленно вызывать врачей. Старик обезумел, вот и весь сказ. Она сильно нахмурилась, откинувшись в кресле и скрестив руки на груди. – Вы, правда, считаете меня настолько глупой, что я позволю насмехаться над собой? Как смеете Вы приплетать к исчезновению моего брата каких-то фантастических существ? – Нет-нет! Фрау Мейер, все не так! Вот! Он взволнованно взял в руки дневник, исписанный до последней страницы и, шевеля одними губами, перелистал его до того момента, где начались их удивительные дни, проведенные в Трансильвании. Анна слушала его рассказ, ни разу не перебив, однако скепсис в ней рос с каждым новым произнесенным предложением. Вампиры, граф, замок в снежных горах, бал, влюбленный Альфред. История показалась ей, несомненно, увлекательной, не лишенной своего романтизма и готичного ужаса, что представляло собой, например, подробное описание хозяина замка, таинственного фон Кролока. В какой-то момент рассказ даже захватил Анну, унося из тихого, уютного Кенигсберга в мрачные края, где миром правила ночь и ее кровожадные обитатели. Но, внезапно, в сознании всплыл образ ее легкомысленного, доверчивого брата. Один, брошенный в чужой, враждебной стране. Глаза фрау Мейер дрогнули. Когда профессор затих, закрывая свой дневник, она оценивающим взглядом пробежалась по внешнему облику Абронсиуса и скептичным тоном произнесла: – Профессор, это было интригующее и крайне интересное повествование. Но Вы же ученый, Бога ради! Неужели Вам не пришла в голову банальная, но ужасно простая мысль, что произошедшее на балу, являлось ничем иным как представлением, дабы напугать Вас и моего брата? Все это выглядит таким наигранным и ненастоящим, что, честное слово, вызывает лишь смех! И все те события на постоялом дворе…. – Нет, нет, нет, дитя мое! – воскликнул Абронсиус и вдруг вскочил с кресла. Спина сильно болела, и для того, чтобы расходиться, он стал наворачивать круги по комнате, дирижируя одной рукой, а вторую прижимая к пояснице. – Все это действительно случилось! Меня, знаете ли, просто так не проведешь! Я собирался отправиться на поиски Альфреда, но не один, ведь Вы понимаете, это означало бы мою скорейшую смерть. Но те трусы в деревне… они и слышать ничего не хотели! Как можно жить в постоянном страхе?! Потом здесь, в университете. Вы знаете, что другие профессора говорят о моих записях? Ха, я стал посмешищем! Никому нет дела до того, что бедный мальчик остался там! – Мне есть дело, профессор, – дрожащими губами ответила Анна, едва сдерживая подкатившие к горлу слезы. – Но, если Вы говорите правду, возвращение туда уже ничего не изменит, ибо мой брат где-то, в горах, давно превратился в ледяной труп. Ведь, выживи он там, давно известил бы нас, верно? – Да, это факт, – удрученно согласился профессор, немного усмирив пыл, с которым он говорил, глядя на безутешную вдову, потерявшую единственного оставшегося в живых родственника. Анна резко поднялась, забирая шляпку. Взгляд ее стал стеклянным, а губы по-прежнему дрожали. – Мне невыносимо больно думать об этом, профессор Абронсиус. Я надеялась, что Альфред будет в надежных руках, он ведь так доверял Вам. Теперь же мне ничего не остается, кроме как оплакивать последнего родного человека, покинувшего меня. – Мне так жаль, фрау Мейер, – старик преодолел расстояние между ними и положил ладонь на ее плечо. – Если я могу чем-то помочь Вам… – Брата моего Вы уже не вернете. К сожалению. Кусая от безысходности губы, Анна коротко кивнула и быстро удалилась из кабинета.***
В начале июля, дверной колокольчик известил о прибытии гостя. Дело было вечером, когда сумерки мягкой пеленой опускались на сонный город, окутывая его узкие улочки молочным, прохладным туманом. Фрау Мейер дочитала очередную книгу и собралась идти в спальню, как в гостиной появился мальчик-слуга, передавший ей конверт. Анна поблагодарила его, подошла к окну, возле которого горел канделябр, и раскрыла пакет. Внезапно пол ушел у нее из-под ног. Колени предательски задрожали и, не выдержав, молодая вдова рухнула на пол, машинально схватившись свободной рукой за живот. Кровь отхлынула от лица, а карие глаза в ужасе уставились на бумагу, где рукой ее пропавшего брата было написано: «Дорогая моя сестрица! Знаю, что давно не писал тебе, за что от всей души прошу прощения. Со мной все нормально. Здоровье мое сильно подорвано, однако, вопреки всему, я пока жив и очень хотел бы, чтобы ты приехала навестить меня, ибо сам я не в силах перенести столь длительное путешествие. Пожалуйста, Анна, приезжай. Мне очень без тебя тоскливо. С любовью, твой младший брат, Альфред». Вновь и вновь она перечитывала странное во всех смыслах письмо, написанное Альфредом, в чем Анна была абсолютно уверена. Еще в детстве он получал от нее по рукам за столь небрежное написание букв «с» и «а». Поэтому сомнений не осталось: послание пришло именно от брата. Дрожащими от волнения руками она перевернула конверт, увидев на нем адрес отправления. Трансильвания. Холодный пот прошиб девушку. Надежда засияла ярким маяком, освещающим тьму в ее исстрадавшейся душе. Находясь словно во сне, она громким, требовательным голосом подозвала к себе слугу и велела, чтобы он сейчас же отправил сообщение профессору Абронсиусу с просьбой немедленно приехать к ней, добавив, что ей пришла неожиданная весточка из Румынии. Ни бесконечные расспросы тетушек, сбежавших с верхнего этажа на шум, ни осторожные предложения старой горничной пойти отдохнуть и дождаться гостя до утра, не убедили Анну покинуть гостиную. Сжимая в руках заветное письмо, она живо ходила по комнате, то и дело, бросая короткий взгляд на висевшие старинные часы с кукушкой, которые вот-вот должны были пробить десять часов вечера. Но Анна искренне продолжала верить, что профессор с минуты на минуту появится. Если эта история правдива, хотя бы наполовину, он не сможет спокойно спать, пока не узнает, какую же весточку получила молодая вдова. Конечно, была вероятность, что он отложит визит до утра, и это было бы правильно и логично. И все же что-то подсказывало фрау Мейер не терять пока надежды. За окном послышался звук приближающейся кареты. Колокольчик зазвонил второй раз за вечер. Анна едва сдержала себя, чтобы в порыве чувств самой не ринуться к дверям. Вместо этого она сжала ладонью спинку софы, терпеливо ожидая ночного гостя. Профессор Абронсиус, игнорируя больную спину и полусогнутые колени, буквально влетел в гостиную, принося с собой легкий, летний ветерок, наполнив комнату запахом свежих листьев и цветов. Даже слуга едва поспевал за ним, в суматохе пытаясь забрать его зонт и саквояж, с которым профессор никогда не расставался. Выглядел он еще более безумным, чем обычно: шапка набекрень, серое пальто застегнуто на разные пуговицы, клетчатый галстук завязан явно наспех. Глаза его были широко раскрыты и возбуждены, желая поскорее узнать, что за новости пришли в дом фрау Мейер. – Прошу прощения за столь поздний визит! Кряхтя и суетясь, он скинул пальто и отдал его мальчику. – Ничего, ничего. Я так и думала, что Вы приедете сегодня. Анна тихо попросила горничную принести им чай и еще тише велела подняться к тетушкам и не разрешать им спускаться, пока она беседует с профессором. Старая женщина без лишних вопросов все поняла и, бросив на хозяйку обеспокоенный взгляд, немедленно удалилась. Анна указала Абронсиусу на софу и села рядом. Да, она все еще злилась на него, но злость отступила на второй план, ибо случившиеся события были куда важнее всех прежних обид. – Несколькими часами ранее я получила вот это письмо. Что Вы можете о нем сказать? Она передала бумагу, машинально коснувшись ладони профессора. Тот невольно вздрогнул, ощутив, насколько же холодными были ее пальцы. Следующие несколько минут он посвятил глубокому изучению письма, нацепив на переносицу пенсне. Что-то пробурчав себе под нос, Абронсиус вдруг изумленно посмотрел на вдову. – Во имя Аристотеля! Это же почерк Альфреда! – Вот именно! – воскликнула Анна, обрадованная тем, что не ошиблась в своих догадках. – Значит, он жив и не погиб тогда в горах, профессор! Но почему-то он не спешил ликовать, как фрау Мейер, оставаясь задумчивым, будто что-то в этом послании все же не давало ему покоя. Профессор встрепенулся, прогоняя наваждение, и снял с носа пенсне. – Что Вы намерены делать, дитя мое? Надеюсь, Вы не собираетесь бросить все и, сломя голову, ехать туда? – Именно это я и собираюсь сделать! – уверенно заявила Анна, сжимая ладони. – Исключено! – Вы мне запрещаете? – не поверила своим ушам фрау Мейер, на что в ответ получила успокаивающую улыбку. – Я ни в коем случае не отпущу Вас одну! Я поеду с Вами! – тут же отреагировал Абронсиус, живо похлопав ладонями по коленям. – Дорогая моя, если Ваш брат каким-то чудесным образом не превратился в вампира и стал деревенским жителем, представляете, сколько всего он может нам поведать, ох! – Профессор, в Ваших вампиров я по-прежнему не верю, – заметила Анна, укоризненно покосившись на него. – Но я готова хоть завтра отправиться в Трансильванию и вернуть Альфреда домой. – Ваш энтузиазм бесконечно радует! Но все-таки не стоит пренебрегать моими словами на счет упырей. Вы просто не представляете, что нас там ждет, – покачал головой Абронсиус. – Профессор, возможно, Вы меня не совсем поняли, – решительным и непоколебимым тоном произнесла она, слегка нахмурив темные брови. – У Вас есть близкие родственники? – Только дочь и ее сыновья. – А у меня на всем белом свете не осталось никого, кроме брата. Он мой единственный родной человек. Не сомневайтесь, если понадобится, я спущусь до самых низов ада, но найду Альфреда. Я вырву его из лап любого, кто встанет на пути, пусть даже это будет сам дьявол! – Ох, дитя, боюсь, что именно к дьяволу в ад нам и предстоит отправиться.