breath

Разгоряченные тела на танцполе распадаются на миллиарды частиц звездной пыли, собираются воедино и вновь умирают. Пристальный взгляд диджея жарко проходится по влажной коже, это его персональные черти, а клуб напоминает преисподнюю. Он их господин, он заставляет биты проходиться мелкими мурашками, застилать сознание туманом. Властитель их личного ада, и мелкие твари повинуются каждому звуку, что бьется в висках, отпечатывается в сознании. Музыка магмой растекается по венам, обитель порока, обитель разврата. Юнги слышит, кажется, каждый вдох, каждый шорох, расправляет свои невидимые крылья и наслаждается. Ощущение контроля овладевает им. Он хочет всех и не хочет никого. Он может позволить себе больше, он может легким движением тонких пальцев заставить сердце любого присутствующего перевернуться, рухнуть или взмыть на вершину блаженства. Футболка липнет, Мин издевается, замедляет темп, заставляя сердца, пока еще живые, пока еще горячие, останавливать свой бит. Хозяева впадают в транс, они готовы абсолютно на все. Пластичность, гибкость, с которой выгибаются тела, могли бы поразить незнающего человека, поставить в ступор и, как минимум, заставить думать, что это не случайно собранные из миллиона людей в городе твари, а единый огромный организм, который функционирует примерно от вечности до бесконечности. Свечение, такое неестественное для этого места, такое неправильное и такое яркое. У Юнги глаза болят, он не сможет смотреть в ту сторону, но и оторваться он не в силах. Кто эти два существа, слишком чистые, слишком невинные. Пшеничные волосы отсвечивают всеми цветами, исходящими от световой аппаратуры. Похоже, этот парень готов принять любого, впитать в себя все и, даже, этот грязный мир. Мин хочет смотреть, поглощать его взглядом, заставить стать одним целым с его миром и быть для него этим самым миром. Но пшеничный тянет за собой еще одного. Мысли Юнги распадаются на осколки, он меняет музыку на более живую, заставляя тела содрогаться словно в припадке. Его новые гости, теперь властители самого Мина Юнги. Они двигаются как боги, заставляя мелких сошек разойтись и дать места, ни капли алкоголя не разносится по их венам, ни капли страха или неуверенности. Пшеничный Чимин припадает к своему спутнику, едва не касается его губ и запрокидывает голову назад. Диджей впервые сквозь биты музыки, сквозь грязный шум его личных чертей, что умрут назавтра, слышит свое сердце. Оно бьется громче, горячее, качает кровь по венам. Не останавливайся. Чимин не останавливается, он чувствует себя королем этого грязного места и разделяет это чувство со своим Хосоком. Рыжеволосый привлекал внимание не меньше. Эти два существа, которые были похожи на ангелов, на прекрасных и болезненно идеальных. Они двигались так, как никто и никогда не двигался в этом месте, словно они были рождены из самого понятия «танца». Мин злится, у него перехватывают внимание, но он не властен быть одним целым с этими созданиями, он не достоин касаться, а с высоты своего пьедестала он имеет право лишь наблюдать. И Юнги позволяет это себе, он следит за каплями пота, что стекают по шее, прячась за ворот футболки, он жадно скользит взглядом по незапятнанным существам, он хочет их. Демон сего места искушается, хочет стать с ними одним целым и оттого позволяет им так некрасиво, но уверено, отнимать его бразды правления. Еще. Они дают еще, ухмыляются и заставляют забыться. Диджею жарко, ему хочется большего, ему хочется возыметь власть над ними, ему хочется припасть к песочной шее одного бога, пока другой будет терзать его собственную. Мину хочется рассыпаться, внутри него с вулканическим жаром разносятся боль, желание и сожаление. Теперь, когда все занавесы сброшены, он видит, что это не ангелы, и что он никакой не повелитель этих чертей, а существа вокруг даже не черти. Он мелкий демон, что подчиняется двум владыкам его личного ада. Он посыльный, он их раб и Юнги принимает это. На танцполе два парня касаются друг друга, бесстыдно блуждают по телам под одеждой. Каждая присутствующая жалкая душонка мечтает занять место одного из них, а более смелые хотят быть третьим. Таким смелым был и Мин Юнги, он хотел, жаждал, внутри взрывались вулканы, рвались артерии и горячая кровь фонтаном отдавала одно единственное желание владеть, иметь, прямо сейчас. Души ликуют, возбуждаются, пропадают в местах более низменных, чтобы предаться полному забвению и громким стонам. Музыка все спрячет, биты разорвут голоса в воздухе на полпути, Юнги заботится об этом. Никто не смеет касаться новых богов, новых повелителей, никто не смеет заговорить, но каждый присутствующий, будь то парень или девушка, желает быть с ними, быть частью танца, нет, частью мира, что будет разрушен еще до рассвета. Добровольное самопожертвование. Юнги сдается, жертвует, ставит заранее заготовленный плейлист и пускается в пучину куда глубже, горячее, он опаляет свои крылья, но чувствует наслаждение. Смелые шаги навстречу гибели. Он погиб и попал в место похуже ада, так ему казалось до тех пор, пока его боги не протянули руки навстречу. Взгляд заволокло пеленой, он больше не видит, лишь чувствует, ныряет и растворяется на атомы, когда с обоих сторон такие желанные, и отныне его, существа. Мина Юнги больше нет.