Игра в прятки.

Сигаретный дым, помятая кровать и запах чуть подгоревших блинчиков. — Твою ж мать… — послышалось с кухни. Звуки грохочущей вытяжки отрезвляли ото сна больную голову. Сегодня последний выходной на этой неделе, но особого рвения провести его активно совершенно не было. Дазай медленно встал с кровати. Ночная рубашка слезла с одного плеча, оголив его. — Чем на этот раз травить будешь? — теплые руки обвили сзади красивую талию мафиози. Осаму зарылся носом в копну рыжих волос, которая пропахла шампунем с орхидеями и сигаретным дымом. Неплохое сочетание. — Доброе утро, — фыркнул Чуя разворачиваясь лицом к шатену и оставляя сковороду с неполучившимися блинчиками на остывшей плите. — Прости, они немного сгорели, — вздохнул тот, утыкаясь носом в грудь забинтованному. — Ничего страшного, я уверен, от этого они стали не менее вкусными. Ты ведь готовил их с любовью? — Заткнись и прекращай говорить такие «ванильные» вещи. — Ты смущаешься? — Дазай в надежде увидеть это милое лицо быстро опустил голову, но ничего не увидел, так как рыжий уткнулся носом в его грудь. — Нет, меня блевать тянет, — но уши все равно покраснели. Суицидник незаметно для себя улыбнулся, поглаживая его по голове. — Говоришь такие вещи, и тебе еще наглости хватает утыкаться в меня. Маленький лгунишка. — Отвянь от меня и садись уже есть. Я ведь не зря тут горбатился. Дазай отпустил рыжего, садясь за стол и почетно получая тарелку с подгоревшими блинчиками и черничным джемом. — Выглядит… — Я сейчас тебе этим блином по лицу дам. — Умерь свой пыл, моя рыжая белочка. Я все съем, — усмехнулся кареглазый, начиная трапезу. — Не называй меня так. В комнате воцарилась временная тишина. Чуя о чем-то задумался, а шатен, прожевывая блин, вдруг сказал: — Чуя, надень фартук на голое тело. — Совсем умом тронулся? Не буду я этого делать, — на лице Дазая появилась пошлая ухмылка, которая явно не предвещала ничего хорошего. — Чуя, у меня до сих пор осталось то видео, где ты пьяный танцуешь на столе танго с бутылкой вина и розой во рту. Я думаю, Коё понравится оно… — Ну ты и жопа, конечно! — он встал и озлобленно рыкнул в сторону трепещущего от ожидания Осаму. — Умница, только давай быстрее… Рыжий ушел, но через несколько минут вернулся. Весь красный и в кружевном фартучке, который ему успел всучить шатен (явно подготовился, гад), на голое тело. Оттягивая его руками вниз, он отвел взгляд. «Как же стыдно, мать твою…» — подумал про себя Накахара и тут же, словив на себе взбудораженный взгляд суицидника, вообще чуть не провалился под землю от стыда. Кареглазый тут же встал и стремительно направился к нему. Подойдя ближе, Дазай осторожно положил ладонь ему на щеку и поцеловал. — Чуя, ты лучше любой лоли, ты невероятно милый. Было настолько стыдно, что рыжий даже не смог ничего ответить. Фартук еле прикрывал его снизу, а также неплохо просвечивал торс с сосками. И чем больше Чуя краснел, тем больше заводился Осаму. — Я хочу тебя. Прямо тут и прямо сейчас. — Н-нет… совсем поехавший. Такое говорить… — Почему нет? — Нет и все. Тебе какая разница? — вдруг на лице Дазая заиграла хищная улыбка, и Накахаре стало не по себе. — Так Чуя у нас девственник. Вот значит как. — Нет! — А вот и да, — он вновь ухмыльнулся и прошелся мокрой дорожкой поцелуев от плеча до края уха мужчины. Облизнув краешек, тот нежно шепнул: — Я буду нежным. Обещаю. Рыжик вздрогнул. По телу прошлась мелкая дрожь, а забинтованная рука уже скользила по внутренней части бедра возлюбленного. — И только попробуй нарушить свое обещание, — когда Дазай завел руку чуть выше, Накахара тихо простонал и схватился за плечи напарника, жмурясь. Мафиози не выдержал и, взяв объект своих «пыток» на руки, направился в спальню. Когда шляпника осторожно положили на помятую кровать, он притянул Осаму к себе за шею и поцеловал, а когда же им не хватило воздуха, то поцелуй пришлось разорвать, и единственное, что их связывало теперь — это ниточка слюны, протянувшаяся между разгоряченными ртами. — Начинай уже, — смущенный рыжик отвел взгляд, и последняя капля терпения и здравомыслия в Дазае пролилась дождем. Стоны, глухие поцелуи, шарканье простыней и выкрики «еще!» заполняли всю квартиру и отдавались эхом где-то в коридоре. Соседи явно будут рады, но им все равно. Они отдаются друг другу без капли сожаления. Чуе больше не стыдно, а Дазай больше не сдерживает себя. Но живут они друг другом не только в эти моменты и не только для таких моментов. Ведь с утра шатен проснется раньше, когда будет еще только рассветать, и будет смотреть на то, как рыжие волосы красиво разметаны по подушке, а умиротворенное лицо спит и ни о чем не беспокоится. И он встанет, найдя на прикроватной тумбочке тот самый дневник, который Накахара все же завел. Открыв его, Дазай лишь посмеется, ведь Чуя выполнил все правила. В дневнике надо было к кому-то обращаться, и он обращался. В середине дневника была лишь одна заполненная страница, на которой красовалась запись: «Пошел ты нахер, Осаму Дазай». И он закроет дневник с глупой улыбкой на лице, ложась снова в кровать. Но то, что на последней странице маленьким шрифтом написано: «Я люблю Тебя» — это уже совсем другая история.