Игра в прятки.

Я давно уже сломанный. И даже не помню, когда сломался. Я хуже, чем ты думаешь, но тебе придется с этим смириться. Ведь во мне не хватает лишь одной детали, и эта деталь… Обычный поход на работу. Обычные лица. Обычные придирки Мори. Чуя ушел с того задания в публичном доме. Эмоции сыграли свою злую шутку, но акт не закончен. Рыжий мог делать все как обычно, все как раньше. Единственное, что стало для него запретным действием — это смотреть Осаму в глаза. Теперь он презирал его. Хотя смысла в этом не было, как и логики, и Чуя это прекрасно понимал. Ведь больше чем Дазая он презирал себя. За то, что он такой слабый. За то, что лишь оттого, что услышал стоны шлюхи, лежавшей под Дазаем, он так гнетет себя. Он ненавидит его, он ненавидит себя. Он ненавидит «Двойной черный». Дазай не появляется на работе уже второй день. Рыжий не волнуется: ему только легче. Но он поменялся. Стал более молчалив и кроток. После работы сразу бежит домой. Точнее, не бежит, а медленно идет, нигде не останавливаясь. Он стал чаще задумываться о чем-то. И порой сам не понимает, о чем. Осаму он не пишет и не звонит, а уж тем более не приходит к нему. Зачем ему это? Рыжий стал чаще просыпаться по ночам, открывать окно в комнате и смотреть на звезды. А порой и вообще приходить в гостиную к большому панорамному стеклу. Чуя снова встречает рассвет в своем кресле или на подоконнике. Засыпает прямо там, чуть не вываливаясь из окна. А работа в мафии теперь больше напоминает скучную офисную работенку для всякого очкастого планктона. Все стало каким-то серым. Даже не черные, а серым. Затишье перед бурей? Ураган снесет все, не успеешь ты даже обернуться. Любитель шляп зевнул и открыл следующую страницу, валяясь на диване. Очередной серый день не предвещал ничего особенного. И от этого даже как-то грустно становилось. Накахара вовсе не хотел сидеть в этой безэмоциональной дыре, но любая попытка найти что-то стоящее его внимания в этом мире сейчас заканчивалась ровно ничем. Слово-то какое… «Ничего». После него остается пустой осадок. Несколько дней назад, когда рыжий бездумно бороздил инет в попытке себя развеселить, он наткнулся на интересную мысль. Один психолог написал в своем блоге, что есть действенный способ избавиться от депрессии. Стоит завести ежедневник, в который ты будешь записывать все происходящее с тобой. Но в дневнике обязательно надо обращаться к кому-нибудь, нежели просто писать: «Дорогой дневник…» Конечно, носитель смутной печали лишь фыркнул, прочитал статью и закрыл ноут. Завел ли он его вообще… Стук в дверь. Соседи? Нет, они сейчас в отпуске. Почта? Тоже нет, ее принесли с утра. Кто тогда? Рыжий лениво встал с дивана, зевая по пути. Снова стук. — Да иду я, иду, — Чуя открыл дверь. Класс. Чудесно. Просто зашибись. Его серый выходной по доброте душевной решил раскрасить этот суицидальный выродок? Осаму стоял в проеме, глядя с высоты своего роста на сонного Чую с очертаниями темных кругов под глазами, в домашних штанах и футболке, с чашкой недопитого кофе в руках и, наконец, с собранными сзади в пучок рыжими волосами. — Что ты тут, мать его, забыл? — Накахара фыркнул, глядя на шатена не особо добрым взглядом.  — Чуя, почему ты выглядишь, как мамка-одиночка в многодетной семье, которая не спит почти каждую ночь и пашет за семерых? — Отвали от меня. — Чуя… — Проваливай, Дазай, — он почти закрыл дверь перед напарником, при этом довольно шумно вздохнув. Уставшее лицо исказилось гримасой боли, отдавшейся где-то в мышцах. До столкновения двери и боковой части дверного проёма оставалась пара сантиметров, как тут эту пару заняла нога Осаму, прекрасно туда вместившаяся. — Что ты творишь? Он вновь распахнул дверь, впуская в душную квартиру порывы свежего воздуха. — Чуя, я пришел сказать тебе кое-что, но, видимо, ты не в состоянии. — Давай говори уже быстрее и убирайся из моей квартиры. Тебе здесь не рады. — Ты уверен, что готов к этому? — Ну давай, наш любитель шлюх, говори уже, мать твою! — Чуя, — Дазай внезапно замер. Дверь сзади захлопнулась, и в коридоре воцарился тихий полутемок. — Я не любитель шлюх, маленький шляпник. Ты ошибаешься. — Не язви, мудак. Если это все, что ты хотел мне сказать, то напомню, выход в той стороне. — Эта шлюха была заказной. — Дебил, они все заказы… — Нет, в смысле я заказал ее специально. — Специально? — Чуя…— Дазай поднял глаза. Они отличались от обычных его глаз. Эти были наполнены виной и искренностью. Что за странный взгляд… —… я знал про твои чувства ко мне. Я знал про это и водил тебя по твоим любимым местам, поэтому сводил в «Lupin», поэтому трахал ту шлюху. Рыжий замер. Глядя куда-то в пол, он молчал. Но внутри приходило осознание, а за ним вскипали гнев и ярость. Он кричал и орал внутри. Все рвалось. Душа рвалась на части, будто сделана она была из старой дряхлой ткани. Он поднял глаза, полные ненависти. — Ты дошел до финиша, сучара. Мне невыносимо больно, — он сказал это вслух. Ему было все равно. Его будто накрыла «смутная печаль». — Я ненавижу тебя всем сердцем, Осаму Дазай. И я буду смеяться на другом конце города, когда тебя будут хоронить крысы в убогой канаве за мостом, — а потом больно было не только Чуе, но и Дазаю. Врезал тот ему настолько оглушительную пощечину, что у шатена зазвенело в ушах. — Вот как ты меня повеселил, мудила, — шляпник снова замахнулся, но его рука была остановлена. — Прости меня. — И это все, что ты можешь выдавить из себя, никчемный кусок идиота?! Как же я тебя ненавижу, почему тебе так нравится делать людям больно!!! Отпусти меня и проваливай. Не возвращайся больше никогда! Сдохни где-нибудь на помойке, суицидник хуев… — Я понимаю, ты злишься. Я поступил и правда не лучшим образом, но послушай… — он прижал к себе руку рыжего. —…я ужасный человек, неспособный общаться с людьми нормально. Я надеваю маски, веду себя надменно или даже глупо. Я по-другому не умею. Пожалуйста, научи меня этому. Я хочу меняться, хочу быть искренним хотя бы с тобой. Мой милый Чуя, как же тебя угораздило влюбиться в такое чудовище. Не выдержал. По щеке скатилась первая слеза, оставляя за собой влажную дорожку. Вторая, третья… Чуя заплакал. Точнее, это просто усталость от эмоций. — Чуя, я люблю тебя. Это правда. Сколько еще слез, он не помнит. Помнит только нежные объятья и запах свежих бинтов прямо у носа. — Пусть ты и чудовище, но ты мое чудовище. Я тоже люблю тебя. И любил всегда. Теперь Чуя не просыпается один. Не курит на балконе в одиночестве по ночам. Завтрак тоже на двух персон, а в гостиной появилось еще одно кресло. Что ж, в любой игре есть свой конец. И у этой игры тоже. Больше прятаться не нужно. Я давно уже сломанный. И даже не помню, когда сломался. Я хуже, чем ты думаешь, но тебе придется с этим смириться. Но теперь все изменится, ведь во мне не хватало лишь одной делали, и эта деталь ТЫ.