Коллекционер слез

      Утро.       Невероятно вязкое, тяжелое, окутывающее, словно пелена. В нем хотелось утонуть и захлебнуться. Кажется, давно я не спала настолько сладко и безмятежно. Словно в какой-то момент из отсутствующей души пропали все горечи и тягости. И единственный ее груз сейчас вполне спокойно спал рядом. У меня появилось невыносимое желание снять с Кукловода эту надоедливую маску, но я не осмелилась. Он таким милым казался во сне. Практически беззащитным. И это, как бы я не отрицала, привлекало.       Все-таки не удалось сдержать души прелестного порыва. Я аккуратно коснулась самыми кончиками пальцев в мягких перчатках гладкой поверхности его маски. Ни единого звука. И внутри ничего не шевельнулось. Это ведь просто материал какой-то, ничего более. Безжизненный и пустой, практически как я. Забавно.       Рука сама скользнула к прядке русых волос, растрепавшихся за ночь. Я вроде бы машинально убрала ее, чтобы та не портила собою композицию. Но, стоило мне коснуться его волос, как внутри что-то ёкнуло. Не со страшной силой, я даже не вздрогнула. Но что-то определенно неумолимо сжалось до размеров атома, объективно не желая разжиматься. Словно где-то внутри жили воспоминания, которых быть там не должно было. И прикосновение к этим мягким взъерошенным волосам всколыхнуло что-то непостижимо далекое, в ту же секунду неумолимо близкое и этим пугающее.       Практически пробуя на вкус это чувство, я и не заметила, что Кукловод уже открыл глаза и пристально наблюдал за мною из-под полуопущенных век. Он молчал. А я и не спешила начинать вежливый утренний диалог с дежурными приветствиями и вопросами о снах. Почему-то мне не хотелось говорить о снах. В последнее время они становились все отчетливее, словно что-то изнутри рвалось наружу, пытаясь выплеснуться. — Что тебе снилось? — вкрадчиво шепчет Кукловод, не отрывая от меня взгляда.       Черт.       Молча переворачиваюсь на спину, глядя на изъеденный плесенью и местами покрытый паутиной потолок. Редкие трещины. Какой же возраст у этого дома? Страшно и подумать. Тут высокие потолки, толстые стены, сквозняки в каждом коридоре. Да, это отвлекает меня от вопроса. Хотя я знаю, что он не отступится. Кукловод, если потребуется, сможет легко вытянуть из меня ответ. Даже изощряться особо не потребуется. Я, конечно, не думаю, что он дойдет до пыток, но от него можно ожидать всякого. А я как раз с внезапной ясностью недавно осознала, что больше всего на свете боюсь боли. А еще темноты, того, что в ней может скрываться. — Площадь у нашего дома. Фонтан, — закрываю глаза, предпринимая тщетную попытку погрузиться в уже прожитый сон. — И там Пустота. Он весь сон ходил за мной. А затем нагнал и просто остановился рядом.       Повисла напряженная тишина. Ну вот, он опять что-то буркнул себе под нос. Молча встал и ушел, коротко кивнув мне. И что бы этот жест мог означать? Ладно. Думаю, мне стоит приготовить ему завтрак. В конце концов, себя стоит чем-то занимать. Хоть я и не чувствую течения времени, тупое сидение на одном месте может свести с остатков ума даже меня.       На сковороду отправились три яйца, два куска бекона. Я успела заметить, что Кукловод не ел слишком уж часто. Но если он садился за стол, то готов был поглотить все, что на нем стояло. И, судя по всему, это никак не сказывалось на его фигуре. По крайней мере он всегда выглядел идеально в своем приталенном костюме, в этих брюках, черной рубашке с какой-то цепочкой, с жилетом и… — Горит, — мягко раздалось у меня над ухом.       Вздрогнув, я спешно убрала сковороду с огня. Так погрузилась в свои мысли, что не заметила как появления Кукловода на кухне, так и катастрофической ситуации, сложившейся с моей стряпней. Судя по характерному аромату, витавшему по кухне, у меня там что-то явно пригорело. — Прости.       Я понуро опустила голову. Черт, даже яичницу нормально поджарить не могу! — Брось, — Кукловод мягко улыбнулся, выкладывая мою стряпню на тарелку. — Это же не конец света. Ты выглядишь так, словно сожгла детский приют, а не слегка переборщила с углями в моей тарелке.       Мне не послышалось? Он сейчас меня подбодрил?! Я ошалело наблюдала за ним, не веря в то, что мне не показалось, и все это не было плодом моей воспаленной фантазии. Ну же! Скажи еще что-нибудь. Уколи меня, ударь, иначе день будет прожит, считай, зря. За этим наблюдением я стянула с себя фартук, отложив тот на кухонную тумбу. Поправила выбившиеся из хвоста волосы. И, опираясь бедрами о край тумбы, сглотнув, приоткрыла рот, тут же задумавшись, стоит ли отвлекать Кукловода от еды. — Когда я ем, — он сам нарушил молчание, заставив меня все-таки поднять голову и встретиться с ним взглядом, — я становлюсь добрее. По крайней мере, мне так говорили, — легкая улыбка тронула его губы. Уже второй раз за утро. Что-то определенно пошло не так. — Вокруг так мало людей, — я огляделась, словно пыталась найти парочку лишних человек на нашей кухне. — Почему? — Вот как, — он откинулся на спинку стула. — Из-за последней магической войны, я полагаю. Она знатно так сократила население Лондона. — Что за война? — осторожно делаю шаг к столу и, получив одобрительный кивок Кукловода, опускаюсь на стул перед ним. — Четырнадцать лет назад началась война между людьми и духами, — он опустил взгляд. — На стороне людей была магия, ведь подобных мне магов на тот момент было в разы больше. На стороне вырвавшихся из другого измерения духов было число.       Я помню улицы, заваленные трупами. Когда за каждым углом тебя поджидал Трупоед. Редко сейчас их встретишь, но это одно из самых мерзких существ из тех, которые вылезают с Того света. Эти гости пытались вытеснить людей из мира живых, и в большей части Британии им это даже удалось. Здесь же, в центре Лондона, велась самая ожесточенная борьба. Эту войну мы почти проиграли. Люди умирали сотнями, а духи, по сути являющиеся бессмертными, все прибывали и прибывали. И тогда пришли они.       Кукловод умолк, тупо глядя в одну точку перед собой. Явно не на меня смотрел. Словно бы я была прозрачной. Он действительно пытался что-то высмотреть у меня за спиной. Или просто настолько глубоко погрузился в пугающие воспоминания. Ну, может, эта война — одна из причин его не особой общительности? Ну, а что? Если бы я пережила подобное, то навряд ли вообще когда-то еще заговорила бы. — Она умерла в один из последних дней войны, — отрешенно прошептал Кукловод. Затем вздрогнул, встречаясь со мной взглядом. — Да, как я уже говорил, — он вернул голосу холодное непоколебимое, прямо-таки непрошибаемое, спокойствие, — в конце войны появились они. Духи магии, вставшие на нашу сторону. Сейчас их все больше принято называть феями, но я ненавижу это название. Эти духи у нас особо не прижились, их сейчас не так уж много осталось, кстати. Люди их не слишком-то любят, несмотря на то, что именно эти духи помогли нам закрыть ту дверцу, через которую в мир лезли потусторонние твари.       Но отголоски этой войны, как видишь, все еще шатаются по улицам. Кого-то из них нельзя убить в принципе, кто-то слишком силен, чтобы обычные люди посмели к нему сунуться. Кто-то не представляет угрозы. Тут много нюансов. Не заморачивайся.       Я продолжаю молчать. Перевариваю информацию. Спайк говорил о том, что их с Риком родители погибли во время этой войны. И эта «она», которую случайно упомянул Кукловод. О ком он мог говорить? Сестра, подруга, мать или жена? Какое разнообразие вариантов. Напрягает то, что этот вопрос меня в принципе интересует. — В Лондоне мало людей осталось. Особенно после революции, поднятой Канцлером год назад. Две магических войны, прокатившихся с разрывом буквально в несколько десятков лет. Эпидемия чумы, выкосившая большую часть государства. А потом еще эта революция. Лучше бы они идиотов запрещали, чем этих духов, которые единственные в целом мире могут бороться с тварями, — Кукловод хмурился. — Прости, я углубился в политику. Дохлая затея, кажется, обсуждать ее с тобой. — Да уж, — я вымученно улыбнулась, — будто и не на одном языке говорим. Но спасибо, за рассказ. — От кого ты узнала о магической войне? — он склонил голову набок. — И как пережила ночь на улице?       Мгновенно похолодевший тон Кукловода не сулил мне ничего хорошего. Хотелось избежать продолжения этого разговора, а потому я аккуратно забрала со стола пустой прибор и поднялась, направляясь к мойке. — Я не разрешал уходить.       Он так резко это выкинул, что я вздрогнула, буквально падая обратно на стул и роняя перед собой тарелку. Благо, хоть не разбила. Сдается мне, что он бы мне шею свернул. Кукловод доел, и приступ утренней доброты закончился вместе с подгоревшей яичницей. — Думала, — он встает, слегка склоняясь надо мной, а я тупо смотрю в одну точку, боясь даже пошевелиться, — что удастся избежать этого разговора? Отвечай.       Он не кричит на меня. Кстати! Это так невыносимо странно. Страшно. Он вроде бы спокойно говорит, вкрадчиво. Голос действительно напоминает утробное мурчание кота. Но где-то в глубине чувствуется металл. Да такой, что им легко можно ударить. А при желании даже убить. — Т-ты… — жмурюсь, заставляя голос выровняться. Давай же! — Ты сам когда-то упоминал эту войну. — Врешь, — коротко отрезал Кукловод, отворачиваясь. — Ты слишком любопытна, и спросила бы меня о новом слове сразу же, как только услышала. А тут ты выжидала подходящего момента, чтобы задать интересующий тебя вопрос. Осторожничала, — он поморщился. — Так и знал, что солжешь.       Он… уходит? То есть ему не столько нужно было содержание ответа, сколько сам факт того, что я ему отвечу. И он каким-то дивным образом почувствовал мою ложь. До этого я ведь не лгала ему особо, не было возможности удостовериться, а теперь… Черт! — Я испугалась!       Он замер на выходе из кухни. Обернулся, глядя на меня через плечо. Словно пытаясь по глазам моим стеклянным прочесть, не обманываю ли я его теперь. — Меня? — склонил голову набок. Во взгляде скользнула некая… заинтересованность?       Я внезапно почувствовала себя максимально слабой. Какой-то жалкой. Загнанной в угол. Даже пришлось отступить на ногах, внезапно налившихся свинцом, пока лопатки не встретились со стеной. Я, под испытующим взглядом Кукловода, стиснув зубы, сползла по ней, опускаясь на пол. Только бы молчать. Не плакать. Не смей! Молчи, Одетта, молчи и наслаждайся своей ничтожностью, своими страхами, глотай этот коктейль из боли и отвращения к самой себе, к своей ничтожности и невозможности даже спокойно выплакаться. Как же тошно.       Кукловод сделал ко мне шаг, а я инстинктивно дернулась назад, лишь больно ударяясь затылком о стену. Как бы ни мучила себя, никак не могу перестать шарахаться от него. Что ж он, демон какой? Всеми силами заставляю себя переселить этот идиотский страх, накатывающий на меня волнами и утаскивающий в свою пучину. Я ведь понимаю, что Кукловод этого не добивался. Да, напугал. Но он ведь… даже пытается, черт побери, хоть как-то все исправить! Гулял со мной, на мосту стоял, обнимал, говорил со мной, как с человеком. Но все это летит к черту, стоит мне встретиться с ним лишний раз взглядом, услышать лязг металла в голосе, от которого где-то внутри под ребрами проносится волна боли, вперемешку с почти животным ужасом. И я бессильна перед этим страхом, который удавкой сжимается на шее, не убивая, но сладостно тягуче-долго мучая.       Он напротив меня на корточки опустился, глядя из прорезей маски. Ответа моего ему, конечно же, уже не было нужно. И сам все прекрасно знал. Руку протянул, щеки моей коснулся тыльной стороной пальцев. Чувство было такое, что у меня резко отказал голос. Рот приоткрыла, но из горла вырвался только немой хрип. Попыталась сказать что-то о том, чтобы он прекратил нарушать мое личное пространство. Все мое существо и без того вопило о том, что пора бы уже в психушку, в палату с мягкими стенами.       Он внезапно резко руку вверх куда-то вскинул. А я инстинктивно сжалась, отворачиваясь и заслоняясь руками. И наблюдала за тем, как Кукловод ошалело смотрел на меня, отгоняя рукой назойливого мотылька, кружившего где-то надо мной. — Ты подумала… что я тебя ударю? — в его голосе звучал искренний шок.       Я даже не шевельнулась. Так и продолжила сидеть, повернувшись к нему щекой. Черт, я конченая идиотка. Он ведь в жизни ни разу не бил! Так какого черта я испугалась?! Пересилив себя, возвращаю голову в исходное положение. — Успокойся, — он мягко прошептал это, глядя мне в глаза. Или даже куда-то глубже. — Я не ударю тебя. И не причиню вреда.       Кажется, ко мне постепенно возвращается возможность говорить. Он смотрит с нескрываемым беспокойством, а я сейчас чувствую себя маленьким котенком, которого нашли на улице, а он боится, жмется в своем холодном сыром углу. И вроде бы хочет на ручки, внутренне тянется к теплу. Но что-то упорно останавливает его, напоминая о том, что он всего лишь уличный котенок. Маленький. Беспомощный. Обреченный сдохнуть от голода в ближайшей чертовой канаве!       Откуда во мне такая любовь вперемешку с жалостью к котам?.. — Что ты собирался сделать с моим котом? — почти не слышу своего же шепота. Как в первый день, когда только очнулась.       Он слегка опускает подбородок, разрывая зрительный контакт. Нет, нет, пожалуйста, не смей говорить, что ты действительно собирался его убить. Мой мозг не выдержит такого удара. Неужели где-то подсознательно я действительно настолько отождествляю себя с тем котом? Он ведь больше не приходил. А я вернулась. В этот дом. К этому человеку. Нет. Я вернулась к своему хозяину? Или все-таки просто к Кукловоду?.. — Выкинуть его из дому хотел, — буркнул он, вновь поднимая на меня взгляд. — У меня дикая аллергия на шерсть. И то, что ты временно пускала это животное в дом, доставляло мне дискомфорт. Но я терпел это несколько дней после того, как впервые заметил его.       Наверное, мой шок самым явным образом читается в моих глазах. Я была свято уверена в том, что Кукловод ни разу не видел моего кота. До того случая. А он знал… но стерпел? Боги. В голове что-то щелкнуло. Вот, почему он примерно неделю ходил и чихал на каждом шагу. Да уж, после такого испытания на прочность и я была бы, мягко говоря, не в духе. Что уж говорить о нем, у него есть еще дополнительный геморрой в виде одной не самой умной куклы. — Мне помогли, спрятали на ночь на кладбище, — голос звучал глухо, как из бочки или со дна колодца, но я, закрыв глаза, говорила. — Доктор дал мне кольцо. Утром по этому кольцу меня нашел его брат. Он вывел меня с кладбища, и он же привел меня обратно.       Сейчас открыть глаза было сложнее, чем после первого пробуждения. Хотя сознание подсказывало, что Кукловод не будет ждать меня вечно. А потому веки пришлось, пусть и неохотно, но разлепить. Взгляд тут же зацепился за вымученную улыбку на его губах. — Спасибо за честность.