Я твой ужас и страх

Если человек хочет что-то изменить, то рано или поздно он находит способ. Важнее осознать необходимость. Это все-таки произошло: она съехала на съемную квартиру. Однако незаметно не удалось, да она и не стремилась, едва ли надеясь, что реально избежать ужасной обиды и осуждения в адрес своей взбунтовавшейся персоны. Перед уходом она выслушала такие «приятные» слова, что всю дорогу трясло, как в самой тяжелой лихорадке. Она не удивилась, что забыла некоторые малозначительные вещи, погрузив на такси два баула одежды и прочего, ноутбук и зачем-то тот самый сломанный мольберт. Дрожь прошивала руки, превращая пальцы в крючки, точно у сказочной ведьмы. Только котла все не находилось. «Как ты смела! Ты же не серьезно? Ты никуда не пойдешь!» — еще гудели в голове сбивчивые звуки. Отец перегораживал дверь, но она закричала, как вопиющий в пустыне: — Хватит! Хватит! — Девушка, что с вами? — обернулся таксист, тогда Валерия шлепнула себя по губам, осознавая, что повторила вполголоса свои восклицания вслух. — Все в порядке. Я просто задремала, — ответила она, уставившись на сумрачные огни. Город укрыл субботний вечер — лучший день для переезда, хотя вещие сны обычно под пятницу снятся, но здесь все происходило в реальности. Она не верила, что решилась, и одновременно чувствовала себя ужасно виноватой, вспоминая отрешенное одиночество матери, ее осунувшееся лицо. Она казалась себе преступницей, которая оставляет мать наедине с этой бедой. Хотя какие уж беды… Все так жили, кто-то и намного хуже. Но разве не это разъединяло мир? Разве не это делало его злее, подлее, равнодушнее? Если и не убивало, то уродовало души, лишь внешне делая сильней. Валерия задремала за короткое время дороги, сжимая прямоугольник ноутбука. Она надеялась хоть во сне с кем-то поговорить, но даже там она узрела тишину, ужасную, давящую, бесконечно ледяную. На этот раз не город: она парила в тумане над безбрежном темным лесом. Она терялась, не ощущая ни тела, ни направления. Не обреталось там ни ветра, ни четких линий предметов, только туман и пепел, точно в обители заблудших душ. И собственный голос тонул, она просила хоть какого-то движения, даже если кошмаров, но ничего не менялось, вязло в белесой дымке, точно в холодном молоке. Лишь скрип тормозов вернул к настоящему, в котором тоже все тонуло в поднявшейся пурге. Валерия потерянно озиралась, не до конца уверенная, что сон покинул ее, казалось, она перетаскивала образы из снов в этот мир. Или наоборот, что логичнее. Но растрепанные чувства с трудом воспринимали законы навязанной рациональности. Валерия выругалась, когда обнаружила, что в новом ее жилище лифт не работает, а ведь на вид вполне приличная девятиэтажка с кучей подъездов, длиной в целую улицу. Таксист свою помощь не предложил, да это и сделало бы чем-то обязанной. Девушка расплатилась и, теряясь в наспех собранных растопыренных пакетах и сумках, поплелась по лестнице наверх. Пятый этаж, конечно, не тринадцатый, но после подъема со всеми вещами руки нестерпимо разболелись, зато от тяжелой работы ушел озноб от пережитого. «Плохой из меня шпион, плохой, не смогла по-тихому уйти», — с самоиронией твердила она, переставляя ноги по ступенькам. Все в ее жизни выглядело крайне нелепо, оборванно. Когда она подходила к квартире, то выронила ключи. Потянулась за ними, да уронила мольберт, отчего он заскрипел и сломался окончательно. Валерия снова выругалась шепотом, злясь на всю эту повседневность. Слезы иссякли, она боролась, плыла против течения. Но неумолимо тонула, точно туман из далекого сумрачного леса снов сопровождал ее. Мольберт отправился вскоре в мусоропровод, поломанный на отдельные детали. Хватит этой сентиментальности, хватит вспоминать каждую загубленную возможность самовыражения, тащить за собой память о сломанных мечтах. Взросление — это умение существовать и вовсе без мечты. Она сбежала. Наверное, безответственно и жестоко. Она не сомневалась, что родители без нее продолжили ругаться, обвинять друг друга, что вырастили такого черствого монстра. Когда она скрывалась за дверью отчего дома, они дошли до того, что это она — причина их всех ссор. Просто высказали в запальчивости то, что от общей вежливости аккуратно таили от нее все эти годы. Но она постепенно сама понимала. Она — ошибка матери, причина их брака, загубленная карьера, растоптанные притязания отличницы на самовыражение. Ведь отец учился хуже матери в свое время, а потом начал изображать, будто умнее, опытнее. И это клеймо незаметно проступало под кожей дочери, разъедало ее душу. Это вечное сознание неправильности собственного появления на свет, будто она помеха, которая обязана как-то своей жизнью искупать этот промах. Хотя Валерия прекрасно понимала, что это бред, что это просто их общие подсознательные монстры не могут найти себе покоя. Однако это ничего не меняло. Девушка окинула усталым взглядом запыленную чужую квартирку, которая явно нуждалась в ремонте. Померкшие обои стелились хрестоматийными цветочками, из деревянного окна в двойном раме тянуло сквозь щели холодом. Мебель осталась от прошлых хозяев частично старая, частично новая. То ли кто-то просто съехал, то ли кто-то здесь умер, Валерии не рассказали подробности, но ее не интересовало; сдавали вроде приличные люди, цену высоко не заломили. Хотя кто знает, какие страшные тайны скрывались за шорами их благополучия, как и у всех. — Что ж, добро пожаловать в пристанище моего одиночества, — приветствовала она себя с театральной напыщенностью. — Отныне я живу здесь. Но ответом ей предстала только тишина. Даже духи молчали, может, она надоела и им. Выпили ее, восстановили силу и отринули, забыли. Это к лучшему, наверное. Валерия сбежала в совершенно взрослую жизнь. Взрослая жизнь не предполагает ни добрых снов, ни кошмаров. Нормальные люди не видят цветные сны. «А если его все-таки убили? А если он убил Джека Фроста? И… теперь мир и вовсе обречен. Что ж… Если увижу в окне волну кошмаров, тогда попытаюсь думать о чем-нибудь хорошем. Ха-ха», — рассудила Валерия, но сердце болезненно сжалось, и она поймала себя на мысли, что в этом вечном противостоянии не желает абсолютной победы ни одной из сторон. Еще более тоскливо сделалось, когда она заметила за окном золотые нити счастливых снов. Они пронизали проспекты и дворы, озаряя невидимым светом темную ненастную ночь. «А если они его убили? Или снова загнали в подземелье? Хотя… Он, наверное, заслужил», — думала она, глядя в темной комнате на подоконник, а руки холодели, и под сердцем вила ледяное гнездо надоедливая птица тревоги. Она снова боялась себя. В висках стучало, она потерла их, но голова раскалилась, точно котел над костром. Перед глазами все поплыло от пережитого стресса. Слишком много потрясений, слишком много неопределенности. — Ну, хватит! — крикнула себе Валерия, уже не опасаясь, что ее кто-то одернет. Она торопливо развязала баулы, раскидала вещи первой необходимости, оценила, что диван в единственной комнате хоть и старый, но не слишком продавленный, пружины не торчали. Лихорадочная суетливость перемежалась с сильной усталостью. Валерия массировала спину, с непривычки придавленную сумками и подъемом. Периодически хваталась то за голову, то за сердце, которое неприятно кололо уже как пару лет, началось после выпускных экзаменов. Ничего серьезного, просто стресс. Никаких поводов для печали! Здоровье нормальное, руки-ноги на месте. Крыша над головой, работа — все есть. И все же… никакого смысла она в этом не видела, лишь укоряя себя, что она к тому же еще и не имеет права на свою депрессию. Во всем неправильная и неидеальная, ошибка, что еще сказать. Все делает не так, все исполняет неверно, то положит вещь не на то место (хотя никакой разницы-то нет), то что-то не то купит. То принесет больного котенка с улицы. Она помнила, как слезно просила оставить лет в шестнадцать, но грянул такой ураган, что… заставили оставить там же, где нашла, в подъезде у подвала, наверное, обрекая на смерть. Призрак до сих преследовал, порой она встречала его там же, в незнакомо-знакомом городе из кошмаров. Может, там и живут все призраки, всё ее чувство вины и неприязнь, что противным свалявшимся комком заменяла душу, словно там спрессовалась разбухшая под дождем подшивка прошлогодних газет, где на первой полосе скандировали: «Валерия, иди в свою комнату!» От этих слов казалось, что ее ударили под дых, вывернули. Валерия только рассмеялась, неприязненно глянув на свое отражение в мутном зеркале, будто на чужого человека. Неправильно так оценивать себя, во всех всегда находится позитив — так убеждали все тренинги, но заставить себя чувствовать никак не удавалось. Она испытывала только безотчетную тревогу, глядя то на распростершуюся легкую паутинку сияющих нитей, то на подоконник. «Неужели если он не придет, то я… я не хочу!» — Паника металась нестройными снами, заарканивал туман, преследовало ощущение бесконечного падения. Валерия задыхалась от неподвижности, но решительно вскочила с места, открывая ноутбук, врубая первый попавшийся трек и подкручивая громкость на максимум. — «Вечно молодой, вечно пьяный»! — мимо нот вопила она, включив музыку и откупорив бутылку припасенного еще накануне красного вина. Песни сменялись, а она наливала себе в бокал вино, хотя никогда не напивалась раньше, пробовала только на праздники, теперь же закусывала сухим печеньем. И то ли пела, то ли выла про вечную молодость, кружась по квартире, размахивая руками, пиная наполовину распакованные сумки. И тогда она услышала знакомый голос: — Что за дебош? Он появился среди ночи, когда вино было выпито до половины, а слишком старая и знакомая песня «Смысловых Галлюцинаций» заслушана до отвращения. Он пришел вместе с четырьмя лошадьми кошмаров и черным песком, как обычно. И новое жилище заполнилось ароматом пепла и ржавчины. — У меня новоселье, — улыбнулась Валерия, которая делалась совершенно невосприимчивой к страху. Она скорее радовалась, что эту долгую ночь на новом месте ей коротать все-таки не одной. Затуманенное сознание слабо доносило сигналы тела о привычных признаках приступа ужаса. Всего лишь приступ, как болезнь, как озноб при поднимающейся температуре — неизбежно, но вполне переносимо, особенно, если сконцентрироваться только на пришельце. — Ты думала, я не найду тебя на новой квартире? — сощурился он. — Да о тебе вообще речи не шло. Я уже давно догадалась, что тебе не лень доставать меня везде. Ты же мне и подсказал идею! — вспомнила Валерия, опустошая еще один бокал вина, питая отвращение к себе за столь непотребное поведение. Но вряд ли бы кто-то узнал, что их школьный психолог или идеальная дочь впервые в жизни позволила себе что-то лишнее. Нет-нет, никаких ярких цветов в одежде, никакой слишком дорогой техники, никаких гостей и прогулок после десяти вечера — все это запретный плод, который мешает. А чему уже, собственно? Рамки расползались, как бумажное оригами под ливнем. — Теперь ты окажешься в тотальной изоляции, один на один с ужасом, — довольно усмехнулся Король Кошмаров. Похоже, у него был свой недобрый план, но Валерия терялась в догадках, а способы борьбы Хранители Снов подсказали недейственные. Да и… не хотела она бороться, чтобы вновь замирать в одиночестве и глядеть через подоконник. — А вот и проверим! — бросила ему воодушевленно Валерия, заголосив, почти танцуя на месте, лишь бы заглушить огонь в душе, а он все прорывался: — «Вечно молодой…» Они не хотели отпускать меня, — девушка рассмеялась, вызвав вопросительное выражение на лице Короля Кошмаров, затем объяснила: — Пришлось сказать бабушке, что у меня есть парень, которого я не хочу показывать пока родителям, потому что они ссорятся и произведут не лучшее впечатление. Короче, она мне помогла с документами и прочим. Потом пришлось и родителям сказать… ох, какой скандал-то был. Но я сбежала! Все! Она и правда не одна занималась обустройством на новом месте, без поддержки хотя бы кого-то из родных ничего не получилось бы. Обе бабушки, как ни странно, ничего не имели против того, что у взрослой внучки есть какой-то парень. И их не удивило, что показывать его она не хочет из-за ссор родителей. Вот только жгло сознание обмана. Хотя… пожалуй, лишь частичного. — Парень? — казалось, опешил Бугимен, продолжив озадаченно, хоть и с долей насмешки: — Хм… Что-то я его не видел. Кто? — Джек Фрост, ядрена-макарона! — громче прежнего рассмеялась Валерия, смахивая неопределенные слезы. — Какой парень, Ваше Кошмарное Величество? Я же соврала! Зато теперь я свободна! Хотя бы на какое-то время! Однако Короля Кошмаров раздражало ее гибельное веселье. Он, прошелестев через темную комнату, привычно навис над ней, становясь день ото дня все более материальным, уже совершенно непрозрачный. Он угрожающе обещал, подлетая к ней, снова окутывая черным песком: — Ты не свободна, теперь никто не поможет тебе. Скоро ты будешь целиком в моей власти. Похоже, ему все еще чудилось, будто за ее демаршем стоит какая-то надежда или желание сбежать. Неужели еще не догадывался, что его ждали? Вот здесь, прямо в этой изломанном пространстве чужой квартирки. Лишь бы не притягивал к себе безумием сквозящий неровный квадрат окна со сбитым бетонным подоконником. — Вот это мы еще посмотрим, — выпрямилась с азартом Валерия, неуверенно потянувшись к следующей рюмке, уже понимая, что рискует «перебрать», однако Бугимен выхватил бутылку из ее рук, покрутил, читая этикетку, пренебрежительно бросив: — Фи, дешевка. Даже не винтажный год. Не понимаешь ты в настоящем вине. — Сойдет. Ну, мое здоровье! — отсалютовала она, замечая, что мир вокруг кружится, наваливается полуобморочная усталость, помноженная на алкоголь. Она упала на диван, глядя, как комната вращается вокруг, словно на аттракционе. И вместе с ней то тут, то там маячил Король Кошмаров, который попробовал вино, брезгливо поморщился и оставил пустую бутылку на полу. Трек сменился и заиграл медленный и тягучий «Я твой ужас и страх» группы «Ария». И с таким аккомпанементом в замкнутом пространстве комнаты парил Король Кошмаров, почти в такт музыке взмахивая вихрями черного песка. Валерия наблюдала за ним, вовсе не ощущая какую-то власть над собой, зато мысли об оставленном доме давили, проникали в сознание щупальцами. Она представляла, что мать плачет там совершенно одна, но одновременно обвиняет дочь. Образ преследовал, сковывая настоящим ужасом, потому что от собственных мыслей не сбежать. Сначала Валерия напевала, монотонно покачиваясь, в такт песне, а затем внезапно залилась слезами, съеживаясь на краю дивана. — Они меня ненавидят… Нет! Хуже! Они меня просто не замечают! Вот никак! Я для них — пустое место, игрушка, марионетка, — девушка бессильно заскулила, кусая обветренные губы. Кожа треснула, по подбородку стекла тонкая струйка крови. Но Валерия только плотнее подтянула колени к груди, отворачиваясь к стене. В тот миг ее ничто не волновало, хоть бы даже ей грозился кто-то всадить нож в спину, хоть бы там рушился целый мир. Она считала несколько лет, что побег в другой дом — это способ решения проблемы. Но она любила родителей, и это чувство приковало ее цепями, не позволяя провалиться в равнодушие будней. Она металась в незримой клетке. Король Кошмаров, паря где-то в комнате, недовольно фыркнул, бормоча себе под нос: — Не терплю нетрезвых. Им море по колено и никакой восприимчивости к страху. Хотя… Кошмары особенно заковыристы, если они еще в состоянии видеть сны. Валерия обратила к нему опухающие глаза, давясь кашлем, заходясь периодически новыми рыданиями: — Вот каково тебе быть невидимкой? А? Нравилось? Не нравилось! Вот и решил мир захватить. Вот и мне не нравилось! Вот она я, смотрите! Не ждали? Да? Не ждали, что я тоже личность, а не собственность? — она вновь отворачивалась к стене, не ведая, куда деваться от самообвинения, но она уже сожгла мосты. — Бред… все эгоистический бред… У других проблемы похуже, поглобальнее… — она вновь поглядела на Короля Кошмаров. — А мы два проклятых эгоиста на куске шлака. Только из таких тираны и получаются, от чужого равнодушия, от чьей-то черствости. Дальше — как провалилась… Проснулась она от ужасного сумбура в голове, сон был очень чуткий и неспокойный, даже не кошмары, которые открывали перед ней свою страну в минуты забвения, а именно бессмысленная смена картинок на фоне отчетливо подкатывавшей к горлу тошноты. Она проснулась от того, что пересохшие губы нестерпимо горели, отодвинула край пледа, которым накануне, кажется, не укрывалась. Первым, что она увидела, было крайне скептическое выражение лица Короля Кошмаров, который в лучах рассвета загораживал своим черным песком окно. — С утра пораньше… — бессмысленно пробормотала девушка. — Могла бы придумать что-то и поумнее в качестве протеста, — осуждающе махнул он рукой. Кажется, он никуда и не уходил. То ли он насылал все эти тревожные видения, то ли просто чего-то ждал. Может быть, теперь он намеревался преследовать ее круглые сутки, не просто же так обогащался силой ее недобрых тревожных видений и все решительнее возвращался после своего заточения. Валерия почувствовала себя виноватой перед Хранителями. — Хотя бы ты нотаций не читай… Чай не вампир, за порчу крови не боишься, — отмахнулась раздраженно она, испытывая едва сдерживаемую потребность обругать весь свет, но потушила ее напускным спокойствием: — Я ведь… к смерти стремлюсь. Так или иначе… медленно убиваю себя. То бессонницей, то работой. Если страшно через подоконник, то другие способы есть, медленные. Каждый день, по капле. Мы все исчезаем. — Исчезать неприятно, — заметно вздрогнул Король Кошмаров, непроизвольно сжимая кулаки. — Когда… Люди проходят сквозь тебя, как сквозь воздух. Когда тебя гложет зависть, почему какого-то Северянина они видят, а тебя… нет. В древности я налетал ночами, гасил свечи и костры. Их страх темноты. Валерия рассеяно только запела Iron Maiden, болезненно шевеля спекшимися губами: — Fear of the dark, fear of the dark. I have a constant fear that somethingʼs always near… — Знакомый мотив. — В медных глазах отразилось непривычное оживление. — Да? — протянула Валерия, снова улыбаясь: — А не ты их на песни вдохновлял, случаем? — Вот на эту — я, — он кивнул и самодовольно улыбнулся, прищурив глаза, как сытый кот. Тогда Валерия заметила к своему удивлению, что клыков у него все же нет — зубы как зубы — вероятно, раньше померещилось от испуга. Пожалуй, в тот миг он выглядел польщенным и в какой-то мере счастливым. Все же след кошмарных снов и страшных сказок оставался отчетливым пластом в любой культуре, и порой в них намеренно сбегали от беспощадной реальности. Ведь что, как ни кошмарная сказка, концерты групп под стать Iron Maiden? Реальность куда хуже. — Так и знала, — просияла девушка, нервно рассмеявшись. Неожиданное открытие беспричинно развеселило, а, может, совершенно непривычная ухмылка на лице собеседника, не злобная, а именно польщенная. Но он скоро одернул себя, пока Валерия с охами и бессмысленными междометиями разминала затекшую шею, растирала руки и ноги, сначала вроде собираясь на работу, затем вспоминая, что на дворе воскресенье. Она совершенно терялась во времени. А излом чувств, что случился накануне, представал чем-то излишним и уж очень несдержанным. Ныне все прошло, жизнь не обрывалась, заставляя тянуть лямку дальше. Чтобы отвлечься, Валерия распаковала оставшиеся вещи, бережно составила список всего, что она забыла, затем впервые самостоятельно попыталась приготовить себе обед. «Ага, высушить мясо, чтобы не брызгалось. Щас попробуем», — то думала, то говорила сама с собой девушка, периодически сверяясь с ноутбуком. Вскоре у нее и правда получилось водрузить на сковороду средней величины кусок говядины и обжарить с двух сторон. Голод при любом настроении преследовал ее, такова уж человеческая природа. И от нее порой делалось то смешно, то грустно. — Мясо с кровью… — вдруг послышался голос, и снова посреди бела дня из-за стены появился Бугимен, уже без свиты, а так, сам по себе, лишь с неизменным ореолом черного песка. Потянул свою загребущую лапу прямо к сковороде, ловко поддев еще не совсем прожаренное мясо, ничуть не обжигаясь о кипящее масло, и одним махом, точно аллигатор, сжевывая его. — Эй! Это же мое! Оно недешевое, между прочим, — обиженной девчонкой возмутилась Валерия, никак не ожидая таких фокусов. — Зачем тебе? Ты же не хочешь жить? Разве нет? — пожал плечами Король Кошмаров, облизнувшись. — Вот это наглость! — всплеснула руками Валерия, поражаясь, что полтергейст уже настолько освоился в мире людей. Пришлось готовить новый кусок. «Ну ладно, призраки от моей стряпни не дохнут, значит, и мне сойдет», — почти польщено заключила девушка. *** Так и начался новый виток ее жизни. Она довольно скоро освоилась на новом месте, и даже извечная тревога постепенно отступала. Валерия впервые ощутила, что она хозяйка своей судьбы. Теперь она возвращалась в квартиру, не опасаясь встретить никого страшнее извечного гостя. А ему, кажется, все больше не нравилось, что изломанная измученная душа непокорной жертвы приходит постепенно в равновесие. Возможно, он боялся снова сделаться невидимым, возможно, злился, что не успевает в какие-то свои сроки скопить достаточно мощи для нового удара по Хранителям Снов. Валерию уже мало что интересовало, она еще больше уставала, осознавая, что ей не всегда и не на все хватает денег. Правда, через три недели после «побега» случился новый поворот: мать через бабушку разузнала ее адрес и… сбежала от отца к дочери. Валерия поразилась, когда вечером встретила возле двери маму, рассчитывала, что ей вновь придется выслушивать аргументы в пользу ее вопиющей неправоты. Но нет. Затем пришлось вечером и целую ночь выслушивать о том, что творилось дома. В целом, ничего нового, только без третьей стороны. В ту ночь даже Король Кошмаров не успел помешать своим присутствием, только пару раз мелькнул где-то и убрался восвояси. Да Валерия и сама бы исчезла, куда угодно. Особенно, когда под утро под окнами на все лады загудел клаксон автомобиля, а потом надсадно зазвонили в дверь — это вернулся отец. С огромным букетом, приглаженный, но усталый от бессонницы, он жутко извинялся перед матерью. Валерия хотела сначала выставить его, прогнать после всего услышанного бесконечной ночью, но мать снова заладила: — Мне лучше знать! Она ушла, сознательно покинула Валерию. Теперь уже родители, кажется, смирились с тем, что дочь справляется и без них, только подкидывали иногда деньги или, например, купили пылесос. Они отныне без нее продолжали свою бесконечную игру. Это повторялось несколько раз, несколько скандалов, побегов матери, извинений, потом один раз пришел отец. И тоже просидел до утра, изливая душу. Обычно их ссоры происходили в выходные, с пятницы на субботу или вечером на воскресенье, но пару раз и в будни случались побеги друг от друга. Кажется, они быстро просекли, что дочь примет, так или иначе, их обоих. Вернее, по очереди. Теперь они чересчур многим с ней делились. И Валерия потеряла за два месяца счет ночам в конце недели, когда просиживала то с одним, то с другим родителем до самого утра на кухне над кружкой остывшего крепкого чая, подперев отяжелевшую голову рукой. С матерью они попеременно обсуждали, как жесток мир и как несправедливы мужчины, а отец… он просто как будто приходил посмотреть с дочерью боксерские поединки. Она же подсадила его и на соревнования боев без правил. Он редко говорил о матери, когда приходил переночевать к дочери. Но его тоже мучила сложившаяся ситуация. Валерия, наблюдая метания обеих сторон, жалела и отца, и мать одинаково, не зная, как им помочь. Что-то изменилось, теперь они, кажется, поняли, что их дочь — это не ошибка, не причина их ссор. Неужели искали проблемы в себе? Впрочем, маловероятно, раз за все это время так и не дошли до сколько-нибудь разумного решения. — Пятница… И никого? — заинтересованно вздохнул Король Кошмаров, поглядывая недоверчиво по сторонам, точно ожидая наткнуться на кого-то в темном углу. — Представь себе, — поежилась Валерия. — Либо кто-то из них придет завтра, либо я не знаю, что сдвинулось в мировом порядке. Плотный же у меня график теперь: они в выходные, а ты в будни. Какой же у меня упрямый мозг, что его выносят все выносят, да никак не вынесут. Валерия замолчала, подпирая руками голову, отхлебывая сделавшийся привычным слишком крепкий черный чай, неизменно остывший. — Маразм крепчал. Теперь я на выселках работаю их личным психоаналитиком, — продолжила она, хотя обычно она всех подряд слушала, одобрительно кивала или просила уточнить, а о своих чувствах по-прежнему никому не рассказывала. Да и что у нее? Вот съехала на квартиру, вот жила. Никаких проблем, внешне ни единой, не считая мелких изматывающих недоразумений на работе, так что и интересоваться нечем. — Кажется, они уже догадались, что у тебя нет парня, — рассмеялся Бугимен, паря напротив. Последнее время он выглядел уже совершенно не как дух, разве только через стены все так же беспрепятственно проходил. Видимо, крепло ее отчаяние, но при очередной случайной встрече Джек Фрост подбодрил, сказав, что не будь в ней надежды, то она бы не видела столь отчетливо и Хранителей Снов. — Прямо так нет? Вот ты мог бы пару раз проявиться. Может, хоть перестали бы приходить, — съязвила она, осекшись. — Впрочем, не будь ты к ночи помянут. Она отрешенно прислонилась боком к стене, гадая, какая у нее надежда. Вот разве только нестройный план, любопытство, которое губит кошек — узнать тайну Короля Кошмаров. Она каждую ночь видела золотистый песок снов, и оттого все загадочнее выглядели для нее поблескивающие бабочки надежды посреди черной бездны. Если это его план по затоплению мира кошмарами, то вряд ли он содержал такой чистый цвет. Что же тогда еще? Но он не признавался, лишь опасливо и в какой-то мере стыдливо прятал их, когда тянулись бесконечные ночи, которые постепенно превращались в пустую болтовню. «Странная у меня жизнь получится, в старости вспоминать буду, как развлекалась в молодости: говорила с Королем Кошмаров», — насмехалась над собой Валерия, не представляя, сколько еще лет наматывать свой земной срок на веретено судьбы. Впрочем, она не раздумывала, что еще изобретет будущее, которое разверзалось, точно безбрежное море звезд, своими линиями, вариантами, недомолвками. И в нем терялись людские планы, мечты. То, что казалось когда-то невозможно ценным, с течением времени порой теряло всякое значение. Валерия встала и нарезала имбирь, в последнее время проникшись горьковатым ароматом, который смешивался с неизменном оттиском пепла. — Завтра будет новый день, — вздохнула она не то с радостью, не то с печалью. Вскоре она засыпала, удивляясь, насколько привычными и спокойными сделались ее кошмары. Она старательно запоминала их, записывала в небольшие рассказы, собирала комментарии от читателей. Бугимена, похоже, это все больше злило, его план давал катастрофический сбой. Он ожидал, что она сойдет с ума в изоляции, но она раз за разом преодолевала его ловушки, неожиданно открыв и для самой себя: она сильная. А, может, уже не злило… *** И новые дни действительно принесли немного неожиданностей, например, на небольшом школьном празднике по случаю восьмого марта молодой учитель географии недвусмысленно подарил ей три розочки с коробкой конфет, предложив проводить от школы до дома. Валерия объяснила, что, в целом, ей добираться довольно далеко на метро, тогда он улыбнулся и предложил как-нибудь встретиться и поболтать не в рабочее время. Девушка на мгновение опешила, удивляясь, что может кому-то нравиться, сердце ее замерло, но она отдавала себе отчет: не от любви, а с непривычки. Не научилась она кокетничать и слушать комплименты. Если уж думала что-то, то рубила с плеча, когда считала необходимым, а когда замечала опасность, то терпеливо молчала. Здесь же предлагалось что-то другое, что-то, напоминавшее те три скучных года, скрашивающих волнение на бесконечных сессиях. Валерия представила, что вновь придется бродить по кафе, а потом жарить ему мясо. Да и более того — жить с кем-то под одной крышей, ссориться, а потом оформлять развод, делить имущество, тратить и без того расшатанные нервы. Девушка поморщилась этой отвратительнейшей привычке просчитывать все по негативному сценарию. Она заставила себя улыбнуться и принять приглашение, рассматривая круглое лицо парня лет двадцати семи-восьми. Со светло-русыми волосами, белесыми ресницами и такими же едва заметными бровями, он чем-то походил на Джека Фроста, разве только чуть старше и чуть толще. Хотелось думать, что это мышцы. Одевался он в мешковатые серые пиджаки, так что удостовериться не получалось. — Да, конечно, — сладким голосом пропела она, поразившись своему умению маскировать истинные чувства. — «Да, конечно», — тут же передразнил ее возникший откуда-то полтергейст, Валерия бросила на него строгий взгляд, но своевольное грозное создание и не думало исчезать. Он никуда не делся, когда молодые сотрудники школы покинули здание вдвоем, пытаясь наладить диалог, следовал за ними тенью до самого метро, а потом караулил Валерию и в метро с какой-то фанатичной настойчивостью, мстительно сверкая глазами исподлобья. От его дурного настроения в вагоне замерцали лампочки. — Ух, нечистая сила! — пробормотала одна из многочисленных старушек. Кто-то предпочел перейти в другой вагон. Валерия только устало зажмурилась, чтобы не глядеть на эту световую какофонию, оставшись наедине с гомоном колес. Стоило ей открыть дверь, как Бугимен злорадно навис над ней: — И что это за хмырь? — Тебя бесит, что он похож на Джека Фроста что ли? — с победной улыбкой обернулась Валерия, подыскивая для роз подходящую вазу, соображая, что именно этого предмета в ее новом жилище совершенно не хватает. Ведь цветы ей раньше никто не дарил, разве только по одной хилой розочке тот поклонник с выпускного бала. Впоследствии оказалось, что он пошел на инженера, но покатился куда-то не в ту сторону, попробовав наркотики. Такие сведения донесли разрозненные знакомые. И Валерия с облегчением сочла, что судьба уберегла ее от еще одного недоброго рока. — Нет! — отвернулся собеседник, будто его вовсе не волновал этот вопрос. — Хмырь как хмырь. Может, скоро будет жить тут, — провоцировала девушка. — Что? — прошипел Бугимен. — Ты разве забыла? У нас договор! Ты думаешь, так избавиться от меня? Наивный человечишка! От его восклицания треснула и погасла лампочка, что напугало бы любого, но Валерия не отступалась от своей опасной игры, ей нравилось питаться этим возмущением, точно не он, а она пришли из мира непонятных духов. — Может, я решила наладить личную жизнь. И надоело мне ночи напролет болтать только с тобой, — откровенно издевалась Валерия, совершенно неприлично поддевая: — Толку-то от тебя? — Ничего, радуйся-радуйся, пока можешь. Скоро все поглотят кошмары, — только рассмеялся Бугимен, загадочно исчезая. Явно отправился готовить свой злодейский план, а Валерия почти смеялась над ним, поражаясь доверчивости столь долговечного создания. Разве не следовало догадаться, как часто лгут люди, особенно, женщины? Похоже, он и правда принял все за чистую монету. «Будто я радуюсь», — подумала она, вспоминая учителя географии. И ничего не отозвалось в груди, ничего не дрогнуло, не потеплело. Еще одно постылое знакомство, еще одна бесконечная игра без возможности по-настоящему ожить, отдать кому-то свое настоящее тепло, рассказать искреннее обо всем, что терзало. Здесь же изволь нацепить парадную маску, изображай теперь неизвестно сколько благодушие и кротость, как на рабочем месте. Валерия невольно представила себя обнаженной перед этим парнем, и ее едва не стошнило. «Смерть от сепсиса куда более болезненна, чем смерть во сне», — вспоминала она странное замечание Бугимена. Она дотрагивалась до своего плеча, где уже давным-давно зажил нарыв, лишь для того, чтобы вспомнить лед от прикосновения ладони. — У меня… сепсис души, — тихо прошептала она. И просила, чтобы в ту ночь вновь пришел страх, но, кажется, он затаил обиду или же готовил очень злую шутку, примерный сценарий которой Валерия разгадала по его выражению лица, точно у какого-нибудь Локи перед розыгрышем обитателей Асгарда. И в этой кромешной темноте она вновь тонула, не имея сил заснуть, нарезая и заваривая имбирь, стесав кожу на пальцах острым ножом, который на днях наточил заботливо отец. Вернее, он просто не знал, чем себя отвлечь от очередной ссоры с мамой, потому делал вид, будто пришел помочь дочке. Валерия слизывала свою кровь, подходя к окну, снова прикасаясь, как к запретному плоду, к подоконнику. И три розы, плывущие в темноте, ныне казались тремя мечами, с которыми придется сражаться против жизни, против отвращения, недоверия и неприятия. «Нет, я сильнее этого», — сжала она зубы, отходя от подоконника. Ей бы радоваться, что хоть кому-то понравилась с таким дурным характером, хотя на людях-то скрывала его мастерски, как повзрослела. На следующий день она вновь улыбалась после работы, однако все в ней буквально бунтовало, но парень оказался такой ласковый и обходительный, что любая резкость выглядела бы крайне грубо. Ею впервые кто-то заинтересовался, а не она нашла кого-то от всепоглощающего отчаяния. Она старательно уговаривала себя, что любит его, хотя ничего не чувствовала. Вроде бы так положено, вроде бы можно себя уговорить и жить, как все. В этот раз они пошли до кафе, как и договорились. Вскоре Валерия тянула задумчиво через соломинку переслащенный латте, односложно отвечая на несмешные шутки и цитаты из каких-то популярных сериалов. Парень слушал малознакомых ей исполнителей и плохо разбирался в чем-то, кроме своего предмета. Ему нравились походы, еще немного искусство фотографии. В целом, все. Валерия не представляла, о чем говорить; о себе она даже не ведала, что рассказать. Она как будто не существовала, не запоминала свою жизнь. Внутреннее все паниковало, и она умоляла себя не думать о крае подоконника в качестве вернейшего решения всех жизненных дилемм. А он возникал навязчивой идеей. Латте застревало в горле, казалось, она меньшую оторопь чувствовала в присутствии Короля Кошмаров. Да что там говорить… Она уже привыкла к тому существу, которое не просило, в целом, ничего. Здесь же все выстраивалось так правильно и чинно, с такими намеками на далеко идущие планы, что вскоре Валерия от каждого слова вздрагивала, представляя, как через пару лет начнет сама кидать телефоны, целясь в голову будущему мужу. А как иначе? Хотя в ее случае по-другому: она на подоконник будет каждый раз вскакивать, усиливая творящийся вокруг бедлам. Дурная она, неправильная, наверное. Вот и не желала других мучить, отгораживалась от них. Новый ухажер вызвался все-таки проводить ее до дома, однако стоило им выйти из кафе, как в обезлюдившем переулке сгустилась мгла. Фонари, беспорядочно замигав, погасли. — Что за?.. — пугливо озирался парень, Валерия же не двинулась с места, уже подозревая, что вокруг них происходит. Впрочем, изменить что-то — не в ее силах. Ее же «рыцарь» испуганно вопрошал у сделавшейся непроницаемой темноты: — Кто здесь? Он совершенно растерялся, неуверенно двигаясь вперед, точно забыв о спутнице, однако попятился, когда навстречу ему вышли четыре лошади с горящими глазами. Мрак сгущался, напитываясь новыми красками, пенился, точно края латте, и переливался. Привычный страх сковывал Валерию, она спокойно принимала его, как нечто неизбежное. Он не мешал жить, он не сравнивался с той паникой, которую она пережила накануне перед заведомо провальным свиданием. — Это розыгрыш такой, да? — дрожал всем телом парень. Губы его побелели, на лбу выступила испарина. Наиболее плотный сгусток черного тумана смерчем приблизился к нему, и из него показался Король Кошмаров, который совершенно несерьезно шикнул: — Бу! — Чудовище! — размахивая руками, полетел прочь молодой учитель, забыв о своей спутнице. Спотыкаясь и скользя на колдобинах, он вылетел на освещенный проспект, скрываясь в неизвестном направлении. Валерия дала себе слово на следующий день узнать, все ли с ним в порядке. Но от происшествия ее разбирал горький смех. Вот и все, вот и пришло ее решение: в критической ситуации о ней забыли напрочь, как в самом плохом дешевом фильме ужасов. — Так я и думала, — вскинула брови девушка, глядя на Короля Кошмаров, который беззвучно упоенно смеялся, теребя коней за гриву. — Ну и что это было? Ревность? — Ревность? О чем ты? Смешно! — отмахнулся Бугимен, сверкнув глазами в сторону девушки. — Нет, он бы помешал мне… — Изводить меня, — окончила фразу Валерия, скрещивая руки. — Да, именно так. — Ему теперь психологи будут доказывать, что ты примерещился. Или он сам себя убедит, — ухмылялась она, рассеяно поглаживая чешуйчатую гриву одного из коней. Как оказалось, ее кошмар представал не в виде лошади, и не в образе монстра. Город, бесконечный серый город… Ее кошмар — лабиринт этой жизни. — А ты жестокая, если смеешься над ним, — сощурился Бугимен оценивающе. — Да нет, так всем будет лучше, — отвернулась порывисто Валерия. — Мне просто воспитание не позволяет вовремя сказать это «бу». Так, может, с другой будет счастлив. Улыбка исчезла с лица Короля Кошмаров, скорее появилось легкое непонимание. Похоже, он надеялся так вымотать ее, ввергнуть в еще большую бездну отчаяния, но своей выходкой только успокоил в какой-то мере. Внезапно тьма рассеялась, вернее, загорелись фонари, черные лошади захрапели и взвились на дыбы. — Ты напал на человека, Бугимен! Это уже переходит все границы! Знакомый голос донесся сверху, с фонарного столба, между которых любил прогуливаться Хранитель Веселья, оставляя иней на проводах. — Джек Фрост! Давно не виделись, дрянной мальчишка! — осклабился Король Кошмаров, повелительно раскидывая руки, но явно готовясь атаковать, концентрируя вокруг ладоней черный песок. Джек тоже сразу же схватился за посох, вызывая льдисто-белое свечение. Первое заклинание прорезало воздух яркой вспышкой, столкнувшись с бурей черного песка и стрел. Валерия с опаской попятилась, прижав ладони ко рту, чтобы не закричать. Перед ней разворачивался самый настоящий поединок магов. Она по счастью не сталкивалась в своей жизни ни с криминальными разборками, ни с иными опасностями подобного рода. Помнила только из курса ОБЖ, что нельзя лезть под пули и смотреть за происходящим, будто из засады. Лучше всего лечь лицом вниз, чтобы показать свою непричастность к сторонам конфликта. Однако вряд ли это был тот случай. Оба прекрасно знали, кто она. Ледяная стрела прочертила ночь, резанув вдоль предплечья Короля Кошмаров, потекла черная кровь, терявшаяся в материи одеяния. Зато магия тьмы не заставила себя ждать, ударив Джека в грудь, опрокинув и закружив столь неистовым вихрем, что маг едва не улетел прочь, уцепившись крючковатой палкой за фонарный столб, но отважно и сосредоточенно кинулся вновь в гущу сражения. «Не сражайтесь… Я не хочу, чтобы вы оба страдали. Не сражайтесь, чтоб вас всех!» — с гневным испугом умоляла Валерия, неспособная желать удачи ни одной из сторон, как и дома, пусть здесь номинально существовало четкое разделение света и тьмы. Она отпрянула, скрываясь за одной из черных лошадей, однако воплощенный кошмар ринулся в атаку, оставляя ее совершенно беззащитной. Вернее, Джек Фрост как раз прилетел ее защищать, как и обещал. Но он не догадывался о том, какая игра шла за кулисами, какую сложную схему взаимных обид и недомолвок они уже успели выстроить с Королем Кошмаров. Хотя, конечно, учитель географии не заслужил, так что Бугимена совершенно справедливо осуждали. Впрочем, тот парень просто по несчастливой ошибке «удостоился» несчастливой встречи с таким существом, как Валерия, с ней, с ошибкой. Или как еще себя назвать? Ледяной посох и призрачный меч тьмы скрестились в стремительном выпаде, Бугимен озлобленно декламировал: — Зря ты не стал моим союзником, зря! Холод и тьма — истинные правители этого мира. Магия сверкала и рассыпала многочисленные искры, оба оказались невероятно сильны. В переулке по странному волшебству не прибывало людей, впрочем, они бы едва увидели развернувшуюся картину. А вид открывался уже более чем пугающий: то там, то здесь возвышались шипастые пирамидки, напоминавшие дикобразов, сотканные из взаимно уничтожающихся зарядов магии, с каждым разом их размах возрастал. Валерия лавировала и скрывалась между ними, однако ледяные стрелы едва не задели ее пару раз по неосторожности. Бугимен же наступал на Джека со всей возможной яростью, точно испытывал себя. И самодовольство, написанное на лице, подсказывало, что мощь его не только восстановилась, но и неумолимо возрастала. Он отбросил Джека, ударив подло в грудь, лицо парня исказилось, когда он летел кубарем, едва не выронив верный посох. Валерия в милосердном порыве бросилась в сторону, куда упал Хранитель, но он уже уверенно поднимался, не позволяя себе проиграть, но с непривычным укором бросил ей громко: — Его сила растет. Валерия, это из-за тебя! — Но я же ничего не делаю, — растерянно отозвалась она. — Ты подпитываешь его своим отчаянием! — успел объяснить Джек, сдерживая одновременно новую атаку широким щитом. — Нет! Рано или поздно я снова захвачу этот мир. Вы еще не поняли, что без меня нет смысла и в вас, стражах! — рокотал голос Бугимена. — Добро без зла прекрасно справляется. Я не холод! Я веселье! — дико улыбаясь, переходил в наступление несгибаемый Джек Фрост, отбрасывая сначала щитом вихрь черного песка, затем перекидывая поудобнее посох, вмораживая ноги Бугимена в асфальт и прицельно атакуя. Но не так-то все просто оказалось: Король Кошмаров немедленно схватился за гриву своего слуги, взлетая вверх, осыпая улицу градом черных сталактитов, подобных острым копьям. Валерия только отпрянула, не ведая наверняка, насколько опасно для нее оружие духов. Но вот так нелепо рисковать своей жизнью ничуть не хотелось. «Кому из них мне желать удачи? Впрочем, пожелания ничего не изменят», — безотчетно тревожилась она за обоих. Видимо, неверно, неправильно. — Беги! — воскликнул ей в тот миг Джек Фрост, заслоняя щитом от очередной атаки. — Правильно, не мешайся! — неожиданно вторил ему Король Кошмаров. А дальше Валерия и сама не помнила, как ее подхватил один из черных коней, унося все дальше от поля боя, точно волной отлива, что утягивает в океан от берега. После она сама ринулась без разбору через череду однотипных улиц, вздрагивая в панике. Слишком силен оказался шок первой битвы, пусть она играла в ней роль лишь почти бессловесного свидетеля. Но все-таки она добралась до дома, где захлопнула дверь, закрыла все замки и проверила все окна. Все ей чудилось, будто кто-то за ней гонится. Или еще что-то… Смутные видения из всех возможных дурных снов. Но стоило немного успокоиться, как ее схватила в цепкие лапы бесконечная тревога за исход поединка.