***
После того, как Ухён поволок Сонгю в комнату, он искренне надеялся на то, что сможет раствориться в этом человеке снова. Тело пылало, посылая импульсы в самые нужные стратегически важные места, и хотелось уже как можно скорее добраться до кровати. Однако неожиданно взявшееся «но» заставило поставить крест на столь соблазнительной идее. Малыши проснулись (к слову сказать немного раньше положенного) и теперь требовали к себе внимания. Сонгю с досады закусил губу и слабо простонал, отчего Ухён лишь тихонько рассмеялся, прижимая парня к себе и целуя над удручённо загнутой бровью: — Не переживай, мы непременно вернёмся к прерванному занятию, — попытался успокоить он Сонгю, правильно истолковав причину его досады. — В конце-то концов не все же привилегии нам. Мальчики тоже хотят получить толику своей любви. — Я только за, — согласился Сонгю, — просто… позже придёт Менсу и мы уже точно не сможем… — Уверен, что сегодня Менсу не придёт домой, — сказал Нам. — Откуда такая уверенность? — удивился Гю. — Просто интуиция, — ответил Нам, пожав плечами, но тут же хитро улыбнувшись, добавил. — А даже если и придёт, то никоим образом нам не помешает. — В смысле? — не понял Сонгю. — В смысле замутим тройничок, — пошутил Ухён, и видя, как вытянулось от изумления лицо Сонгю, не выдержав, расхохотался. Гю, поняв, что его просто разыграли, легко ударил Ухёна по плечу: — Идиотина! Нам потёр ушибленное место ладонью: — Ну, пошутил я немного, чего сразу бить-то? — надул и без того пухлые губы Ухён в притворной обиде. — Шуточки у тебя, скажу я… — Нормальные, пока ещё никто не жаловался. — Тебя просто жалели, — усмехнулся Гю. — Поверь мне, для альф такие шутки — самое оно. Мои ещё достаточно безобидные и целомудренные. — Надеюсь Мину и Мингю, когда вырастут, не перенимут искромётное альфье чувство юмора. — Конечно, надейся, — подколол в очередной раз Ухён. — К слову о Мингю и Мину. Думаю, что если мы не поторопимся, то концерт по заявкам нам обеспечен. О, да. Кто-кто, а Сонгю отлично знал, на каких частотах могли голосить мальцы, если вовремя не осчастливить их своим присутствием, поэтому без лишних слов согласился, направившись в комнату к сорванцам. — А кто это у нас тут проснулся? — с порога начал Ухён, как только увидел уже достаточно бодрых малышей, засуетившихся при виде (о, счастье!) обоих родителей. — Как кто? Самые красивые, сильные, самые аппетитные мальчишки на свете! — продолжил Сонгю, с улыбкой направляясь к манежу. — Это ты прав, — поддержал Ухён, не отставая от Гю ни на шаг. — А ещё самые вкусно пахнущие! Взяв одного из малышей на руки, а именно Мину, Сонгю втянул носом «приятный» аромат, исходивший от малыша и, прочистив горло, скептически сказал: — Ну, не знаю, как там Мингю, а вот насчёт Мину я бы немного поспорил. Ухён перевёл взгляд на надувшийся подгузник сына и рассмеялся. — Ну, это всего лишь маленькая техническая неувязочка. Система Мингю оказалась более устойчивой. Зато я теперь в полной мере осознал смысл фразы «радости полные штаны». Сонгю, не сдержавшись, хохотнул: — Никогда под таким углом не рассматривал этот аспект. Но мне твоя версия очень нравится. Такая точка зрения определённо имеет право на жизнь. — Именно, — согласился Ухён. — На эту тему можно даже написать научную работу. Провести параллель между эмоциями и пищеварительным трактом и постараться раскрыть тайну ароматов. Ведь если, по большому счёту, чем интенсивнее аромат, тем больше ребёнок испытывает эйфории. Сонгю поднёс Мину к пеленальному столику и сняв подгузник, поморщился: — Судя по всему, Мину от меня просто без ума. Нам расхохотался: — Ну, тут в принципе и так всё понятно. А вот Мингю что-то не сильно рад меня видеть, — заметил Ухён и, решив проверить всё-таки наличие хоть какого-нибудь содержимого в подгузнике, оголил попец малыша. В тот же самый момент Наму прилетела в лицо горячая упругая струя и парень резко зажмурился. Сонгю, став свидетелем сего действа, закусил дрожащие от смеха губы. — А ты говорил, что не рад видеть, — прилагая неимоверные усилия, чтобы придать своему голосу рассудительности, произнёс Гю. Однако, вновь окинув взглядом Ухёна, застывшего с каменным лицом, и стекающей с этого лица по подбородку на грудь мочи малыша Мингю, всё-таки не смог побороть приступ веселья и затрясся от смеха. Нам повернул в его сторону голову: — Мне кажется, или это уже когда-то было? — как бы между прочим поинтересовался он у сильно развеселившегося Кима и вновь посмотрел на своего сына-озорника. — Это уже начинает потихоньку превращаться в традицию, дынька. Ты давай прекращай это, — несерьёзно погрозил пальцем Ухён, но карапуз на это лишь растянул губки в широкой улыбке и довольно крякнул, как бы говоря: «Ты, верно, шутишь?» — Это он просто таким образом проявляет свою любовь к тебе, — попытался успокоить Гю Нама. — Мину сделал это по-другому. — У них просто разный стиль. Мингю по своему характеру более сдержан, вот он и ограничился полумерами. — Полумерами — это если бы он пописал в подгузник, а не на меня, — заметил Ухён. — Да и помнится, ты мне говорил когда-то, что это просто признание меня как отца. А признание происходит один раз. — Ну… думаю, он просто уменьшал погрешность. Чтобы… как бы это сказать… закрепить результат! — нашёлся с ответом Сонгю. Ухён покосился на подозрительно сжимающего губы Сонгю: — Хочется верить, что на этот раз всё прошло лучше, чем в первый, и погрешность уменьшать больше не придётся, — ответил Ухён. — Думаю, так и будет… Но если вдруг что-то пойдёт не так, то ты всегда можешь подумать о написании научной работы, проведя параллель между эмоциями и мочевым пузырём. Ведь по большому счёту, чем сильнее напор струи, тем больше радости испытывает ребёнок. Выслушав подобный вариант, Ухён сдержанно кивнул, якобы обдумывая интересную мысль, но серьёзное выражение не задержалось надолго на лице альфы и он расхохотался, поддерживаемый Гю. Абсурд их беседы, безусловно, мог вызвать лишь одну реакцию, и парни прекрасно это понимали. Просто, говорить о ерунде с серьёзным выражением лица было само по себе непосильной задачей. Как-будто они и правда готовились к какому-то серьёзному научному симпозиуму. — Ладно, — выдохнул Нам, утирая набежавшие от безудержного смеха слёзы. — Я подумаю об этом на досуге. — Подумай, а пока на вот, — Сонгю протянул Ухёну влажные салфетки. — Оботрись немного, и рубашку…сними. Её нужно срочно отправить в стирку, — произнёс Сонгю, подумав тем не менее, что идея в данный момент увидеть Ухёна по пояс обнажённого явно была не очень удачной, беря в расчёт тот факт, что ещё буквально десять минут назад он до одури хотел лицезреть Нама без одежды. Да у Сонгю от одной только мысли об этом просыпалось дикое желание! Нам стянул рубашку и принялся старательно обтирать торс. Сонгю тем временем пытался делать вид, что очень занят приведением малышей в наиболее подходящий санитарный вид. Однако глаза то и дело косились на потрясающее тело Ухёна, который, в свою очередь, как будто бы нарочно медленно и до одури сексуально проводил салфеткой по своей коже, на доли секунды задерживаясь на сосках. На краткий миг Сонгю откровенно залип, а потом, словно придя в себя, резко повернул голову к Мину и принялся в два раза старательнее надевать на него подгузник. Почему же так жарко, чёрт возьми??? Надо бы проверить исправность батарей. Закончив с Мину, Гю переключился на Мингю, на удивление покорно ожидавшего своей очереди. Ким просто диву давался, насколько его сын был переменчивым в своём настроении. Казалось, ещё минуту назад он готов был откалывать фокусы, наподобие сходить по-маленькому на лицо, и вот уже лежит смирненько, как-будто бы это вовсе не он набедокурил всего лишь мгновение назад. Ну, прямо-таки смиренная овечка! — Давай я закончу с Мингю, — предложил Нам свою помощь Сонгю, справившись с внеплановыми влажными процедурами. — Давай, — кивнул Гю, передавая шефство над сыном Ухёну. — А я пока сгоняю вниз за детский питанием. И заодно отнесу твою рубашку. — Да, разумеется, — Нам протянул Гю рубашку, невзначай соприкасаясь пальцами при передаче, и задерживаясь на ощущении искры, моментально проскочившей между ними. Ким тоже почувствовал это и встретился взглядом с Ухеном. Господи, ну почему он настолько невероятен? Устоять просто нереально! — взвыл про себя Сонгю. — Я… пойду, — прохрипел он, понимая, что если сейчас срочно не капитулирует, то потеряет контроль и элементарно повалит Нама на пол, развратно оседлав его бёдра, и забыв обо всём на свете. — Не задерживайся, — отозвался Нам, сверкнув понимающей улыбкой. Конечно, он видел, как воздействуют на Гю его прикосновения и, разумеется, не мог не воспользоваться случаем «помучить» своего истинного. Когда Сонгю вернулся в детскую спустя буквально пять минут, то узрел удивительную картину занятного общения Ухена с детьми. Мину ползал по полу, преследуемый Намом, который делал вид, что пытается догнать своего супер быстрого сынишку. Мингю же в это время заливисто смеялся, радостно хлопая в маленькие ладошки. По всей видимости, малыша до ужаса забавляло представление, разыгравшееся перед его взором, что само по себе было очень удивительно. Сонгю мог ожидать такой неприкрытой радости от Мину, но Мингю… У Сонгю появилось стойкое желание запечатлеть сей момент на камеру телефона, однако тот лежал на тумбе, и пройти мимо, означало испортить такой прекрасный момент, чего бы Сонгю крайне не хотелось. Именно поэтому он просто застыл в дверном проеме, наслаждаясь происходящим в комнате. Ухен же, сильно увлекшись игрой, совершенно не заметил появившегося Гю, и продолжал играть с Мину. — Думаете, принц Мину, Вы сможете уйти от дракона Ухеназавра? Как бы не так! — подвывал Нам, придавая голосу театрального эффекта. — Может быть, я и не могу серьезно Вам навредить, но уязвить Вас мне по силам. Произнеся это, Нам обхватил пухлую ножку Мину, который не успел отползти на безопасное расстояние, и поднеся ее ко рту, слегка укусил за розовую пяточку. Малыш на это действие захохотал, не в силах стерпеть щекотку. — Принц Мину, почему же Вы не сказали раньше, что Ваши пяточки такие вкусные? — спросил Ухен, отрываясь от нежной кожи. — Если бы я знал об этом раньше, я бы Вас съел. Но лучше поздно, чем никогда, верно? — произнес Нам и плотоядно облизнулся, степенно наравляясь к малышу, словно хищный зверь, готовящийся к прыжку. — Мингю, что же ты сидишь и ничего не делаешь? — неожиданно вмешался в игру Сонгю. — Нужно спасать брата от злодея Ухеназавра! Малыш, не ожидавший такого поворота событий, забавно расширил глаза, резко перестав смеяться. Затем засуетился, слишком серьезно восприняв мнимую угрозу, и пополз к краю дивана, где его перехватил Сонгю, опуская на пол. — Надо его окружить, сынок! — дал указание Гю. — Ухеназавра еще никому не удавалось поймать! — подыграл Нам, грозно прорычав, но в то же время украдкой подмигнул Сонгю. — Вместе с ребятами мы сможем это сделать, ведь мы — сила! — воинственно произнес Гю и поймал Нама за щиколотку, крепко удерживая на месте. Мингю с завидным энтузиазмом направился к другой ноге Ухена, взяв пример со своего папы, уцепившись крохотными пальчиками за штанину отца. Помощь он оказывал сомнительную, но так старался, что Нам умилился такой самоотверженности и решил подыграть, делая вид, что готов сдаться. — Не может такого быть, — прохрипел Ухен, заваливаясь на пол и изображая чудовище, из которого капля за каплей уходит жизнь. — Я думал, что непобедимым! Где же мои силы? Я чувствую, как слабею… — Ты может быть и был самым сильным и непобедимым, но ты никогда бы не смог победить перед чувствами любви, дружбы и самоотверженности. Они на свете всех сильней! — не без нотки пафоса произнес Сонгю. — Теперь я понимаю, — вымученно улыбнулся Нам, отыгрывать роль на сто процентов. — И я умираю, осознав это. — Ты не умрешь, — ответил Гю, — ты станешь добрым и послушным и больше никогда не станешь использовать силу во зло. Но для этого тебе нужно попросить прощения у принцев Мингю и Мину. Ухен покорно кивнул, принимая справедливые условия, и обратился к маленьким принцам: — Уважаемые высокопочтенные принцы Мингю и Мину, я понял свои ошибки и готов исправиться. Обещаю, что больше не буду вести себя плохо и никогда не захочу вас съесть. Вы простите меня? Нам заломил бровки домиком для пущего эффекта, давя на жалость, отчего Гю еле сдержал смешок. — Ну что, ребятки, простим Ухеназавра? — обратился он к сыновьям. Малыши забавно заулюлюкали, словно советуясь между собой, и крякнули практически в унисон, что могло расцениваться как согласие. — Ну, раз принцы дали свое согласие, ты прощен. Но в доказательство своих слов ты должен преклонить колени перед Мингю и Мину и сделать два ритуальных круга по тронному залу, для закрепления клятвы. — Я согласен, — произнес твердо Нам, подставляя малышам спину. Дети подползли ближе и Сонгю помог им удобно устроиться на спине Нама. Радость и воодушевленные угуканья, то и дело срывающиеся с маленьких губок, пока Ухен степенно наворачивал круги, поведали Гю, что дети более чем довольны получившейся игрой. Ну еще бы! Гю и сам был в восторге от своей задумки. Раньше о таком времяпрепровождении можно было только мечтать. Разумеется, Менсу на пару с Сонгю играли с малышами, однако это было немного не то. Что ни говори, а отца никто не сможет заменить. И кажется, Мингю и Мину в полной мере это чувствовали. Закончив парадное шествие, Ухен остановился. — Ну, а теперь, — торжественно возвестил Сонгю, — пир на весь мир! Пора бы победителям подкрепиться. Малыши сильно оживились, только заслышав про еду. Видимо, такая идея пришлась им по вкусу. Сонгю ссадил мальчишек с Ухена и элегантным жестом указал на стол, на который успел поставить детское питание. — Я бы и сам не отказался от чего-нибудь вкусненького, — вставил свое слово Нам. — Ты голоден? — удивился Гю. — Если бы ты мне сразу сказал, я бы и для тебя захватил чего-нибудь съестного. — А кто говорил про еду? — ответил Ухен и так красноречиво посмотрел на Кима, что тому стало очень жарко. — Я говорил про другой голод. И вкусненькое имел ввиду другое. Рука Нама, та что была ближе к Гю, потянулась к нему и медленно огладила его чуть ниже поясницы. Сонгю от остроты ощущений слегка прикусил губу. Хотел ли он такого же «вкусенького»? Еще как! Но только возможности такой сейчас не было и Ухен прекрасно это знал, а значит, нарочно провоцировал Гю, проверяя его на прочность. Паршивец! Игра была явно нечестная, даже можно сказать несправедливая. Но раскаяния в глазах Ухена Сонгю не увидел ни на грош. Вот значит как? Ладно. Гю коварно улыбнулся. В эту игру можно, а иногда даже нужно играть вдвоем. — Я приберег для тебя абсолютно потрясающее лакомство, но чтобы его получить придется немного потерпеть, — шепнул Гю на ухо Ухену и словно невзначай провел пальцами по его промежности. Движение было еле уловимым, но Ухену хватило с головой для того, чтобы кровь резко устремилась к паху. В том, что лакомство будет просто волшебным, сомневаться не приходилось. — Жду не дождусь, — облизнулся Нам, уже предвкушая как останется с Гю наедине. — Терпение — добродетель, — просиял Гю, заметив, как загорелись глаза его истинного. - К тому же, ты не единственный, кто находится в ожидании. Малыши, за то время, что мы болтаем, успели потерять вес, а им это противопоказано. Растущий организм просто нуждается в подпитке, а голодовка для него смерти подобна. Нам, безусловно, признавал правдивость слов Сонгю, потому без лишних возражений поднялся со своего места и подошел к столу, на котором стояло детское питание. — Кому какое? — спросил он, обращаясь скорее к детям, чем к Сонгю. — Мину — абрикосовое, Мингю — яблочное, — ответил за малышей Гю. — Согласны, малявочки мои? Ребятня одобрительно загалдела, во всяком случае на протест это совершенно не походило. На том и сошлись. Кормить парни решили как и обычно. Каждому досталось по ребенку, только на этот раз Ухен очень попросил Гю дать ему возможность кормить Мину, всерьез опасаясь, что Мингю не ограничится случаем с помечанием Нама и закончит начатое обплевыванием его фруктовой смесью. Гю на эту просьбу только усмехнулся, но спорить не стал, великодушно позволив Ухену выбрать. Процесс кормления не успел толком начаться, как на телефон Сонгю поступил вызов, заставив парня встрепенуться. Он выудил из кармана брюк смартфон и удивленно приподнял брови. Звонившим оказался один из сотрудников фирмы, в которой он работал. На самом деле, по делам Гю звонили крайне редко, но иногда все-таки случалось общаться именно по телефону. Уверенный, что ответ много времени не займет, Сонгю попросил Нама взять на себя кормление второго сына, на что Ухен состроил скорбное выражение лица, присущее человеку, которого ведут на казнь. Сонгю развеселился, глядя на своего такого беззащитного истинного, чем заслужил хмурый взгляд. И чтобы немного успокоть Ухена, пообещал вернуться буквально через пару минут. Однако пара минут затянулась на добрых полчаса. Сотрудник фирмы оказался никем иным, как стажером, которого взяли на работу с испытательным сроком и который слишком рьяно взялся за выполнение своих обязанностей. Дотошность, с которой он все старался делать, заслуживала уважения и была похвальна. Вот только имелся во всем этом один значительный минус. Если парень начинал что-то делать, ему непременно надо было выполнить все идеально, а за недостатком некоторого опыта он не мог справиться сразу. Именно поэтому парнишка решил на свой страх и риск обратиться к настоящему профи своего дела - к Гю, который разбирался в чертежах как никто другой. Но, несмотря на весь свой огромный опыт, чертежи и рассчеты требовали кропотливого подхода, а потому времени на то, чтобы все как следует выверить и убедиться, что все правильно, ушло немало. После того, как закончился незапланированный мастер-класс, Гю поблагодарил всех Богов, потому как его собеседник оказался просто маньяком по части получения необходимой информации, чем жутко его утомил. Парень же улыбался в телефонную трубку и обещал отблагодарить Сонгю за помощь, от чего Гю сразу отказался, заверив, что и обычного «спасибо» будет более, чем достаточно. Наспех закончив бесконечный разговор, Гю направился в детскую, уверенный, что встретит укоризненный взгляд Ухена, которому оставил сорванцов-малышей. Однако, переступив порог комнаты, замер в изумлении во второй раз. Никто не встретил его никакими упреками и подколами, потому как Нам лежал на диване и мирно спал с маленькии ангелочками в обнимку. Причем совершенно не было понятно, как мальчишки, которым вечно было мало места, улеглись таким образом, что сомнений в их удобстве не оставалось никаких. Картина спящих была настолько трогательной и умилительной, что если бы от подобного сходили с ума, Гю уже давно увезли бы в психлечебницу. Рука автоматичесви потянулась к телефону, и Сонгю сделал уникальный бесценный кадр, ибо не сфотографировать подобную красоту было бы настоящим преступлением. Звук затвора не разбудил дрыхнущий народ, и никто даже не шелохнулся, что лишь убедило Гю в том, что его любимые мужчины спят. Ему бы удивиться, что сон их сморил так скоро после пробуждения, однако Ким прекрасно знал, что такой расклад был наиболее вероятным из всех. Обычно шустрые малыши тратили слишком много сил и энергии на различного рода игры, ну, а после еды их начинало клонить в сон, потому как организму просто необходимо было восполнить израсходованные запасы. Правда, такого рода сон не длился долго. Обычно детям хватало полчаса на восстановление. А вот что касалось Ухена, Сонгю ничего конкретного не мог сказать. Быть может, он всегда спал в такое время, а быть может его просто смотрило рядом с теплыми «грелочками». Не зря же говорится: "Дурной пример заразителен». Стараясь несильно шуметь, Сонгю подошел к спящим и аккуратно, насколько мог, умостился рядом с Ухеном. Благо диван был очень вместительным и прекрасно позволял расположить на себе двоих взрослых…и двух маленьких детей при желании. Прижимаясь к горячему боку Ухена, и, прислушиваясь к его мерному глубокому дыханию, а еще к сопению своих любимых разбойников, Сонгю поймал себя на мысли, что большего, пожалуй, и желать нельзя. Идеально, что и говорить.***
Сонёль спешил домой, но был не уверен, что ему действительно очень хотелось туда попасть. У него ужасно болела голова, и вообще настроение было слишком подавленным. Единственное, о чём он мечтал в данную минуту — это быстрее оказаться дома и забыться беспокойным сном. Во всяком случае это было гораздо лучше, чем бесконечные терзания и переживания на тему того, что он мог получить, но в силу жестокой судьбы не сумел. Менсу сегодня пришёл весьма неожиданно, и Сонёль оказался совершенно не готов к этой встрече. Именно поэтому он сейчас чувствовал себя абсолютно разбитым. Видит Бог, сколько ему сил понадобилось на то, чтобы сохранять невозмутимое выражение лица. Менсу так на него смотрел, такие вещи произносил, что Сонёль из последних сил сдерживал себя. Он безумно хотел бросить всё, на самом деле хотел сказать своему альфе, что он его очень любит, но не мог этого сделать. Не мог по той простой причине, что прекрасно отдавал себе отчет, что последует за таким его решением. Если так посудить, то Сонёль чувствовал, что вся его жизнь принадлежит не ему. И вроде бы он живет, ходит, дышит, но некто невидимый как самый алчный налоговый инспектор то и дело отбирает у него львиную долю этой самой жизни, оставляя практически ни с чем. Но тогда зачем ему такая жизнь? Сонёль чуть ли не каждый день задавался этим вопросом. Страшно было признаваться в этом, но у него в голове вот уже некоторое время витали очень нехорошие мысли, связанные с принятием радикальных мер. И он бы даже воплотил эти мысли в жизнь, если бы у него на этой планете никого не было. Но так сталось, что у него был горячо любимый брат, которого он просто не мог оставить одного. Не мог поступить настолько малодушно по отношению к нему и бросить на произвол судьбы. Именно поэтому, он каждый раз делал над собой адское усилие и встречал новый день с улыбкой на лице, шел в любимую больницу и лечил своих маленьких пациентов, которые в добром докторе души не чаяли. Он даже почти смирился с тем, что так все и останется, однако в его жизнь совершенно неожиданно ворвался Менсу. Ворвался и вновь расковырял с таким трудом затянувшуюся рану. Понятное дело, что вины его в том, что случилось с Сонёлем не было, но омеге от этого понимания не было легче совершенно. Он знал, что не стоило вообще начинать, надо было отказать с самого начала, но он попросту не смог, понадеявшись на то, что далеко их отношения все равно не зайдут. А оно вон как все обернулось. То, что будет больно, Сонёль знал практически наверняка, но чтобы настолько… Ощущения были такие, словно его сердце без наркоза решили вытащить из груди. Агонизированное состояние, когда дышится через раз, потому что каждый вздох приносит невыносимую боль в груди, а каждое приятное воспоминание каленым железом выжегает на душе глубокие кровоточащие борозды. Именно поэтому он стремился домой, ибо наивно надеялся, что там, в своей обители, он забудет, пусть и совсем ненадолго, о Менсу. Сможет заснуть, убежав на краткий миг от воспоминаний и дикого плотоядного сожаления о неожиданно нашедшемся, но так и не полученном счастье. Переступив порог дома, Сонёль тяжело привалился к входной двери спиной и прикрыл глаза. Свет был везде погашен, из чего выходило, что Джонни не было. Сонёль устало выдохнул. Так даже лучше. Не придется натягивать на лицо фальшивую улыбку и играть роль сильного старшего брата. Сегодня Сонёлю как никогда этого не хотелось. Сегодня он чувствовал, что чаша терпения переполнилась и готова была пролиться через край горькими слезами. Тоска, вновь заявившая о себе, уже усиленно точила когти и скалила острые зубы, давая понять, что не пощадит Сонёля этим вечером, а ночью…вот уж когда она закатит кровавый пир, отыгравшись за то, что Сонёль позволил себе наглость прогнать ее на некоторое время из облюбованного теплого места в сердце. Поднявшись на второй этаж в полной беспроглядной темноте, Сонёль внезапно запнулся, увидев льющийся свет из гостевой спальни. Неужели Сонджон дома? Переступив порог спальни Сонёль понял, что сильно поторопился с выводами. Это был не Джонни. Но от данного открытия ему стало не по себе, ведь он искренне думал, что этого человека больше никогда не увидит. Потому как еще днем он сделал все, чтобы обрубить с ним все связи. И все же Менсу вновь стоял перед ним и это могло означать лишь то, что омега не смог поставить точку в их взаимоотношениях. В данную минуту его истинный находился к нему спиной, и Сонель даже растерялся на секунду, не зная как действовать. Тело словно примерзло к полу и шевелиться упорно отказывалось. Парень мог списать это на то, что элементарно не ожидал увидеть Менсу у себя дома, однако данное предположение не имело ровным счетом никакого значения. Подсознание начало выдавать тревожные сигналы, подталкивающие Сонёля к принятию незамедлительного решения. И самым правильным ему показался, как ни станно, побег. Надо было уйти, пока Менсу не успел заметить его появления. Но ему не суждено было воплотить в жизнь свой план. Менсу, видимо почувствовав чье-то присутствие в спальне, резко повенулся к Сонелю, встречаясь с ним глазами. — Сонёль. — на выдохе произнес альфа и замолчал. В голове резко образовалась не характерная для Менсу пустота. Обычно у него всегда и на все находились слова, а его остроумию можно было позавиловать, однако в данную минуту он попросту не знал, что сказать, словно в одно мгновение растерял все свое мастерство по ведению разговоров. Сонель тоже не торопился начинать говорить, что еще больше смущало Менсу, ведь если быть откровенным, иногда защитная тактика была куда более выгодной позицией, и на упрек гораздо легче было найти нужный ответ. Однако вместо уличительной речи, Сонель просто молча буравил альфу тяжелым взглядом. Правда, молчание это не продлилось долго и, буквально через пару минут, показавшихся Менсу вечностью, Сонель заговорил: — Как ты попал сюда? Не помню, чтобы давал тебе ключи от моего дома. — У меня свои способы, — отозвался Менсу, мысленно поежившись от холода, сквозившего в голосе омеги. — Джонни в отличие от тебя оказался гораздо более сговорчивым и пошел мне навстречу. — С чего бы? Помнится, раньше он был от тебя не в восторге. — Раньше было раньше, — пространно ответил Менсу, не особо вдаваясь в подробности того, что именно повлияло на перемены в отношении Джонни к нему. Сонёль безрадостно хмыкнул на такое заявление: — Ну, с Джонни я еще поговорю об этом… что касается тебя… ты знаешь, где находится выход. Омега развернулся, намереваясь покинуть комнату, но был отстановлен донесшимися до него словами: — Ты не сможешь вечно от меня бегать, Сонель. И если думаешь, что избавился от меня, то ты очень сильно ошибаешься. — Если будешь меня преследовать, я предприму меры, — холодно отчеканил Сонёль, не поворачиваясь. — Это ведь все равно ничего не изменит. Я просто не смогу быть рядом, но проблема от этого никуда не денется и будет день ото дня подтачивать тебя, пока окончательно не уничтожит. Сонёль медленно повернулся, не совсем понимая, к чему клонит Менсу. — О чем ты говоришь? — спросил он, желая убедиться, что просто ошибся в закравшихся подозрениях. — Нет никакой проблемы. Просто я решил, что мы с тобой немного заигрались в любящую пару и нам… — Я все знаю, Сонёль, — прервал его Менсу, наблюдая как сменяются эмоции на лице омеги, и как его глаза расширяются от неверия и страха. — Джонни… — прошелестел Сонёль, догадавшись откуда Менсу мог узнать о его страшной тайне. — У него не было выбора. Я могу быть очень убедительным, когда мне это нужно. Сонёль попытался сглотнуть стремительно разрастающийся ком в горле, но тот упорно продолжал перекрывать ему кислород и вызывать чувство тошнотворной горечи. Омега попытался вздохнуть, но такой необходимый глоток воздуха лишь еще больше усугубил дело. Паника вперемешку с отчаянием обрушились на голову Сонёля, и мысли хаотично засуетились в мозгу, обгоняя одна другую. И все были приблизительно одного содержания - исчезнуть, сбежать, чтобы не видеть сожаления и, собственно, сострадания в глазах Менсу. Чтобы изо всех сил постараться сохранить и без того шаткое душевное равновесие и не скатиться до бесполезной жалости к самому себе. А еще он упорно не мог поверить, что Сонджон все рассказал Менсу. Не мог поверить, что после того, как Сонель попросил его не делать этого, он все равно поступил по-своему. — Сонель…- донесся до него словно из-под толщи воды голос Менсу. Сонёль перевел абсолютно расфокусированный взгляд на альфу и только сейчас осознал, что каким-то образом оказался сидящим на диване, в то время как Менсу крепко сжимал его ладони и крайне обеспокоенно заглядывал в глаза. — Давай, я принесу воды. Тебе надо… — Уходи…- разлепил пересохшие губы омега. — Сонёль,… — Просто уйди, — более настойчиво попросил Сонёль, понимая, что еще немного и его накроет настоящая истерика, чего допустить нельзя было ни в коем случае. Не сейчас, не при Менсу, в глазах которого и так плескалось чересчур много непозволительных, с точки зрения Сонёля, эмоций. Вероятно, он рассчитывал, что Менсу последует его просьбе-приказу, но ничего подобного не произошло. Вместо этого Менсу придвинулся к Сонёлю и прижал его к себе так крепко, что тому показалось, что затрещали кости. Затем отстранился и настолько проникновенно посмотрел на Сонёля, что все резкие слова, готовые сорваться с губ, растворились без следа. Так мог смотреть только любящий человек. Человек, которому не все равно, человек, который дорожил. Дорожил и боялся потерять. Видя всю силу невысказанных слов и омут нежности в глазах напротив, Сонель почувствовал, как в носу начало щипать от подступающих слез. Уголки губ резко поползли вниз и выдержка дала заметную трещину. «Только не реви!» — приказал себе Сонель, но нервная система, долгое время работавшая в аварийном режиме, не послушалась прямого приказа, и из глаз ручьем хлынули слёзы. Единственное, на что хватило парня, не шмыгать носом и не всхлипывать. Менсу нежно провел рукой по щеке Сонеля, утирая соленые дорожки. Неимоверным усилием воли он старался не показывать всю гамму чувств, обуревавшую его. Интуитивно он чувствовал, что Сонёль не поймет этого, воспримет привратно, приняв все за элементарную жалость. А это могло привести лишь к воздвижению еще большей стены между ним и Менсу. Именно поэтому альфа решил, что лушей тактикой будет делать вид, что ничего страшного не произошло. Взвешенность каждого своего шага и уверенность в голосе и глазах. Вот и всё. Ни больше и ни меньше, иначе хрупкий баланс мог нарушиться в любой момент. — Сонель, — мягко, произнес Менсу, словно боясь напугать любым словом, чутко улавливая едва заметные перемены в настроении омеги. — Я, правда, уважаю твою самостоятельность и стремление самому о себе заботиться. И это нормально, как для омег, так и для альф. Нормально до тех пор, пока в жизни любого из них не появляется свой человек. Кто-то действительно особенный. Кто-то, кто всегда будет рядом, кто будет оберегать и любить, кто выслушает и успокоит, когда плохо, и разделит радость, когда хорошо. Раньше у тебя не было такого человека, и у меня не было. Но теперь есть. Теперь мы есть друг у друга. Не каждому везет найти в жизни свою пару. Но мы попали в число тех избранных, кто вытянул свой счастливый билет. Так неужели мы совершим ужасную глупость и откажемся от счастья разделить одну жизнь на двоих? Неужели позволим нашим страхам возобладать над нами, и разрушим чувства, которые уже живут в нас? Сонель молчал. Говорить было крайне затруднительно, но слова Менсу вне всякого сомнения находили отклик в его душе. Вот только тот самый страх, о котором говорил Менсу, огромной каменной глыбой висел на шее и не становился меньше. — Я не прошу тебя отвечать мне прямо сейчас, но я умоляю тебя дать мне шанс. Просто не отталкивай меня. Дай мне возможность доказать, что на меня можно положиться, прошу… — Менсу наклонился к Сонёлю и легко поцеловал его в губы. — Я никогда не причиню боль и не осталю тебя одного, всегда буду рядом, — прошептал он, слегка отстранившись, и оставляя поцелуй за ухом. — Я не подведу. Менсу прижался щекой к щеке Сонеля и затих. Запах земляники окутал его полностью и на душе стало так спокойно, как если бы он оказался дома. Хоть на деле так оно и было. Может быть потому, что Сонель стал для него его домом? Безусловно. Теперь у Менсу не было никаких сомнений в этом, как в том, как его зовут. Наслаждаясь близостью родного человека, и прикрыв глаза от ощущения какого-то трепетного счастья, Менсу совершенно внезапно ощутил, как безучастные до этого руки Сонёля легли на его спину и робко погладили его по лопаткам. От этого несмелого движения сердце альфы зашлось в сумасшедшем стуке, готовое выпрыгнуть из груди. Пусть и совсем робкий, но это это определенно был ответ. Боясь спугнуть, и, тем не менее, не упуская момента, Менсу заглянул в глаза Сонелю. Увидев там настоящую бурю из эмоций, он сделал то, чего хотел уже очень долгое время — наклонился к лицу омеги и захватил в плен его губы. Отклик последовал незамедлительно, и Менсу практически полностью осознал смысл фразы «головокружительное счастье». Руки буквально затряслись от нетерпения, дыхание сбилось, и захотелось сию же секунду слиться с Сонелем воедино, доказать парню, что он не просто любим, что он боготворим Менсу, и никогда не останется один. Менсу не помнил как избавился от своей одежды, не помнил, как раздевал Сонеля и помогал ли тот ему. Чувства, сметающие все не своем пути, захватили его целиком и полностью и затуманили разум. Чувства, которые стали важны для Менсу словно воздух, лишившись которого, он был обречен на мучительную смерть. Руки путешествовали по телу его истинного и вырывали сладкие стоны у того, заставляя альфу с каждым таким стоном сильнее сходить с ума от сладострастия. Сонёль был словно пластилин в его руках и чутко реагировал на каждое прикосновние — на каждый опаляющий поцелуй, каждое движение рук по телу, каждый выдох альфы, проходившийся по его коже, подобно электрическому разряду. Ощущения ежесекундно становились острее и ярче, а комната, казалось, превратилась в один сплошной жар. Два тела, тесно переплетались друг с другом и рождали собой одно на двоих чувство, настолько сильное и прочное, что оно уносило прочь от старой жизни, ибо точка невозврата давно была пройдена. В миг наивысшего наслаждения, когда Менсу едва ли мог вспомнить свое имя, чувствуя, как Сонёль обвил плотно его талию ногами, и откинув голову на подушку, томно простонал, альфа вскрикнул и, содрогаясь в оргазме, выдохнул: — Я люблю тебя… Казалось с этим признанием, Менсу отдал последние силы, потому что ни на что больше, кроме как крепко обнять Сонёля и притянуть ближе к себе, его не хватило. Веки альфы отяжелели, но он все еще боролся со сном, вслушиваясь в неспокойное сердцебиение своей пары. Он ждал, надеялся услышать ответное признание, однако желанного ответа так и не последовало. Менсу тяжело выдохнул, еще теснее прижимая парня к себе. Ничего… он подождет. Растопит лед, сковавший сердце Сонеля и разрушит стену, которую тот выстроил вокруг своей души. И однажды непременно услышит заветные слова. Главное, что Сонель рядом, и Менсу никогда его не отпустит. Эта мысль была последней, которая маленьким огоньком мелькнула в сознании и погасла, прежде чем Менсу поглотил сон. А наутро альфа проснулся в одиночестве. Бросив сонный взгляд на прикроватную тумбу, Менсу заметил небольшой листок бумаги. В груди против воли шевельнулось неприятное предчувствие, которое оформилось в настоящий повод для волнения, когда Менсу прочитал то, что было написано аккуратным почерком его истинного: «То, что произошло между нами, было прекрасно, но к сожалению ничего не меняет. Я знаю, что ты не намерен меня отпускать, но тебе придется сделать это. Так будет лучше для всех. Единственное, о чем я тебя попрошу на прощание, не ищи меня… Спасибо тебе за всё.» Менсу выронил листок из рук и рассеянно огляделся. В комнате Сонёля все оставалось по-прежнему за исключением одной детали. Двери шкафа были открыты и являли собой пустые полки. Ни вещей, ни обуви… Ничего. Менсу метнулся в ванную комнатую, но не обнаружив и там напоминания о хозяине, кроме едва уловимого аромата земляники, зажмурил глаза, прижавшись к двери. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы осознать одну чрезвычайно простую вещь. Сонёль сбежал. И что-то подсказывало Менсу, что найти его будет чрезвычайно непросто.