***
Завтракая хлопьями с молоком, Хлоя от нечего делать решила проверить новости. Выбившись из колеи на несколько дней из-за простуды, она не удосужилась даже залезть в интернет, единственным человеком, с кем она общалась кроме родителей и Эммы, был Оливер. Между ними сложились дружеские отношения, и пока что Хлое было этого достаточно. Она понимала, что чувства к нему остались, отрицать это было бы бессмысленно, ведь не зря она с таким рвением ответила на его поцелуй у него дома. Но на ошибках учатся, даже Хлоя, и она решила, что не станет так поспешно делать какие-то шаги навстречу: ей было важно, чтобы и Оливер чувствовал то же самое. И он показывал это. Пока она два дня лежала с температурой, он носил ей фрукты, конечно же, в тайне от родителей, которые до сих пор его не простили и даже понятия не имели, что их дочь вновь начала общаться с ним. А между тем Айзек назойливо пытался с ней поговорить, и как бы не хотелось Хлое впустить его, она не делала этого, чувствуя глубокую обиду к нему из-за того, что он сделал. Открыв новости о звёздах, Хлоя тут же наткнулась на статью о Крисе, который попал в аварию. Задержав ложку на полпути ко рту, она с ужасом вглядывалась в фото, на котором был изображён покорёженный до боли знакомый Майбах. Название статьи ещё больше привело Хлою в шок: «Жизнь Кристофера Коллинса никогда не будет прежней». Дрожащим пальцем она открыла статью и начала читать, хотя уже едва ли могла разобрать буквы — перед глазами всё плыло от нахлынувших слёз. Набрав номер, на который не звонила уже несколько недель, Хлоя отчаянно молилась, чтобы всё было хорошо. — Хлоя? — услышала она голос Мэйбл и пуще прежнего разрыдалась, бросая ложку в тарелку с хлопьями. — Ты плачешь? Что случилось? — Что с Крисом? — пропустив мимо ушей вопросы Мэй, спросила Хлоя, глотая слёзы. — Он… он жив? Она давно уже не обижалась на него, прекрасно понимая, что во многом сама была виновата, и новость об аварии выбила её из колеи, всё же Крис был её бывшим парнем. Да, они неважно расстались, но тёплые воспоминания сглаживали кошмар последних недель. — Жив, конечно, — ответила Мэйбл. — В тяжёлом состоянии, но жив. Ты что, только сейчас узнала об этом? — Я болела, поэтому вообще в интернет почти не заходила, — оправдалась Хлоя, испытав облегчение. — Что произошло? Как это случилось? — Он в нетрезвом виде столкнулся с другой машиной, — скованно ответила подруга, и Хлоя поняла, что она что-то недоговаривает. — С другим водителем всё в порядке, отделался парой ссадин, в отличие от Криса. — Боже мой, — проговорила Хлоя, обида на подругу мгновенно прошла. — Мэй… ты извини меня, что я так резко говорила с тобой, не нужно мне было говорить всякую ерунду про вас с Крисом, ты же любишь Лаки и… — Хлоя замолчала, услышав нервный кашель на том конце трубки, что-то явно было не так. — Мэй? Секундное молчание и отчаянный вздох подруги: — Ох, Хлоя, ты не представляешь, как я запуталась во всём, — проговорила Мэйбл полушёпотом. — Я… в общем я… Мы с Крисом переспали и оба сказали, что любим друг друга. Чуть не выронив телефон из руки, Хлоя открыла рот, уверенная в том, что челюсть обязана была стукнуться о поверхность стола и перевернуть тарелку хлопьев. Такого поворота событий Хлоя не ожидала, хотя давно подозревала, что между этими двумя явно что-то неладно. — Ты совсем там распустилась без меня, — наконец вымолвила Хлоя, отбросив назад волосы, выбившиеся из пучка. — Мэй, ты что творишь? Ты же знаешь, кто такой Крис! — Вот именно, — пылко ответила Мэйбл, в её голосе слышалось раздражение. — Я, в отличие от вас всех, знаю, кто он такой. Он совершенно не тот человек, которым вы его считаете. Крис другой. В интонации, с которой она говорила, Хлоя услышала влюблённые нотки, и закатила глаза, понимая, в какую задницу попала подруга. — Ты с ума сошла, Мэй, — покачала головой Хлоя. — А как же Лаки? Ты всерьёз бросишь Кармайкла ради этого… наркомана? Первичный страх за жизнь Криса сошёл на нет, а злость вновь проснулась: как он смел охмурить девушку своего лучшего друга и в придачу лучшую подругу своей бывшей девушки? Как же она была счастлива, что бросила его. Конечно, по факту, это он её бросил, но Хлоя сочла, что она кинула его первым, ведь не смогла же сказать, что любит. — Хлоя, прекрати, — остановила её Мэйбл. — Да, Крис много раз ошибался и делал по истине ужасные вещи, но ему необходима поддержка, а ты ему эту поддержку не оказывала, никто не помогал ему, даже его родители. Хлоя, он никому не нужен. Хмыкнув, Хлоя поводила ложкой по тарелке, поняв, что Мэйбл вновь включила Мать Терезу, думая, что сможет помочь этому пропащему человеку. Но нет, подруга глубоко заблуждалась: единственное, чем она могла ему помочь — уйти от него подальше, тем самым не портя жизнь себе. — И поделом, — в сердцах сказала Хлоя и услышала дверной звонок. — Подожди минуту, ко мне кто-то пришёл. Она положила телефон на стол и вышла в холл, увидев через домофон, что около ворот стоял Оливер с букетом цветов и пакетом, где, тут же догадалась Хлоя, были фрукты. Не сумев побороть улыбку, она нажала на кнопку, и ворота открылись, пропуская гостя на участок. Оливер поднялся по ступеням, и Хлоя открыла ему дверь, уже сумев спрятать широкую улыбку под дежурной. — Привет, — поздоровался с ней Оливер и протянул цветы. — Ты же любишь лилии. — Мои любимые, — выдохнула Хлоя, принимая букет и пропуская его в дом. — Запомнил? — Ещё бы, — ответил он, идя следом за Хлоей в столовую. — Родители на работе? — Иначе я бы тебя не пустила, — сказала она, положив цветы на стол и взяв сотовый. — Мне Мэй звонит, подожди, пожалуйста. Да, Мэй. — Это не Айзек, — тут же сказала Мэйбл настороженным голосом и охнула: — Это же Оливер! Хлоя! Подруга потеряла дар речи, в трубке слышалось какое-то копошение. Хлоя поджала губы и посмотрела на Оливера, который сел на стул и достал из пакета фрукты, среди которых Хлоя заметила любимое авокадо. — Ты почему молчишь? — сердито проговорила Мэй. — Это он? Хлоя вздохнула, понимая, что нет смысла скрывать. Она знала, что последует после её ответа и совсем не хотела слышать нравоучения подруги. Хлоя была не готова поделиться с Мэйбл новостью о том, что она возобновила общение с Оливером. Рассказать Эмме было гораздо проще, чем Мэй. — Да, — скованно ответила Хлоя и глупо засмеялась. — Мэйбл, ты всё не так поняла… — Ты пять минут назад отчитывала меня за то, что я выбрала Криса, а сама сейчас находишься рядом с Оливером, тем подонком, который бросил тебя после вашего первого раза! — буянила в трубку Мэй. — И кто из нас ещё сошёл с ума, а? Сев на краешек стола, Хлоя бросила на Оливера испуганный взгляд, он, видимо, догадывался, какой разговор происходит между подругами. — Ты всё неправильно поняла, — вновь попыталась оправдаться Хлоя. — Это Айзек во всём виноват. Он специально сделал так, чтобы Оливер меня тогда бросил, — скороговоркой проговорила Хлоя, не желая сейчас обсуждать эту тему с Мэй хотя бы потому, что рядом с ней сидел Оливер и внимательно на неё смотрел. — Солнышко, я тебе всё объясню, но позже, хорошо? Мэй думала пару секунд, а потом сказала: — Только попробуй мне не перезвонить! — И с этими словами бросила трубку. Облегчённо выдохнув, Хлоя положила телефон и виновато посмотрела на Оливера. — Извини, я ей не успела всё рассказать, мы же с ней были в ссоре. Оливер хмыкнул и пожал плечами: — Главное, что ты знаешь правду, — проникновенно сказал он. — Что-то я не вижу Роллс Ройса, где это наш дорогой дружок? Упоминание об Айзеке заставило Хлою нахмуриться, и она скрестила руки на груди. — Я с ним ни разу ещё не говорила, — честно сказала она. — Пускай ещё помучается, поймёт, что натворил. — Ты хочешь его простить? — поинтересовался Оливер, взглянув на неё. Хлоя закусила губу, не зная, что ответить на его вопрос. Она не понимала, что именно испытывает к Айзеку. Да, она была зла на него за то, что он сделал, но всё ещё чувствовала, что что-то к нему осталось. Но и к Оливеру чувства не пропали, а узнав, что он едва ли был виновен, простила его, понимая, что именно обида заглушала в ней эмоции. — Хлоя, — не дождавшись от неё ответа продолжил Оливер, — я пойму тебя, если ты простишь ему это, ты должна простить его, не нужно копить внутри обиду. Я уже говорил, что буду счастлив даже нашей дружбе, о большем и надеяться не могу. Его слова понравились Хлое, но она понимала, что это всего лишь слова. Ей было страшно начинать новые отношения, даже с тем, с кем они уже были. Она не хотела вновь обжечься, как обожглась с Крисом и Айзеком. Она даже не знала, простит ли Айзека и возобновит ли с ним отношения, поэтому об Оливере как о парне старалась пока что не думать. — Спасибо, что понимаешь меня, — чувственно сказала Хлоя и взяла его за руку. — Потому что я себя пока что понять не могу.***
Писк больничных приборов уже порядком осточертел Крису. Порой он уже хотел сорвать с себя ненавистные иглы капельниц, которые будто специально напоминали о том, кто он есть на самом деле — наркоман. Его редко оставляли в палате одного, но когда всё же наступал такой момент, он глубоко погружался в себя, вновь и вновь переваривая всё то дерьмо, каким он был наполнен по самые уши. Он не понимал, почему остался жив, скорее всего, думал он, высшие силы решили, что не станут так просто решать его проблемы, пускай мучается, пускай каждый чёртов день, каждую минуту помнит о том, что сделал. Мысли тяготили его, давили словно бетонная плита, и как же он сожалел, что это плита была не надгробной. Очнувшись после аварии, он тут же понял, что ни в какой ад не попал, а он точно был уверен, что попадёт именно туда. Вместо горячих котлов и чертей его окружили врачи, Мэйбл и родители, вдобавок присоединились папарацци, желавшие получить от него интервью. Он был удивлён появлению родителей. И если приход матери и сестры он хоть как-то мог ещё объяснить, то бледного и взволнованного отца таким видел впервые. Неужели он и впрямь переживает о сыне и боится его потерять? Каждый раз задавая себе этот вопрос, Крис ухмылялся. Нет, Джон переживал не из-за сына, а из-за своей карьеры: как это, сын прокурора города скончался от передоза, врезавшись в другую машину? Уму непостижимо. Но бог с ними с родными, больше всего его поразила Мэйбл. Когда он впервые открыл глаза, он увидел перед собой заплаканную и измождённую Мэй, сжимавшую ему руку и молящую его очнуться. Тогда он сказал ей, что не хочет жить, что устал бороться, что ему действительно жаль за то, что он натворил. Какого же было его удивление, когда вместо слов обвинения он услышал признание в любви. А ещё она сказала, что он делает её счастливой… Но как? Как он мог делать её счастливой, совершая ужасные вещи? Крис до сих пор отказывался впускать в память события той ночи, ему было невмоготу вспоминать то, что он с ней сделал. И после этого она его любит? Считает, что он дарит ей счастье? Либо она сошла с ума, либо является мазохисткой, третьего не дано. Им до сих пор не удавалось нормально поговорить из-за врачей, которые не отходили от него, постоянно делая какие-то анализы и проводя тесты. У него постоянно болела голова и ломило в рёбрах, но в целом Крис чувствовал себя нормально, не считая, конечно, морального состояния. В дверь постучали и, не дожидаясь ответа, зашли. В надежде, что это Мэйбл, Крис повернул голову, но наткнулся на свою сестру, которая улыбнулась ему, закрыв дверь. — Как ты себя чувствуешь? — спросила Мари, подойдя к нему. — Родители сейчас поднимутся, отбиваются от журналистов. — А без них никак нельзя? — хмуро поинтересовался Крис имея в виду родителей. Марилена легонько ударила его по руке и укоризненно посмотрела в глаза младшему брату. — Не говори так, они очень за тебя переживают, — покачала она головой. — Мама постоянно плачет, а отец, хоть и скрывает это, но тоже сам не свой после аварии. Ты им дорог, Крис, не меньше меня. Крис скептически хмыкнул, понимая, что сестра просто желает его утешить. Но ему было уже не десять лет, и он понимал, что к чему. Да, мать, возможно, по-настоящему плакала, она любила его, может, меньше чем Мари, но любила. Про отца Крис не мог сказать то же самое. — Ты не знаешь, где Мэйбл? — спросил Крис. — Я её со вчерашнего вечера не видел. Он беспокоился, что ей надоело с ним нянчиться, и она поняла, кто же он такой на самом деле, и решила уйти от греха подальше. И он её в этом не винил. Но на сердце всё равно было тяжело. — Она отсыпается, — ответила Мари, поправляя брату одеяло. — Бедная девочка не спала двое суток. Мы пригласили её к нам, ну и упёртая же она у тебя, но в итоге она согласилась, сейчас спит дома. — Дома? — опешил Крис, смотря на сестру. — Ты серьёзно? Мэйбеллин у нас дома? Мари одобрительно улыбнулась и подошла к столику, где стояла ваза с уже засохшими цветами, которые принесла мама. Взяв букет, Мари выкинула его в урну и только после этого ответила: — Мне приятно, что ты всё ещё говоришь «у нас дома», — заявила она и двинулась к окнам, которые были завешаны шторами. — Да, она у нас, и я тебе больше скажу: спит она в твоей комнате. Крис обречёно простонал, ему совсем не хотелось, чтобы Мэйбл видела его подростковую комнату, обклеенную плакатами полуголых, а то и голых, девиц и прочей ересью, которой он занимался в пятнадцать лет. — Это провал, — проговорил он, проведя рукой по лицу. — Ненавижу вас. — И мы тебя любим, — сказала Мари и отодвинула шторы в разные стороны. — Тебе нужен солнечный свет, а то скоро станешь прозрачным, как же Мэй будет тебя целовать? Она лукаво посмотрела на него и вернулась к кровати, сев на стул. Крис скрестил руки и напряжённо уставился в прибор для измерения ритма сердца. — Я надеюсь вы не приставали к ней с дурацкими вопросами? — сердито проговорил он. — Мама пыталась, но я быстро отвела Мэй спать, бедняжка еле на ногах держалась, — сочувственно ответила Мари. — Крис, ты обязан сделать ей предложение после того как поправишься, такую девушку терять нельзя. Она действительно любит тебя. Крис почувствовал, как к лицу приливает кровь и поспешно отвернул голову к окну, глядя на здание, расположившееся напротив больницы. Вверх бестактности говорить о таких вещах, но тем и отличалась его семейка — чувство такта отсутствовало у всех. — Я тебе говорил, что никогда не женюсь, — сказал он, не поворачивая голову в сторону сестры. — А я так и предполагала, что ты навсегда останешься холостяком, — не смутившись — ещё одна черта семьи Коллинсов — произнесла Мари. — Но, братец, на Мэйбл я тебя женю, можешь не сомневаться. Крис уже открыл рот, чтобы возразить, но дверь палаты снова открылась и на пороге показались родители. Тяжело вздохнув, Крис пожалел о том, что не поставил к палате телохранителя, который пускал бы одну Мэйбл. Мама, в руке у которой был новый букет цветов, первой подошла к сыну, отдала цветы дочери и, наклонившись, поцеловала Криса в щёку. Тот хоть и показал равнодушие на лице, внутри приятно кольнуло от давно позабытого маминого поцелуя. — Как ты, сынок? — спросила она охрипшим голосом. Он увидел, что её глаза были опухшими от слёз, и ему немного стало стыдно за то, сколько страданий он принёс матери, поэтому решил на этот раз не огрызаться, а вести себя более-менее сносно. — Уже лучше, — ответил он. — Доктор сказал, что ты уже идёшь на поправку, — радостно сообщила Кэтрин. — Мы договорились с ним, что если анализы будут хорошими, то через пару дней мы сможем забрать тебя домой, и ты будешь проходить лечение на дому. — Что? — опешил Крис, совсем позабыв о недавнем уговоре, данном самому себе. — Вернуться домой? Ни за что, ясно? Я поеду в свою квартиру. — Я же говорил, — кивнул до этого молчавший Джон. — Он ни за что не поедет домой, тут и надеяться было не на что. Пронзив его ледяным взглядом, Крис закусил щеку, чтобы не наговорить гадостей, из-за которых мама бы начала ещё больше переживать. Кэтрин умоляюще посмотрела на сына и погладила его по голове, как бы пытаясь сгладить конфликт. — Сынок, мы просто подумали, что так будет лучше, домашняя атмосфера благотворно повлияет на тебя… — Какая атмосфера? — хмыкнул Крис, перебив её. — Домашняя? Это где меня на протяжении восемнадцати лет унижали и говорили, какой я никчёмный сын и что я в жизни ничего не добьюсь? Думаю, как только я переступлю порог этого дома — сразу же сдохну. Кэтрин охнула и из её глаз вновь потекли слёзы. Марилена хмуро посмотрела на брата, но воздержалась от комментариев, ставя букет в вазу, а Джон внимательно обследовал лицо сына, каждый сантиметр которого был покрыт синяками и ссадинами. Крис чувствовал, каким долгим взглядом его изучает отец и никак не мог вразумить, чего же он медлит? — А если этот порог ты переступишь не один, а с Мэйбл? — наконец произнёс Джон, заставляя сына повернуть голову в его сторону. — Скажем, она будет жить с нами, пока ты окончательно не выздоровеешь. Отец и сын встретились глазами, и Крис хмыкнул, ответив: — Даже если бы я согласился, вряд ли полиция даст мне спокойно выйти хотя бы из этого здания. Вот было его земное наказание — тюрьма, в которую он попадёт после того, как излечится. — О чём ты говоришь? — изумилась Мари, позабыв о цветах. — Какая тюрьма? Мы поговорили с тем человеком, в которого ты врезался, он заявление не собирается подавать, отец выплатил ему деньги на ремонт машины, на том и разошлись. Крис резко дёрнул головой и недовольно посмотрел на отца: — Я сам мог заплатить за это, — процедил он сквозь зубы. — Не думай, что этими жалкими подачками сможешь что-то искупить. Кэтрин тяжело вздохнула, переводя взгляд намокших глаз с сына на мужа и обратно, Мари неодобрительно смотрела на брата, Джон же ответил: — Не думай, что я пытаюсь тебя задобрить, — развёл он руками. — Но не забывай, что на твоём банковском счету с каждым днём всё меньше и меньше денег, через пару месяцев там не останется ни цента, если не найдёшь работу, а с твоим нынешним положением — вряд ли в ближайшие месяцы сможешь нормально передвигаться. У Криса затряслись руки не столько от слов отца, сколько от их правдивости — денег у него почти не было, а теперь вдобавок не было и машины, его любимый Майбах не выдержал такого удара и его ждала незавидная участь — металлолом. — Плевать, — равнодушно ответил Крис, — меня посадят в тюрьму не из-за аварии, а из-за драки, которую я устроил накануне в клубе. Подрался с одним придурком, который оказался сыном хозяина клуба, который, между прочим, точит на тебя зубы. — Крис кивнул в сторону отца. — Узнав, кто я такой, он обрадовался, решив упечь меня в места не столь отдалённые, это заметно подпортит твою репутацию. С одной стороны, ему было приятно, что у отца будут неприятности, но с другой, Крис осознавал, что больших неприятностей схлопочет он, угодив за решётку. На мать и сестру он старался не смотреть, прекрасно зная, что ничего, кроме страха и удивления там не увидит, взгляд его был направлен в сторону отца. — Тайсон, — проговорил он с металлом в голосе. — Райан Тайсон, владелец клуба, который полностью пропитан наркотиками, неудивительно, что ты ошивался именно там. — Джон! — воскликнула Кэтрин, неодобрительно посмотрев на мужа. — Ты же… сможешь помочь Кристоферу? Мы же не позволим, чтобы его посадили в тюрьму? Джон тяжело глядел на сына, тот отвечал не менее недружелюбным взглядом. Станет ли отец помогать сыну? Выпутает ли его из этой истории? Или отдаст под следствие, на весь город признав, что он никчёмный отец, не уследивший за сыном? — Пара лет будут ему уроком, — выговорил он и, развернувшись, вышел из палаты. Такого ответа Крис не ожидал. Конечно, он сомневался, что отец тут же кинется ему на помощь, но чтобы так просто, чуть ли не собственноручно посадить родного сына за решётку? Ненависть к отцу с небывалой силой вскипела в Крисе и, если бы у него была такая возможность, он бы кинул в него чем-нибудь тяжёлым. — Крис, — всхлипнула Кэтрин, видимо тоже прибывая в шоке, — он остынет и обязательно тебе поможет, слышишь? — Она взяла его за руку, пытаясь привлечь к себе внимание сына. — Мы не оставим тебя в беде, родной. — Да отвяжитесь вы от меня! — закричал Крис, вырывая руку. — Надоели со своей фальшивой заботой! Столько лет вам было плевать на меня, а теперь строите из себя образцовую семейку, чтобы не опозориться перед камерами! Проваливайте, — не выдержал он и указал в сторону двери, — увидимся в суде, если решитесь опозориться! Молчаливо посмотрев на сына, Кэтрин всхлипнула и поднялась со стула. И всё же, прежде чем выйти из палаты, она нагнулась и коснулась губами его лба. В палате остались только он и Мари. — Ты не прав, — заявила она. — Мы любим тебя несмотря ни на что и сделаем всё, чтобы не допустить этого. Я, если надо, найму лучшего адвоката в городе… — Я что-то неясно сказал? — перебил её Крис. — Да я рад буду оказаться в тюрьме, лишь бы подальше от вас. — Он зло посмотрел на сестру, которая скорбно вздохнула. — И немедленно отпустите Мэйбл, я не хочу, чтобы она находилась рядом с вами, ясно? Мари коснулась пальцами его руки, но он сбросил её, не желая даже видеть сестру. Около выхода она обернулась и сказала на прощание: — Ты нам нужен, честное слово. Крис хотел уже начать вновь орать, но сестра вышла быстрее, чем он открыл рот. Зло проводив её взглядом, он раздражённо дёрнул рукой, к которой была прицеплена капельница, и отвернулся от двери, не желая видеть никого: ни родителей, ни врачей, ни даже Мэйбл.***
Выследив, в какой ресторан поехала Эмма, Картер следом за ней и за этим скользким типом зашёл в ресторан и сел за барную стойку, спиной повернувшись к ним. Над стойкой было зеркало, в котором хорошо отражался весь зал. Картер до сих пор не понимал, почему так ревностно отнёсся к тому, что Эмма куда-то пошла не с ним, а с другим человеком и не просто человеком, а с мужчиной, который галантно отодвинул для неё стул и сказал что-то смешное. Эмма рассмеялась и лучезарно посмотрела на Алекса. Картер, скрипнув зубами, смотрел в отражение и попросил у бармена кружку пива. К их столику подошёл официант, они что-то начали заказывать, как же Картер сожалел, что не может их услышать, если бы подобраться поближе… — Вон тот стол занят? — спросил он у бармена, указав рукой на столик, расположившийся рядом с Эммой и её спутником. — Нет, — качнул бармен головой, поставив перед ним кружку пива. — Отлично, — сказал Картер, взял кружку и слез со стула, двинувшись в сторону стола так, чтобы Эмма его не заметила. Он сел к ней спиной, так она его не увидит, но он с лёгкостью сможет подслушать их разговор. — Почему ты отказалась от вина? — спросил Алекс, когда отошёл официант. — Думаю, бокал за приятное знакомство не повредит. Эмма замешкалась, явно не решаясь так сразу рассказать свой секрет, а Картер усмехнулся, представляя, в каком сейчас трудном положении находится Эмма. Она бы ни за что не пошла на свидание с человеком, который её бы не заинтересовал, значит, Алекс её чем-то зацепил, но она даже не подумала о том, что беременна, и это рано или поздно вскроется, хотя бы через пару месяцев, когда живот начнёт стремительно расти. — Я не пью, — наконец ответила Эмма и пожала плечами. — Совсем. — Удивительно, — улыбнулся Алекс, с восхищением посмотрев на неё, этот взгляд разозлил Картера, и он с силой сжал кружку. — Такая красивая, несомненно умная, да ещё и не пьёшь, не девушка, а мечта. И как у тебя нет парня? Она вновь пожала плечами, и на её щеках выступил румянец. Картер недовольно посмотрел на неё: почему она молчит? Но тут же сам ответил на свой вопрос: у неё же действительно нет парня. Был, но он её бросил, оставил одну, и даже сейчас, когда он физически рядом, морально — очень далеко. Картеру стало стыдно, что он так мало времени уделял Эмме, заботы о Мэйбл и её проблемах совсем вытеснили по-настоящему важных для него людей: Эмму и их ребёнка. Досадливо ударив ладонью о стол, Картер покачал головой: и почему важные вещи до него так долго доходят? — Уже выбрали? — отвлёк его от мыслей официант, подошедший к столику. Картер ещё с полминуты смотрел в красивую спину Эммы, потом кивнул и поднялся с места, огибая официанта. — Да, выбрал. — С этими словами он подошёл к их столику и встал напротив, посмотрев на опешившую Эмму. — Картер? — изумилась она, переводя испуганный взгляд с него на Алекса и обратно. — Ты что тут делаешь? — Я пришёл за тобой, — ответил он и подал ей руку. — Эмма, мы уходим. — Эмма, это кто? — спросил Алекс, недобро покосившись на Картера. Картер внимательно посмотрел на Эмму: скажет ли? Но она молчала, не подавая ему руку. Его это задело, и он начал сердиться. — Кто я? — повторил он, посмотрев на Алекса. — Я её парень и отец нашего ребёнка, вот кто я! — Картер! — ужаснулась Эмма, во все глаза смотря на него. Алекс недоумённо посмотрел на Картера, а потом перевёл взгляд на неё. Картер не понимал, почему Эмма медлит, почему она до сих пор не встала и не пошла с ним? Неужели он перестал хоть что-то для неё значить? Она его разлюбила? Больше не любит, несмотря на то, что у них скоро будет ребёнок? Ведь именно по этой причине он и полюбил её… — Что? — нахмурился Алекс. — Я тебе сейчас всё объясню, — поспешила Эмма и зло посмотрела на растерявшегося Картера. — Уходи, Картер, ты пришёл слишком поздно. И это она говорила совсем не о ресторане, Картер это понял сразу и сник, понимая, что его поезд ушёл. Он опоздал, пропустил свою платформу, пытаясь остановиться на другой, но нужна-то была именно эта. Отойдя от стола, он окинул Эмму печальным взглядом, поджал губы и развернулся, больше не в силах смотреть на неё. Потерял… Потерял и её тоже. Уже идя по улице, он в которой раз думал о том, что не смог удержать рядом с собой ни одну из девушек, которых по-настоящему любил. Он любил Мэйбл и если бы не глупил, то мог бы с ней встречаться, и не было бы ни Кармайкла, ни Коллинса. Но она предпочла их вместо него, потому что они оба были куда решительнее и настойчивей, чем он. Уж с Эммой, думал он, всё получится. Она же любила его, до последнего пыталась вернуть их отношения, а он сопротивлялся, думая, что его тянет к ней только из-за ребёнка. Но только сегодня понял, что малыш стал огромным шагом, благодаря которому он переступил через пропасть, разделявшую его от Эммы. Думая, что уже оставил эту пропасть позади, он совершил ошибку и не оглянулся, оступился и упал вниз, второй раз в жизни потеряв любимого человека по своей же глупости. Если бы он раньше понял, что любит Эмму… В своё оправдание он мог сказать, что раньше он её и не любил, но она поменялась с беременностью, стала настоящей, живой, искренней. Стала той Эммой, рядом с которой ему было приятно. Но Эмма сама поняла, что изменилась к лучшему, возможно, она также поняла, что теперь ей нечего делать рядом с Картером, ведь он был слишком никчёмным для неё. Зайдя в номер, Картер сел на пол, подогнул ноги и склонил голову, чувствуя, что обречён. Почему он, такой успешный спортсмен недурной наружности был так несчастен в любви? Что в нём так отталкивало девушек? Или же это он отталкивал их? Но Мэй он никогда бы не оттолкнул от себя, разве что сейчас легонько отодвинул бы в сторонку, поняв, что любит другую. Любит ту, которую на протяжении стольких лет терпеть не мог и страшился того дня, когда она станет его женой и родит ребёнка. Но теперь он был бы счастлив этому, он хотел, чтобы Эмма была его, стала для него не только матерью их малыша, но и его супругой. Он любил её, а вот она уже нет. — Картер… — послышался тихий голос со стороны двери. Резко подняв голову, Картер увидел на пороге Эмму, которая не решалась переступить порог. Щёки её раскраснелись, а из причёски выбились пара прядей, было видно, что она куда-то сильно торопилась. — Хочешь отчитать меня за испорченный вечер? — хмуро спросил Картер и пожал плечами. — Давай, я не против. Эмма закрыла за собой дверь, подошла к нему и села на колени, протянув руки к его рукам. Когда она коснулась его, Картер почувствовал приятное покалывание в районе сердца, и ему неожиданно очень сильно захотелось поцеловать её, такой нежной и красивой она была. — Этот вечер будет испорчен, если ты скажешь, что всё то, что говорил в ресторане — была шутка, — серьёзно сказала Эмма, проникновенно глядя на него. — Ты говорил правду? — Я же не твой парень, — хмыкнул Картер, ощущая, как сердце начинает колотиться с удвоенной силой. — Прости меня, я всё испортил, наверное, этот Алекс не так уж и плох… Положив палец на его губы, Эмма тем самым заставила его замолчать. Её лицо было так близко от его. — Узнав, что я беременна, он сказал, что не собирается брать на себя такую обузу, — пожала она плечами, но в её голосе не слышалось разочарования. — И я поняла, что… Что мне никто не нужен, кроме тебя. — Она выдохнула, словно боясь того, что может произойти после её слов. Картер сам боялся, но, услышав, что он ей нужен, не раздумывая, приблизился к ней, едва ли не коснувшись губами её губ. Она задержала дыхание, во все глаза глядя на него. — Эмма, — прошептал он, погладив её по щеке, — я люблю тебя. Она выдохнула, не верящим и одновременно счастливым взглядом посмотрев на него. Картер не стал долго тянуть и поцеловал её так, как не целовал никогда. Все их прошлые поцелуи были дежурными, словно под копирку, не выражающие никаких эмоций. Этот же был совершенно другой. Впервые Картер ощутил, как же было приятно касаться её пухлых и нежных губ, ощущать запах парфюма с яблочными нотками, который он постоянно ей дарил, трогать её бархатную кожу, вкусно пахнущую чем-то сладким и таким родным. Он обнял её за талию, поднял на ноги, поднимая её следом. Ощутив ногой кровать, Картер приблизился к ней и сел, а Эмма встала между его ног, уперев руки в плечи. Они с полминуты смотрели друг на друга и каждый не мог поверить, что это, наконец случилось — их чувства стали взаимны, воссоединив их. — Я тоже люблю тебя, Картер, — тихо сказала Эмма, проводя рукой по его волосам. — И любила всегда. Она села к нему на колени, зацепив пальцами края его футболки. Подняв руки, Картер позволил Эмме высвободить его из ненужной одежды. Как только ткань перестала их разделять, Картер вновь начал целовать Эмму, желая отпечатать эти поцелуи на своих губах. Его пальцы быстро одолели шнуровку на её платье, и вскоре тонкие лямочки спали с хрупких плеч, обнажая изящную грудь, кожа которой будто мерцала в лучах закатного солнца. Не сдержавшись, Картер начал осыпать поцелуями нежную кожу, Эмма выгнулась в его объятиях, легонько сжав ему волосы и потёршись животом о его торс. Аккуратно перевернув её на спину, Картер оказался сверху, любуясь её красотой. Эмма протянула к нему руки, обняв за шею и приблизив его лицо к своему. — Я так долго этого ждала, — произнесла она, любовно глядя на него. — Думала, что ты никогда не скажешь мне этих слов. Картер наклонился, одаривая её нежными поцелуями, без слов говоря, как он её любит. — Поверь, ты ещё устанешь от того, сколько раз на дню я буду говорить тебе люблю, — пообещал он, окончательно снимая с неё платье. Она тихо засмеялась, а потом смех превратился в сладкий стон, когда Картер провёл рукой по внутренней части её бедра. Не в силах больше терпеть, Картер быстро стянул с себя и Эммы остатки одежды и навис над ней, неожиданно серьёзно посмотрев в её глаза. — А… мы ребёнку не навредим? — спросил он, вдруг вспомнив, что Эмма беременна. — Картер, — протянула она и вновь засмеялась, — завтра же пойдём покупать книгу для будущих пап. Приняв это за ответ нет, Картер наклонился к её животу и любовно поцеловал его, потом потёрся носом, чувствуя, как Эмма гладит его по голове и что-то сладко мурлычет. Скользнув выше, Картер вновь склонился над Эммой и поддался вперёд, с трепетом в сердце и низу живота ощутив её сполна. Она застонала, обняла его за плечи и выгнулась, касаясь бёдрами его ног. Он тоже не смог сдержать ответного стона, чувствуя, как любовь и желание обладать Эммой заполняют его целиком. Все его движения были нежны и чувственны, он старался дарить ей любовь, которую она, несомненно, заслуживала. Эмма отвечала тем же, целовала его, шептала его имя и двигалась навстречу ему, благодаря за столь нежные ощущения, которые он ей дарил. Приникнув губами к её уху, он начал шептать ей слова любви, щекой чувствовал, что она улыбается, не в силах ответить тем же. Он гладил её, целовал и любил так, как никогда. Картер действительно понял, что любит её, и теперь уже ни за что не оставит одну. Волна долгожданного наслаждения одновременно накрыла их, и, издав последний стон, Картер лёг рядом с Эммой и тут же прижал её к себе, не желая отпускать из своих рук. Она закинула ногу на него и положила голову на грудь, потёршись щекой о влажную кожу. Погладив её по голове, Картер поцеловал её макушку и счастливо улыбнулся, устремив взгляд на их переплетённые ноги. — Хочу, чтобы так было всегда, — через какое-то время произнесла Эмма, нарушая тишину. — Так всегда и будет, — пообещал ей Картер, заглянув в её голубые глаза. — Я люблю тебя, Эмма, и каким же я был идиотом, что раньше этого не замечал. — Раньше я была сукой, — усмехнулась она, проведя пальцем по его подбородку. — Это я сделал тебя такой, — горько вздохнул Картер. — Но ты же сделал меня такой, какой я являюсь сейчас, — прошептала она, целуя его в уголок губ. — Но знай, — лукаво произнесла она, приподнимаясь на локтях, — в глубине души я та ещё сучка. С этими словами она перекинула ногу и села на него, полностью завладев им, а Картер и не был против.***
Поравнявшись с домом Хлои, Айзек ещё некоторое время обдумывал то, что хотел сказать, поправил бутон у одной из роз и, собравшись с силами, позвонил в домофон. То время, что Хлоя шла до домофона, стало для Айзека вечностью, послышался её недовольный голос: — Ты что тут делаешь? — Очевидно, пришёл к тебе, — ответил он, смотря в небольшую камеру. — Хлоя, перестань вести себя как ребёнок и поговори со мной. — Как ребёнок? — фыркнула она, не спеша открывать ему дверь. — Это не я поломала первую любовь своей подруги. Айзек закатил глаза, он предполагал, что нечто подобное услышит от неё, но всё же ему совершенно не нравилась сложившаяся ситуация: почему она не хочет его выслушать и теперь постоянно проводит время с этим Майлзом, который только и делает, что строит из себя пай-мальчика, выставив его, Айзека, эгоистичным тираном. — Впусти меня, пожалуйста, я хочу тебе всё рассказать, — в который раз за эти дни Айзек произнёс эту фразу и в который раз услышал один и тот же ответ: — Спасибо, за тебя другие рассказали, — фыркнула Хлоя, и Айзек сжал руки в кулаки — несправедливо! Почему Оливера она была готова слушать, а его, своего парня, нет? — Да ладно, Хлоя, впусти его, мне тоже интересно послушать, что он скажет, — послышался из динамика ненавистный голос Оливера Майлза, и Айзек едва удержался, чтобы не показать в камеру средний палец. Какого чёрта? Несколько секунд по ту сторону домофона была тишина, будто Хлоя мысленно переговаривалась с этим мудаком, потом послышался обречённый вздох и, наконец, домофон оповестил сигналом Айзека, что тот может войти. Он резко открыл двери от ворот и широким шагом пересёк ровно подстриженную лужайку, взбежал по лестницам как раз к тому моменту, когда Хлоя открыла перед ним дверь. За её спиной маячил Оливер, и, окинув его презрительным взглядом, Айзек посмотрел в лицо любимой, выражение которого не предвещало ничего хорошего. — У тебя есть пять минут, — отчеканила она, пропустив его в дом. Зайдя в холл, Айзек тут же вручил ей розы, на которые Хлоя прохладно отреагировала, но взяла — уже хороший знак двигаться вперёд. — Вообще-то я люблю лилии, — произнесла она металлическим голосом и небрежно бросила букет на столик. — Ну? Айзеку не нравилось, что при их разговоре будет присутствовать и Майлз, который нахально на него уставился, привалившись к стене будто у себя дома. — Я был не прав, когда сделал то, что сделал, — скованно ответил Айзек и едва удержался, чтобы не застонать: он готовил совершенно другую речь, но отталкивающее поведение Хлои сбивало его с мыслей. — Я не должен был так делать, но изначально знал, чем это закончится. Оливер цокнул языком, за это Айзек пронзил его злым взглядом, но тут же переключил внимание на Хлою: она была для него намного важнее. Но и она будто была готова повторить жест Оливера, но видимо сдержалась и просто выгнула бровь. — Знал? — хмыкнула она и скептически качнула головой. — Конечно, знал, ведь ты всё это подстроил, если бы ты тогда не вмешался, то, возможно, мы бы с Оливером встречались намного дольше, и у меня бы не было столько лет ненависти и страха к мужчинам. Её нижняя губа затряслась, и Айзеку безумно сильно захотелось прижать её к себе, но он знал, что она не позволит и где-то в глубине души чувствовал, что теперь никогда не сможет обнять её. Но всё же надеялся, верил, что она сможет его простить и вернуться. Он же так сильно её любил. — Я был глуп, — выпалил Айзек, хватаясь за единственную соломинку, способную вытащить его из этой пучины ненависти Хлои к нему. — Мне было шестнадцать лет, я думал, что поступаю правильно, огораживая его от тебя, он мне не нравился. — Но он нравился мне, Айзек! — всплеснула руками Хлоя, её голос дрогнул. — Оливер был моей первой любовью, ты же должен понимать, как первая любовь важна каждому человеку, именно после неё в дальнейшем человек выстраивает либо эти же отношения, либо другие. А ты лишил меня такой возможности, оклеветав Оливера, заставив его лгать, и всё потому, что он тебе не нравился! В её глазах застыли слёзы, и Айзек в полной мере ощутил, какой же он мудак. Да, он не должен был так поступать с ней, но он до сих пор пытался оправдать свои действия любовью. — Я любил тебя, Хлоя, любил всегда, ещё с детского сада! — в отчаянии закричал он, позабыв о том, что кроме них в доме присутствует ещё один человек, который тоже был вовлечён в это разбирательство. — И мне было неприятно, когда около тебя вились мальчишки, это нормально состояние для влюблённого человека. Я был молод и глуп, сейчас, когда ты встречалась с Крисом, я не пытался надавить на него… — Знаешь почему? — перебила его Хлоя, повышая голос. — Потому что в отличие от восемнадцатилетнего Оливера, Крис уже влиятельный и состоятельный человек, ты ничего не мог ему сделать, потому что понимал, что он морально гораздо сильнее школьника. И не надо говорить мне, что ты меня любишь, это не любовь, это настоящее собственничество! Ты вбил себе в голову, что я должна быть только с тобой и точка, но ты не удосужился спросить меня об этом. Нет, Айзек, это не любовь, это болезнь! Айзек упрямо покачал головой, но в итоге понял, что она права. Он любил её болезненной любовью. Его трясло от любого парня, который появлялся в её жизни. И он был готов избавиться от любого, лишь бы она была только с ним. Этим он и погубил всё то, что между ними складывалось столько лет. Смотря в карие глаза Хлои, он пытался разглядеть в них хоть тень прощения, но не видел ничего, кроме обиды и злости. Нет, она его не простит, на словах, может быть, да, но на деле он уже никогда не сможет подойти к ней настолько близко, насколько мог раньше. Осознав это, он едва удержался на ногах, хотелось упасть на пол и забиться в угол, словно маленький ребёнок, которого отругали родители. В этой ситуации не был виноват никто, кроме него самого. Только он сам. Выбросив Оливера из её жизни на долгие четыре года, он тем самым просто поставил на таймер своё пребывание в жизни Хлои. Ведь знал, что рано или поздно она всё узнает, узнает о том, что это именно он заставил Оливера бросить Хлою, сказать ей, что он общался с ней только ради секса. А он её любил. Это Айзек понял ещё тогда, в школе, когда Майлз отчаянно сопротивлялся, говоря ему одуматься и понять, что этим поступком он навредит только самой Хлое. Но Айзек был упрямцем и не верил в это, но ему пришлось поверить спустя четыре года. Он не заметил, как молча вышел из дома, потом за ворота, сел в машину и очнулся только тогда, когда почувствовал что-то мокрое на своей щеке — слезу.***
Тихо зайдя в палату, Мэйбл подошла к кровати, на которой мирно посапывал Крис. Его грудь тяжело вздымалась вверх, веки едва дёргались, тёмные ресницы дрожали, а губы норовили что-то сказать — он явно видел какой-то сон. Улыбнувшись этому зрелищу, Мэй заботливо поправила одеяло и подошла к окну, раздвинув шторы, чтобы утреннее солнышко проникло в палату, наполнив её радостными нотками. — Спящую красавицу разбудили, — услышала она позади себя сонный голос и обернулась, увидев, что Крис приоткрыл глаза и заспанно глядел на неё. — Но от поцелуя не откажусь. Мэй подошла к нему и села на стул, пододвинувшись ближе к его лицу. Даже весь в синяках и ссадинах он был красив. Его красота отличалась от красоты Лаки, если Лаки был идеально красив, что Мэйбл временами чувствовала себя неуютно рядом с ним, то красота Криса будто дополняла её и делала уверенней. За несколько дней, что он провёл в больнице, она детально изучила его лицо и обнаружила несколько деталей, которые не замечала раньше: на щеках у него были едва заметные веснушки, их было почти не видно, но если приблизиться и заострить на них внимание, то различить можно; над верхней губой был тоже едва заметный вертикальный шрам — явно напоминание о детстве; и ещё когда он улыбался, а делал он это очень редко, на правой щеке проступала маленькая ямочка. Сейчас щёки и подбородок покрыла щетина, и так он казался Мэйбл ещё более взрослым и красивым, хотя она терпеть не могла щетину у мужчин. Разглядывая его долгими часами, она поражалась тому, почему же сразу не влюбилась в него? Почему её выбор пал на Лаки? Она постоянно гадала: что было бы, если в экране телевизора мелькнул Крис? Стала бы Хлоя прыгать от радости и кричать во всеуслышание о красавчике? Заострила бы своё внимание на нём Мэйбл? Предложила бы спор Эмма? Сколько много этих «бы». И всё же Мэй была счастлива, что именно сейчас она находилась рядом с Крисом, который нежно провёл пальцами по её щеке. — Так что насчёт поцелуя? — спросил Крис, когда пауза затянулась. — Или я тебе таким не нравлюсь? Ну извини, что вместо иглы в палец я получил металлом в лоб. Мэй снисходительно цокнула языком и наклонилась, поцеловав его в губы. Всё же он может быть нежным, когда захочет. И ему очень идёт эта роль, но почему-то Мэйбл хотелось, чтобы нежен он был только с ней. Пускай на людях будет всё тем же ворчливым и харизматичным Крисом, а рядом с ней любящим и заботливым. — Я так хочу, чтобы это всё быстрее закончилось, — вздохнула Мэй, прислонившись лбом к его лбу. — Эти стены удручают меня. — А меня тем более, — проговорил Крис, глядя ей в глаза. — Но лучше здесь, чем в доме родителей. Мэйбл отстранилась от Криса и внимательно на него посмотрела. Она знала, что Крис знает, что она уже второй день живёт у его родителей, он не поднимал эту тему до сих пор, скорее всего, думалось Мэй, он хотел поговорить в живую, а не через сотовый. — Они у тебя замечательные, — искренне сказала Мэйбл. — Особенно мама, она ни на минуту меня не оставляет. Кстати, у неё получается великолепная шарлотка. Я обещала, что мы все, вместе с тобой, отведаем её за воскресным ужином. Крис нахмурился, игривого настроения как и не бывало. Мэй стушевалась, понимая, что слишком рано начала лезть в его душу. Им ещё столько нужно было обсудить и решить, она не вправе была так поступать. Но отчего-то ей казалось, что она непременно должна была помочь Крису их с родителями непростых отношениях, в частности с отцом, который, как слышала Мэйбл, отказался помогать сыну. — Мэй, — вздохнул Крис, подтянувшись в кровати, — я не хочу, чтобы ты общалась с этими людьми, с Мари ладно, но не с родителями. — Но, Крис, — чуть ли не взмолилась Мэйбл, хватая его за руку, — твоя мама очень сильно за тебя переживает, мы только и делаем, что говорим о тебе, она не хочет, чтобы ты вновь возвращался к той жизни… В крови у Криса, естественно, нашли наркотики, об этом тут же доложили его родным, Джон, конечно, всё уладил, ему не нужен был скандал, но почему-то отказался помочь сыну и чуть ли не собственноручно открыл ему дверь в тюрьму. — Та жизнь — это они, — непреклонно заявил Крис, сжимая пальцы Мэй. — Вот к той жизни я возвращаться не желаю. Мэйбл, — жёстко сказал он, недовольно глядя в её глаза, — какой нормальный отец скажет: «Пара лет будет ему уроком»? Да любой на его месте плюнул бы на свою репутацию и помог бы сыну! Он в отчаянии качнул головой и повернул голову в сторону окна. Мэйбл жалостливо смотрела на него, даже не предполагая, что он чувствует. Если бы её отец предпочёл карьеру вместо помощи дочери, она, наверное, потеряла всякий смысл в жизни. Джексон был для неё опорой и поддержкой всю жизнь, особенно после смерти матери, поэтому Мэй никак не могла представить себя на месте Криса. — Крис, — прошептала Мэй, гладя его руку, — я понимаю, как тебе тяжело, на тебя столько всего навалилось, но не отчаивайся. — Она умоляюще глядела в его лицо, и он вновь повернулся к ней. — Даже если твой отец откажется тебе помогать, у тебя всегда буду я. Она понимала, что говорит громкими словами. Как Крис мог ей верить, если она всё ещё официально была девушкой Лаки и именно ему ещё пару недель назад клялась в любви? Но отчего-то ей казалось — возможно это было глупо — что Крис именно тот, который ей нужен, а она именно та, кто нужна ему. Это нельзя было передать словами, только эмоциями и чувствами, и Мэйбл очень хотелось, чтобы и Крис чувствовал то же самое. — Я очень хочу, чтобы ты была рядом, — сказал Крис. — Но также хочу, чтобы ты держалась от меня подальше. — Он хмуро посмотрел на неё, и у Мэй ёкнуло сердце. — Я не достоин находиться рядом с тобой. После всего, что я сделал… — Я же говорила, что не в обиде, — перебила его Мэйбл. — Крис, я знаю, то что ты сделал — ужасно, но настолько же ужасно то, что я едва ли сопротивлялась тебе. Я хотела тебя, желала, чтобы у нас это произошло. Да, это вышло не совсем так, как я предполагала, но это случилось, и мы оба этого хотели. Она внимательно глядела в его глаза, желая, чтобы он наконец убедился в том, что, насколько бы эта ситуация не была абсурдна и ужасна, Мэй не держала на него зла. Она и впрямь хотела, чтобы между ними случилась близость. Как бы она раньше не уверяла себя в обратном, но всё же чувствовала сильное притяжение к Крису, ощущала это как на физическом, так и на духовном уровне. Конечно, в её грёзах это совершалось более романтично и нежно, но случилось то, что случилось. Да, она поначалу ненавидела Криса и не желала его видеть, но потом осознала, что сама же дала ему повод, сама разрешила и впустила его, потому что хотела. И сейчас было бы глупо с её стороны обвинять в этом одного Криса, они были виноваты в равной степени, но стоило ли считать себя виновными в том, что они любят друг друга? — Ты сопротивлялась, — в отчаянии сказал Крис. — Не так уже и долго, — пожала плечами Мэйбл. — Крис, давно пора понять, что между нами никогда не будет нормальных отношений. — Она усмехнулась и качнула головой. — И мне это нравится. Крис посмотрел на неё как на ненормальную, а потом усмехнулся, вновь показывая едва заметную ямочку около рта. Мэй улыбнулась в ответ, радуясь, что хоть один вопрос они окончательно закрыли. — Обещаю, что следующий раз будет другим, — произнёс Крис, беря Мэйбл за подбородок и придвигая её лицо к себе. — А мне и этот понравился, — лукаво усмехнулась она, подставляя губы для поцелуя. — Да вы, мисс Белл, любите садизм? — выгнул брови Крис, говоря в перерыве между поцелуями. — Как насчёт наручников и плёток? — Думаю, пока что в нашей жизни хватает боли и без этого, — улыбнулась Мэй и выпрямилась. — Крис, что-то надо делать с Лаки. Оба хмуро поглядели друг на друга. Несмотря на внезапно, а может, как раз-таки и предполагаемые вспыхнувшие между ними чувства, оба терзались муками совести насчёт Лаки. Для одного он был лучшим другом, для другой — всё ещё парнем и близким человеком. Оба не хотели предавать его и всячески избегали этого, но всё же это случилось. Мэйбл очень страшилась той минуты, когда Лаки всё узнает: сможет ли он адекватно перенести новость, что его девушка любит его лучшего друга? Простит ли он им предательство? Ведь это, по мнению Лаки, самый ужасный поступок, который только могут сделать близкие люди. — Нам придётся сказать ему об этом, — сказал Крис, нахмурив брови. — Честно сказать: мне страшно. Зная Лаки, не уверен, что он спокойно переварит эту новость. И… я не уверен, что мы останемся с ним друзьями. Мэй поджала губы, понимая, что Крис очень сильно дорожил дружбой с Лаки, он был для него единственным близким человеком на протяжении стольких лет. В этом вопросе Мэйбл как раз-таки понимала его: ей тоже тяжело дался разрыв с Хлоей. Но они нашли друг в друге силы простить, ведь их дружба была проверена годами, обеим было друг без друга тяжело. Мэй впервые с их ссоры могла свободно выдохнуть, осознав, что подруга больше не в обиде на неё. Но сможет ли выдержать такое испытание дружба Лаки и Криса? Сможет ли один простить другого? Поймёт ли их Лаки или навсегда объявит врагами? — Мне так жаль, — неожиданно произнесла Мэйбл, чувствуя, как в горле застыл ком. — Это я виновата в том, что вы перестанете дружить. Правильно обо мне пишет пресса — яблоко раздора, вот кто я! Она утёрла непрошенные слёзы, осознавая, что вновь предала Лаки. Обещала ему этого не делать. Да, она его больше не любила той самой любовью, но он был ей дорог. Он столько сделал для неё, что и вовек ей не расплатиться перед ним, а она снова так подло с ним поступила, да и ещё дала повод появиться трещине в их с Крисом дружбе. Крис сел на кровати и подманил к себе Мэйбл, крепко стиснув в своих объятиях. Она обняла его за плечи, уткнувшись лицом в грудь. Крис молча гладил её по голове, успокаивающе качая в своих руках. Медленно слёзы сошли на нет, Мэй ощущала от Криса поддержку, его руки были словно тёплый плед, укутавший её в разгар холодной зимы. — Не говори глупостей, — наконец произнёс Крис. — Ты не яблоко раздора. Ты не виновата в том, что разлюбила его, за это ты не должна чувствовать вины. — Он провёл носом по её носу и коснулся губами её губ. Мэй ответила на поцелуй, не в силах сопротивляться. Да и это было без надобности: рядом с Крисом она ощущала себя защищённой от всего остального мира. Их поцелуй продлился бы намного дольше, если бы не голос, заставивший их очнуться: — Весело тут у вас. На пороге палаты стоял Лаки.