1520 год.
Топ Капы. Главные покои
На ночном небе, луна, охваченная тысячами звёзд, своим светом озаряла уютную террасу, на которой беседовали двое. Летний ветер, приятной прохладой обдувая лица этих мужчин, умерял их пыл. Один из мужчин стоял ровно и неподвижно, не сводя глаз со своего хозяина — султана. Светловолосый молодой человек был преданной тенью своего господина, выросший во дворце, он провёл с ним всё детство и юность, проникшись к израненному судьбой султану. Умут-ага был единственным человеком, кому всецело доверял султан, потому именно он был хранителем покоев падишаха. Словно Цербер, он стерёг его покой, храня секреты этой комнаты. — Пришли вести от Айдын-бея, повелитель. Мы готовы. Султан оживился. — Чудесно, — довольно протянул падишах, переведя взгляд на хранителя покоев. — Пускай приступает. Мы должны уравнять силы, иначе при первой же возможности, она уничтожит нас. — Не волнуйтесь, господин. Айдын-бей все сделает в лучшем виде. Наши люди контролируют ситуацию, и пташка не пролетит, — заверил Умут-ага. — Что насчёт того предателя? Вы нашли Али-агу? — Мои люди проследили за ним. Он прятался в одном из домов, принадлежащих Топалу-паше. Я приказал схватить его и тайно привести во дворец для допроса. — Никто не должен знать, что он здесь. Позже, я сам допрошу его. Наконец, наступит день, которого я так долго ждал, Умут. Отныне настанет моё время. С грехами и почестями только моя эпоха! — грозно шипел султан, вальяжно раскинувшись на тахте. Сияние горящих свечей придавало чертам его лица ещё более устрашающий вид, а мутно-зелёные глаза казались черными как ночь. — Иншалла, повелитель. Дай Аллах, вскоре вы избавитесь от гнёта султанши и паши, — вымолвил хранитель покоев, восхищённо глядя на возмужавшего султана, который, наконец, отбросил все сомнения, открыто объявил войну.Несколько месяцев спустя…
В султанских покоях царила суматоха. Слуги, расхаживая туда-сюда, суетились, помогая, спокойному на вид, султану одеться. Один из них застёгивал пуговицы его красного, как кровь, кафтана, по традиции, который одевали султаны, когда собирались казнить кого-то из собрания Дивана, что намеревался сделать. Даже спустя три месяца пыток и казней, он не насытился кровью предателей, с каждым разом желая причинить им ещё больше мучений, нежели до этого, превращаясь в параноика. По ночам, ему снился изуродованный до неузнаваемости труп Хафиза, который янычары повесили высоко над землей на собственных жилах, а рядом на плахе моталась голова без глаз и языка. Он был его другом, одним из немногих, кому он мог доверять. Кто видел свет в его душе. Был отцом, которого у него не было. Его потеря сильно подкосила Султана Мурада, что ещё больше закрылся в себе, не желая больше впускать кого-либо в своё сердце и душу. Жизнь всегда была чрезмерно жестока с ним. Она заставила его ходить по тонкому льду, взвешивая каждый шаг, ведь ошибка могла стоять молодому султану жизни. Скрытный по своей натуре, он не показывал другим свои истинные чувства и переживания, захоронив их глубоко внутри себя. — Оставьте меня! — приказал султан стальным голосом, от которого коробило каждого. Оставшись наедине, он вплотную подошёл к зеркалу, всматриваясь в своё отражение. Его глаза полыхали ярким пламенем, жаждущим возмездия. Кинув взгляд на большое рубиновое кольцо, подаренное дедом, султан бережно погладил большой гладкий камень, вспоминая покойного султана Мустафу. В детстве, он мечтал стать таким как он — справедливым и милосердным, но судьба сделала его жестоким и кровожадным, воюющим за право обрести власть над собственным государством. Сегодня — особенный для него день. Он покажет всём, кем является на самом деле. Он больше не намерен делить свою власть. Прятаться в тени. Хватит! Он возьмёт бразды правления в свои руки и больше не отдаст её никому. В этой империи только один правитель, один султан, падишах и повелитель. Он не примет соперников у своей власти… никогда.Топ Капы. Большая площадь и Башня справедливости
Лучи полуденного солнца, освящали построенную Мехметом Фатихом — Башню справедливости, которая возвышалась над зданием Дивана. Туда, в сопровождении слуг, поднялось пятеро женщин. Первой была статная и черноволосая, отличающаяся властным нравом — Япрак Султан. В насыщенно зелёном платье с золотой вышивкой, она плавно подошла к окну, окинув настороженным взглядом происходящее внизу. Изумруды в её короне переливались разными оттенками зелёного, создавая затейливые узоры на стене, отвлекая присутствующих от созерцания её взволнованного взгляда и мешков под глазами, появившихся от недосыпания. Последние события беспокоили султаншу. В глубине души, она чувствовала, что власть и контроль ускользают из её рук. Вся напряжённая, она не сводила глаз с супруга, мирно стоявшего внизу, ожидая проявление султана. Наблюдая за матерью, от страха и неведения, страдала и Халиме Султан, нервно теребя подол своего бледно фиалкового платья. Не отличавшаяся сильной волей и твёрдостью характера, она хоть и была законной женой султана, но его уважения и любви, удостоена не была. Томясь в ожидании, она медленно теряла свою красоту и все больше плакала. Унаследованные от отца серо-голубые глаза были всегда печальны и красные от слез, а тёмные каштановые волосы — тусклыми и тяжёлыми. Пытаясь подражать матери, Халиме Султан одевалась в роскошные и дорогие наряды, не жалея денег на различные украшения. Состояние матери печалило её, ведь хорошо зная характер своего супруга, она догадывалась о его планах. Третьей женщиной, в розовом платье с длинными темными локонами, увенчанными скромной диадемой из розового кварца, была Лейла Султан — первая наложница и мать старших сыновей султана. Стройная, сероглазая черкешенка когда-то без усилий привлекла внимание молодого султана своей красотой и образованностью. Её счастье продлилось четыре года, после чего падишах увлёкся другой, нанося ей редкие визиты вежливости. Поначалу, она страдала и ревновала к другим наложницам, но со временем смирилась, посвятив себя сыновьям — Мехмету и Махмуду. Наблюдая за появлением всё новых и новых фавориток, она убедила себя, что султан никого, кроме себя не любит. Рядом с Лейлой Султан стояла ещё одна темноволосая гурия — тоже черкешенка Джанан Султан. Женщина большего ума и амбиций, она недоверчиво глядела на происходящее, облачённая в изысканное платье из синей парчи, лиф которого был украшен тонким черным кружевом, Джанан Султан резко контрастировала с другими, стоящими рядом, наложницами. С гордо поднятой головой, увенчанной высокой диадемой с россыпью сапфиров, она терпеливо ждала, когда же появится повелитель, перебирая пальцами жемчужное ожерелье, подаренное им. Последней была любимица султана, его теперешняя фаворитка Шемспери Султан, сумевшая родить сына — Селима. Будучи девушкой редкой красоты, она была обладательницей пышной копны волос шоколадного цвета, а её карие глаза, как бездонный колодец, поглощали каждого, в том числе и самого султана, восхищавшимся их глубиной. Располнев после родов, она не утратила своего очарования, продолжая быть частой гостьей в султанских покоях. Шемспери Султан старалась всеми силами сохранить привязанность султана к себе, дабы не стать лёгкой добычей для Япрак Султан, уничтожавшей всех потенциальных соперниц своей дочери, задержавшихся в покоях султана больше, чем на несколько ночей. Она была не из робкого десятка. Самовлюблённая гречанка горела желанием заставить этих напыщенных султанш преклоняться перед ней. Самодовольно глядя на выражение их лиц в этот момент, она получала истинное удовольствие от их страданий. Тем временем, внизу санджак-бей Египта — Куюджу Исмаил-паша, призванный, по приказу султана в столицу, и шейх-уль-ислам Мехмет Эбуссууд-эфенди, обсуждали недавние события, поступившие причиной сегодняшнего собрания. Наслышанный о кровавом восстании и его последствиях, паша предположил, что кто-то избавляется от преданных, повелителю людей, которых считал помехой. У Исмаила-паши была особенная черта, оберегающая его от смерти — он насквозь видел людей, которые скрывали свою истинную сущность под невидимыми масками, потому всегда был начеку, ожидая удара в спину. Проницательный паша подмечал для себя важные детали, наблюдая за остальными членами дивана. Великий визирь — Беркер-паша, стоявший напротив последнего, был человеком твёрдым и упрямым, он всегда стоял на своём, не принимая в расчёт мнения других. Пристрастившись к власти, он не желал делить её с истинным владельцем государства. Высокий и худощавый босниец расслабленно ожидал появления этого юнца, решившего, что ему стало все позволено и позабыв благодаря кому сидит на троне, а не гниёт в могиле как остальные братья. — Молчание Повелителя — плохой знак, паша! — встревоженно вякал напуганный Топал-паша, голова которого первой окажется на плахе, прознай султан об их делишках. Первый визирь — Топал Реджеп-паша был трусом. Хромой, сгорбленный и дряхлый с натянутой улыбкой на лице. Не прикрытый страх за свою шкуру явно читался на его большом опухшем лице, дрожа словно осенний лист, он шептался с Великим визирем, поглядывая по сторонам. «Хромой Реджеп» — так за глаза называли пашу. Был ставленником и верным псом великого визиря, будучи мужем его младшей дочери — Рабии Гюльнуш Султан, он выполнял всю грузную работу за него, идя на предательства и убийства, если так было угодно его покровителю. Второй визирь — Пири Мехмет-паша был рослым седовласым мужчиной лет сорока, с редеющими волосами и бородой. Он был умён, сдержан и хитёр, не лишённый деловой хватки. Держался первый визирь обособленно, относительно спокойно. Во взгляде серых глаз читалось равнодушие и невозмутимость. Заботясь о своей жизни, он не порывался принимать чью-то сторону, тихо выжидая, кто выйдет победителем. Третьим визирем был Абдулкадыр Мустафа-паша, что являлся супругом единственной сестры султана — Алии Султан, получивший должность в совете дивана по милости своей амбициозной жены. Широкоплечий, с роскошной каштановой шевелюрой, он был лицемерным и скверным типом, но являясь преданным султану человеком, тот закрывал глаза на его пороки. Он отрешённо стоял поодаль от других пашей, молча наблюдая за их паникой, на лице сияла злобная ухмылка, предвкушая, что выкинет султан. Главный казначей — Ферхат-паша с интересом разглядывал новоприбывшего Исмаила-пашу, вопросительно подняв бровь, он утвердительно выплюнул: — Повелитель призвал этого могильника в столицу, значит, будет много трупов. — Не преувеличивай, Ферхат. После смерти Хафиза, сторонников султана в совете поубавилось, ему просто нужны свои уши здесь, — пояснил Пири-паша дефтердару, на что тот, одарил того снисходительным взглядом мутных зелёных глаз. — Знаешь, почему он стал Куюджу? Его прозвище происходит от массовых захоронений, которые ему пришлось вырыть для того, чтобы похоронить осуждённых из-за его жёстких методов, которые он использовал для того, чтобы подавить восстания мамлюков. Годами ходят страшные рассказы о его жестокости: он не щадит ни женщин, ни мужчин, не взирал на возраст, из голов казнённых выстраивает пирамиды в устрашение бунтовщикам. Поговаривают, что спит он только с открытыми глазами и кинжалом в руках, — разъяснил казначей Мехмету-паше, удивляясь его безмятежности. Дурак. Не боится повторить судьбу Ахмета-паши. — Попомни мои слова, паша, неспроста всё это. Ожидание затянулось. Напряжение достигало своего пика. Каждому не терпелось собственными глазами увидеть своего падишаха. За восемь лет у власти, чести, войти в главные покои и увидеть султана, удостаивались только жители дворца и несколько пашей. Собравшийся народ изнемогал от нетерпения узреть как выглядит султан Мурад. На улицах шептались, что он не появляется на людях, поскольку является калекой или боится их. Народу было жутко интересно, какая из догадок окажется верной. В раз, ворота Баб-у-Саде, со скрипом, отворились. Двое стражников вынесли большой резной трон, а двое других волочили тяжёлую булаву. Наступила тишина, все, затаив дыхание, ждали выхода падишаха. Грубый гортанный голос прокричал: — Внимание! Султан Мурад Хан Хазретлери! Не успев закончить, за агой появился тот, кого все так долго ждали. Султан Мурад III. Высокий, широкоплечий, он, тяжёлым шагом, подошёл к трону, обведя ледяным взглядом собравшуюся толпу, и быстро сел. Подняв руку, он дал разрешение выпрямиться рабам, застывшим в поклоне. Многие для себя отметили, что двадцатишестилетний Султан Мурад был красивым мужчиной с мягкими чертами лица, точёным профилем и русыми волосами. — Шейх-уль-ислам, мои паши. Мои воины. Народ, — спокойно произнёс он, посмотрев каждому в глаза. — С позволения Аллаха, я открываю это заседание Дивана. Как вы всё знаете, недавно было большое восстание. Те, кто оскорбил меня и моё государство, кто расчленил моих преданных подданных, были казнены. Кинув взгляд на решётку башни, где сейчас стояла, раскрыв рот от удивления, Япрак Султан. Казнены. Вот почему, она так долго не получала вестей. Мурад тайно убил её людей, скрыв их смерть от неё. Наглец! Стоявший возле султана, Беркер-паша, недовольно поджал губы, смерил его взглядом, полным злости и раздражения. Остальные подозрительно переглянулись. — Я узнал, что некоторые из тех, кому я доверял и поручил своё государство, тоже были одними из тех предателей, — чуть помедлив, продолжил султан. — Включая моего Первого визиря. Иди-ка сюда, Топал-паша! Стальной голос падишаха вогнал в страх присутствующих. Испуганный паша, тряся от страха, непонимающе уставился на него. Повелитель жестом подозвал его к себе. Неуверенно хромая, Реджеп-паша подошёл к стоявшему шаху, и с трудом опустился пред ним на колени, он трясущимся голосом стал оправдываться: — Повелитель, это клевета. Клянусь, ложь! Я, Ваш раб, клянусь, что никогда против Вас не был. Если я, сам не зная, совершил ошибку, грех какой, умоляю, простите меня! — Я собственными ушами слышал, как Али-ага назвал твоё имя, прежде чем я перерезал ему горло. Умут-ага тому свидетель. Ты ещё посмел оправдываться. Отвечай, пёс! — яростно, гаркнул падишах, сверля его глазами. Люди ожидали увидеть неуверенного юнца, прячущегося за женскую юбку, а пред ними предстал полный сил грозный султан, заставив всемогущих пашей трястись только от звучания его голоса. Понимая, что его сдали с потрохами, Топал, с мольбой посмотрел на великого визиря, стоявшего с каменным лицом, не произнеся ни слова в его защиту. Вот она верность. — Извините, повелитель. Я делал то, что считал нужным для блага нашего великого государства. Я … — все, что удосужился сказать, не поднимая глаз, обречённый паша. Жаждущий отмщения, Султан Мурад, быстрым движением, схватил булаву и, замахнувшись, со всей силы, пробил предателю череп. Струившаяся из раны кровь стала медленно окрашивать белый мрамор в алый цвет, сливаясь с красным кафтаном падишаха. От неожиданности все отпрянули, испуганно опустив головы, дабы не встретится взглядом с разгневанным султаном. Тот поднял своё оружие над головой, позволяя свежей крови стекать вниз на его рукав, прорычал: — Я — тень Аллаха на земле, Султан Мурад Хан. Я единственный властелин всей Османской империи. Если среди вас есть кто-либо, кто в этом сомневается, пусть возьмёт в руки меч и предстанет предо мной. Все покорно молчали. Обведя взглядом толпу, султан одобрительно кивнул и опустил тяжеленную булаву. Пусть бояться. Бояться и уважают. Ему не нужно, чтобы его любили. — Беркер-паша, — устремив взгляд к нему, Мурад издевательски оскалился. — Топал-паша был вашим зятем. Неужели вы не знали, чем промышлял этот предатель? — Что вы, повелитель. Помилуйте своего раба. Я не знал о помыслах моего зятя. Я бы обязательно рассказал вам, зная о вашей привязанности к покойному Ахмету-паше, — изображая невинность, вымолвил паша, низко поклонившись султану. Сейчас, он вынужден, склонится, изображая испуг, чтобы потом раздавить. Он знал, что покажи он на людях истинные эмоции, они сами разорвут его, проникшись к этому мальчишке. — Ну, раз так. Ваше наказание будет не столь сурово, как его, — указав на лежавшего мертвеца, протянул Мурад. — Но ваша вина не меньше. Вместо того, чтобы предвидеть и предотвратить преступление ВАШЕГО зятя, вы сами посоветовали мне выдать Ахмета-пашу, мятежникам. Вы не остановили восстание, потакая им, потому мой первый указ — лишить вас печати. Вы больше не Великий визирь. Мурад долго мечтал произнести эти слова и, наконец, решился, победно смотря на остолбеневшего Беркера-пашу. Другие визири тихо поджидали, когда султан объявит имя нового. Сев обратно на трон, он продолжил: — За многолетний вклад в развитие флота и вверенной ему провинции, за успешное подавление бунтов, я посчитал достойным назначить на эту должность, — помедлил султан. — Куюджу Исмаила-пашу. С этого дня, вы — Великий визирь Османской империи. С уверенностью подойдя к султану, тот опустился на одно колено и трижды поцеловал подол султанского кафтана, ожидая, когда он вручит ему печать. Нехотя, Беркер-паша подошёл к трону и протянул символ своей власти повелителю. В нем бушевала скрытая ярость и негодование от принятого султаном решения. Столько стараний, столь сил было вложено, а какой-то безголовый мальчишка разом лишил его всего. — Это большая честь, Повелитель. Надеюсь, я буду достойным этого места, — выдал паша, принимая печать. — Я в этом не сомневаюсь. Сверля глазами нового визиря, Ферхат-паша, убеждённый в своей правоте, наклонился к Пири Мехмету и самодовольно отпустил: — Я ведь говорил Мехмет-паша, неспроста он здесь.Час спустя… Топ Капы. Главные покои
Минуя охранников, Япрак Султан влетела в покои, шурша подолом изумрудного платья. Возмутившись, увиденным на площади, она поставила себе за цель — выведать мотив его поступка. Выходка Мурада привела её в бешенство. Словно умалишённая, она принялась скидывать вещи со стола под равнодушным взглядом султана. Тот невозмутимо стоял, заложив руки за спину, и глумливо наблюдал за данной сценой. — Как ты посмел? Как мог принять такое решение, не обсудив со мной, не спросив, убить визиря, при том на глазах у всех. Ты лишил моего мужа должности, — кричала она, бросив на пол вазу с цветами. — После всего, что я сделала для тебя и этого государства. — И что вы сделали? Убили двух султанов, — словно гром, среди ясного неба, огорошил её повелитель, смотря, как менялось выражение лица султанши, осознавшей, что, её преступление, её тайна была известной ему. — Думали, я не знаю. Я далеко не такой глупый, как вы полагали. До сих пор, я делал всё, как вы того хотели. Сказали жениться на Халиме, я женился. Сказали, казнить братьев, я казнил. Сказали отправить подальше валиде султан, я отправил. Сказали, сделать вас регентом, я сделал. Все ваши желания исполнялись, пока вы не пересекли черту. Конец… Хватит… Больше, вы не будете указывать мне. Отныне, вы управляете только гаремом. Вам запрещено вмешиваться в государственные дела. Япрак Султан приблизилась к султану, оказавшись лицом к лицу, она свирепо взглянула в его зеленные глаза. Тыча пальцем в грудь молодому повелителю, она пренебрежительно выплюнула: — Я живу в этом дворце больше двадцати лет. Я подняла эту страну с колен. Остановила мятежи, что вгоняли её в гроб. Я никого не боялась и не боюсь, включая тебя. То, что ты называешь своим государством это Я. Без меня, ты никто. Глаза Мурада налились кровью, а лицо приняло животный оскал. С трудом сдерживаясь, чтобы не вцепится ей в шею, он прошипел: — Замолчите! Радуйтесь, что я не казнил вашего мужа, а оставил в совете. Хотя, он заслуживал смерти, ведь, известно, чьи приказы исполнял Топал-паша. Не хотите стать вдовой — сидите тихо, не то полетит и ваша голова, — угрожая, бросил Мурад, со всей силы сжимая кулаки за спиной. — Можете идти!Топкапы. Гарем
— Жаль, что я не увидела выражение лица Япрак Султан, когда повелитель снял с должности её мужа, — самодовольно сказала Джанан Султан, шагая по коридорам дворца в сопровождении служанки. — Думаю, она была в ярости, госпожа. Вы видели, как она молнией вылетела из комнаты, — ответила преданная ей Айше-хатун, следуя по пятам за султаншей. — Судя по всему, устроила ему истерику. За всё в этой жизни нужно платить, вот и она заплатила за годы господства во дворце, одним махом потеряв всё, чего добивалась годами. Задумавшись, Айше-хатун добавила: — Да …. султан навёл страху. Я не думала, что наш повелитель способен на такое. Столько крови было. Даже жаль стало пашу. — Наш повелитель — лев, а такие как он черпают свою силу из страха и ужаса, которые испытывают его враги. Он не мог вечно потакать её желаниям и прихотям. Львы свободолюбивые, — самодовольно оскалилась Джанан от осознания собственной правоты, которую разделяла и сестра султана. Повернув за угол, перед глазами девушек возникла светловолосая Рабия Гюльнуш Султан, что величественно шествовала по коридору в длинном атласном платье, оттенявшем её золотые глаза. Джанан отметила некую нелепость и вычурность её образа, питающая слабость к драгоценностям, она была обвешала тремя разными подвесками в тон высокой диадемы, инкрустированной розовыми топазами, желая показать своё богатство. — Султанша! — поприветствовала её Джанан Султан, лёгким поклоном. Изобразив сожаление, она наигранно помрачнела, стараясь вызвать слёзы. — Соболезную. — О чем, ты — Джанан? — озадаченно спросила султанша. — Разве ваша мать ещё не успела вам сообщить? Повелитель казнил вашего супруга. — Что? — Выяснилось, что именно паша разжёг восстание. Он сговорился с мятежниками, дабы те убили Хафиза Ахмета-пашу. Султан был так зол, что… — театрально ужаснулась Джанан, — проломил ему череп своей булавой и лишил вашего отца печати. Выпучив глаза, она в замешательстве, смотрела на фаворитку брата-повелителя, сообщившую ей сию неприятную новость. Немного отойдя от шока, она рванулась вперёд по коридору к покоям Валиде султан. Войдя, она увидела, как матушка ходила по комнате, озабочено покусывая подушечку большого пальца, делая так каждый раз, когда о чем-то размышляла. — Валиде! — обратилась к ней дочь. — Правда, то, что говорят? — Да, — отозвалась задумчивая женщина. — Он устранил меня от управления и низложил твоего отца. По его приказу, тело твоего мужа повесят на главной площади города для назидания. — Как он мог так с нами поступить? После всего, что наша семья сделала для него. Проучите его! Рабия Султан на дух не переносила своего старого супруга, издеваясь над ним и всячески унижая. Ей было все равно, жив он или нет. Её больше заботило, что она потеряла статус жены первого визиря и дочери — великого, в то время, когда её сестра неизменно оставалось супругой падишаха. — Нельзя, — гневно отрезала Япрак Султан, смерив младшую дочь раздражённым взором серых глаз. — Он объявил мне войну, при этом хорошо подготовившись. Уничтожил всех верных нам людей. Сейчас — не время, мы в меньшинстве. Нападём — проиграем. — Вы оставите все как есть, валиде? — упрекнула её, раздосадованная Гюльнуш, резко развернувшись, она ринулась к двери, выпалив напоследок. — Лучше бы, вы сделали меня женой султана, а не её, тогда все было бы иначе.Близ Константинополя
Карета медленно ехала по извилистой дороге, то и дело, шатаясь и подпрыгивая на ходу, вызывая раздражения у её путников, направляющихся в столицу. В ней сидели три представительницы династии Али-османов — Валиде-и-Муаззама Салиха Султан с дочерью Михрумах Султан и внучкой Хатидже Роксан Султан. Со свойственной ей грацией, Михрумах Султан читала стихи персидских поэтов, но не в состоянии сосредоточится, она нервно захлопнула книгу, бросив её на подол чёрного платья из кожи, расшитого мелкими нитями золота, выгодно подчёркивая декольте. Серые, словно небо в грозу, глаза были полны беспокойства. В письме, которое её муж получил чуть больше месяца назад, говорилось о большой милости оказанной ему и надеждах возлагаемых султаном, но султаншу волновала незамедлительная реакция сестры на действия своего зятя, она не любила проигрывать и отдавать победу не собиралась. Наблюдавшая за ней, Салиха Султан печально улыбнулась, окунувшись в омут воспоминаний, когда впервые увидела светловолосую девочку, только что потерявшую мать. Сидевшая напротив Роксан в желтом платье из легкого полупрозрачного шифона, наверх которого был наброшен кафтан из золотых нитей, сосредоточенно изучала исторические хроники, которые недавно подарил отец, дабы приобщить её к собственным исследованиям. Своё имя Роксан получила не потому, что имела белоснежную кожу и белокурые волосы, а из-за любви её отца к истории. Особенно рьяно Исмаил-паша изучал легендарного полководца — Александра Македонского. Одной из жен царя была бактрийская княжна Роксана, в честь которой и назвали османскую принцессу. Она не была провидицей, кой-означало её имя, но с детства знала, где хочет быть. Она не хотела быть простой султаншей, которой суждено выйти замуж за старика и прозябать где-то в провинции. Она хотела сиять, сиять так ярко, чтобы затмить своим светом всех вокруг. Быть полезной. Жаждущая разгадать тайну успеха величайшего полководца древности, создавшего за десять лет огромнейшую империю, что могло помочь ей в осуществлении её планов, Хатидже жадно штудировала каждую строку трактатов Плутарха и Квинта Курция о доблести известного полководца. — Скоро мы прибудет в столицу. Повелитель отдал нам дворец у Ипподрома. Сулейман-ага писал, что он большой и роскошный, — решила нарушить тишину Михрумах Султан, дабы отвлечься от щемящих душу мыслей, и переведя взгляд на мать, уверенно заявила: — Эпоха Япрак закончилась. Теперь наступило моё время. Салиха спокойно слушала её речь. Дочери покойного султана с детства соперничали между собой, желая доказать своё превосходство друг над другом. Будучи любимейшей дочерью отца, Михрумах Султан всегда получала все самое лучшее, полагая, что так и должно быть. Она была настолько красивой, что её чёрствый характер ей невольно прощался. Её дочь мало волновали чувства других, привыкнув переживать только за себя и свою семью, которой для неё были муж и дочь. Салиху Султан она чтила и уважала, потому приняла у себя, помогала с фондом и пеклась о здоровье старой валиде султан. Шестидесяти семилетняя Салиха Султан была благодарна ей и за это. Умирать в одиночестве, потеряв мужа и единственного сына, ей не хотелось, но лишить себя жизни означало — сдастся и показать слабость, а она не была слабой. — А ты рада, Хатидже? — тепло обратилась к ней, Салиха Султан, глядя как яркие солнечные лучи, проникающие сквозь решётку, играли на её волосах, создавая золотые нити на светлых локонах. — Теперь ты будешь жить в столице, в самом центре великой империи. Роксан Султан оторвала взгляд от книги, перевела на неё свой взор, согласно кивнув: — Мне не терпится прогуляться по улицам Константинополя и заглянуть в мечеть Ая-София. Я так много слышала о ней. — Моя луноликая султанша, мы обязательно выберемся в город, когда обустроимся и встретимся с повелителем, — заверила её мать, нежно погладив по щеке. — Я уверенна, Сулейман-ага уже всё подготовил. Вы же знаете, какой он дотошный, — захихикала молодая султанша, от чего на её щёках появлялись маленькие ямочки. При упоминании о нем, Роксан Султан всегда начинала улыбаться. Не похожий на остальных евнухов, Сулейман-ага был худощавым и подтянутым человеком средних лет с темными волосами. Верный матушкин евнух всегда расхаживал по дворцу с таким важным видом, будто заимел огромное состояние и является истинным владельцем цитадели, бросая на остальную прислугу суровые взгляды. Он был преданным её семье до глубины души, исполняя любую прихоть, будь-то слежка или убийство неугодных людей. — Он ответственно подходит к делу, а это главное. Я им довольна и твой отец тоже. — Узнай Япрак о нашем приезде — обязательно подослала бы своих шпионов. Сулейман действительно постарался на славу. И в прошлый раз, он быстро раскусил ту рабыню, Исмаил и Сулейман хорошо разбираются в людях, кому мы бы доверили подобрать новую прислугу, как не ему. Паша ведь решил распустить почти всю прислугу из цитадели, — отметила Салиха Султан. — И правильно сделал! Они столько лет служили верой и правдой нашей семье. Они заслужили свободу, — с серьёзным видом, выпалила Хатидже Роксан, придерживаясь мнения, что слуга должен отслужить хозяину минимум пять лет, после чего может претендовать на свободу и вознаграждение за верную службу. Кто хочет оставаться рабом вечно? Человек должен стремиться к чему-то. — У тебя тогда прислуги не останется, если будешь всех отсылать, — процедила Михрумах Султан, смерив дочь недовольным тоном. — Я же не гоню их в шею. Ахсен осталась со мной и удовлетворена своим положением и службой при мне. Истинная преданность проявляется именно так.Вечер Топ Капы. Главные покои
Власть опасна, чем больше власти вы имеете, тем больше тех, кто желает посягнуть на неё. Многие считают, что родиться шехзаде большая удача. О, как же они ошибаются. Судьба шехзаде — взойти на престол или быть убитым. Он был четвертым сыном шехзаде Сулеймана, которому, в отличие от него самого, Аллах не послал соперников. Он не просыпался ночью от каждого шороха, ожидая увидеть там немых палачей. В сравнении с собственным сыном, который, будучи ребёнком, своими глазами, видел смерть родной матери. Который был лишён любви и ласки сразу обоих родителей. Живя ради сестры, оберегая её, он взращивал в себе чувство мести и обиды, очерняющее его душу. Взойдя на престол по трупам своих братьев, пожертвовав свободой, он не перестал бояться смерти, наоборот, страх только усилится. Мысль о том, что его могут скинуть с престола и удушить в своей постели, только разжигал в нем жажду крови. Он больше не хотел подчиняться прихотям своей свекрови. Скрыв свою истинную сущность под маской, он медленно набирался сил, по одному уничтожая своих врагов. Окрепнув достаточно, чтобы открыто противостоять ей, он показал всем своё настоящее лицо, заставив всех трястись от страха. В полумраке, восседая на кровати, он долго смотрел на горящую свечу. Сегодня, он разжёг пламя войны между ним и Япрак Султан, не надеясь, что она отступит и даст ему дорогу. Власть в каждом, кто вкусил сей плод, оставляет отраву вечного послевкусия её незабываемой сладости, а Япрак вкусила её достаточно, чтобы не желать отказаться от неё. Этой женщине не было свойственно сдаваться. Желая заполучить трон, она не пожалела собственного отца и брата, что уж говорить о нем. В этой борьбе выживет один. И это будет он. Ему уже приходилось сталкиваться со смертью, и он вышел победителем, выиграет и сейчас. Послушался стук в дверь. — Входи! — крикнул он. — Повелитель, пришла Шемспери Султан, — доложил стражник, ожидая решения султана, который уже и позабыл, что вчера велел ей явиться к нему, занятый государственными делами. — Пусть войдёт! Секунду спустя, в дверях появилась его «солнечная фея», соблазнительно улыбаясь, она подошла к ложу, ритмично покачивая бёдрами. — Что так печалит вас, мой султан? Позволь, любовь моя, остаться и разделить с тобой твои проблемы и печали, — поинтересовалась она, взяв руками его лицо, пока султан, не отрывая глаз, смотрел на свою фаворитку, восхищаясь её красотой. Она была остра на язык, позволяя себя проявлять неуважение к остальным его жёнам. Напористой, когда ей было что-то нужно и страстной в постели, в отличии от холодной и сдержанной Джанан. Притянув её к себе, он усадил Шемспери к себе на колени, поправив, выбившийся из причёски, локон её волос. — Тебя не должно это заботить, душа моя. Зачем забивать твою прекрасную голову ненужными мыслями. Лучше расскажи, как поживает Селим, — ответил султан, привычно переведя тему разговора в другое русло, когда она пыталась выведать у него что-то. Он старался не выделять кого-то из сыновей, одинаково относясь к каждому, но годовалый шехзаде, с пухлыми щеками и милой, даже ангельской улыбкой, как у матери, заставлял, обычно мрачного, султана широко улыбаться. — Хорошо, повелитель. Он сильный и здоровый мальчик. Иншалла, вырастет и станет похож на вас. — Иншалла, Шемспери, иншалла, — довольно протянул повелитель, вспоминая своего сына, чье рождение стало радостью для них, и разочарованием для остальных его жен. — Падишах сердца моего, позволь мне быть рядом. Кому ты можешь доверять в этом дворце, кроме меня, — решила прямо спросить Шемспери Султан, надеясь, что любовь султана к ней сыграет на руку честолюбивой фаворитке, что стремилась стать первой в гареме, и в государстве, если придется, хотя пока была далека от звания умелого интригана и политика. Видя, что она не намерена так просто сдаться, Мурад коротко поцеловал её. Положив в кровать, он разорвал пуговицы розового кафтана, зная, что заставить замолчать и забыть о цели своего прихода, её может только жаркая ночь.Константинополь. Дворец Алии Султан
— Мустафа, что случилось? — взволнованно спросила Алия Султан, вошедшему в комнату супругу, заметив его раздосадованный взгляд. Отдав дочь служанке, она подвелась с тахты и осторожно подошла к нему, в то время как, паша так и не сдвинулся с места, бормоча себе под нос разные проклятья. — Как ты и предполагала, твой брат просто затаился и выжидал удобного случая. Заинтригована словами супруга, Алия напряглась, выжидая, когда тот выложит все события. — Неужели, он…? — Не совсем, — перебил её Мустафа-паша, позволив ей снять с себя кафтан. Бросив его на тахту, султанша пригласила усталого пашу присесть. Едва держась на ногах, он без сил упал на тахту, запрокинув голову. — Он казнил Топала и забрал печать у Беркера, оставив его простым пашой в совете. — Мурад должен был убить и его, — возмущено прыснула султанша, опустившись на тахту возле супруга, она помедлила, переваривая услышанное и затем, радостно воскликнув, взяв его руки в свои. — Тогда, брат сделает тебя главным визирем! Кому же ещё, он может доверить такую важную должность? Грустно ухмыльнувшись, Абдулкадыр насмешливо зыркнул на супругу, повеселев от её слов. — Мужу твоей тетки — Михрумах Султан, который этим утром прибыл в столицу, а я так и остался третьим визирем. Он даже повысить меня до первого не удосужился, — выпалил он, негодуя от обиды. Сначала Умут, теперь этот Исмаил, султан приближает к себе кого попало, а его старания оставались не замеченными. Рядом с падишахом должен быть он — его зять. — Обожди немного. Не всё сразу, — успокаивала его Алия, гладя по волосам и целуя щеки. — Если подумать, он всё правильно сделал. — Правильно? — возмутился паша, отпрянув от неё, он одарил супругу недовольным взглядом. — Глупый. От кого первым делом захочет избавиться Япрак Султан? Всём известно, что она на дух не переносит своих сестёр. Думаешь, она будет просто сидеть и ждать, когда власть ускользает из её рук? Вспомни события последних месяцев. Мы должны быть предельно осторожны. Грядёт война, и пока ты чем дальше от трона, тем в большей безопасности являешься.