this chaos's on the rise

Было во всем этом что-то невероятно притягательное, — что-то такое, чего я не смог бы разглядеть, даже если бы вглядывался целый день. И не потому что я оказался сущим дураком, совсем нет, поверьте. Просто, наверное, это самое что-то не было материальным. Свет буквально лился из высоких витражных окон, и когда я смотрел на него, то видел легко парящие в воздухе частички пыли. Пахло горящим воском и, если не болью и отчаяньем, то слезами. Меня мутило от этого запаха, как и от людей в общем-то. Вероятно, думать в подобном русле, сидя на деревянной лавке в церкви, было неуважительно, но в Бога я верил мало. Каждый месяц мой дядя тащил меня в церковь. По правде говоря, я и понятия не имел, зачем он это делал. Иногда казалось, что Итан до сих пор наивно верил, что к моему благоразумию можно воззвать. Самое смешное, что, позволяя ему год за годом тащить меня сюда, к людям, трепетно относящимся к своей вере в трижды проклятого мною Бога, я собственноручно дарил ему крупицы поганой надежды на то, что я не такой уж и плохой человек… ...но только для того, чтобы, в конце концов, их отобрать. Чем выше ты поднимаешься, тем больнее падать. Чем больше ты веришь во что-то, тем больнее принимать правду. Я не собирался становиться ни на грамм лучше, и скорее я пропью свою молодость в грязном баре, чем позволю себе верить в то, что однажды блядский Бог соизволит понять, в какое дерьмо он меня впутал. После того, как мы вернулись домой, Итан ушел ненадолго в свою комнату, а, вернувшись, сразу побежал в коридор.  — Я уезжаю из города, Крис, вернусь в пятницу, — сказал он, застегивая пуговицы своего безбожно старого потрепанного пальто. Я много всего знал об Итане. По большей части это были вещи, которые не представляли ни для кого ценности. Например, я знал о том, что каждое утро Итан, просыпаясь ровно в пять тридцать, вставал перед разбитым зеркалом в своей ванной комнате и проговаривал, как мантру: сегодняшний день не будет таким же ужасным, как вчерашний. После чего затягивал узел на черном галстуке, делал глоток невкусного черного кофе и уходил, матерясь себе под нос. Еще я знал, что он ненавидел осень, любил дерьмовые фильмы и с какого-то хрена терпеть не мог мою мать. Эти безумные факты просто были в моей голове, и я ни черта не мог с этим поделать.  — Ага, — хмыкнул я, закидывая ноги на журнальный столик. Итан остановился у входа, держа в одной руке свой новый чемодан, а в другой — пачку сигарет.  — Нет, Кристофер, ты не понял, — покачал головой он. — Если ты снова решишь подраться с каким-нибудь ублюдком или разбить окна соседского дома, я не приеду вытаскивать тебя. Нет, черт побери. Я снова хмыкнул, и дядя продолжил:  — Постарайся избежать неприятностей. Итан стоял, прислонившись плечом к холодной стене. Даже отсюда я мог чувствовать запах его отвратительного парфюма. Он сощурил глаза, и я невольно заметил морщины на его лице. Когда он успел постареть?  — Я не смогу избежать их, если они упадут мне прямо на голову. Итан покачал головой и, прежде чем уйти, захлопнув за собой дверь, тихо сказал:  — Просто постарайся не потерять всё, что у тебя есть. Только у меня уже ни черта не было. ******  — У меня закончились эти чертовы толстовки, — рассмеявшись, заявил Вильям. — Серьезно. Я ухмыльнулся.  — Сучки проходу не дают? Вильям хищно улыбнулся и, облизнув губы, кивнул в сторону компании разношерстных девушек за соседним столиком.  — Видишь самую сексуальную? Я по очереди оглядел с ног до головы каждую из девушек и пришел к выводу, что одна действительно сексуальная первокурсница там была: невысокая, рыжая в сером пальто. Мы как-то пересекались на одной из шумных вечеринок Осло. Помнится, был дерьмовый алкоголь.  — Рыжая? — изогнув бровь, поинтересовался я.  — Нет, — хмыкнул в ответ Вильям. — Блондинка. В их компании было две блондинки. Одну из них я даже вспомнил, она изо всех сил липла к Вильяму в течении всей недели. Сложно было точно сказать, как ее зовут, но это вообще-то и не имело никакого значения.  — Не та, — словно читая мои мысли, процедил сквозь зубы друг. Тогда я обратил свое внимание на другую блондинку. Та была немного симпатичнее и худее, красная помада поблескивала на ее губах. Она сидела к нам спиной, положив голову на плечо рыжей, которая, несмотря на слова Вильяма, была там самой сексуальной.  — Пойдем пообщаемся, — пожал плечами я и осознанно, хотя и не догадываясь о последствиях, сделал первый шаг в свой личный Ад.