Дороже золота

Tell me what you want me to say Would you leave me, If I told you what I've done? And would you need me, If I told you what I've become?

Когда до отъезда Отабека оставалась неделя, Юра думал, что они всё успевают – в программе практически не было белых пятен, они оба знали что, когда и как делать и даже если что-то не получалось бы, то подтянуть это можно было позже. Когда оставалось пять дней, Юре казалось, что они не дотягивают. Общий прокат виделся уже не такой прекрасной идеей и вполне мог стать провалом. По той простой причине, что в поддержки они теперь не могли – рана на руке была глубокой, заживала долго, и рассчитывать на устойчивость в таком случае было трудно. Виктор запрещал. Отабек не любил рисковать. Юра молча шипел. Когда до отъезда осталось два дня, Юра начал паниковать. Им нужно было обязательно прогнать программу полностью ещё хотя бы несколько раз. Чтобы запомнить. Чтобы впечаталось и не стерлось. Аксель Лассо напрягало его особенно. Но вовсе не своей сложностью, а тем, что они не могли приступить к его выполнению в принципе. Потому что опора на обе руки. В зале ни у него, ни у Отабека раньше не было проблем с этим элементом. Но на льду они пробовали его делать от силы раза два-три за всё время. А желание сделать всё на совесть было очень и очень сильно. Сильнее страха упасть. Сильнее здравого смысла. Но не сильнее обстоятельств. Юра не просто хотел сделать эту программу показательной. Он хотел, чтобы она стала лучше всего того, что он делал раньше. Чтобы все увидели, что он может ещё и так. Чтобы его не списывали со счетов. Чтобы этот Гран-при был потрачен не только на выслушивание подъебов Виктора. Чтобы проигрыш Отабека во Франции был в прошлом. И всё, произошедшее за недавнее время, стерлось или осталось далеко в воспоминаниях. Нужно было чем-то затмить всё, ухнувшее в пропасть. - Юра, лицо попроще! Слушай музыку! - …и спину р-р-ровно, – прорычал Юра, но совета послушался. Чем дальше, тем больше Виктор напоминал ему Якова. Только Яков хотя бы не доставал глупыми шутками. И то была радость. - Ты опять… раньше закончил, - Отабек остановился после последнего прыжка и тяжело выдохнул. - Да вижу я, - Юра выругался, прокручивая в голове мелодию для проката. Каскад прыжков – главная проблема, которая так и оставалась у них нерешенной. Они с Отабеком делали его почти синхронно, но почти – это не работа на результат, это херня какая-то. У каждого была своя задача, и её нужно было выполнить. И Юра прекрасно видел, что со своей не справляется именно он. Когда Юра начинал психовать, все движения становились резкими, ломаными, как будто баланс, столь любимый Виктором, безнадежно уходил. Он спешил, сбивался. Раньше ему не нужно было настолько точно вписываться не то, что во время, нет – в ритм чужих движений. А теперь приходилось подстраиваться, приходилось учиться думать не только о прыжках и шагах, но ещё и о музыке. Пока было трудно. Но уже было зачем. Настроение трека было слишком сложным, чтобы передать его одним порывом. Программа делилась на части – технически, хореографически, эмоционально. Если бы не поддержки, Юра бы уверенно сказал, что это больше похоже на танец. Вот только сложность исполнения отсылала прокат чуть ли не на соревновательный уровень. - Сможешь ещё раз? – Спрашивал Отабек. - Да, без проблем, - отвечал ему Юра, возвращаясь в начальную точку. Несмотря на то, устал или нет – здесь всё зависело от него самого. С привычкой подставлять Отабека он успешно боролся с того самого дня, как из-за одного каприза они не смогли делать поддержки. Юра всё ещё чувствовал себя виноватым, хотя он просил прощения неоднократно. А Отабек каждый раз говорил, что это пустяк и просить прощения не стоит вовсе – ведь не специально. Последние дни перед отъездом следовало провести на льду. Юра в принципе был готов и ночевать на катке, лишь бы Отабек был рядом, но его мотивация слишком расходилась с позицией Виктора и желанием того проводить хоть немного времени ещё и дома. А дома у него был Кацуки, поэтому Юра считал, что проведенное там время потрачено зря. О том, что отъезд Отабека и возвращение Якова как-то связаны с Гран-при, Юра забыл вовсе. И очень удивился, когда после одной из утренних тренировок к нему подошел Виктор и объявил: - Наш Гошка прошел в финал! Будешь болеть за него? - В финал? – информация воспринималась не сразу. Юра даже не понял, о каком финале идет речь, а когда понял, только хмыкнул:- А, ну, и хрен с ним. Всё равно ведь проебет всё, что можно. - Почему это? Нельзя так явно завидовать, Юра. – Виктор смотрел с осуждением. – У него все шансы. Баллы очень высокие, программа отличная. - Один фиг, - Юра застегнул рюкзак и закинул себе на плечо. Обсуждать Гошу, а тем более болеть за него он не хотел. Тут уж каждый сам за себя. Даже если он не участвует, смотреть, как Гошка берет золото – что очень вряд ли – то ещё удовольствие. – Я вообще эту поеботу ещё с французского этапа не смотрю. Идиотский сезон. Виктор, казалось, удивился и не поверил одновременно. Как будто услышал что-то неприятное или странное. - Ты смотрел трансляцию из Марселя? Я думал, ты её пропустил. - Ну, да, смотрел. А что? Почему я должен был её пропускать? Юра не понимал, что в этом странного. Более странным было то, что он забыл о Гран-при. Но подготовка программы пожирала так много времени и сил, что думать о том, на что он повлиять уже не мог, было пустой тратой времени. Да, он забил на Гран-при после вылета Отабека. Ему не хотелось видеть, как Джей Джей бодро шагает за медалью, или как Гоша проходит этап за этапом. - Не должен был, просто… - Виктор покачал головой, задумался, будто хотел, что-то сказать. А потом передумал и заговорил совсем о другом. – У тебя редкий талант видеть только то, что хочется. Ступор был секундным. - Ты охуел? – Юра вконец потерялся, не понимая, с чего он только что получил. Уже почти приготовил речь, но тут же, практически сразу отказался от неё. – Всё! Задолбал! Вечером чтобы был вовремя! Он просто развернулся и ушел, не желая больше ничего слышать. Виктору только дай позаёбывать. Но это уже совсем. Чего только прицепился к этому Гран-при. К этой трансляции. Видеть то, что хочется. С Отабеком Юра столкнулся у выхода из раздевалки. Тот был в куртке и с вещами. Юра вспомнил, что так и не дождался его. Зато дождался Виктора с радостью от Гошкиной победы. Предатель Никифоров, кто бы сомневался. - Эй, ты где был вообще? Я не нашел тебя. - Раньше переоделся и вышел с тренером поговорить по телефону. Да я как раз возвращался. Ты собрался? - Ага. Слова Отабека его на что-то натолкнули. В подсознании заворочалось нечто, и Юра ощутил непонятное беспокойство. Как бывает, когда не помнишь – выключил утюг или нет. Что-то на грани сознания и подсознания. Бесформенная, безликая тревога. Но мысль приобретала форму слишком медленно, отказывалась идти в руки. Её нужно было подтолкнуть. Что-то связанное с тренером. Что-то почти забытое. - Тренер? И что он там? – Проговорил Юра, пока что до конца не понимая, что хочет узнать. - Спрашивал, когда я возвращаюсь, чтобы сразу начать готовиться к следующему соревнованию. Они шли по коридору к холлу «Ледового». Юра смотрел себе под ноги и видел только желтые носки своих ботинок. Мысль. Её нужно думать. Что тренер-то? А. Точно. - Твой тренер меня ненавидит. Произнося это, Юра думал, что вспомнил, что его беспокоило. Но как только слова были озвучены, нить снова потерялась. Это опять не то. - Да нет, он очень добрый. Просто ему кажется, что ты на меня плохо влияешь. - Я? – Юра застыл у дверей холла. – Чего это я? То есть, как влияю? Такого о нём ещё не говорили. Разве что Яков. Один раз. Когда они на пару с Милой стащили и сожрали в номере конфеты, подаренные Виктору какой-то фанаткой. Здоровенная была коробка, с уродливым бантом. А конфеты вкусные, с ликером. Но Виктор бы даже не заметил. У него таких тонны были. Яков тогда сказал, что Мила бы сама не додумалась. Точно Плисецкий во всём виноват. А ведь идея была её. Отабек тоже остановился, пожал плечами. - Он думает, что ты меня отвлекаешь. - Чего это он так думает? - Знает, что мы проводим вместе много времени. И ему кажется, что это отвлекает меня от тренировок. - А откуда он знает? - Юра, наши совместные фото в Инстаграме, Фейсбуке и Твиттере. А после того, как Пхичит завел видеоблог, мы периодически попадаем ещё и на Ютуб. Мой тренер знает, что такое теги. Кругом сплошной компромат. Юра фыркнул и пихнул ногой дверь. На улице было холодно и почти темно – утренняя тренировка, а ощущение, будто вечерняя. Питерская зима и ранние подъемы – это класс. После того, как наступила настоящая зима со льдом и снегом, Отабек отказался водить и вернул мотоцикл. Домой они добирались своим ходом. - И что плохого в нашем общении? - Юре почему-то было обидно, что тренер Отабека о нём такого невысокого мнения. - Ничего плохого. Просто я ни с кем раньше не проводил столько времени, - спокойно продолжал Отабек. – Ты разве стал хуже тренироваться? – Оскорбленное самолюбие никак не хотело униматься. Чего это о нём так. - Не стал. Ему просто кажется. Не думай об этом, хорошо? - Угу, - Юра зарылся поглубже в шарф. Но не думать не мог. Кажется. Кажется ему. Кажется, что это общение до добра не доведет? Это Юра впервые попадал в категорию нежелательных друзей. Хотя в категорию каких-либо друзей он тоже попадал впервые. И что опять не так. Опять Плисецкий кому-то должен. Хотя, может, и прав тренер. Вот проиграл Отабек на отборочном, а мог бы и не проиграть. Юра думал о том, что не стоило тогда вообще с Отабеком говорить в плохом настроении. Может, он из-за этого расстроился и растерялся. На следующий день ведь приехал. Приехал. Видишь только то, что хочешь. Догадка осенила Юру так резко, будто свалилась на него откуда-то сверху, вместе с густым снегом, валящим с неба. Он даже остановился. - Что-то не так? – Отабек смотрел с подозрением. - Не, - Юра пошел быстрее, ему не терпелось добраться до дома. Он должен проверить. Не может быть. Нихуя не может этого быть. Отабек бы никогда. Он бы ни за что. Первое, что Юра сделал, добравшись домой - выпрыгнул из куртки и ботинок, забился в самый дальний угол кровати, включил ноутбук и воткнул наушники в уши. Отабек был на кухне, в этом Юра тоже предварительно убедился. Ну, нет, не может быть. Он нашел в просмотренных видео прокат Отабека. Франция, Марсель. Отборочный, всё, как обычно. Катает, правда, не как обычно. Вяло. Скучно. Прыжок двойной. Почему двойной? Тут можно тройной как минимум. Юра сравнивал запись с тем, что он видел сам лично в «Ледовом» на российском этапе. И одно с другим никак не сходилось. Так мог бы кататься Отабек когда-то очень давно, но точно не тот, кого он знал теперь. Это вообще не то. Не так. Он не ошибается, но и будто не старается совершенно. Как можно было не заметить это в первый раз? Юра понимал как – он был слишком озабочен своими проблемами в тот вечер. Смотрел, злился, но не думал, не сравнивал. И рад был, как дебил, когда Отабек приехал. Вообще башкой не пользовался по назначению. А понял только теперь. - Нихуя… Нет, - пробормотал он ещё раз, всё ещё не желая верить. В комнату вошел Отабек. Юра выдернул из ушей наушники. - Ты чай без сахара будешь? А то у нас кончился, нужно в магазин сходить. Юра молчал. Молчал и думал. И уже почти верил. И не узнал свой голос, когда заговорил – слишком низко и зло тот прозвучал. - Ты слился с Гран-при. Отабек тоже помолчал. Прислонился к дверному косяку. Посмотрел сначала в пол, потом на Юру. И только затем сказал: - Да. В ту же секунду Юру подорвало с кровати. В нем закипала такая злость, какой даже Виктор не заслуживал. И он не был уверен, что никто не пострадает. - Да ты крышей двинулся?! - Нет, - серьезно ответил Отабек. - Что за херня вообще?! Значит, вышел на лед, решил – ну нахуй всё, скучно – и откатал на отъебись?! Или это у тебя просто настроения не было? А почему бы не взять и не слить Гран-при к херам? Так всё было?! - Нет, не так, - Отабека, казалось, ничем не проймешь. Он сохранял абсолютное спокойствие, что раздражало только ещё больше. – Юра, успокойся. Это всего один Гран-при. Не первый и не последний. Но Юра не мог и не хотел успокаиваться. Это было слишком. Это было совсем ненормально, совсем странно. Тупо. Невероятно. Он уже перешел на крик и не мог остановиться. - Всего один?! Блять, да ты нормальный? Как можно слиться с Гран-при по собственному желанию. Нахера ты это сделал? Нахера?! - Здесь у меня были дела важнее, чем там, - Отабек продолжал говорить всё так же спокойно, будто на него и не орали. - Какие ещё на… - Ты. Чем спокойнее ему отвечали, тем больше Юре хотелось убивать. Но этот ответ застал его врасплох. Воспользовавшись этим ступором, Отабек продолжал: - Я знал, что тебе трудно. Думал – наладится, но каждый день становилось только хуже. Тренировки эти, Никифоров… Поэтому решил, что здесь могу сделать больше, чем там. Я никогда ещё тебя таким не слышал. Последнюю фразу он добавил так тихо, что Юра едва расслышал её за грохотом сердца, бьющегося где-то в ушах. Нет. Нахуй так жить. Нахуй всё. - И принял гениальное решение – слиться?! – Юра бродил по комнате вперед и назад, он уже не мог стоять на одном месте. – И ведь спрашивал, бля, спрашивал… Я же сказал – не надо оставаться! Не нужна мне твоя помощь, я не слабак какой… - Это было моё решение. Иногда помощь нужна даже самым сильным. Это уже чересчур. Юра подскочил к Отабеку. - А у меня ты, блять, спросил?! Надо оно мне или нет?! - А ты бы сказал? Отабек повысил голос, едва заметно, но этого хватило, чтобы Юра вздрогнул. В тоне прорезалась опасная сталь. Юра слышал эти интонации у него всего пару раз и никогда ещё это не относилось к нему самому. Сказал – не сказал. Какая разница. Ну, какая разница. - Проебать Гран-при из-за чего?! Из-за меня? Да ты понимаешь, что ты мог выиграть?! Злость уже расплескивалась через край. Юру била дрожь, он кричал, кричал так, словно его не слышат. Просто не понимал, как можно поступить так глупо. Как можно соврать. - Я видел твою программу, ты охуенно катал! Как ты мог вообще, придурок?! Как?! У тебя был реальный шанс взять золото! - Да ты мне дороже золота! Юра замер и замолчал, удивление на какое-то время перекрыло злость. Отабек шумно выдохнул, словно успокаиваясь. Опустил взгляд, потер глаза, и только потом продолжил. - Я сидел в этой Франции и не знал, что сделать, чтобы тебе помочь. А лучше не становилось. И если бы я вышел в финал, то мы бы не встретились ещё очень долго. Тренер бы не отпустил просто так. Это была единственная возможность. И я ею воспользовался. Юра сжал руки в кулаки. Он смотрел на дверной косяк, потому что смотреть на Отабека не мог. - И ты соврал тренеру. И мне. - Ни единым словом, - в голосе Отабека снова была уверенность. – Я действительно больше не мог сосредоточиться, мне нужно было уехать. Тебе я не сказал только причину, не хотел, чтобы ты переживал. Юра… Я понимаю твою злость и заслуживаю всего, что ты говоришь. Но я не мог поступить иначе. И не спросил ведь. Юра злился теперь и на себя. Он ни разу не спросил – с чего Отабеку дали такой отпуск? Не заметил в первый раз. Не пересмотрел прокат. Не поднимал тему проигрыша. Проиграл – хреново, надо в следующий раз победить. Чтобы не переживал. Зато теперь никто не переживает. Все спокойны. - Не договорил, значит, - Юра сделал вдох. Злость ещё кипела внутри, но теперь она перешла на какую-то новую стадию. Не хотелось орать. Не хотелось быть тут. Не хотелось ничего. - Юр… Отабек потянулся к нему, то ли пытаясь взять за плечо, то ли схватить за руку, но Юра оказался быстрее. Дернулся, шарахнулся в сторону, зарычал. - Не трогай – убью! - Хорошо, не буду, - Отабек замер, убрал руки. – Только успокойся. - Не смей мне говорить «успокойся»! Не хочу это слышать от тебя! Мысли в голове путались, Юра не знал, что ему делать. Зато он точно знал, что сейчас больше не хочет видеть Отабека. Нет сил на него смотреть. Знать вот это вот всё и говорить с ним. Какого хуя. Он поискал взглядом рюкзак, который бросил на полу – подскочил, схватил, сгреб со стола телефон. - Ну, и куда ты собрался? Теперь голос Отабека был тихим и мягким. В другой ситуации Юра бы сразу понял, что тот расстроен. Даже если бы молчал, даже если бы просто вот так смотрел. Но сейчас ему было плевать. - От тебя подальше! - Тогда я уйду. Это твоя квартира. - Вот и вали, если хочешь! Юра выскочил в коридор, накинул куртку. Отабек оказался возле него мгновенно – схватил за плечи, встряхнул, словно пытаясь заставить прийти в себя. - Юр, прекрати! Прости, что не сказал, но я не мог иначе, правда. Тебе и так было трудно. Замер всего на миг и тут же растерялся – Юра заглянул в глаза Отабека и впервые увидел там то, что не видел никогда раньше – страх. Да он же боится. Боится ответа. Но обида оказалась сильнее - раньше думать надо было. - Зато теперь легко! Отвали! Выскользнуть из рук Отабека было трудно – но Юра смог. Отскочил, снова увеличивая расстояние между ними. Каждую секунду пребывания рядом с Отабеком ему казалось, что злость всё больше переходит в досаду и боль, засевшую где-то в висках. Его накрывало шквалом эмоций, справиться с которыми, казалось, невозможно. К горлу подступал комок, в груди ныло. Ярость и обида на Отабека. Злость на самого себя за то, что думал только о том, о чем хотел. И скользкий холод, ползущий по коже от того, сколько страха в глазах Отабека. Боится. Но нельзя так просто выставлять его идиотом, который не может сам справиться. Нельзя так просто брать и сливать Гран-при. Нельзя считать, что кто-то тут слишком слабак, чтобы знать правду. - Хочешь, чтобы я ушел? Хорошо. Только вещи соберу. Страх в голосе перекрыла боль, и Юре показалось, что его сердце сжали в тиски. Отабек уже развернулся, чтобы идти за вещами, но Юра не мог терпеть это ни секунды. Он уже запрыгнул в ботинки, кое-как застегнул куртку, бросил рюкзак на плечо. Он не выбирал слов и даже не понимал, что говорит. За него говорила обида. - Ой, да как хочешь! Ключ вернешь на чемпионате! Можешь в почтовом ящике оставить. Или вообще в замке. Здесь всё равно брать нечего. Юра вылетел из квартиры, хлопнув дверью и не оглядываясь. Ноги сами несли его куда-то, он даже не разбирал дороги. В глазах щипало, мимо проезжали машины, кто-то сигналил ему, наверное, он загораживал проезд. Но всё бежал и бежал вперед. Он ещё никогда не чувствовал себя так мерзко. Хотелось бежать и не останавливаться, пока хватит сил. Отабек не просто не сказал ему всей правды, но ещё и Гран-при слил. И что из этого хуже – хуй поймешь. Он никого и ничего не хотел видеть. Было всего одно место, куда бы Юра пошел в таком случае. Туда, куда он бежал всегда, когда не знал, как поступить. Его тянуло домой. Туда, где был его настоящий дом. Где он никогда не был одинок. И тишина – мерная, мягкая – совсем не та, что звенящая тишина в квартире здесь, когда он один. Но ведь слишком далеко. Или нет? Билет на ближайший рейс Юра заказал ещё в метро, через приложение. До самого аэропорта он так и бежал изо всех сил, пока не оказался на месте. Ему казалось, будто если он выдохнется – станет лучше. Только на месте, увидев график, остановился и отдышался. У него был ещё час. Упал на ближайшее сиденье в терминале Пулково, как раз напротив экранов с расписанием рейсов. Несколько раз звонил Отабек. Он звонил и звонил, а Юра всё сбрасывал и сбрасывал. Говорить не мог, слушать тоже. Злость постепенно уходила, вместо неё пришла горечь. В итоге ему надоело сбрасывать, и он отправил Отабеку сообщение всего из трех слов. «Жив. Не трогай.» Только после этого звонки прекратились. Юра поискал, где зарядить телефон, воткнул провод и открыл какую-то игру. Игру он не видел и не замечал, прокручивая в голове ссору с Отабеком. Как можно было вот так поступить вообще. Взял и бросил всё. Ну, что бы ему сделалось. Подумаешь, Плисецкого на Гран-при не взяли. Подумаешь, жрать нормально не мог. Подумаешь, тренировки. Подумаешь, ничего не получалось. Выбрался бы как-нибудь. Сам. Всё сам. Игра начала раздражать. Юра закрыл её и открыл Инстаграм, поскроллил. Джей Джей со своей бабой в Токио на фоне достопримечательностей. Значит, этот мудозвон всё же прошел в финал. Пхичит с хомяками, Пхичит без хомяков. Виктор с Кацуки – приготовили вместе пирог с черникой и хвастаются им всему миру. Какая в жопу черника зимой. Сплошное ГМО. Сволочи. Все сволочи. Юра засунул телефон в карман. Выдохнул, походил туда-сюда, отмерив себе метра полтора свободного пространства – сколько позволял провод зарядки. Потом снова достал телефон. Номер Виктора прыгнул под пальцы сам, как-то неожиданно. Взял трубку не сразу, через несколько гудков. - Да, Юра? Голос был слишком легкомысленным, слишком веселым. Словно из другого мира. В мире Юры в тот миг шла жестокая и беспощадная бойня, он чувствовал себя опустошенным, злость рокотала где-то далеко, как прошедшая гроза. - Я пересмотрел французский этап. Он считал, что этого достаточно, чтобы понять. Юра не знал, зачем он позвонил. Растерянность и горечь – плохое сочетание. Он не знал, что делать. В трубке зашипело, словно Виктор вздохнул в динамик. Юру беспокоил только один вопрос, на который он мог получить ответ. Все другие наверняка остались бы без них. - Ты знал? - Догадывался. По крайней мере, он не пытался выебываться и шутить свои идиотские шутки. От этого Юре уже было чуть легче. - И не сказал. - Я не лез не в своё дело. Юра сжал зубы так, что челюсть свело. Конечно, сам сказал не лезть, сам и получил. Это какой-то гребанный заговор против него. Когда не надо – Никифоров пиздит, как последняя сволочь. А тут он решил промолчать. - Юр, где ты сейчас? Видимо, окружающий шум пробивался сквозь не самую лучшую связь. - В аэропорту. - Всё настолько плохо? – Виктор помолчал какое-то время. Потом серьезно добавил, - мне приехать за тобой? Побудешь у нас. - Придурок. Я к деду, - буркнул Юра, словно это всё объясняло. - К деду – это хорошо, это правильно,- согласился Виктор, даже не удивившись. – Юр, совет нужен? - Нет, - сказал так быстро, как только мог. Но кому это интересно. - А я всё равно скажу – не спеши ломать копья. Возможно, у него не было другого выбора. - Выбор был остаться и бороться до конца. Что-то не давало ему положить трубку. Юра рассматривал носки своих ботинок на сером блестящем полу. - А он и борется. Он борется. Просто, может, у вас приоритеты разные. Они меняются по жизни, это нормально. Всё ещё не нажал на отбой, хотя уже надо бы. И Виктор продолжал. - Люди делают глупости, Юра. Но это не значит, что они слабые или плохие, часто даже наоборот. Они отказываются от наград, к которым шли годами. Бросают всё и начинают выращивать капусту. Уходят из спорта и уезжают на край земли к человеку, которого видели два раза в жизни. И, представь себе, никогда потом не жалеют. - Ты – другое дело. Ты старый, и у тебя куча медалей. В динамике послышался смех. - Ты, правда, думаешь, что отсутствие медалей меня бы остановило? Вот теперь Юра положил трубку. Не мог больше это слушать. Он не думал. Он вообще об этом никогда не думал в таком смысле. Ему было плевать, потому что поступок казался на редкость глупым и несуразным. Но в стиле Виктора. Виктора, а не кого-то другого. Пора было идти на посадку. Юра выдернул зарядку и спрятал телефон в карман. В самолете он сидел у окна, натянув на голову капюшон и слушая музыку в наушниках, но даже не замечал, когда заканчивался один трек и начинался другой. Больше всего в тот миг он хотел домой, словно в своей старой московской квартире мог найти правильные ответы на все вопросы и спрятаться от всего на свете. Даже от того, что было в его душе. За окном проплывали серые облака и такое же серое небо. Они проплывали мимо него, не оставаясь в памяти. Мысленно Юра всё ещё был в своей маленькой питерской квартире. Всё ещё стоял на пороге. И слышал страх в словах Отабека.