То, что нравится.

Я люблю кофе. Бывают иногда такие дни, когда нет никакого желания находиться одному, нет никакого желания работать, нет желания пить в одиночестве. Чай, кофе, коньяк. Просто – не в одиночестве. Особенно когда твой любимый развлекается от души, строя очередную великосветскую тусовку, куда «милый мальчик Юри» опасается приходить, опасается большого количества людей. Среди которых могут быть те, кто узнает в лицо. Раньше, чем необходимо. Я соглашаюсь с Виктором, что это пока неразумно. Я остаюсь дома. Я верчу в руках мобильный, улыбаюсь своему отражению и набираю смс. «Если ты не занят, приезжай ко мне. Юри». Я готов много сейчас заплатить за возможность увидеть его лицо, когда он прочитает текст. Очень артистичный, когда хочет того. Невозмутимый, серьезный, немного угрюмый – во всех остальных случаях. Телефон вздрагивает от вибрации. «Насколько срочно?» Я прикуриваю и улыбаюсь своему отражению. Бывают дни, когда я забываю про свое же правило «не курить в квартире». «Совсем не срочно. Приезжай, если ты не занят». Телефон молчит дольше двух минут. Мне безумно интересно, что он сейчас делает. «Я закончу тренировку. Через сорок пять минут». Интересно, как он запишет мой номер? Интересно, он сделает это сразу, или – закончит тренировку? Сигарета перестает приносить удовольствие. Тушу о стену, рассматриваю высокие бокалы для вина с черной ножкой на краю стола. Виктор, я же просил убрать. Виктор лентяй. «Купи мороженое». Я люблю кофе. Шоколад. Мороженое. Острый и крепкий табак. Виктора. Виктор сейчас развлекается без меня. Я буду развлекаться без него. Но, возможно, оставлю ему немного лакомства. «Какое?» «Пломбир. Большой-большой брикет». В том, как на стол в кухне кладут килограммовую пачку пломбира, есть что-то такое обыденное, что-то, от чего ноет в груди чуть выше солнечного сплетения. Только там точно не сердце. Действительно, «большая-большая упаковка». И шоколадка сверху. Кофейная. Так, как нравится мне. И Виктору. - Будем пить кофе с кофейной шоколадкой? – улыбаюсь я. - Как захотите, Юри. - Будем пить кофе с мороженым. Любишь? Снайпер пожимает плечами. Кажется, он считает, что я позвал его не просто так. Я показываю ему на стул и отхожу к плите. Мне нравится процесс варки кофе. Мне нравится слушать, как закипает вода. Нравится перебирать жесткие темные прядки. Георгий сидит, не поднимая головы, но и не отворачивается от меня. - Я позвал тебя, чтобы просто провести с тобой время. - Понятно. Я наклоняюсь и целую его в макушку. Возвращаю то, что он сделал на приеме – «для образа», как я ему тогда сказал. Мне нравится, что он не вздрагивает и не старается уклониться. Я хочу понять, почему он так кривится, когда взаимодействует с Виктором. Я любопытен. Факт. Я просил Виктора убрать бокалы. Виктор – лентяй, Виктор, конечно же, не убрал. Я распаковываю пломбир и сдвигаю бокалы ближе к центру стола. Такая у меня фантазия. - Стекло может лопнуть от кипятка. - Не волнуйся. Жаропрочный графин – именно для таких моих фантазий. Или для капризов Виктора, желающего смотреть, как распускается в красивый цветок чайный шарик. Я все хочу сфотографировать две заинтересованные мордахи около моего графина – Виктора и его пса. Виктор только язык от любопытства не высовывает. А ведь взрослый уже человек… - Пойдем в зал, - говорю я, вручая киллеру бокалы для вина, наполненные кофе и растаявшим пломбиром. Горячо, но стекло выдержит. Вы давно пили кофе из бокалов для вина? Мы сейчас будем. Иногда у меня странные фантазии. Не страннее, чем все эти русские вокруг меня. Не страннее, чем Виктор. У Виктора иногда бывают ошеломительно гениальные идеи. Среди всего остального, конечно. Например, электрокамин. Например, эти бокалы, которые он принес с какой-то распродажи и сказал, что сегодня мы ужинаем при свечах. Повод? Зачем повод? Ах, да, он бокалы купил. А вино забыл. И мы пили коньяк. Из бокалов для вина. Вот так мы и живем. Мне нравится, что у Георгия ровный пульс, что у него не сбивается дыхание, что он не ищет взглядом, за что зацепиться. Он сидит напротив меня и ждет, пока мне надоест. А мне очень нравится гладить его по плечам, по ключицам, по шее, задевать край футболки, задевать ремни сбруи. - Снять? - Не надо, - усмехаюсь я и отпиваю. Мороженое с запахом крепкого кофе. Кофе с пенкой от мороженого. Бокал, в котором подают вино. Человек, который по моему приказу заберет чью угодно жизнь. - Два километра – для тебя действительно не проблема? - Действительно. Ему двадцать. Всего. Лучше, чем армия. Опаснее. Армию можно остановить. Как остановить того, о чьем существовании можно только догадываться? - Я правильно понимаю, что вы проверяли?.. Снайпер прикрывает глаза. То ли ему нравится, как я к нему прикасаюсь, то ли вспоминает. Второе вероятнее, учитывая, как подрагивают веки. - Конечно. - Расскажи, - прошу я. - С полутора разбивал бокал с вином… как этот, примерно… - слегка качает головой Георгий, указывая на предмет разговора. А я пью. Наверное, это очень красиво – осколки и вино, взрывающиеся от попадания с такого расстояния… - Виктор держал, я стрелял. Я убью этого идиота. Платинового. Улыбчивого. Любимого. - А с двух? - Виктор хотел подержать. Я отказался. - Значит, не проверяли? - Он поставил на подоконник. - А максимальное расстояние, с которого ты попал бы? Георгий хмурится, открывает глаза, смотри на меня пристально. Пытается понять, к чему я расспрашиваю. А мне всего лишь любопытно. - Мировой рекорд прицельной стрельбы – больше, чем три тысячи восемьсот, с пристрелкой на семнадцать выстрелов, - информирует он меня. Я пытаюсь не подавиться. – Два двести вытяну. Больше – не уверен. Пока не уверен, - уточняет снайпер так серьезно, что я начинаю плыть. Что ж, у каждого свои идеалы мирового господства… Ключ в замке щелкает дважды и еще пару раз скребется, словно его с трудом пытаются вынуть. Виктор опять расцарапает весь замок, что с него взять… - Думает, что пришел тихо, - сообщаю я мгновенно подобравшемуся снайперу. – Виктор. Можем поспорить, что опять весь в пакетах, как новогодняя елочка. - Новогодняя елка – в игрушках. - А наша платиновая – в пакетах. Шопоголик… - ворчу я, торопливо вытаскивая поближе к камину бутылку с коньяком и укладываясь к снайперу на колени. – Поделом ему. Я вроде как сплю. У Георгия брови ползут вверх, но он кивает. - Понятно. Всем бы так. Особенно некоторым платиновым. В коридоре что-то глухо падает, потом шуршит, долго шуршит, потом снова падает. Виктор жалобно и болезненно ойкает, шуршание ползет мимо открытой двери зала, в котором мы и расположились. Крадется. Я поворачиваю голову и ухмыляюсь в руку снайперу. Шуршание предполагаемо останавливается напротив. У Виктора, пожалуй, сейчас смешно и недоуменно приоткрыт рот, и чертенята в глазах. - Ух ты, Юрчики… - оправдывает он мои ожидания восхищенным шепотом. Крадется ближе и нависает надо мной. Хорошо, что можно ухмыляться в ладонь Георгию. – Юри, Юри. - Он спит. Боже, храни короля. В смысле – храни этого снайпера. Он мне подыгрывает. Держись, любимый. - О… и давно? Кажется, Георгий пожимает плечами, а Виктор оглядывается. Да, да. Бокалы, коньяк. Мой красавец шуршит шоколадкой, удовлетворенно урчит. Виктор, в холодильнике еще половина брикета мороженого. Но я тебе об этом не скажу. - И много пили, Юр? - Не очень. Виктор сопит и пытается пощекотать мне бок. Нет-нет, у меня иммунитет и долгие годы тренировки. Но потянуться и помурлыкать я могу. - Ух ты, как его развезло… - восхищается Виктор и возится, усаживаясь рядом. – Это тебя споить – миссия невыполнима, да, Юр? Надо же, какие интересные подробности. Кстати, а зачем мне футболку та-ак задирать? Виктор, ты извращенец. С кем я живу, а?.. Да ладно, мне тоже весело. Я сплю, сплю. Вот. Даже не чувствую, как ты с меня джинсы стягиваешь. Вместе с бельем. Я замерзну, ау, платиновый мой!.. Как мне удается не смеяться – вопросы к выдержке и чудесам иммунитета. Как на все это умудряется не реагировать Георгий… понятия не имею. Виктор, а ты руки-то мыл, прежде чем меня трогать? Нет-нет, смеяться мне все еще нельзя. Но, черт, это так приятно. Слишком приятно. Наверное, у Виктора сейчас восхищенный и жадный взгляд. И он очень старается меня не разбудить. Плохо старается. Я вполне себе искренне ахаю и вздрагиваю. Дорогой мой, если ты собрался насиловать спящего, лубрикант в ладошке после улицы греть полагается!... Ну держись, любимый. - Ммм… Крис?.. Ох ты, как обиженно умеет сопеть Виктор. Причем молча! Еще бы, главного соперника в такой ситуации помянуть… Кристоф – это у нас концентрация эротического подтекста в радиусе километра-двух от себя, Виктору и не снилось. Виктора к Кристофу (или Кристофа к Виктору) нельзя подпускать ближе, чем на три метра, дольше, чем на три минуты. Кристоф у нас честно считает меня «милахой» и ухаживает со всеми атрибутами в виде роз и плюшевых мишек. Мне нравится, Виктор бесится. - Какой я тебе Крис… ну гад… на моё руки распускает… Это так мило, что я решаю поощрить изревновавшегося Виктора. Слегка потягиваюсь, сжимая бедра. - Ммм, Крис, не надо. У меня Виктор есть. «Оскара» этому сопению на грани восторга. Я все ж приоткрываю глаза, стараюсь выглядеть сонно и нетрезво. Виктор выглядит безумно довольным. Как там он обещал? Теперь моя очередь?.. Наслаждайся. Я разрешаю. Он наслаждается. Точнее, заставляет меня. А я, как уже было сказано, я разрешаю. Себе, ему. Ему, себе. Его пальцам во мне. Никуда не торопись, Виктор. Видишь, я пьян? Тебе редко удается видеть меня таким?.. Наслаждайся. Он и наслаждается. Я плыву. Прикрываю глаза, уже не играя. Выдыхаю от каждого движения, тут же жадно глотая воздух, пока он позволяет. Виктор слишком хорошо меня знает, слишком уж успешно выучил все, что мне нравится. Знает, что я душу готов продать за неторопливый ритм. Дольше, дольше, глубже, только не ускоряя, пожалуйста. Откидываю голову, насколько могу. Прижимаю к жесткой ткани щеку. Машинально провожу языком по пальцам того, кто придерживает мне голову. Приятно. Я люблю кофе, от кожи пахнет кофе. И порохом. Черт же, снайпер Виктора!.. Виктор что-то ехидно спрашивает. Думает, это я от его действий так вскинулся. Льсти себе. Льсти. Но да, повтори это еще раз, это прекрасно. До хруста в позвоночнике, я не против так прогнуться. Упасть мне не дадут. Мне нравится запах кофе, запах пороха и гари, нравится, что Георгий не убирает руку. Виктор невнятно ругается, шарит по карманам. Ну, скажи еще, что забыл купить презервативы, любимый. Вставай, иди в спальню, там лежат, я слежу за стратегическим запасом. Нет? Есть?... Черт, черт, хорошо-то как. Лучше, чем хорошо. Единственное, что мне не нравится – так это то, насколько напряжен мой тезка. Согласен, ситуация не из рядовых, если я зубы сожму – пальцы на правой руке не откушу, конечно, но работать он не сможет… и все равно не убирает руку. Эй. Виктор все-таки не насильник, да и я не кусаюсь. Слышишь? Точнее, чувствуешь? Я вообще не кусаюсь. Если настроения нет. А если настроение есть – Виктор сам виноват и водолазка у него с высоким горлом в шкафу на третьей полке. Мне нравится, что Виктор так старательно сдерживается. Нравится чувствовать его в себе. Нравится видеть, как он жадно облизывается – и в два неторопливых толчка подается вперед. Дальше уже просто – нравится… Кстати. Я бы не отказался от возможности побыть и с твоим снайпером тоже, Виктор. Видимо, Виктор слишком хорошо меня знает – смотрит мне в глаза, останавливается, отстраняется. Честное слово, мстит. За все хорошее мстит. Я и не против. Не смотрю в глаза киллеру, и так знаю, что не против. Потому что опираюсь на его колени, потому что вижу его руку перед собой. И он не напряжен. Хотя, может, снова кривится в той досадливой гримасе… это неважно. - Подожди, Виктор, - коротко выдыхаю я, дотягиваясь до молнии на брюках Георгия. Меня ожидаемо пытаются отстранить. Не оттолкнуть. Это мне нравится. – Эй, что говорит тебе Виктор, чтобы ты успокоился? «Все отлично»? Мне хочется так сделать. Для собственного удовольствия тоже. Давление на плечах исчезает. Я не буду тебя заставлять слишком явно, но буду весьма настойчив. И при этом ты должен доверять мне. Мне нравятся такие сложные задачи, имеющие решение только с многоходовкой. Все отлично. Сверху, снизу – глупостей каких понапридумывали. По крайней мере, «семе» и «уке» отражают конкретное положение вещей. Остальное, как это модно говорить, - фансервис. Мне много что нравится. Кофе, танго, Виктор. Виктору тоже много что нравится. Шоколад, свитера со смешными рисунками, я. О, еще Маккачин – это его кудрявый и добродушный пес. А мне вот еще нравятся мужчины, такие, как Георгий. В том плане, что есть два типа мужчин. У первых в невозбужденном состоянии вид невпечатляющий, а с притоком крови все становится отлично. И на вид, и на тактильный контакт. Виктор такой. Поэтому и одевался в подростковом возрасте так, что окружающие ставки делали – мальчик или девочка… У вторых и в спокойном состоянии «все отлично». И не сильно изменяется. Вот это мне и нравится. Не нравится, что завтра будет саднить колени. Что Виктор, как бы не старался, двигается все же чуть быстрее, чем в начале. Но от осознания того, как он старается, от того, как внутри все заполнено – им, от всего этого – я легко могу пренебречь всем, что не нравится. - Юри, подождите, я бы не хотел… Интересно, кто-нибудь когда-нибудь Георгию говорил, что ему вообще противопоказано рот открывать и что-то говорить? Сводит от одних интонаций, не то, что от тона. - Все отлично, - на мгновение отстраняюсь я, усмехаясь. С отзывчивыми приятно. Со сдержанными и отзывчивыми одновременно – вообще восхитительно. Провожу кончиком языка по головке – солоно, влажно. Георгий давится тем, что хотел сказать. Вот и молчи. Молчи-молчи. Он ведь и молчит. Не прикусывает губы, не сжимает пальцы в кулак. Как себя контролирует, интересно? Я утираюсь рукавом своей рубашки, стягиваю рукав ниже, вытирая и его. Я-то дома, мне есть во что переодеться. - Юри, простите, вы же испачкались… - Лучше поблагодари, - смеюсь я. Виктор восторженно выдыхает. Ему нравится, когда я смеюсь. Говорит, совершенно непередаваемые ощущения. Я отчасти согласен. Я даже согласен с тем, что Виктор сбивается с медленного ритма и двигается во мне размашисто и рвано. Так, как не очень нравится мне, но крайне нравится ему. Заглядываю в синие глаза, поблескивающие отражением искусственного огня в камине. Сводит снова – ох, какой растерянный. Надо подсказать, как поблагодарить, а? Ведь снова руки целовать станет. Безумно приятно, но не соответствует ситуации… - Скажи – «спасибо», - подсказываю я на ухо снайперу. - Спасибо. - Еще раз… - Спасибо. - По имени… - Спасибо, Юри. Меня накрывает. Мягкой оглушающей волной. Кофе с шоколадом. Кофе с пломбиром. Необычно и вкусно настолько, насколько вообще невообразимо заманчиво было пить кофе из винного бокала. - Я ведь говорил тебе: "теперь твоя очередь", - тянется ко мне Виктор, поддевает носом влажные темные прядки на виске. Это я тоже считаю очень милым. - Надеюсь, ты доволен. - Ммм… не чувствуешь? Еще как чувствую. Все это время чувствовал. Завтра утром тоже будет… напоминание в виде дозы дискомфорта. Я ухмыляюсь и облизываюсь. Мне нравится, как мое платиновое сокровище сцеловывает с моих губ остатки чужой спермы. - Юри, Юри. - Хм? - Сколько все же вы выпили, Юрчики? – любопытничает Виктор. Я прикрываю один глаз и укладываюсь поудобнее. Поразительно, как легко и быстро Георгий начинает выглядеть так, словно ни в чем не участвовал. - Мы пили кофе, Виктор. И ни капли коньяка. Вот тебе повод для обиженного возмущения, любимый. Люблю: кофе, пломбир, танго, качественный секс, Виктора. И сочетать, конечно же.