Шепот стен

      Темнота, это все, что было во круг, внутри и в мыслях. А потом она ушла, на ее место взгромоздилась боль, жизнь и неведение. Сознание Леши медленно возвращалось, он смог различить какой-то шум, ругань. А потом его швырнуло на твердую поверхность. Чувство, что у тебя переломаны все кости, вернуло его в реальность. Все стихло, и только старая и очень тусклая лампочка раскачивалась под потолком.       Кажется, он снова вырубился, и очнулся, чувствуя руки на своем теле. Его ощупывали: Ну нет, оружия он при себе не имел, о чем давно уже жалел.       Голова все еще болела, и соображал он туго. Настолько, что не сразу понял, что руки его связанны.       Он в логове того ублюдка, а значит проснулся Леша вовремя, как раз ко времени, когда его начнут резать.       Нож блеснул под светом тусклой почти ничего не освещавшей лампочки. Он с шумом втянул воздух, готовясь к тому, к чему не возможно быть готовым. Нож пролетел у его головы и вонзился в двадцати сантиметрах от лица. Казалось бы, бессмысленно, но лезвие прошло сквозь его рукава и застряло в поверхность того, на чем он лежал.       Он подергал руками в надежде освободиться, но рукава его любимой куртки были прочнее кожи.       Он не хотел испытывать страх, но его разум затуманивался от осознания своей беспомощности, его мутило. Он злился, нет, он был в ярости.       Со всей дури Леша снова дернул руки. Ткань натянулась и громко треснула, но не порвалась. До рукояти не дотянуться, да и какую силу нужно иметь, чтобы вытащить нож из металла. Но он продолжал ранить руки, не в силах что-либо сделать, дергаясь всем телом.       Рядом послышался смех, Леша резко повернулся к звуку. Над ним стоял силуэт мужчины в плаще, это был не тот же самый, что пытался убить его в тюрьме.       - Кто ты?       Мужчина не ответил, шляпа на голове скрывала его лицо, но парню казалось, что тот довольно ухмыляется.       - Теперь ты мой, - произнес с хрипотцой, но молодой голос.       Его руки проникли под одежду Леши. Холодные пальцы коснулись горячего тела, будто ледышки положили на живот.       - Ты чего творишь, ублюдок, - взревел Леша, вздрогнув от прикосновения. В возмущении парень пнул его в живот.       Мужчина отлетел на добрых полтора метра, не удержавшись на ногах, и начал падать. И тут в секунду оказался возле него.       - Что ты такое? Агрх… - монстр стальной хваткой схватил бедро парня и резко долбанул о столешницу. Леша почувствовал, как его связки натянулись, готовые порваться.       - А ты еще не понял? Мы проклятые черные души… - он огладил бедро парня, снова направляясь к телу. – Живой. Настоящая кровь бежит по этим венам, - в его голосе звучала зависть и жесткость. Он сжал пальцы, проведя по животу парня отросшими сломанными ногтями. – Хочу.       - Тогда сожри мое сердце, мразь, - взревел Леша снова попытавшись пнуть противника.       Его ногу схватили выше колена с такой силой, что казалось пальцы проткнут его до кости. Леша застонал сквозь сжатые зубы.       С него начали снимать штаны, еще когда звякнул тяжелый ремень, он понял, что ему конец. Голова болела так, что он в каждую минуту мог потерять сознание. Все тело ломило, силы ему не принадлежали. Леша продолжал яростно биться, что приносило ему боль, очищающую сознание боль.       Ногу вновь резко потянули в сторону, заставив его кричать. Он уже слабо подергивался, еле сдерживая мат, когда нападающий потянул его на себя. Мысли остановились, когда между ягодиц что-то протолкнулось. Боль обожгла его снизу, а потом и в сознании.       Грубые толчки разрывали его изнутри. Он не хотел принимать действительность. Это не могло происходить только не с ним. Леша продолжил брыкаться и биться в агонии где-то внутри себя, это было унизительно, будто с него содрали кожу, оголив его самое отвратительное нутро и выставили на смотрение ликующих. Почему это происходит здесь. В ушах пищало, во рту появился горький привкус, нос будто заложило, он не мог нормально вздохнуть.       Леша медленно терял сознание, последнее исчезло осязание, он все чувствовал прохладные руки на своем теле и свое унижение кожей.       Последняя мысль, что исчезла, как последний огонек спички в полной темноте:       «Лучше бы я умер. Почему я не умер?» ***       По изменчивым коридорам, жутко напоминавшим лабиринт, Паша бежал словно сумасшедший, не разбирая дороги, он натыкался на мусор и двери. Его голова раздваивалась, расстраивалась, и сознание отделялось от мечущегося тела. Страх, что заставлял его ноги бежать, было не единственным, что наполняло его в этот момент.       Жить!       Он как никогда хотел жить. Предназначение парня, его мечты – все было столь весомым, столь реально осуществимым, что его окрыляло.       Слезы текли по его лицу, капая с подбородка и стекая по шее, делали ее соленной.       Он никогда в жизни не любил жизнь так, как сейчас. Ему казалось, он может сделать все, что ему придет в голову, любая цель достижима. Он не знал, что хотел, но хотел этого неистово. Словно мог без этого задохнуться.       После ухода Марины, Андрей все не мог собраться с мыслями. Он не сразу вспомнил об Оле, что все сидела на грязном полу в темном углу и смотрела в пустоту. Он боялся, что не может ей помочь. Теперь он не был уверен, сможет он хоть кому-то помочь. Слова Марины отдавались эхом в его пустой без мыслей голове. Он не находил себе места, подвешенное состояние почти злило его, он подошел к стене и ударил ее кулаком. Хотел ударить снова, но вместо этого прижался лбом. И все же сейчас не время, чтобы жалеть себя.       Нужно было выбираться. Он уцепился за эту почти потухшую идею, сделав ее центром своего мироздания. Иначе его сломает, переломит не как бревно, а как тонкий сухой сук.       Он вновь вспомнил об Оле, теперь решительно потревожив ее. Он просто встряхнул ее и поднял на ноги. Собирался дать пощечину, но этого не понадобилось. Андрей сказал: «Нам нужно выбираться отсюда», и она пошла за ним, одурманенная его мнимой решимостью.       Андрей открыл дверь в прилегающую комнату, где находилась Марина. Он не знал, как ее успокоить, и из-за этого переживал. Она была эмоциональная и ранимая, хотя до знакомства с ней он думал, что такая девушка вьет веревки из окружающий, но оказалось, это было всего лишь ее желание помочь всем, кому могла.       Он не сразу заметил ее у дальней стены среди столов, сгорбленную, стоящую к нему спиной.       - Марина.       Она вздрогнула, ее лопатки выпирали так сильно, что становилось больно смотреть на нее. Когда она стала такой худой?       - Ты пришел, - сказала Марина не своим голосом. – Мне вдруг стало так одиноко, но ты пришел.       Ему захотелось обнять ее, поцеловать, просто утопив ее боль, что источали ее голос и спина.       - Я сделала это, - он остановился. – Теперь… теперь ничего не мешает тебе любить меня как и прежде.       Он не понимал, о чем она говорит, неужели у нее помутнел рассудок за те несколько минут, что она здесь провела? Она начала поворачиваться. Его сердце кольнуло – ее лицо было несчастным. Она сложила руки на животе, словно обнимая его.       - Я убила его. Убила, - теперь она улыбалась, так мечтательно, но все еще с толикой грусти, на ее щеках застыли дорожки слез. Это была Марина, но при этом не она. Ее взгляд смотрел на Андрея, но как-то сквозь него, словно видела в нем кого-то другого, к кому обращалась. – Теперь мы снова будем вместе.       Было темно, никто не зажигал фонаря. Оля, находившаяся, почти в прострации, мерно оглядывала Марину. Что-то ее смущало, но ее мозг не хотел включаться. И тут она заметила разводы на тунике подруги, если она могла ее так назвать, ведь за время путешествия, как девушки они не плохо общались.       Пятна казались черные в темноте. И тогда Оля закричала. Оцепенение, что охватило и не отпускало ее всю жизнь, спало. Она кричала, наконец-то.       Марина отняла руки от живота и протянула их Андрею. Ее лицо выражало искреннюю всепоглощающую любовь.       Из ее живота торчали больше ножниц. И тут, и там видны проколы, будто она неистово протыкала себя этими самыми ножницами.       Крик Оли звенел в ушах.       Марина шагнула, ее ноги подгибались. Она пошатнулась несколько раз и упала. Андрей, покинув оцепенение, подлетел к ней, пытаясь поймать. Он упал на колени, сгребая обездвиженную Марину. Она все еще смотрела на него теми любящими глазами, а потом они закатились. Она обмякла в его руках.       Призрак медсестры, что умерла здесь, обезумев от расставания, покинул ее тело.       Андрей наклонился к ее губам – она не дышала, схватил руку – пульса не было, ее кожа была такой прохладной. Оля больше не кричала, она просто дрожала, стоя за его спиной.       Андрей нервно обнял Марину, его дыхание прервало будто кашлем, еще и еще, он содрогался от рыданий. Его сильные руки сжимали ее тело, уже почти окоченевшее. Он не понимал, не мог никак понять, как? Как такое могло произойти? Он сидел так, пока его тело содрогалось. Потом он просто больше не мог плакать.       - Уходи, - его голос скрипнул, как старая половица. – Иди и найди парней, они выведут тебя отсюда.       Оля хотела возразить или успокоить его, но забыла, что хотела, как только мысль пришла? Она была беспомощна. И не могла ничего сделать. Ее опять начало тошнить, она пошатываясь, как пьяная вышла из комнаты, оставив Андрея на краю потери рассудка, сжимающего мертвую девушку.