Тонкая нить.

Смерть – стоит того, чтобы жить. А любовь – стоит того, чтобы ждать. В. Цой Яркие зеленые полубезумные глаза мальчишки, желающего уничтожить всех титанов. Глаза, в которые можно смотреть вечность…       Леви обнаружил себя лежащим посреди коридора на полу. Бросив быстрый взгляд на красивые белые часы сбоку от входной двери, мужчина подсчитал, что пролежал так двадцать минут.       Поднявшись и прислонившись спиной к стене в полной тишине, он снял ботинки и аккуратно поставил на полку для обуви. Уже в гостиной Ривай лег на диван и уставился ничего не видящим взглядом в потолок.       Хорошо, что это случилось уже после того, как он отвез Кенни домой к Ханджи. С первого момента, как он узнал о своей болезни, внутри зародилось странное горькое чувство, которое он никак не мог определить и не представлял, как с ним бороться. С сыном он старался вести себя, как обычно, ничем не выдавая своего подавленного состояния. Так же старался вести себя с Ханджи и другими людьми, кто знал его и с кем, он волей-неволей сталкивался день ото дня.       Но от себя не убежишь. Что делать, если ранее незнакомый страх неизвестности начинает грызть изнутри и от него не сбежать?        Петра, когда они только начали встречаться, как-то рассказала ему о том, что всех людей опутывают тонкие невидимые для человеческого глаза нити. Оплетают плотным запутанным клубком, который в течение жизни человек расплетает, встречая по пути нити, будто узелки, всех необходимых людей. Иногда это люди, кто нравится, иногда те, кто нужны. Но на пути этой нити не бывает ненужных. Есть люди необходимые для достижения каких-то жизненно важных целей, есть люди с которыми связывают чувства, есть те на ком земная жизнь обрывается. Раньше Ривай считал, что нитью связаны только двое. Но Петра, как всегда видела глубже и дальше него. Леви закрыл глаза, заглушая привычным спокойствием снова ожившую боль после смерти жены.       Он должен быть сильным ради Кенни.       И он будет.       Всегда был.       Ривай глубоко вздохнул, подумав о том, что на самом деле ощущает себя маленькой куклой на конце длинной тонкой нити, которая несется сквозь пространство-время по воле судьбы, забрасываемая в разные ситуации, места, к разным людям.       Когда он в последний раз делал что-то для себя?       Надо бороться.       Ривай поднялся с дивана и напомнил себе о том, что надо собрать сумку, с которой поедет в больницу. Все-таки ему там предстояло провести несколько дней. А еще следовало поставить машину в гараж. Не хватало еще отрубиться за рулем и въехать куда-нибудь.

***

      Эрен не помнил, желал ли ему кто-нибудь хорошего дежурства, но выдалось оно ровно таким, как если бы пожелали. В один день пришли несколько первичных пациентов, к тому же Дот Пиксис решил именно в этот день осчастливить молодого онколога-хирурга и сделать его ассистентом на одной крайне сложной операции. Это действительно было приятно, а главное полезно самому Эрену, но за весь день из-за подобных совпадений у него не выдалось ни минутки на то, что бы передохнуть. И, когда приехал Аккерман, он едва смог уделить ему время и отдать все необходимые распоряжения по поводу его лечения. Пообещав, что обязательно зайдет к нему, как только освободится, врач умчался к себе в кабинет, постоянно поглядывая на часы, поскольку его у кабинета уже ждал первичный пациент.       Аккерман на его объяснения почти никак не отреагировал, бесстрастно пожав плечами и сказав что-то вроде – «работа – есть работа».       День пролетел в одно мгновение и под вечер, Эрен чувствовал себя выжатым, как лимон, а ему еще предстояло отдежурить ночь и лишь после этого он мог идти домой. Прежде, чем уйти ужинать, он зашел в палату к Риваю, собираясь узнать все ли его устраивает, а так же о его самочувствии, но тот спал, что тоже было вполне ожидаемо. Препараты, которые ему прокапали, давали в качестве побочных эффектов – слабость, сонливость и другие неприятные последствия их использования. Не удивительно, что даже такой человек, как он, не смог удержаться и не уснуть.        Зайдя к палату и посмотрев на спящего, Йегер подумал о том, что, когда тот не хмурится, то выглядит моложе. Едва он успел выйти из небольшого помещения, как почувствовал вибрацию телефона в левом кармане штанов. Звонила Микаса. Пятнадцатый раз за день из которых он пять брал трубку и объяснял, что не может сейчас говорить. Посмотрев несколько секунд на улыбку сестры на фотографии вызова, мужчина, ощущая непреодолимое чувство вины, отклонил вызов.       Поужинав в кафе на первом этаже больницы, молодой мужчина, позволил себе несколько минут неторопясь потянуть чашку кофе, который здесь делали на удивление неплохо. Как раз в тот момент, когда он хотел отдохнуть, ненадолго погрузившись в свои мысли, в кармане зазвонил телефон. Закатив глаза к потолку, врач достал небольшой плоский черный аппарат и глянул на экран, но тут же ощутил прилив невероятной радости, увидев, что звонят из Берлинского Научно-Исследователского Института, занимающегося вопросами онкологии, в частности разработкой методов лечения меланомы.        Несколько дней назад, он отправил туда данные по Аккерману, надеясь, что кто-нибудь из профессоров заинтересуется его случаем. Надежда себя оправдала. - Да, я вас слушаю! – едва сдерживая идиотскую счастливую улыбку, ответил Йегер, думая о том, что если где-то и могут помочь мужчине то, только там. - Здравствуйте, мистер Йегер, - в трубке прозвучал приятный женский голос, - вы несколько дней назад присылали данные по пациенту с редкой формой беспигментной меланомы. Один из наших профессоров заинтересовался этим случаем и взял на рассмотрение. - Я очень рад! – стараясь не говорить слишком громко в своем радостном нервном возбуждении, Эрен даже пригнулся к столешнице, почти касаясь носом чашки с кофе. - Я вышлю вам адрес электронной почты и другие контакты профессора Кройца по которым вы сможете с ним связаться. Ваши указанные в письме контакты у профессора уже есть. - Спасибо, еще раз спасибо, - радостно воскликнул Эрен, - когда я могу его набрать или написать? - Профессор сказал, что к концу недели закончит рассмотрение всех данных. Предположительно, пятница-суббота. Вас устроит? - Конечно! Спасибо за звонок, было приятно узнать такие новости!       Разговор уже закончился, а врач все еще сидел и радостно улыбался, глядя на трубку телефона в руках.       Надежда есть.       Мужчина едва не поддался порыву вскочить с места и понестись в палату к пациенту, поделиться радостной новостью, но тут же заставил себя успокоиться. Ему, в конце концов, сказали, что профессор только заинтересовался редким случаем, а не нашел лекарство. Надо успокоиться и не поддаваться ложным надеждам.       Возвращаясь из кафе и проходя мимо палаты, он услышал, что изнутри доносится голос Ривая. Переборов спонтанно возникшее желание остановиться за дверью и подслушать с кем тот разговаривает, Эрен прошел в соседствующую с его палатой ординаторскую и упал на диван. Правда, долго лежать не пришлось, поскольку вскоре пришла медсестра и сказала, что одному из пациентов необходима помощь.        Когда врач вернулся обратно в ординаторскую, была уже половина второго и он не стал заходить к Риваю в палату, полагая, что тот, скорее всего, спит. Самому же Эрену спать уже не хотелось и, недолго посидев за справочником по внутренним болезням, мужчина заметил забытую, очевидно, кем-то из дневной смены гитару, прислоненную к дивану из-за чего её было не видно со стороны стола и входа. Решив, что вряд ли кому-то помешает, Эрен сел на диван и начал, как можно тише перебирать струны инструмента, вспоминая забытые аккорды. Ему нравилось играть и во время учебы в медицинском, он даже брал уроки игры на гитаре и достиг определенного мастерства, но к сожалению, любые умения без употребления, теряются. Так же произошло и с ним.       Ноты он вроде помнил, но пальцы не слушались, а временами и вовсе заплетались. Эрена на столько захватил процесс игры, что он даже не сразу заметил своего полуночного гостя. - Ты ужасно играешь, - обратил на себя внимание стоящий в дверях Аккерман в светлой пижаме с каким-то мелким рисунком, придерживающий одной рукой, передвижную капельницу. - Простите, - пойманный врасплох, Эрен даже не сразу понял, кто перед ним стоит, но все же довольно быстро взял себя в руки, - зачем же вы пришли? У вас же… - Не мог больше слушать это бренчание, а мне все равно капельницу поставили. Кстати, она почти закончилась, - повернув голову к прозрачному пакету, в котором почти не осталось содержимого, закончил Ривай. - Сейчас, все сделаем, - возвращая гитару обратно за боковину дивана, ответил Эрен. - Я думал это работа медсестры… - начал говорить Ривай, но Йегер его прервал: - Все нормально, можете лечь на диван? Аккерман не стал отвечать, а просто подошел и удобно устроился на бледно-зеленом диване, на который в отличие от самого Эрена, он помещался целиком. Эрен хорошо знал и любил свое дело. Благодаря тому, что никогда не гнушался никакой даже самой грязной работы, он уже в таком молодом возрасте стал настоящим профессионалом своего дела. Ривай ничего не говорил, молча наблюдая за умелыми действиями врача, для себя отмечая некоторую нервозность, но списывая её на усталость.        Когда все было сделано, Эрен взял использованную капельницу и, попросив пациента полежать немного на диване, вышел, чтобы выбросить использованные расходники и предупредить медсестру, что бы она не искала Аккермана. Но по возвращении, он услышал доносящийся из ординаторский тихий перебор. Эрен не удивился тому, что мужчина умеет играть и, зайдя, улыбнулся, увидев сидящего на диване.        Внутри что-то болезненно отозвалось, при взгляде на неловко согнувшуюся над инструментом фигуру. И снова возникло странное ощущение грусти без причины. Будто он давно потерял что-то очень важное и прекрасное, но забыл что это. Или скучает по кому-то, кого никогда не встречал.       Заметив его присутствие, Аккерман криво усмехнулся и продолжил играть незатейливую, но приятную мелодию. - Красиво, - пройдя к столу и сев в кресло, произнес Эрен, когда мужчина перестал играть. - Раньше я любил играть, сейчас времени на это не хватает, - пожал плечами мужчина, откинувшись на спинку дивана и мягко перебирая струны. - Как вы себя чувствуете? - Ватно. Голова – в тумане, тело – слабое. Ничего хорошего, - как всегда безразлично ответил Аккерман, пожав плечами, - умирать совсем не весело, - подытожил он. - К сожалению, такой у этих препаратов побочный эффект, - покачал головой Эрен, - только такие симптомы? - Нет, есть еще, - не отрываясь от струн, не глядя на врача, ответил Ривай, - я стал видеть очень яркие сны. Просто невероятные, - наконец, мужчина оторвался от инструмента и посмотрел Эрену прямо в глаза. От этого пронизывающего острого взгляда, врач даже вздрогнул, но отвести глаза в сторону не решился, понимая, что с этим человеком давать слабину нельзя. Вопрос уважения, все-таки. - Какие? – с трудом, но все же справившись с голосом, спросил Эрен. Глядя в серые холодные глаза, с темными кругами под ними и внезапно осознавая, что около самого зрачка есть голубые искорки. - Полное безумие не о нашем мире. Но и там без войны никуда. Титаны – которых надо убивать, иначе убьют нас. Я никогда не отличался богатой фантазией и то, что я вижу во снах сейчас, смахивает на полное безумие.– Мужчина опустил взгляд к струнам и прошелся по ним пальцами, извлекая простую, но красивую мелодию, - там много людей, кого я знаю. И вы тоже там есть.       Эрен не знал, что на это ответить. О своих видениях, он разумеется не собирался рассказывать, поскольку, более менее узнав Аккермана, понимал, как примерно может поступить этот человек. Поэтому заставил себя успокоиться и сосредоточиться на бледных пальцах, перебирающих струны.       На левой кисти тонкий длинный шрам от большого пальца к мизинцу… - Все нормально, - уперев взгляд в пол, ответил доктор, - это тоже побочный эффект. - Йегер, с тобой все нормально? – заставил его поднять взгляд обратно голос собеседника. - Да, а что?       Аккерман молча рассматривал лицо мужчины, ничего не говоря, а затем только покачал головой и сыграл еще несколько красивых переборов.       Эрен понимал, что должен был отправить пациента обратно в палату, а сам попробовать поспать, но не смог. Вместо этого они просидели вдвоем в ординаторской до самого утра, прервавшись только один раз на то, что бы поставить Риваю очередную капельницу.        Йегер был общительным человеком и подобные ночные разговоры, как с пациентами, так и с другими врачами у него случались не раз и не два. Но этот человек заставлял его меняться только одним фактом своего присутствия. Хотелось слушать его, впитывать каждое слово, мысль, жест. Стать ближе, понять. Но, о чем бы они не говорили, сколько бы слабых улыбок он не вызвал на бледных тонких губах, у врача постоянно складывалось ощущение непреодолимой пропасти между ними. Возможно, дело было в возрасте, возможно в складе характера и жизненном опыте. Он не мог точно сказать. Но то, что их разделяло, было непреодолимо и самым страшным было осознание того, что времени на преодоление этого не осталось.       Пройдет не больше двух месяцев и Ривая Аккермана не станет.