***
Леви успел покататься с Кенни не меньше, чем на десяти различных аттракционах, выиграть гигантского медведя в тире , под всеобщие одобрительные и удивленный возглас владельца. А так же раз двадцать поймать на себе задумчивый взгляд Йегера. Мужчина не понимал, почему Ханджи с такой настойчивостью приглашала этого человека с ними на различные прогулки, к себе домой и другие места. Ривай помнил двух детей в торговом центре и знал причину по которой не бросил их самих выбираться из толпы. Все было просто – он иначе не мог. Не простил бы потом себе. И, конечно же, он не рассчитывал, что встретится с кем-то из них через некоторое время. Ему никогда не нравилось повышенное внимание к своей персоне. Было приятнее находиться в тени. Мужчина вообще считал, что чем меньше что-то обсуждают, тем большее значение этого поступка или происшествия сохраняется. Ривай отошел от общей толпы в сторону и облокотился о ствол большого раскидистого дерева, попросив Ханджи прокатиться с Кенни на очередной вертушке, сославшись на слабость. Он плохо себя чувствовал с самого утра, хотя старался этого никому не показывать. Перед глазами темнело, слабость вместе с затаенной глубоко внутри болью неприятными мурашками пробегали по телу и от этого он едва не упал, пока не нашел на что можно опереться. Леви не хотел, что бы Кенни запомнил его таким. Слабым. - Мистер Аккерман? – услышал он негромкий вкрадчивый голос совсем рядом. Леви едва заметно усмехнулся, подумав о том, что из-за плохого самочувствия инстинкты его подвели и он не почувствовал, как к нему приблизился Йегер. - Вам нехорошо? – снова вкрадчивый вопрос. Ривай поразмыслил пару секунд, а затем все же кивнул и добавил: - Слабость, но думаю должно пройти. - Вот, проглотите это, - Эрен протянул мужчине упаковку таблеток в круглой оранжевой баночке, - только утром получил для вас и хотел отдать в конце прогулки, что бы не привлекать ненужного внимания. - Хм, спасибо, - заторможено из-за снова возникшей призрачной боли, Леви протянул руку и, открыв банку, проглотил одну желтую овальную таблетку, запив водой. - Я постоянно изучаю что-то по вашему случаю… - начал говорить Эрен, вспоминая все свои ночные бдения за компьютером и книгами, - надеюсь найти что-то, что сможет помочь. Я нашел адреса хороших клиник в Швейцарии и Германии, там занимаются случаями подобными вашему… - А если не помогут? Сколько времени мне осталось? – спокойным, ничего не выражающим голосом спросил Леви, впервые посмотрев на Эрена с интересом и какой-то теплотой во взгляде. Врач замолчал на несколько секунд, обдумывая ответ. - Около полутора месяца, - наконец, ответил он, опуская взгляд на свои ноги. На душе почему-то резко стало муторно и горько. В груди будто надулся воздушный шар, который мешал дышать. - Я могу, конечно, полететь и попытаться там вылечиться, но боюсь, это уже не поможет, - сунув руки в карманы джинс, ответил Аккерман, наблюдая за смеющимся сыном, катающимся на вертушке вместе с Ханджи. Сердце при мысли, что Кенни будет расти с другими людьми, отозвалась болью где-то в груди. – Толку от этого не будет. Я тоже уже перечитал вдоль и поперек все, что нашел про меланому и сделал выводы. Чтобы я вылечился должно произойти чудо, а как я успел убедиться за свою жизнь – чудес не бывает. Эрен не знал, что на это ответить и просто продолжал стоять перед мужчиной, глядя на свои ноги. Ривай умудрился одним предложением перечеркнуть его надежды, которые он старательно растил в душе с первого дня их встречи. Чудес не бывает. - Но, все равно спасибо, - неожиданно после продолжительного молчания, донесся до него голос мужчины, - мне приятно, что вы на столько переживаете за меня. Не опускаете руки, хотя, думаю, большинство бы уже перестали что-либо делать. Но я хочу провести последние недели рядом с Кенни. Я понимаю, что скоро стану его прошлым, но я хочу, что бы он меня помнил. - Я вас понял, но все равно буду стараться что-нибудь найти, - ощущая еще большее отчаяние от слов искренней благодарности мужчины, Эрен поднял глаза к густой кроне дерева, стараясь скрыть свои чувства. - Вы все пытаетесь понять, стать ближе и всегда готовы помочь, даже если это не входит в ваши прямые обязанности. Это, конечно же, приятно. Забота всегда приятна и ценна, Но вам больно, едва ли не так же, как мне. Вы близко все принимаете к сердцу, доктор Йегер, - слабо улыбнувшись, произнес Аккерман, - у вас будет много таких пациентов, как я. Наращивайте панцирь, иначе всегда будете страдать.***
Через две недели Ривай снова несколько раз за день упал в обморок и долгое время не мог подняться из-за резкой слабости. Пришлось снова ложиться в отделение в надежде на то, что после капельниц и нового лечения станет лучше. Эрен не находил себе места, понимая, что постепенно забивает на материал для кандидатской, полностью сосредотачиваясь на одном единственном пациенте. Дот Пиксис, Ханджи и другие коллеги это заметили, но пока ничего не говорили. На душе с каждым днем становилось все муторней, а когда Аккерман позвонил ему после очередного приступа, мужчина почувствовал то самое страшное отчаяние, о котором обычно только читал. Последний гвоздь в гроб надежд Эрена на излечение Леви, забил профессор Кройц, выдвинувший неутешительный вердикт. Он никогда не думал, что пожалеет о том, что они встретились. Ему было бы легче жить и думать, что его идеал, спаситель живет прекрасной жизнью, не болеет и продолжает спасать тех, кто в нем нуждается. Страшно, когда мечты и надежды разбиваются. Страшнее и еще тяжелее было от того, что Аккерман видел его мучения. Несколько раз он пытался втолковать молодому доктору мысль о том, что у него была прекрасная жизнь, а смерть – естественное её завершение. Никто от неё не уйдет. Тогда Йегер не сказал ему то, что понял несколько дней назад. Не хватило смелости. Понял, соединив сны с реальностью. Давно он читал в какой-то книге о тонкой нити соединяющей людей через смерти и жизни. Она бесконечно тонка и не принадлежит ни одной реальности, но при этом бесконечно длинна. К сожалению, в очередной раз эта нить свела их только сейчас. Слишком поздно. Эрен смотрел на Леви и думал о том, что сам никогда не сможет быть таким же. Ривай был ему жизненно необходим. Это походило на помешательство. Казалось, если он исчезнет сейчас из его жизни, все потеряет смысл. Будто все эти годы в медицинском и все, что им предшествовало, случилось только ради этих трех месяцев. Всего три месяца. Два из них за спиной… За последнее время они стали больше общаться и не только по поводу болезни. Эрен смог многое узнать о Ривае, даже несмотря на то, что тот с неохотой рассказывал о себе, предпочитая слушать. И врачу приходилось рассказывать – о том, как провел свой небольшой летний прошлый отпуск в Атакаме, о любимых книгах, фильмах, о родителях и даже о первой любви. В ответ на его безграничную искренность, Ривай иногда баловал собеседника историями из своей жизни. Множество осколков, которые Эрен с жадностью собирал в памяти, будто драгоценности. А еще Эрен узнал, что Ривай обожает чистоту и даже один раз принял участие в уборке заднего двора, хотя на его взгляд там было чисто. После этого, наконец, Леви разрешил ему обращаться к себе на «ты».***
Несколько раз он составлял компанию, во время занятий Кенни верховой ездой. Ривай был очень хорошим отцом – старался максимально дать своему ребенку знаний, умений, развить, научить делать правильный выбор. Пока Кенни занимался с преподавателем, Эрен составил компанию Аккерману старшему в прогулке вокруг конюшен. Июнь подходил к своему окончанию. Их окутывала летняя душистая жара, звучащая вокруг жужжанием мошек, кузнечиков и стрекотанием цикад. Серый большой кот, очевидно живущий на конюшнях, лежал в тени дерева и прищуренными глазами наблюдал за посетителями. День выдался по-настоящему жарким и Эрен стер пальцами стекшую по лбу под панамкой каплю пота, отмечая подобный жест у Ривая. Было приятно просто так гулять вместе, не ощущая напряжения. Почти всю дорогу они молчали. Каждый думал о своем, пока неожиданно Леви не начал разговор на пространную тему. Эрен улыбнулся и, выслушав, ответил: - Ты сегодня разговорчив. Это приятно. - Я вообще люблю поболтать. Когда есть настроение, - пожал плечами мужчина, остановившись и задрав голову к небу, продолжил, - ты никогда не думал о существовании какого-то универсального ответа этому миру. Символ или слово, которое бы дало объяснение любому вопросу? Мне всегда казалось, что оно у всех под носом, а точнее над головой, но я его, как и все, не понимаю. Вижу, чувствую незримое присутствие, но не осознаю. Символ, который описал бы одной своей закорючкой этот мир и жизнь… - неожиданно Аккерман запнулся и замолчал, бросив быстрый взгляд на собеседника, - хотя забудь. Видимо это у меня уже просто ум за разум заходит от всех этих медикаментов, - пробурчал он под конец, несмотря на все попытки Эрена его разубедить. Йегер хотел сказать, что тоже часто думал об этом, чувствовал и гадал, пытался отгадать самую простую и при этом самую совершенную загадку Вселенной, но Леви уже перевел разговор в другое русло, показывая, что не намерен больше говорить на эту тему. Эрену не оставалось ничего, кроме как смириться. Тот день они провели втроем, а придя домой Эрен почувствовал, как внутри что-то начинает ломаться. Ему было очень хорошо с этим человеком. И дело было не столько в физическом влечении, а понимании. Ривай оказался первым человеком кто его слушал и «слышал». Когда Эрен был маленьким, мама часто говорила ему о разнице этих двух понятий, но целиком ощутил он её на себе только когда вырос. Большинство людей на столько погружены в свои идеи, проблемы, собственный эгоизм, что предпочитают рассказывать о себе и только о себе. Таких было большинство. Совсем немногие люди из окружения Эрена умели слушать. Такими были Армин и Микаса. Но Армин мог именно только выслушать, но не понять, а Эрен и не настаивал на большем. С Микасой же все вообще было сложно – она слушала, но слышала нечто своё, пропуская услышанное через призму своего отношения к брату. Мужчина уже давно смирился с временами излишней любовью сестры к себе, но даже сейчас, когда они оба были взрослыми людьми, Микаса по-прежнему временами стремилась опекать Эрена. Он любил свою сестру всем сердцем, но чрезмерная её забота и рвение оберегать давно вбили между ними кол непонимания. С Риваем же все было иначе – он «слышал» то, что хотел сказать ему Эрен , не навязывая своего мнения, а больше спрашивая. Иногда врачу казалось, что они связаны тонкой нитью, через которую Аккерман читает его мысли. Этот человек вызывал восхищение. Ханджи как-то обмолвилась при Эрене о том, что Леви участвовал в большом количестве военных операций, в которых потерял много друзей, но, несмотря на это, не ожесточился, а наоборот сохранил уважение к чужой жизни и в чем-то стал даже мягче. Вся ситуация, в которой оказался Йегер походила на чертову насмешку судьбы – он встретил человека, который его понимал и в которого он влюбился без памяти. С кем хотел проводить каждую свободную минуту жизни. Но все его чувства и мечты были обречены. В холодильнике нашлась бутылка виски, а учитывая, что врач вообще не пил, напился быстро и до белых лошадей. И именно в этот момент приехала Микаса и застала Эрена за опустошением спиртного в абсолютно невменяемом состоянии (благо, на работу на следующий день идти не нужно было). Женщина говорила очень мягко и заботливо, гладя брата по волосам, сев на пол рядом с ним около дивана. Она внимательно слушала, спрашивала и смотрела ему в глаза своими невозможными темными глазами, которые, казалось, заглядывали ему в душу. И Эрен не выдержал, и все рассказал. И о снах, и об Аккермане, и о собственных неправильных возникших к пациенту чувствах. Как оказалось позже – напрасно.