Подсолнухи не врут

      Золотистые солнечные лучи скользили по их светлым макушкам, норовя ущипнуть за веки и открыть глаза. У Минами слезла краска с волос за неделю и — о чудо! — он тоже оказался блондином. Кондитерская его бабушки явилась и впрямь настоящим волшебством, словно она была построена не людьми, а ангелами. Множество милых бежевых лавочек, красивые витражные рисунки с котиками, вазы с подсолнухами и расставленные повсюду манэки-нэко — казалось, это место было предназначено для самых светлых и безгрешных людей. Но Юрию всё равно не понравились зефирные котики, потому что они были чересчур сладкими, хоть и «чертовски милыми».       — Кэндзи-куну я рассказывала, а вы, ребята, легенды не знаете, — говорила бабушка Минами, — так что слушаете. Несколько веков тому назад жила в Дзаме прекрасная женщина по имени Аматэрасу, выращивала она самые яркие в мире подсолнухи. Они были настолько яркими, что перекрывали своим светом звёзды на небе. В те времена на свете была только вечная ночь и холод, поэтому люди со всего мира приходили к Солнечной Аматэрасу и просили у неё подсолнухи. Её щедрость не знала границ, а светлость характера и улыбки не имела конца. Однажды другие боги попросили её создать самый большой, самый яркий и сильный подсолнух, который мог бы своей энергией освещать всю-всю Землю. Тогда Аматэрасу вложила все силы в это дело и, не выдержав нагрузки, погибла и превознеслась на небо, став олицетворением солнца. С тех самых пор, самые счастливые, яркие и оригинальные люди считаются её посланниками, а она сама — солнечным божеством.       — Я тоже хочу быть как Аматэрасу-сама! — вскрикнул Минами. — Я буду огнём, который освещает людям путь! Скажи же, Юри-кун?       Вся компания рассмеялась: Кэндзиро и правда чем-то напоминал яркую звёздочку или солнышко, которое стремилось везде и всюду преуспеть, со всеми пообщаться и каждого просветить. Юрий не верил во все эти легенды и считал их глупыми выдумками. Может, это было из-за того, что в детстве ему никто не рассказывал легенд, а дедушка всегда твердил: «Нужно жить реальностью, Юрочка, и не поддаваться искушениям. Действуй — и всего добьёшься». Может, потому ему было чуть-чуть труднее, чем другим? Он был далёк от сказочных фантазий и мифов, к которым так рьяно стремилась его душа. Ему хотелось больше, но получалось только вяло ковырять палочками зефирных котиков.       — И почему вы все так верите в эту чушь? — возразил он.       — Юрио-кун, не будь таким… скептичным, — ответил Юри. — Разве тебе не интересно больше узнать о нашей культуре?       — Между прочим, я ради этой легенды и пригласил тебя в нашу кондитерскую! — расстроился Минами.       — Да что за херня? Не понимаю я этой любви к тупой мифологии и беспочвенной мистике! Давайте начнём с того, что Солнце — это космическая звезда, созданная миллиардами атомов и сгустками энергии. Всё, на этом заканчиваются все теории и догадки! — Юрий нервно отбросил палочки и воинственно взглянул на бабушку Минами; она растерянно глядела в ответ, потому что совсем не понимала английского: всё переводили Кэндзиро с Юри.       — Юрио, остынь… Мы в обществе и в чужой стране, хватит забываться, уважай чужие традиции, — строго сказал Виктор на русском.       Обычно в такие моменты лицо Виктора приобретало излишне грубые и какие-то совсем уж властные, мрачные оттенки, которых Юрий отчего-то опасался. Ему казалось, что в Викторе таится нечто такое, что рано или поздно задушит живущего с ним Юри. Очень некрасивое и уродливое качество, впрочем, как и у тех, кто долго и много всем улыбается без причины.       — Эх… Давайте не будем ссориться, друзья? Моей бабушке совсем-совсем это не нравится, и мне бы не хотелось, чтобы мы вместе с зефирными котиками оказались за уличным столом! — вдруг воскликнул Минами и натянуто улыбнулся.       Порой Юрию казалось, что Кэндзиро улыбался лишь из чувства такта или желания навести других на позитивный лад. Может, это казалось лишь ему одному, но в любом случае в такие моменты он чувствовал какое-то напряжение, похожее на магнитный ток, вырванный из провода. И ток этот шёл от Кэндзиро, готовый в любой момент сорваться на кого-нибудь, как шаровая молния во время грозы. В такие моменты Юрию хотелось как-то сгладить эти углы, потому что было невыносимо смотреть на фальшивую улыбку. Иногда он жалел, что не может так сделать, потому что «гордого Юрочку» сразу сняли бы со счетов и заклеймили «сердобольным пронырой».       Когда они вышли из кондитерской, на небе сгрудились серые тучи, и Юри сказал, что им стоит поторопиться, если они не хотят быть застигнутыми врасплох дождём. Не успели они дойти до метро, как зарядил ливень с громом и молнией; сильный ветровой буран сметал всё на своём пути, унося листья, бумажки и даже шляпы (Виктор потом всю дорогу припоминал, как его панамку унёс «триклятый японский ветерок»). К сумеркам они уже были в Ю-топии, все вымокшие до нитки, а Юрий ко всему прочему чувствовал раздражение и злость.       — Я уеду отсюда нахуй! Заебала меня эта Япония со всеми её тупыми фестивалями и легендами! Чё мне, истории в шараге мало?! — орал Юрий благим русским матом, распугивая клиентов Мари.       — Юрочка… Что это ещё за ругань у тебя пошла? Так тебя мать воспитывала? — нахмурился Николай, сосредоточенно сидевший над шахматами с одним из постояльцев Ю-топии.       — Прости, конечно, дедуль, но я хочу свалить отсюда! Да лучше в голодающей России жить, чем смотреть на сюсюканья япошек! — ответил Плисецкий и гневно отпихнул с прохода удивлённого Виктора, удалившись в свою комнату.       У Николая вновь прихватило сердце, но этого Юра уже не видел: он был слишком занят своими переживаниями. Пхичит несколько раз стучался к нему в дверь и пытался установить контакт (даже писал в Инстаграмме, сидя у двери), но в ответ получал лишь игнор.       Чародейка-ночь незаметно опустилась на Хасецу, погрузив его под свод своей тёмной мантии. Город превратился в тихую, мрачную гавань с редким стрекотанием кузнечиков и шорохом мышей. За окном по-прежнему лил дождь, крупными водяными каплями разбиваясь об окна и стены домов, но Юру не остановило это накидать вещей в рюкзак и как можно тише спуститься вниз, к выходу. Он больше не хотел здесь находиться, ему совсем не нравилась чужая культура, да и историю в школе он тоже не больно жаловал.       — Юрий-кун, — Плисецкий, накинув капюшон на голову, застыл у дверей, — ты куда? Да ещё и с рюкзаком…       Голос был сонным, едва ли разборчивым, но по громкости Плисецкий распознал Кэндзиро.       — А тебе чего? Куда хочу, туда и пойду! Отвали! — Юрий уже схватился за ручку, чтобы выйти. — И вообще, базарь потише, мелкий, а то шухер разбудишь.       — Так на улице дождь! Ты ещё и один! Не пущу!       Минами дёрнулся в сторону Юрия, чтобы преградить ему путь, но мелькнувшая за стеклом зловещая молния заставила его вскрикнуть и застыть в ужасе. Он панически боялся молнии и грома, и едва начинался дождь за окном, как он стремился куда-нибудь деть свои глаза и уши. Юрий не понимал этой боязни; он вообще с трудом понимал людей, из-за чего у него всегда с ними возникали разногласия и конфликты.       — А… К-как же твой дедушка? — тихо спросил Минами, немного оклемавшись от испуга. — Неужели ты его совсем-совсем не уважаешь и хочешь бросить, Юрий-кун?       Плисецкий много страдальчески вздохнул, запустив руку в волосы. Вот вроде Кэндзиро был старше его на два года, но порой Юре казалось, что он переплюнул в возрасте даже собственного дедушку. Так уж его раздражали все эти громкие голоса, глупые, бесполезные развлечения и ненужные вопросы.       — О, боже, да почему же ты такой тупой и настырный? Я ж не уезжаю! Просто хочу побыть один.       — Но… у тебя рюкзак, и ты уходишь ночью, никому ничего не сказав, — Минами вскинул брови. — Слушай, Юрий-кун, ты думаешь я не злился на весь мир, когда был в твоём возрасте? Прошу тебя, не делай ненужных ошибок, потому что они потом сделают хуже тебе.       — Ты мне чё, мамка, чтобы нотации читать, а? — Юрий повысил голос, резко развернувшись и холодно сверкнув бирюзовыми глазами во тьме холла.       Кэндзиро шутливо нахмурил брови, скрестив руки на груди, и встал на носочки, в попытках пригрозить Юрию, но разразившийся за окном гром заставил его вздрогнуть и моментально втянуть шею. Плисецкий удивлённо взглянул на него и вдруг… рассмеялся. Громко и настолько искренне, что у него захватило дух, воздух в лёгких вмиг закончился, а Юра всё смеялся и смеялся. Минами так и не понял, что его настолько сильно рассмешило, но тоже засмеялся, за компанию, лишь бы Плисецкий не уходил под дождь.       — Ну ты и трусишка, мелкий, — снисходительно ответил он, закончив смеяться. — Ох, ебать, вот из-за тебя мы разбудили кого-то! Шухер! По номерам!       Из комнаты Мари послышался шорох, и в ней вспыхнул свет, а после вышла сама хозяйка с веником. Её причёска напоминала птичье гнездо, сделанное из того же самого веника.       — Кой-чёрт здесь водится? А ну спать всем быстро!       Но от Кэндзиро с Юрием уж и след простыл. «Ночные мотыльки», как назвала их Мари, упорхнули в комнату к Плисецкому и закрылись там, дабы Кацуки их не достала своим грозным, пыльным и невесть откуда взявшимся веником. Юрий тряхнул чёлкой и снял с плеча рюкзак, кинув его на свою кровать. Нисколько не стесняясь, он стянул с себя толстовку вместе с футболкой и тут же прыгнул в халат, разрисованный леопардовым принтом.       — Ну, чего уставился? Доволен? Из-за тебя я не смог свалить! — вновь вспылил Юрий, но напуганный взгляд Минами заставил его успокоиться. — Да чё ты трусишь?       — Г-гроза…       — Какая из: та, что за окном или по имени Мари?       Взрыв хохота озарил всю комнату, засветив ярче всякого солнца. Юрию на мгновение показалось, что он и правда обрёл нового приятеля. Эта мысль тут же навела его на Отабека, который не так давно стал молча скрываться от Юры, перестал отвечать в соц. сетях и на звонки. Плисецкий тут же смолк.       — Странный ты, — вдруг выпалил он. — Лезешь туда, где страшно, а где не страшно — и подавно лезешь.       Минами хихикнул, но Юрий этого не услышал — он развернулся к кровати и стал шарить по ней, перерывать все вещи и даже выбрасывать их из шкафов. На лице его читалось волнение. Похоже, он что-то искал, но никак не мог найти.       — Бля, я телефон посеял, кажись. Чё делать-то теперь? — расстроенно выдал он.       — А ты мог его оставить в кондитерской? Или по дороге потерять?       — Не ебу. Вот во всём ваша дурацкая Япония виновата! Что я теперь деду скажу?       — Тогда погнали до кондитерской! Пока не рассвело и не проснулся твой дедушка, мы успеем его найти. К тому же, глянь, дождь почти закончился! — Юрий даже не успел возразить, как Кэндзиро помчался из комнаты переодеваться.       На окне виднелись крупные капли дождя, но сам ливень прекратился, перейдя в обычный грибной дождь, который Юрий больше всего ненавидел из-за его нудности и неприятного ощущения влажности на одежде. Часы показывали полвторого ночи, но делать было нечего: за телефон дедушка, несмотря на свою доброту, мог устроить нехилый нагоняй, да и расстраивать его Юрий сам тоже не хотел. В последнее время у Николая частенько случались сердечные приступы, и Плисецкого это не на шутку беспокоило, поэтому он решился свозить деда в Японию, повидать новую обстановку и, так сказать, освежиться. Как бы там ни было, факта пропажи телефона это не меняло.       — О, Иисус, хоть бы он нашёлся… — выдохнул Плисецкий, наспех натянул толстовку и помчался к выходу.       Минами на всякий случай захватил с собой зонт, за что Плисецкий его мысленно поблагодарил: сам он зонта не имел. Карты они использовать не стали: зачем это нужно, когда рядом идёт местный японец? Только вот Юрий совсем не помнил, где он мог оставить смартфон и зачем это сделал; если честно, он даже не помнил, чтоб вообще доставал его из кармана толстовки. По привычке, он пошарил в карманах и беспомощно сжал их изнутри. Телефон-то дорогой был, пусть не Айфон десятый, но добротный Самсунг Галакси Эс да ещё с тигровым чехлом.       Пока он размышлял об этом, его плеча коснулась рука Кэндзиро, отчего он вздрогнул и чуть ли не отскочил, как ошпаренный. Не дай боже ему узнать, что великий Ледяной Тигр волнуется о таких мелочах! Это было лишней предосторожностью: Минами лишь предупредил, что до кондитерской им придётся топать пешком либо брать такси, потому что электрички в такое время не ходят. Сказал он это, конечно, тогда, когда они уже приближались к метро.       — Ты идиот? Зачем мы тогда сюда пилили столько времени? Вызывай такси, значит! У меня-то телефона тю-тю! — Юрий даже вынул руки из карманов и демонстративно повертел ими.       — Не кричи так, Юрий-кун, найдётся твой смартфон! А такси я уже давно вызвал, ещё в Ю-топии, — ответил Кэндзиро. — Просто, знаешь, машина может разбудить чуткого Юри-куна — и тогда видали мы поисков, как иголку в стоге сена! Лучше выехать от метро, доверься мне.       Бирюзовые глаза Юрия сощурились, превратившись в две блестящих щёлки во тьме: откуда у него такие познания? Как ни крути, звучало это чертовски логично и безукоризненно, поэтому ему пришлось просто молча ждать и изредка бурчать, как задолбала его эта Япония и чего стоила ему эта поездка.       Водитель не задавал лишних вопросов, поэтому они благополучно добрались до места назначения, правда, в конце он всё же попросил их быть осторожнее: вдруг полиция засечёт. Такую предосторожность Юрий уважал: в России он только так рассекал по крышам ночью да со своей бандой воровал из магазинов жвачку. «Копы — это пиздецкий вред», — говорил его друг Пашка, и Юрий был абсолютно согласен с ним.       — Зачем ты мне помогаешь? — спросил Юрий, когда они с включенным фонариком стали рыскать около кондитерской. — У тебя лучший друг — Кацуки, вот с ним и тусуйся.       — Юрий-кун, вот скажи, ты совсем не различаешь понятия друг, приятель, товарищ и кумир? Юри-куна я люблю, как кумира. Он вдохновляет меня на новые программы и даёт стимул для саморазвития.       — На кой-чёрт друзья и кумиры? Тебе родителей мало?       — А ещё говоришь, что я здесь глупый! — рассмеялся Кэндзиро и щёлкнул Юрия по носу. — Ищи давай телефон, а то придётся лезть в кондитерскую.       — Это по-любому, лол.       Как бы они не старались, но телефона всё равно не нашли, и потому Минами пришлось со вздохом достать ключи от кондитерской и отпереть дверь. На вытянутое от удивления лицо Юрия он ответил, что бабушка живёт на втором этаже, и это как его второй дом, поэтому лучше быть тише при поисках. Плисецкий на автомате кивнул: знал он такие вылазки, только с дружками своими он обычно лазил не за своими, а магазинными вещичками. В глубине души он был в восторге от того, что Минами не чурается подобных приёмчиков.       На входе Юрий едва ли не улетел в потолок от испуга, запнувшись о «мяукающий порог». Днём он не видел здесь кошку, но когда увидел, то сразу обрадовался. Это несказанно подняло ему настроение, и на секунду он даже забыл о том, зачем сюда пришёл. Тиская в руках маленькую пушистую бестию, он называл её всяческими ласковыми именами.       — О-о-о, так Ледяной Тигр вовсе не тигр, а кот? — шёпотом поддел его Кэндзиро, хихикнув.       — Да пошёл ты! Ищи давай телефон, а не базарь! — так же шёпотом съязвил Юрий и поставил мурлыкающую кошку на пол, заглядывая под скамейки.       — Вот же бука какой…       Увы, их поиски не увенчались успехом даже через час, а на улице как раз начало светать. Во время поисков Юрий нечаянно уронил со стойки на пол огромную золотую вазу и разлил находящуюся в ней воду с подсолнухами: грохот стоял недюжинный, но, к их счастью, бабушка Минами не пробудилась и не спустилась к ним.       — Ах, Юрий-кун, вот что ты наделал! Теперь мою бабушку ожидают сказочные неудачи в бизнесе! Эта ваза — реликвия нашей семьи и залог богатств. Что я скажу ей? — расстроился Минами.       — Упс, сорри нот сорри, вот так эти безделушки локтём заденешь, а они и разбиваются!       — Юрий-кун! — Минами даже топнул ногой от ярости. — Ты понимаешь, что такое не покупается? Да когда же ты станешь, наконец, уважать традиции других и ценить собственные? Тебе вообще хоть что-нибудь интересно в жизни, кроме телефона и фигурного катания?       Юрию внезапно стало ужасно неловко, из-за чего хотелось провалиться сквозь землю, лишь бы не видеть слезливых глаз Минами в сумерках кондитерской и его полыхающего яростью взгляда. Он задумался о том, что ему были очень дороги Бека с дедушкой. И даже Милка с Георгием. И гейский Виктор с его чёртовым свиноматусом. И Яков с Лилией, которые вложили несметное количество трудов в его тренировки и успехи. А ещё мать с отцом. И даже чокнутый на всю голову Пашка.       — Ебать, прости, я честное-родимое не хотел. Мой телефон не нашёлся, так что, считай, мы братаны по несчастью, — Юрий криво улыбнулся, помог собрать осколки вазы и убрать всё с пола.       — Ладно… Ничего уже не поделаешь. Потом скажу бабушке, что сам разбил вазу, и съезжу за подсолнухами. Может, что-нибудь и придумаем. Но что делать с твоим телефоном?       Они вышли из кондитерской и увидели, что только-только занялся рассвет, поэтому у них было ещё много времени, чтобы безопасно и без происшествий добраться до Ю-топии. Минами закрыл дверь и пробормотал про себя что-то на японском, виновато глядя на одно из окон второго этажа.       — А фиг его знает! Придётся сказать всё, как есть, и купить новый. Жаль только мальца. Это был подарок мамки с батькой, — Юрий горемычно вздохнул.       В его бирюзовых глазах на мгновение промелькнула какая-то вселенская тяжесть и тоска, взгляд застыл в одной точке и несколько секунд не двигался, будто Юрий вспомнил что-то очень далёкое и забытое, но непременно важное.       — Юрий-кун, что с тобой? Печалька налетела? Так ты скажи — и, глядишь, легче станет! — Кэндзиро помахал рукой у него перед глазами, надеясь, что это отвлечёт его от грустных мыслей.       — Мои родители летели в Петрозаводск из Москвы: бабку навестить, но самолёт, в котором они находились… — Юрий сглотнул ком в горле, — …разбился по вине пьяных штурманов. Батя сразу погиб, а мамка через полгода в больнице скончалась. Телефон этот они подарили мне в честь первого золота в юниоре. Так что легче не станет, пока я не найду его. Пропала собака, называется… Мда уж.       На лице Минами отразилось искреннее сочувствие — он хотел помочь, но не знал, чем. Сбежали из отеля, не нашли телефона и вдобавок разбили старую вазу — оба были расстроены таким исходом поисков. Парень коснулся плеча Юрия и заглянул в глаза.       — Мы найдём твой телефон во что бы то ни стало! Всё будет хорошо, только улыбнись. Вот так, — и Кэндзиро скосил глаза к носу и скривил клоунскую лыбу.       Юрий сначала нахмурился, но, не сдержавшись, захохотал. Несмотря на то что в этом маленьком человеке крылась какая-то тяжёлая энергия, он умел зарядить любого, стоило ему лишь вот так просто скосить глаза.       — У тебя смех красивый, настоящий, искренний… Смейся почаще, Юрий-кун. Печальные люди прекрасны, когда счастливы.       Что-то в душе Юрия щёлкнуло, словно какая-то важная деталь, до этого вышедшая из строя, вновь встала на место. Он изумлённо взглянул на Минами и уже хотел наорать на него за «сопли», но тот как ни в чём не бывало шагал по улице, рассматривая распускающиеся под восходящим солнцем сакуры. Да, зрелище действительно было вдохновляющим. Юрию ещё никогда не приходилось с таким сталкиваться, разве что…       — Знаешь, ваши… э… блять, забыл название. Короче, эти цветущие деревья похожи на наши вишни. Они тоже цветут летом, а потом дают плоды. Только вместо крупных розовых цветов у них мелкие белые… такие же мелкие, как ты в свои восемнадцать, ха-ха, — Минами возмущённо воззрился на Юрия, но тот шутливо ударил его кулаком в плечо. — Да ладно тебе, не точи обиду. Вырастешь ещё, куда денешься.       — Хочу быть таким же высоким и мужественным, как Юри-кун, — серьёзно ответил Кэндзиро, сорвав с ближайшей сакуры цветок и по дороге ощипывая его. — А деревья эти называются сакуры. Запомни уже!       — Кацуки-то? Мужественный? Да ты тот ещё шутник, гляжу! — усмехнулся Юрий, но, заметив взгляд исподлобья, осёкся. — Ладно, малой, чё там по электричкам?       — В пять утра заработают.       — А сейчас сколько времени?       — Двадцать минут пятого. Можем сгонять пока в центральный парк Ёёги. Там рядом станция Харадзюку, мы быстро доедем, глядишь, нас и не хватятся!       — Ну, го, чё, — Юрий пожал плечами, и они с Минами свернули за угол.       К шести часам утра они успешно добрались до Ю-топии и свалились спать без задних ног. Притом Минами отказался спать в своём номере, ссылаясь на то, что ему «скучно и неприятно быть одному», поэтому сердобольный и ворчливый Юра (не без матов, конечно) предоставил ему свою кровать и завалился спать на кресло, из-за чего потом каялся — шея болела будь здоров. А ещё он постоянно думал, правильно ли поступил, доверившись «левому челу» и впутав его в свои переживания и проблемы. В конечном итоге, уснул он только часам к восьми и так провалялся весь день.       Вечером Минами рассказал о странном сне, из-за которого у него разболелась голова. Юрию тоже показался этот сон диким и несуразным, но в нём было нечто такое, что заставило задуматься о причинах произошедшего в нём. А незадолго до отъезда из Хасецу именно этот сон послужил катализатором к великому доверию и началу новой дружбы.