Живи и не помни

- Майки! Преувеличенно внимательно разглядывающий страницу Майкрофт не отвечает. Но Шерлок прекрасно знает своего брата, поэтому от своего не отступится. Присев рядом, он начинает громко сопеть. Когда и это не возымело должного эффекта, остается последнее средство – он начинает жевать рукав его водолазки. Как и обычно, Майкрофт не выдерживает. Брезгливо одернув руку, он говорит своим фирменным я-умнее-тебя тоном: - Если ты опять отвлек меня, чтобы показать, какого чудесного членистоногого ты отрыл в саду, Уильям, то я буду неприятно удивлен уровнем твоего умственного развития. Шерлок не знает значения слова «членистоногое», но по тону понимает, это что-то неприятное. - Я Шерлок, а не Уильям! И сам ты… Членистоногое! Довольно улыбнувшись, будто Шерлок сказал ему первосортный комплимент, Майкрофт продолжает: - Уильям – твое первое имя. А значит, тебя все и всегда будут называть так. Это имя будет написано и в паспорте, и в брачном свидетельстве, и на надгробном камне. Я лично прослежу, чтобы на нем высекли «Уильям Шерлок Скотт Холмс» - и никак иначе. Шерлок не находит ответа лучше, чем кинуть в него ком земли, от которого Майкрофт, впрочем, ловко уворачивается. Видимо, Майкрофт счел, что выразил достаточно незаинтересованности, потому что наконец спрашивает, чего же Шерлок от него хотел. - Пойдем в лес! – сделав круглые глаза и выпятив вперед нижнюю губу, что, как знал Шерлок, действует безотказно даже на Майкрофта, он берет его за руку и тянет. Вздохнув для приличия, Майкрофт поднимается с садового кресла, в котором сидел с тех пор, как мама попросила его присмотреть за младшим. С тихим шорохом на землю падает десяток ярких фантиков. Почувствовав мимолетный укол стыда, Майкрофт собирает упавшее и засовывает в карман. Шерлок будто бы не замечает его неловкости, прекрасно понимая, что сейчас не тот момент, чтобы дразнить старшего. Маленький манипулятор. Майкрофту приходится идти согнутым, когда Шерлок ведет его за руку. То, что его брат называет лесом, на деле является рощицей, которую можно обойти полностью за пятнадцать минут. Но с тех пор, как они переехали в этот дом, Шерлок почти каждый день упорно водит сюда брата. Впрочем, переезд – слишком громко сказано. Вот уже который год родители снимают на лето какой-нибудь коттедж, справедливо считая, что детям нужен свежий воздух и спокойствие отдаленных от людей мест. Однако, Майкрофт не видел смысла лишний раз выходить из дома, так что долгое время ландшафты пасторальной Англии оставались неоцененными. Пока не появился Шерлок. Солнце, клонящееся к закату, проходя через деревья, образует причудливый узор света и тени, паутинки, изредка пролетающие в воздухе, сияют железной окалиной, в воздухе витает едковато-пряный запах смолы. Вдыхая его, Майкрофт почти перестает жалеть о том, что брат привел его сюда. Он стелет свою куртку и присаживается, прислоняясь к дереву, намереваясь почитать, пока его брат возится в опавшей хвое и прочем лесном мусоре, находя в этом какой-то непонятный Майкрофту интерес. Мысленно вздохнув, он приступает к чтению. Пятая тетралогия «диалогов» не очень занимала его, но, как сказал отец, это «культурный минимум». Поэтому он уже не первый час продолжал вчитываться в текст. Если быть честным, он находил философию весьма бесполезной. Она ставила вопросы, ответы на которые даже сам автор, очевидно, не мог найти. Но должно же быть что-то в тексте, который люди читают уже не одно тысячелетие? Или это лишь ловушка, умело сотканная из многоуровневых софизмов? Так или иначе, Майкрофт не любил бросать начатое. Шерлок, тем временем, обложился обрывками коры, листьями, палочками и прочим мусором, бубнил себе под нос и, судя по всему, мастерил что-то. Серьезность на его пухлом лице смотрелась комично, но вместе с тем вызывала у Майкрофта где-то под ребрами щекочущее чувство, в котором он не признается даже себе. Он всё-таки увлекся чтением и очнулся лишь тогда, когда солнце село настолько низко, что света стало не хватать. Он уже открыл рот, чтобы сказать Шерлоку, что пора идти в дом, но, подняв взгляд, замер. Шерлок исчез. В голове вихрем пронеслись все возможные варианты, куда он мог деться. Стараясь не обращать внимание на удушливую волну паники, Майкрофт пытается думать. По всему получалось, что далеко брат уйти не мог – с момента, как он окончательно погрузился в книгу и перестал обращать внимание на окружающее, прошло не более двадцати минут, вокруг рощи лишь поле с травой высотой около семидесяти сантиметров, а значит, Шерлока будет видно, если только он не ползает или сидит… Об затылок ударяется что-то жесткое, но легкое. Майкрофт оборачивается, ладони, которые он и сам не заметил, как сжал в кулаки, расслабляются. - Я попал прямо в сонливую артерию! Улыбка Шерлока сияет ярче белого фосфора. В руках он сжимает что-то вроде самодельного лука, где роль тетивы выполняет какая-то замусоленная резинка, а стрела, сделанная из палочки и частей шишки, лежит у Майкрофта под ногами. - Теперь ты не сможешь диктовать, что писать на моем гробу. Майкрофт молчит. Улыбка постепенно выцветает на лице Шерлока. Молчание затягивается. - Я убил тебя, – решает уточнить непонятливому брату Шерлок. Помедлив секунду, Майкрофт отвечает: - Я понял. Всю дорогу до дома Шерлок молчит, прижимая к груди свой самодельный лук и пару стрел к нему. Очень неплохо сработано для двухлетнего, надо признать. Говорить об этом Шерлоку он, конечно, не собирается. Когда они уже у самого дома, Шерлок вдруг кидается к нему и порывисто обнимает. Майкрофт застывает, не зная, как на это реагировать. Он кладет руки брату на плечи, и уже почти говорит, что больше не будет называть младшего Уильямом, если ему так уж не нравится, когда Шерлок отпускает его и резво бежит в дом. Майкрофт ловит себя на том, что невольно улыбается – будто бы ему действительно понравилось это проявление братских чувств. Сжав губы, и зачем-то пригладив волосы, он тоже заходит в дом. Уже поздно вечером, готовясь ко сну, он обнаруживает, что из кармана брюк пропал его спирограф.