***
Все остальное время до Гран-при Юри не уходил с катка, оттачивая свои навыки и изучая новое. Он пахал как проклятый, все его тело было покрыто синяками и ссадинами, ноги стерлись в кровь – ранки и мозоли с них вообще не сходили. Он был изнурен и голоден, спина и ноги ужасно болели, но он, черт возьми, заберет это золото. Юри и душу бы продал за гроши ради победы, но это уже давно сделано, и покоится она на полочке с трофеями Виктора с их первой встречи. Так что ему остается лишь стать самим Дьяволом.***
День Гран-при настал чертовски быстро для Кацуки и, возможно, он немного страшился выступать, но то, что он из себя слепил за эти месяцы, то, кем он стал внушало больше уверенности, чем те же поддерживающие слова Виктора несколько лет назад и «собачье» угощение в виде объятий. Юри стал сильным – и морально и физически, он стал еще выносливее, еще грациознее, еще-еще-еще.. И он не даст больше такому, как Виктор заманивать себя сладкой, словно патока, ложью. Японец плавно сошел на лед, скользя к центру катка, и застыл каменным изваянием, вслушиваясь в начинающую набирать обороты мелодию. Тема его программы – Ненависть. Полная противоположность предыдущей, зато муза всегда одна. Юри начинает передвигаться по льду, отталкиваясь довольно резко и размашисто; руки словно живут своей жизнью, и из-за полностью скрывающей их черной ткани костюма кажется, будто это пугающие тени голых ветвей деревьев за окном; лицо – неподвижная маска, без чувств и эмоций. Вся его программа будто языческий танец, преподношение и жертва чему-то высшему и практически недосягаемому, но такая обыденная для него. Сначала он жертвовал всего себя Виктору, теперь же вскармливает и лелеет лед. В Юри теперь поселилось что-то животное, но заманивающее своей опасностью и дикостью других людей. От него невозможно оторвать взгляд, а сердце так и бухает где-то в висках от адреналина; здравый смысл кричит вдалеке сознания о возможной беде, но никто не слышит. Как и Виктор. Он завороженно наблюдает за Кацуки и чуть ли не скулит от осознания, в кого превратил того мягкосердечного и милого паренька из Хасецу. Мелодия резко прекращает играть, а Юри тряпичной куклой падает на колени, не обращая внимания на резкую боль от синяков, а рука, пальцы которой сложены на манер пистолета, утыкается куда-то под подбородок. Японец смотрит прямо на Виктора, и тот задыхается, ловя его взгляд, в котором читается лишь чистое безумие. Кацуки ухмыляется и одними губами произносит «бум».